Глава 23. Любимый сын
За два месяца жизни с приёмными родителями Петя так и не понял, зачем они его взяли. Они почти с ним не разговаривали. Скорее, уточняли, всем ли он доволен, не холодно ли ему, не жарко, не скучно ли. Они как будто избегали оставаться с ним наедине, а иногда смотрели так, будто ненавидели за то, что он просто ходит и дышит. И его уже тошнило от бесконечных поездок и походов по всем развлекательным и образовательным центрам.
Даже инспектор из социальной службы посоветовала его новым опекунам сбавить обороты.
– Я понимаю, что вы хотите побыстрей наладить контакт и заручиться его полным доверием, – улыбнулась приятная сотрудница органов опеки. – Но для этого необязательно превращать каждый его день в фестиваль веселья. Позавчера вы были в дельфинарии, вчера в зоопарке, на прошлой неделе в планетарии и музее палеонтологии, а неделю назад он полдня прыгал и скакал на аттракционах. Попробуйте совместную полезную деятельность. Смастерите что-нибудь вместе, прогуляйтесь по парку.
Мама Кристина и папа Стас кивнули, после чего отвели Петю на детскую площадку и оставили с соседскими детьми. Забрали потного, раскрасневшегося и еле передвигающего ноги. Ни разу приёмного сына не попросили сесть за учебники, пока он сам в конце концов не вспомнил о долгах по домашним заданиям и не включил личную образовательную систему.
Позавчера Петя наткнулся в инфосети на описание древних культов каннибалов в Африке и со стойкостью приговорённого к расстрелу солдата изучал их традиции. Но его новые мама и папа вроде не откармливали его как на убой высококалорийной пищей и не точили широкие ножи по ночам. Но менее страшными родители от этого не становились.
Нет, внешне всё было в порядке. У него появилась своя комната и новые – с бирками – игрушки и одежда. Ему без вопросов поставили в комнату беговую дорожку и боксёрскую грушу по первой просьбе. Однажды утром он сказал, что в комнате по ночам светло, и к вечеру того же дня приёмный отец заменил шторы на плотные жалюзи. Иногда Петю подмывало попросить крокодила. Эти люди, наверно, сухо бы уточнили: каймана или аллигатора? А затем принесли бы в комнату надувной бассейн и небольшую рептилию.
Ему разрешали почти всё, запрещали только входить на чердак. Туда вела скрипучая старая лестница, стоило наступить на неё, и каждым звуком она как будто предупреждала о неприятностях.
Скрип. Эта ступень сообщает, что вы на верном пути к преисподней.
Скрип. Вторая ступень интересуется, не хотите ли вы повернуть назад?
Скрип. Третья ступень издевательски информирует, что наверху много таких любопытных мальцов – высушенных и приколотых под стеклом, как бабочки.
Скрип. Четвёртая ступень соболезнует по поводу вашей скорой смерти.
Скрип. Пятая ступень спрашивает, не хочешь ли ты, неугомонный Петя, вернуться в детдом?
– Петя. – Приёмная мать говорила тихо и спокойно.
Мальчик пошёл обратно спиной вперёд. Он так и не понял, откуда вышла женщина и как она подкралась к лестнице так незаметно. Петя вздохнул и повернулся к ней лицом.
Кристина Морозова чуть-чуть поджала губы. По шкале неприятностей это означало скорый шторм. Она никогда не повышала голос и не сердилась. Просто один раз так посмотрела на него, когда он нашёл за диваном чью-то игрушечную машинку и пришёл спросить, чья же она была, но так и не выяснил.
Может, она дроид? Правительство упустило парочку, и так «повезло» только мне – оказаться в одном доме с человекоподобными роботами-убийцами?
Кристина взяла приёмного сына за руку и повела на кухню. Без вопросов и упрёков. Петя отдал бы что угодно за любую эмоцию на её лице. Втайне он, конечно, надеялся на улыбку, хотел увидеть немного радости от его присутствия в доме.
На столе Петю ждал идеально сбалансированный ужин. Мясо, овощи, гарнир, кусочек хлеба. Компот и небольшое пирожное. Как будто приёмные родители перед готовкой сверялись с медицинскими рекомендациями по здоровому питанию для молодого, растущего организма. Наверно, так оно и было.
Петя послушно сел за стол. Еда была пресной – ни сладко, ни солоно. Но в душе он знал, что, если бы мясо подгорело с одного бока, а десерт пересыпали сахарной пудрой, было бы куда вкуснее. Вот только нужного ингредиента для лучших семейных вечеров в этом доме не водилось: любовью и беззаботным весельем в этих стенах и не пахло.
Мальчик ни разу не видел, чтобы приёмные родители обнимали друг друга. Или целовались. Или держались за руки. Они существовали как бы параллельно, говорили по очереди и редко когда находились в одном помещении вдвоём.
Один из них всегда был наверху.
Скрип. Кто-то спускается из ада.
Скрип. В этом доме всё с ног на голову.
Скрип. Ад – там, на чердаке, наверху.
Скрип. Никогда бы не подумал, что буду так любить школу.
Скрип. Скорей бы утро.
Кристина села напротив и смотрела, как приёмный сын ест.
– А я сегодня подружился с девочкой Лизой. И Настей. – Петя занервничал и начал болтать без умолку: – Лиза рыжая, а у Насти кривая чёлка – она её сама выстригла. И мы играли в прятки.
– Долго играли? – Кристина наклонилась вперёд, как стервятник. – Бегали, прыгали?
– Немного, – закивал Петя и потянулся за компотом. – Потом пришла учительница и сказала, чтобы мы сидели тихо.
