— Батюшка лежал в рыльской районной больнице, — продолжает свой рассказ матушка Нонна, — там меня и принял. Решалось, уходить ли мне в монастырь. Для отца Ипполита вопроса не было, ответ на него искала только я. Надо было увольняться с работы, несколько месяцев я там не появлялась, с тех пор, как уехала снимать «Портрет на фоне гор». А работала режиссером республиканского телевидения. Решила определиться раз и навсегда.

Первое, что меня тогда поразило, — это внешний вид батюшки. Он был очень болен, лицо землистого цвета, видно было, что болят и легкие, и сердце. Он сидел на кровати, на коленях перекинуто одеяло, на ногах бирюзовые вязаные носки наизнанку, как сейчас вижу: две нитки — окончания вязки. Абсолютно детский вид. Мы разговорились.

— Батюшка, скажите, что делать, что скажете, то и сделаю.

Он слегка отвернулся в сторону и, не глядя на меня, сказал:

— Монашеская у тебя дорога.

— Батюшка, я как бы и не против, но вот мама у меня болеет… Надо маму досматривать.

А у самой все сжалось внутри. Он еще немного отвернулся и посмотрел в сторону:

— Ну, у тебя ж там кто-то есть.

— Да, сестры.

— Вот они и досмотрят.

— Да как же, батюшка, они обе замужем, у них свои семьи, и живут неблизко.

— Ничего, у меня вот все братья на фронте погибли, и я должен был досматривать родителей, но их досматривали мои сестры. А я ушел, как сейчас помню, первого августа пятьдесят седьмого года.

— Я знаю, что против воли Божией идти нельзя. Но как же быть? Если я своему отцу скажу, что сейчас в монастырь уйду, у него инфаркт случится.

— Зачем инфаркт, нам инфаркт не нужен, — улыбнулся отец Ипполит.

И правда, отец потом, несмотря на больное сердце, достойно и выдержанно отнесся к решению, которое я тогда приняла… На каждый свой шаг я просила старческое благословение.

— А мне папе сейчас обо всем объявить или позже?

— Ну, ты же там, в Москве, где-то учишься? Вот и учись.

Поняла его так: пока не стоит объявлять свое решение в семье, не время.

— Я сам, когда из дома ушел, тоже сказал, что учиться поехал, — пояснил отец Ипполит.

— А потом?

— А потом люди рассказали.

И у меня была та же история. Люди моим родным рассказали, уже когда я приехала в Алагир.

Случилось как-то со мной искушение. Я продолжала учиться в Москве в аспирантуре, быстренько сдала экзамены и решила тут же поехать в Рыльск. Вдруг мне звонят из Владикавказа и говорят: «Тебе целевое место предоставили во ВГИК». Моя мечта. Направление от республики, бесплатное жилье, стипендия — ну, в общем, красота. Надо только вернуться в Осетию и оформить необходимые документы. Во мне борьба страшная началась. Что делать? Моя духовная сестра монахиня Иллария предложила вместе съездить к Иверской иконе, что в Сокольниках. А там — как Матерь Божия управит. Мы, как бы случайно, попали прямо к началу молебна. Помолились и разъехались. Она — в свой институт, я — в свой. Поделилась смятенными чувствами со своим научным руководителем, духовным чадом отца Иоанна (Крестьянкина), она и говорит: «А зачем тебе ВГИК? Ты уже состоявшийся режиссер, тебе надо просто работать». После молебна я эти слова восприняла как волю Божию.

Мне так стало легко… Бегом за билетом в Рыльск! И уехала. Все лето провела на послушании, а про ВГИК и думать забыла.

Когда уже получила благословение на монашество, батюшка меня долго домой не отпускал:

— Будь здесь. Здесь твой дом. Ты уже приехала.

Но я очень хотела домой. Перед отъездом он спросил:

— Ну, ты решилась?

— Вы о монашестве спрашиваете? Да.

— Ну, вот тебе мое благословение.

И подарил икону Воскресения Христова.

Я почему-то думала, что монашество приму нескоро. Борьба продолжалась.

Поздней осенью мне во Владикавказ из Рыльска позвонил Иоаким:

— Батюшка сказал, чтобы ты срочно приехала.

— Что случилось?

— Не знаю. Он спрашивает: «А что там Наташенька? Где она?.. Пусть как можно скорее приедет».

— Хорошо. Постараюсь.

