«А монастырь наш будет Лаврой», — предсказывал отец Ипполит, приглашая гостей на руины.

Разорение цветущего монастыря началось сразу после Гражданской войны. Монастырскую стену красноармейцы использовали для стрельбищ. А в годы Второй мировой близ монастыря Святителя Николая прогремели бои на Курской дуге. Но на территорию будущей Лавры не упала ни одна бомба. Как будто сам Святитель Николай воздвиг вокруг обители невещественную преграду для того, чтобы потом наступило «время собирать камни».

Участники и очевидцы событий рассказывали, перебивая друг друга, о том, как гитлеровцы заняли монастырь и закатили пушки прямо в алтарь, стреляли из оконных проемов по позициям советских войск. Русский командир приказал солдату: «Огонь!» Солдатик дрогнул: «Не могу… стрелять в храм!» Командир настаивал. Перекрестясь, солдат дал залп. Мимо. Командир навел сам — промахнулся. Снаряды в храм не попадали. А до войны в монастыре находился склад боеприпасов. Был отдан приказ немедленно отступать, склад взорвать. Но неизвестный командир, на свой страх и риск, распорядился вынести снаряды на руках, взорвать их за монастырем. Чудом успели. Если бы взорвали склад в монастыре, ни один храм не уцелел бы.

Историки утверждают, что самый первый рыльский храм был освящен во имя преподобного Иоанна Рыльского, отца болгарского монашества. Спасение города и обители от разграбления монголо-тюркской ордой Батыя предание объясняет чудесной помощью Святого Иоанна. Во время тюркской осады горожане с великой верой призвали на помощь своего Небесного покровителя. Господь внял их молитвам, и они увидели святого в небе над городской стеной. Преподобный Иоанн лишь взмахнул платком. Воины Батыя тут же ослепли и — сняли осаду. Факт исключительный, монголо-тюрки испепеляли русские города. Вторжения татар, литовцев, ляхов… Монастырю все время приходилось отражать нашествия. Сражаться. До наших дней дошли сведения о целом арсенале оружия, которым обладала обитель. На ее башнях и стенах помещалось тридцать пищалей разных калибров.

Обитель Николая Чудотворца пострадала, в основном, в «мирные годы» от вандализма или бестолковости советских людей. Только в июле девяносто первого ее развалины отдали Церкви.

В конце октября того года взору архимандрита Ипполита предстала удручающая картина. Монастырский двор порос бурьяном высотой в человеческий рост. Повсюду возвышались груды мусора, битого кирпича, бутылок и прочих отбросов «цивилизации», которые десятилетиями не вывозили, а, наоборот, свозили со всех окрестностей в монастырь еще с пятидесятых годов. Въездные ворота, восточная и южная стены полностью разрушены. В глубоких трещинах стены храмов, покосившиеся кресты… Когда с одной из монастырских церквей сняли совсем проржавевший крест, он был похож на решето. Расстрелянный красноармейцами много раз, но не упавший, не обесславленный. Красный кирпич монастырских построек напоминал еще живую плоть, с которой содрали кожу. В одном из храмов размещался камнедробильный цех…

Казна пуста. Служить негде. От храмов остались стены, нет даже полов, не то что дверей или окон… Близится зима, его первая зима в Рыльском монастыре. По церкви гуляет холодный ветер, он давно привык быть хозяином над этими обезличенными куполами, играть разбитыми рамами, обрывками цепей, на которых когда-то светились паникадила. Он особенно злится на этого человека в монашеском облачении, ведь бесшабашные дни разгула ветров в монастырских храмах теперь сочтены, завывает где-то вверху… А архимандрит Ипполит служит Богу. Поначалу не в храме — в келье, на втором этаже здания, которое раньше было игуменским корпусом. Спит там же, на сене под дырявой крышей. В первый зимний месяц в окнах его кельи, как и в храме, нет стекол, рамы кое-как затянуты целлофаном.

На весь монастырь — только трое монахов. Да еще на первом этаже его игуменского корпуса живут соседи, несколько семей. Они здесь прописаны, на улице Мирной в Пригородной слободке. Каждый вечер включают магнитофон и по всему монастырю разносится попсовый шум. Супруги «за водочкой» подпевают «звезде», дружно, заливисто, очень нестройно, и тот же отчаянный ветер доносит их пьяный хор до окон настоятеля. Когда аппаратуру «врубают на всю катушку», монахи не слышат друг друга. Но старец смиряется, воспринимает «диско» как крест. Ему, вообще-то, предлагали «разобраться» по-мирски, однако никто не услышал из его уст ни слова порицания и недовольства. Так и соседствовали они до тех пор, пока семейным парам не предоставили, наконец, другое жилье.