– Не слушай её. – У Кристины заблестели глаза. – Носись, играй, резвись. Тебе нужно больше двигаться и общаться с другими детьми. Понял меня?
Петя ещё раз кивнул и вдруг обмяк, ещё чуть-чуть – и упал бы на пол, но его вовремя подхватил муж Кристины, Станислав.
Стас, который к сорока годам благодаря любимой жене стал соучастником преступления, взял мальчика на руки и поднял. Вопросительно посмотрел на супругу.
– Давай его наверх. – Кристина наконец оживилась.
– В школе всё нормально? – Стас нервничал.
Кристина только фыркнула. Она достаточно долго работала медсестрой, чтобы знать, как скрыть от экспертизы следы лёгкого снотворного. Уж от квартальных осмотров и криворуких медицинских работников, которые в больнице ни дня не были, – уж точно.
Петю отнесли на чердак. Зря он туда рвался: он там бывал каждую ночь. Только ничего, почти ничего не помнил.
Следующим утром Алекс отвёз сына в школу и занял стратегически удобную позицию в холле. Он спрятался за колонной и видел всех, кто входил. А его никто не мог разглядеть и найти. Особенно социальные работники и директор школы. Эта ревностная служительница сферы народного образования накатала за час уже пять жалоб на него. Кто бы знал, что в школах трудятся небожители, которым проверки и распоряжения МИТа не указ.
Лесной и Синий тоже были не в восторге от запроса Холодова на школьные файлы Морозовых. Но Алекс всё равно оформил заявку и подключился к местному серверу. Эти данные он сейчас и изучал – в очках. Левым глазом приглядывал за входом, правым – считывал таблицы и фотографии.
Так, мать – та самая нервная блондинка из столовой. Кристина Георгиевна Морозова. Сорок лет, кристально чистая биография, благодарности за службу в госпитале для военных. Информация о навыках и квалификации скрыта, но просто так женщине бы ни одной награды в личном деле не прописали. Два месяца назад уволилась в связи с переходом на полную опекунскую занятость. А раньше сын посещал «продлёнку», есть такой анахронизм для редких в нынешнее время родителей-трудоголиков.
Отец – Станислав Брониславович Морозов. Сорок лет. Одноклассники они, что ли? Слесарь-техник аэрокаров в городской службе такси. Не замечен, не привлекался, поощрялся. Полгода как в отпуске «по семейным обстоятельствам».
Сын. Девять лет. Никита Станиславович Морозов.
Стоп.
Вчерашнего мальчонку звали Петя. Алекса аж тряхнуло. Он разворошил досье Морозовых и «распечатал» на весь экран фото их отпрыска. На снимке улыбался блондинистый вихрастый мальчишка с чертятами в голубых глазах. Очаровательный разбойник и непоседа. Но совсем не тот, который вчера куксился в столовой и искал защиты у матери. Приёмной матери.
Алекс снял очки, поднёс запястье с коммутатором к губам.
– Сообщение. Кристиану. Ордер на обыск в доме Морозовых. Сегодня. Срочно. Буду там через час. – Алекс никогда не сомневался в своей интуиции. Он не игнорировал очевидное, в отличие от коллег. Но сейчас несколько раз грустно цокнул языком: хотел бы он ошибиться.
Алекс сделал шаг из-за колонны, как раз чтобы увидеть, как к Пете Морозову подбегают две его сверстницы – рыжая конопатая девчушка с подругой. Девочки взяли мальчика за руки и потянули за собой, но он встал как вкопанный.
– Я вас не знаю, отпустите меня! – Петя забился в истерике. – Уйдите, оставьте меня в покое.
Девочки переглянулись, пожали плечами и убежали.
А зарёванного Петю за руку уверенно и крепко взяла Кристина. Спина у неё была прямая, одежда закрытая, как футляр, лицо бесстрастное. «Она на прошлогодних фото в документах веселее, чем сейчас», – подумал Холодов.
Морозова заметила Алекса, кивнула, но твёрдо прошла мимо, пацан еле успевал бежать за ней.
– Подождите! – крикнул Холодов. – Мне надо с вами поговорить.
– Извините, сыну надо к медсестре. Он так нервничает из-за этих сборов. – Кристина даже не повернулась в сторону Алекса.
Оперативник МИТа направился было к выходу, чтобы лететь к дому Морозовых. Но тут ему на коммутатор прилетела сразу пачка писем и уведомлений.
Напоминание о рутине в министерстве, которую он игнорирует из-за расследования смерти Арины. Несколько сообщений от Счастливой. Просьба перезвонить от Синего. Копии уже семи жалоб от директора школы. Отказ в ордере на обыск у Морозовых. И короткий вопрос – голосом начальника: «Не обалдел ли ты, Алекс, вваливаться к людям в дом безо всяких на то оснований?»
Холодов вздохнул и поплёлся за Морозовыми. Теперь ему надо как-то похитить ребёнка, раздеть – в школе! – и найти доказательства медицинского вмешательства.
Но Алекс только и успел, что через час подкараулить мальчишку в мужском туалете и загрузить ему свои данные для быстрого звонка по коммутатору.
– Если тебе покажется, что мир не такой, каким был вчера, звони. – Алекс пытался быть дружелюбным, но напугал мальца изрядно.
Особенно когда потянулся к его голове, проверить, есть ли шрамы или замаскированные входы для разъёмов «Эшки». Мальчик резво отпрыгнул, но не закричал.
– Меня усыновили, – буркнул Петя. – У меня весь мир неправильный.