В то время, когда во Франции мы начинаем точнее различать между собой понятия приличия и стыдливости, стыда и уважения, материального и нематериального покровов, мы сталкиваемся лицом к лицу с другими традициями, где по-прежнему сильна женская стыдливость, основанная на чувстве стыда и взгляде другого человека. Для Франции наиболее актуальны различия с мусульманской культурой, но в целом этот вопрос является более общим и касается в равной степени проблем совместного проживания с людьми, принадлежащими как к восточной культуре, так и к англо-саксонской. Для населения, исповедующего ислам, проблема сосредоточена вокруг ношения женщинами покрывала. Совсем недавно поднимался вопрос о ношении бурки — женской одежды, закрывающей все тело, за исключением глаз, кистей рук и ступней ног. Но в свете женской стыдливости эта проблема распространяется и на занятия спортом, естественными науками, даже на посещение концертов, бассейнов, консультаций гинекологов — всех мест, где мужчине позволено видеть ‘awrah (аврат) женщины: все запретные для постороннего взора части ее тела. «Устав мусульманской религии во Франции», врученный министру внутренних дел Мусульманским советом, действительно напоминает, что ислам «осуждает все, что может принизить личность, подтверждает ценность стыдливости, самообладания и уважения другого человека» (статья 13).

В мусульманских традициях стыдливость — это правило абсолютное и обязательное для всех (ваджиб). Оно определено для обоих полов (аврат для женщин отличается от аврата для мужчин), связано со взглядом другого человека и основано на чувстве стыда. Такая стыдливость представляет собой радикальное различие между чистым и порочным. В этом отношении она очень близка к стыдливости-стыду, которая существовала в культурах всего Средиземноморского бассейна и до недавнего времени была характерна для западной христианской традиции. Во многих отношениях наша собственная история может помочь нам понять историю других народов. Говорить о стыдливости в исламской культуре — уже оскорбительно: это подразумевает, что либо в традициях других культур нет никакой стыдливости, либо это чувство не является абсолютным, так как принимает разные формы в зависимости от религии. Ислам продолжает следовать существующей традиции, касающейся ношения покрова, и различные его разновидности интерпретируют и устанавливают предписания Корана несколько по-разному. Лучше было бы говорить не об «исламской одежде», а об «обычной одежде», которая в мусульманской культуре имеет более строгие формы, различные для разных стран (хиджаб, бурка, джибаб, кхимар, чадра, нигаб). Что касается соответствующих названий во французском языке, они не столь точны. Различие между «вуалью» и «куфией» (сюда можно добавить «фишю», «накидку», «мантилью») не меняет сути проблемы, которая связана не с одеждой как таковой, а с ценностью, которую ей придают.

Мы не будем углубляться в дискуссии, которые требуют хорошего знания арабского языка и мусульманских традиций. Я ограничусь лишь замечаниями по вопросам женской стыдливости, с которыми Франция сталкивается в настоящее время. Фактически перед людьми, исповедующими ислам, стоят такие же проблемы, как и перед христианами: определить зоны, которые надо закрывать (‘awrah); обстоятельства, требующие ношения покрова (принадлежность к определенной социальной группе, присутствие постороннего); установить, какие существуют исключения (во время траура, перед врачом, перед некоторыми близкими родственниками); найти обоснования ношения покрова в священных текстах (в частности, в Коране) и т. д. Как мы помним из предыдущих глав, подобные дискуссии велись и во Франции.

По всем вышеупомянутым вопросам в мусульманских странах в процессе исторического развития происходили довольно сильные изменения. В периоды культурного брожения (средневековые Андалусия и Северная Африка, Египет XIX–XX веков) наблюдалось послабление правил ношения покрывал. Как и в западных культурах, где правила приличия часто менялись, принятие новых норм всякий раз требовало значительного времени на адаптацию к ним. Как мне известно, смягчение ограничительных мер никогда не навязывалось духовной или политической властью: ослабление моральных норм не происходит сверху. Наоборот, любое приказание властей обнажить эротичную зону тела (например, в случае исполнения судебного наказания) всегда воспринималось как невыносимое унижение. То, чего мы сейчас требуем от женщин, воспитанных в иных традициях, — это небывалый случай в мировой истории, и такие требования могут лишь вызвать непримиримую реакцию.

Кроме того, животрепещущей проблемой для обеих религий является корректный перевод текстов Священного Писания. Если я и не обладаю компетенцией утверждать, что у одного текста есть преимущества перед другим, то, по крайней мере, я могу констатировать, что разные версии перевода Корана на французский язык противоречивы. Выбрав два наиболее явных отрывка по поводу ношения покрова (суры XXIV, стих 31 и XXXIII, стих 59), я обратился к восьми различным версиям их перевода на французский язык, среди которых некоторые печатаются без изменений с 1840 года. Выбор слов отнюдь не безобиден. В первом отрывке, согласно старым переводам (Казимирский, Песль), от женщин требуется закрывать грудь покрывалом; в более современных переводах женщинам предписано натягивать покрывало на грудь, что предполагает ношение его на голове. Напротив, во втором отрывке старые тексты говорят о покрывале, опущенном на лицо (Казимирский) или на лоб (Песль), тогда как более современные издания требуют от женщин натягивать или прижимать к себе свою вуаль или накидку, не уточняя, должна ли она покрывать голову. Многие мусульмане во Франции, а также журналисты и интеллигентные люди знакомятся с мусульманскими традициями именно благодаря переводам. Поэтому неточности могут в лучшем случае породить непонимание.