А у самой тревога на сердце. Отец мой чуть не умер на моих руках от сердечного приступа — давление зашкалило. Дала таблетки, сделала укол, уложила в кровать. «Скорую» вызвала, в ответ: «Скоро не ждите…» Когда я поняла, что это все, на что способен человек ради близкого, что все мои возможности спасти отца исчерпаны абсолютно, я бросилась к иконам: «Матерь Божия! Не дай моему отцу умереть, умоляю Тебя! Только не это! Я все сделаю…» Вообще-то, я не мистик, но — в самом деле! — Феодоровская Божия Матерь мне улыбнулась с иконы. И я поняла, что теперь все будет хорошо, только теперь, после слезной молитвы. Неотложка приехала через пять минут, а не через сорок, как добродушно пообещали на станции. Сестра выбежала из дома в отчаянии и нашла эту «скорую» у другого подъезда, врачом оказалась ее лучшая подруга. Давление у отца вдруг снизилось на порядок…

Так я начинала учиться молиться. У верующего скорбь должна быть великая, чтобы всем сердцем возопить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Иисусовой молитве можно научиться только в смирении и скорбях. Сидя в келье, от всего отстранившись, еще ничего не пережив, не перестрадав и не потеряв, — ничему не научишься. В келье может быть скорбь сердечная и мир небесный, но лишь у великого подвижника, прошедшего горнило послушания. Батюшка нес в своем сердце эту скорбь за мир и за всех нас.

На фотографию его смотрю и думаю: «Батюшка, батюшка, еще бы один раз к вашей руке приложиться!» И вот он во сне вышел мне навстречу, нарядный, в рясе — он только на Пасху так одевался, — вокруг люди, много людей, а я кричу ему: «Батюшка, вы приехали!» — «Я пришел с тобой попрощаться». Поклонилась ему до земли… «Как, батюшка, попрощаться?» — «Да, попрощаться, и подарок я тебе привез». Подарил мне старинную скрипку в футляре. Но ведь я не играю на скрипке и до сих пор не знаю, что бы это значило. Тогда мы уже жили в Алагире, в скиту.

А батюшка лежал в коме. Через несколько дней он ушел в вечность. Были и скорбь, и боль, и одновременно чувство радости: я сделала то, что он хотел — ушла в монастырь и стала монахиней.

Был со мной в Рыльске интересный случай. Вроде ничего особенного, но за ним мне приоткрылась вечность. Одно время мы ничего не могли купить, потому что, как это часто бывало, ехали к батюшке на три дня, а задержались на месяц. Деньги закончились. И вот прихожу с послушания в тот самый пятый домик, а на столе стоит тарелка. На ней два куска селедки: один большой, другой маленький. Раньше не любила селедку, запаха ее не переносила, а тут смотрю на нее — как будто бы передо мной сыр рокфор: «Как же я хочу рыбы!» Взяла маленький кусочек с тарелки и съела. Все же хотелось быть хорошей, поэтому кусок побольше оставила другим. Засыпаю и снится мне: «Приеду домой, пойду на базар, накуплю селедки…»

Утром собираюсь на послушание, встречаюсь с Иоакимом, он зовет меня на чай. А на столе лежит… большая красная рыба. Иоаким мне говорит: «Давай-давай, садись, ешь. Я сегодня зашел к батюшке, а он мне сказал, чтобы я взял эту рыбу и не забыл Наташеньку накормить». А я подумала: «Какой ужас! Если батюшка знает все о том, как, с какими мыслями и чувствами, желаниями я съела кусок селедки, то есть ли во всем мире хоть что-нибудь, что скрыто от него?..»

Отец Ипполит мне подарил одиннадцать иконок преподобномученицы Елизаветы Феодоровны. Тогда я о Великой княгине Елизавете Феодоровне Романовой мало что знала и думала: «Что это значит? И почему только мне?» Больше он, кажется, никому тогда этот образ не дарил. А потом прочитала, что Великая княгиня заботилась об обездоленных детях. По воле Божией и наш Богоявленский женский монастырь взял на себя попечение о тех, кто пострадал в терактах и военных действиях новейшего времени, кого первым делом нужно отогреть, утешить, научить молиться. О детях Осетии.

Детский реабилитационный центр был построен совместно с Германской епархией РПЦЗ и Немецким Фондом помощи детям. Сподобились мы не раз принимать в обители архиепископа Берлинско-Германского и Великобританского Марка (Арндта), который лично знал архимандрита Ипполита, общался с ним на Святой горе Афон и был с ним дружен. Перед открытием реабилитационного центра владыка Марк и передал в дар монастырю ковчег с мощами преподобномучениц Великой княгини Елизаветы Феодоровны и ее сподвижницы инокини Варвары. Мощи хранятся в нашем храме, который освящен в их честь. Так промыслительно соединились в одну цепь молитвы святых, события, судьбы.

Часто смотрю на фотографию батюшки и мысленно обращаюсь к нему. В который раз так тяжело мне стало, и я спросила:

— Батюшка, как мне дальше жить? Вот ты меня оставил, ушел, а мне что делать? У кого учиться? На кого смотреть?

А в ответ — такого раньше со мной никогда не было — ясный-ясный голос:

— Все время смотри на Матерь Божию.

То есть каждый раз думай, как бы Она Себя повела, как бы Она поступила. Ни в коем случае не сравнивай себя с Ней, а бери в пример совершенство, тянись к нему.

Батюшка сверху все видит, и я всегда чувствую сердцем, доволен он мной или нет…