Весть о том, что в Рыльске поселился «батюшка из Греции», быстро разлетелась по округе. Собственно, до Греции никому дела не было, но батюшку сразу полюбили и зауважали даже те, кто и в церковь ни разу не заходил. Говорили с отцом Ипполитом на сельские темы, не на духовные, конечно. Старец говорил: «Отец, никогда не приезжай в монастырь с пустыми руками, хоть две-три буханки хлеба, но привези с собой». В каждом его слове люди чувствовали неподдельную искренность и тепло. И понесли они с собою вместе с радостями и скорбями первые пожертвования: кто иконку, кто стул, кто гвозди и молоток. В хозяйстве все пригодится.

На Афоне отец Ипполит много лет исполнял монастырское послушание эконома и хозяйство вести умел. Вместе с тем он не привязывался к земному. «Без убытка не проживешь», — понимал старец и даже убыток обращал в доход иного рода, нематериального. Когда в одном из скитов сгорела кровля, батюшка сказал: «Конечно, жалко досок и железа, но, может, кто-нибудь еще пожертвует и тем спасется».

Не сразу, но отстроили трапезную, гаражи, погреба. Со временем восстановили игуменский и братский корпуса. Год за годом возводили разрушенную крепостную стену. А перво-наперво затеплили лампады в нижнем храме Никольской церкви. Это видели все, но немногие знали, что изначально, в череде будничных дел были явлены «знаки Небес».

В Рыльской обители сохранились три старых храма — Никольский, Троицкий и Крестовоздвиженский. Архитектурно, образно они напоминают корабли, плывущие в морской пучине. Старец Ипполит очень любил встречать восходы солнца над Рыльским монастырем, как встречал с молитвой первые лучи рассвета над Эгейским морем, когда на исходе бессонной ночи огненный шар утренней звезды рассеивал тьму над волнами и разлучал с ними Млечный путь. Теплые волны, горный берег, русский монастырь на побережье Македонии… Агион Орос — Святой Афон. Все было так, но только вместо зыбкой морской глади до горизонта открывались поймы речушек и заливные луга, волны холмов и крутой склон, на котором восстала из пепла для нового торжества православия обитель-крепость Николая Чудотворца… «Здесь Николай Угодник плавает на кораблях», — проговорил однажды старец Ипполит о том, что дано было видеть только ему…

— Я с детства была воспитана в атеистическом духе. О церковной жизни понятия не имела. Но когда октябрьским вечером услышала, что «сегодня в монастырь приехал афонский батюшка», мне почему-то очень захотелось его увидеть. На следующее утро я пришла на первую Божественную литургию, которую совершил в Рыльском монастыре отец Ипполит. Это была первая литургия в моей жизни… Богослужение окончилось, батюшка обернулся ко мне, и я вдруг увидела, как из угла комнаты вышел высокий худощавый человек в черном монашеском облачении, лет шестидесяти. Я обратилась к батюшке: «Смотрите, кто-то идет!» — «А ты рассказывай, как он выглядит, во что одет», — попросил отец Ипполит. Когда я попыталась описать незнакомого мне посетителя, батюшка Ипполит положил руки мне на плечи. Таинственный образ стал возвращаться назад и растворяться в углу, из которого вышел. Все это продолжалось около минуты. «Это Святой Иоанн Рыльский, — объяснил мне старец, — он тебя благословил ходить в наш монастырь».

Чудо рождения веры в душе совершилось в то утро!

— Мой муж сильно пил, — вспоминала Галина, — как многие в нашей глубинке. Характер у меня был лихой, и я его частенько поколачивала. Как-то раз говорю супругу: «Батюшка благословил тебе сходить со мной в храм». В ответ он рассвирепел и кинулся на меня с молотком: «Будешь в храм бегать — убью тебя, святоша!» Хотя раньше он никогда не бывал со мной агрессивным. Побежала в монастырь, жалуюсь старцу. Он погладил меня по руке: «Потерпи, придет время, бросит пить и в храм будет ходить». Прошло два года, собираюсь идти в монастырь. Вдруг мой Алексей спрашивает: «А почему ты меня не берешь с собою у церкву?» Вскоре мы повенчались — после тридцати лет совместной жизни. И пристрастие к алкоголю у Алексея прошло как бы само собой… Старец за него молился. Да и я, наверное, изменилась.

О неземных гостях — или хозяевах? — монастыря, таких, как в рассказе Галины Мазуровой, из житийной литературы известно много, а из современной жизни мало. Явления Неба на земле — область таинственного. А тайны Божьи приоткрываются нам лишь настолько, насколько это необходимо для покаяния и приобщения к вечному счастью.

Так начиналось не материальное — духовное строительство! Особенная благодать давалась возрождающемуся монастырю. Не прерывалось чтение Неусыпаемой Псалтири, с благоговением совершались Таинства. Люди откликнулись, пришли на помощь отовсюду! Божья благодать звала, старческая молитва притягивала.

