София
Городу — пять тысяч лет, если отсчитывать его возраст со времен первого поселения. До болгар здесь обитали фракийцы, называвшие город Сердикой. Равноапостольный император Константин Великий говорил о ней: «Сердика — мой Рим!» Он даже собирался перенести сюда столицу Римской империи. Но София так и осталась навсегда несостоявшимся Константинополем. Вступление Болгарии в Европейское Сообщество как-то слабо на ней отразилось. На улицах мало урн и много мусора. На витрине магазина можно увидеть объявление: «Не приду, заболел», а иногда лавочки заперты без пояснений. Та же ситуация с кафе и ресторанчиками. Можно ко времени их открытия обнаружить, что никто не позаботился с ночи убрать посуду со столиков. Заранее планировать в Болгарии, где удастся позавтракать, практически невозможно.
Все это с лихвой искупается добродушием болгар. Владимир Григорян вспоминал, как они смеялись с таксистом из-за того, что Владимир не понял его слов о том, что в городе наступил «полный пролет». Оказалось, что так здесь называется весна. «Лето», «осень», «зима» звучат похоже, а «весна» отличается. Когда обнаружилось, что у шофера нет мелких монет, чтобы отсчитать сдачу с лева, он не захотел брать лишнего, округлив и без того небольшую плату в пользу Владимира. В другой раз, в трамвае, Григорян спросил у пожилого мужчины: «Сколько стоит билет?» Болгарин в ответ достал билетик из своего портмоне и, протянув его, наотрез отказавшись от денег. Так здесь относятся к русским, а может быть, вообще к людям. Поездки в софийском трамвае оставляют по себе много впечатлений. Запомнилась старушка в цветном пушистом манто, явно дешевеньком, но с неким намеком на благородное происхождение его обладательницы. Дама стояла посреди обшарпанного салона и читала журнал, который назывался, кажется, «Рыболов». Это было еще и потому забавно, что рек в Софии нет, лишь в одном месте струится какой-то ручей, заключенный в бетонный сток. Зато мост через него охраняют могучие каменные львы.
Сначала София производит впечатление очень провинциального города, но постепенно в нее влюбляешься. В центре много уличных музыкантов. Это может быть и старик с аккордеоном, напевающий что-то партизанское, и юноша с шотландской волынкой. Повсюду библиотеки и книжные магазины, словно в России нашей юности. У торговцев можно купить за гроши огромные букеты роз, вот только дарить их нам было некому. Спустившись в один из подземных переходов, мы обнаружили, что идем по древней мостовой, среди старинных стен, сложенных в ту эпоху, когда город принадлежал Римской империи. На одной из площадок увидели две большие каменные амфоры с инвентарными номерами, видно, позаимствованные из музея. Самые впечатляющие здания в городе — это храмы и президентский дворец, перед которым стоят гвардейцы в шапках-ушанках, украшенных высокими султанами.
Первой церковью в Софии, куда мы зашли, стал храм во имя Великомученицы Недели. Напротив главных врат — множество фотографий умерших; поразило, что здесь, как и в России, люди уходят из жизни, не дожидаясь старости. В основном мужчины сорока-пятидесяти лет, на нескольких снимках — дети.
В отличие от русских церквей, в Святой Неделе стоят ряды кресел, но не так, как в западных храмах, похожих на кинотеатры, а занимая лишь некоторую часть пространства. У нас хочешь или не хочешь — стой, а в какой-нибудь кирхе или костеле хочешь не хочешь — сиди. Здесь, на Балканах, во всем стараются найти срединный путь, каждому предложить ношу по силам. Когда мы вошли, в храме шло, несмотря на то, что время было к ночи, венчание. На улице молодоженов встречали музыканты в поношенных костюмах, с аккордеоном, бубном и какой-то дудкой в руках. Проводив свадьбу, мы подошли к священнику, с просьбой отслужить панихиду по архимандриту Авелю (Македонову). Исполнился сороковой день со дня смерти старца, благословившего нас в дорогу…
Самый большой храм не только в Болгарии, но и на Балканах, — это собор благоверного Великого князя Александра Невского, стоящий неподалеку от Святой Недели. Внутри он очень похож на Троицкий храм Александро-Невской Лавры Санкт-Петербурга. Такой же пустынный, правда, целое благочиние откуда-нибудь из-под Архангельска способно затеряться здесь, как горсть песка, брошенная в море. Гораздо более людное место — сквер перед собором, там находится Блошиный рынок. На столиках — тысячи любопытных вещиц: колокольчики, подзорные трубы, шали с национальным орнаментом, вещи, оставшиеся после германской армии: фляжки, кинжалы, давно остановившиеся карманные часы со свастикой. Далее, какие-то стеклянные сосуды непонятного назначения, словно вышедшие из мастерской алхимика, довоенные пишущие машинки с «русскими» буквами на клавишах, дешевые деревянные флакончики с духами из роз. По всему скверу расставлены в память о войне странные скульптуры а ля Церетели, лишь одна, стоящая поодаль и сделанная рукой мастера, по-настоящему впечатлила. Она изображает не то согбенного монаха, с ног до головы покрытого черной мантией, не то смерть, внутри которой скорчился в адском страдании человек…