— Миру здесь было столько, что и не выговоришь, — вспоминал отец Иоанникий, эконом монастыря во время настоятельства архимандрита Ипполита и первый, с июля 1991 года, насельник Рыльской обители. — Не Церковь просила помощи у властей — у Церкви просили и власти, и бизнесмены, и воинство… С отцом Ипполитом все стало под силу, все по плечу, работали «от зари до зари». И старец Ипполит трудился как простой послушник. Его и принимали за послушника, особенно высокопоставленные лица, которые с ним встречались впервые. Выцветший, застиранный подрясник, много пота впитавшая монашеская безрукавка… В сане архимандрита он не носил креста с украшениями, кроме как на праздничных богослужениях. И искренне считал себя самым грешным. Доил коров, корчевал пни, колол дрова, собирал в ведра камни, разбросанные по всему монастырю, и носил в натруженных руках эти ведра… Никогда не поощрял праздности среди монастырской братии: «Нужно хоть что-нибудь делать…»

Батюшка Ипполит говорил мне: «Отец Иоанникий, монастырское стадо большое. Прокормим коров?» — «Только благословите! И 300, и 400 голов прокормим, батюшка». И кормили! Три тысячи гектаров земли, полторы сотни голов крупного рогатого скота, а сколько коз, овец да лошадей, индейки, куры, утки… Знаете, легко справлялись, без надрыва. Яблони, вишни — это все он насадил. Склады, электричество, зерноток — все его. Работы не боялись, того, что «не сможем, не справимся», — не боялись! За батюшкины молитвы! За сорок километров в мороз и в пургу по делам монастырским ездили — и не было в душе ни страха, ни сомнения. Землю обрабатывали лучше, чем свою. Он всех на эту землю собирал и никогда из монастыря не гнал никого. Любовь духовная есть Крест, и батюшка терпел нас. Последнего пьяницу потчевал. Монастырь всю округу кормил. И другим монастырям, приходам помогал. Материальное с духовным рядом шло. Как не помочь нуждающемуся? А он шутил: «Подумают, Иоанникий, что у нас много золота, да повышвыривают нас с тобой отсюда за руки да за ноги… Знаешь, отец, придет время, купола позолотят, до блеска отполируют, а молиться тогда будет некому… Но нам здесь работы хватит до Второго Страшного Пришествия». Это было сказано всерьез.

В Рыльском монастыре внешней красивости и опрятности явно не доставало, да и стремления к ней не было из-за нехватки времени, которое отдавалось страждущим. К идее «цветочков» и «клумбочек» на фоне искалеченных церквей настоятель относился прохладно. Не любил законничество и черствость в церковной среде: «Фанатики многое портят, вера должна быть мягкой». Но его ревность о Господе от этого ничуть не умалялась. Монастырская жизнь под его духовным окормлением стремительно ускорялась в своем таинственном движении вокруг вечного Солнца Правды, Христа, Его заповедей о любви к Богу и ближнему.

Почему он не пошел по пути создания в Рыльске «образцового» монастыря? Быть может, старец не хотел «вливать вино новое в мехи ветхие». Быть может, ему выпал жребий явить миру что-то иное. Быть может, он выбрал путь, на котором он мог привлечь ко Христу как можно большее число людей. Знал, что многие свернут с пути спасения, но спустя годы все равно вернутся «на исходную позицию» другими людьми. Даже когда не было послушания, даже когда батюшка благословлял «на свою волю», он относился к своевольнику как к ребенку, все равно не оставлял. Его покидали, хотели о нем забыть и больше не вспоминать, но… По духу, по замыслу, по тому, как все друг друга воспринимали в Рыльском монастыре, это была община первых христиан, которые молились друг за друга, жертвовали ради ближнего собой! Старец сам говорил: «Отец, живи как две тысячи лет назад!»

«Бога не обманешь, — говорил подвижник. — Мы можем демонстрировать друг перед другом внешнюю молитвенность, благорасположенность и вроде бы богоугодные дела, но если нет молитвы внутренней, нет трезвения, нет борьбы за чистоту сердечную до пота, то это будет бутафория, театр, и никакой устав обитель не спасет».

Он принимал жизнь исключительно всерьез, без наигранного двоедушия, без внутренней слабины. По его молитвам в обители совершались евангельские чудеса.

— Жительница Кривого Рога передала через меня отцу Ипполиту сверток, не сказав, что в нем, чего она хочет от старца. Я отнесла сверток батюшке. Он развернул, я изумилась: кольца, серьги, браслеты — все золотые. Подумала, вот бы мне хоть одно колечко такое досталось. Только эта мысль у меня в голове промелькнула, он и говорит: «А зачем тебе? Ты и так красивая. У этой женщины сын пропал, мы будем за него молиться, а золото в храм отдадим». И что же? Вымолил парня, который чуть не погиб. Прошло немного времени, и та женщина прислала письмо с радостной вестью — ее сын нашелся!

— Парализованная паломница купалась в монастырском источнике Иоанна Рыльского. А перед этим отец Ипполит читал над ней молитвы. Стоя в источнике, она протянула руки, попросила поддержать ее, самостоятельно сделала несколько шагов, а потом пошла на своих ногах. Инвалидную коляску повезли следом…