Нужно ли подчеркивать, что по поводу современных переводов Библии можно сделать такие же замечания? В обществе, где покрывало воспринимается как демонстративный знак религиозности, это слово могло просто-напросто быть вычеркнуто из Первого послания к Коринфянам апостола Павла. Женщина не должна больше молиться с покрытой головой, но она должна быть «причесана надлежащим образом», то есть согласно обычаям своего времени. Если что-то и покрывает ее голову, то это уложенные вокруг нее косы. Эта версия, возникшая недавно, конечно, надуманна. Она может только усилить впечатление, что покрывало — атрибут, характерный для исламской религии.

Однако подход, основанный на плюрализме культур, мог бы пойти по другому направлению. Коран действительно опирается на библейскую традицию, объясняя происхождение стыдливости, так как она ведет свое начало от искушения Адама, когда он отведал запретный плод. С тех пор одежда, скрывающая тело, стала обязательной, но речь идет лишь о крайнем средстве, истинная стыдливость предшествовала непослушанию. «О сыны Адама! Мы заставили вас носить одежду, которая скрывает вашу наготу и украшения. но одежда почтительного страха перед Богом лучше!» — говорится в суре VII, стих 26 Корана (перевод на французский язык Д. Масона). На этой основе мусульманская религия могла бы развить более гибкое отношение к блаженной наготе: не прикрываем ли мы свою наготу лишь потому, что одного «почтительного страха перед Богом» недостаточно, чтобы обеспечить стыдливость? Покров — это вовсе не сильная сторона, это признание слабости: в христианской культуре Отцам Церкви потребовалось пятнадцать веков, чтобы прийти к этой мысли.

Сравнение — не довод, и я не ставлю перед собой цель привести одну традицию к другой и тем более не позволяю себе предполагать, что какие-то культуры более прогрессивны, тогда как другие отстают в развитии. Но я убежден в том, что мировая история преподает нам урок терпимости, и необходимо понимать относительность возникающих напряжений, памятуя, что причина их заключается не в культуре и не в религии. Они проявляются у отдельных индивидов, и эти проблемы надо решать в каждом конкретном случае.

Проявлять любого рода агрессивность в этом вопросе — значит забыть об усилиях, предпринимаемых в течение уже почти двух веков и направленных на то, чтобы в основе стыдливости лежало не чувство стыда, а уважение. Какой бы справедливой и заслуживающей внимания ни была позиция феминизма, который видит в покрове, особенно полном, символ подчиненного положения женщины, эта позиция придерживается традиции стыдливости-стыда. И она сталкивается со справедливыми протестами тех, кто сделал свободный выбор в пользу покрова, в том числе во имя «нового феминизма», отказывающегося от эксплуатации женской наготы. Об этом говорят Оливия Каттан и Изабель Леви в своей работе «Женщина, Республика и Добрый Бог» (2008). Одежда сама по себе не наносит ущерба достоинству женщины — это делает только интерпретация этой одежды, и именно ее надо подвергнуть осуждению.

Таким образом, это вопрос не стыдливости, а приличия, то есть соглашения в рамках существующей культуры. Тот факт, что покров в истории и традициях народов, исповедующих ислам, был связан с особыми обстоятельствами (возраст, состояние здоровья, социальный статус, семейная близость), мешает увидеть в этом лишь выражение такого внутреннего чувства, как стыдливость. Согласно классическому анализу Аристотеля и Фомы Аквинского, эта добродетель проявляется больше по отношению к близкому человеку, чем к незнакомцу. Но в мусульманской традиции — все наоборот: покров прежде всего принято надевать из чувства приличия перед незнакомыми людьми.

Видимо, в арабском языке не было установлено различие между понятиями стыдливости и приличия, и не мне утверждать, может ли или должно ли оно там быть. Но в нашем подходе к вопросу стыдливости необходимо это учитывать: мы склонны рассуждать в терминах относительного поведения о том, что заинтересованными людьми воспринимается как абсолютная ценность. Трудность состоит в том, чтобы, уважая чувства индивида, оставаться твердым в вопросах, касающихся нужд социальной жизни, особенно в тех случаях, когда ношение одежды отвечает не личному желанию, а является вынужденным, когда оно нарушает требования общественной жизни или заставляет задумываться о реальной угрозе здоровью, гигиене, безопасности.

Впрочем, именно так относились к этой проблеме в некоторых мусульманских странах между 1937 годом — датой первой фетвы, которая отменила обязательность ношения покрывала, — и 1970 годом, когда движения исламистов поставили обсуждение этого вопроса на религиозную почву. Именно поэтому призыв относиться к этой проблеме со светских позиций кажется мне очень щекотливым: это значит скрыто признавать религиозный статус этих предписаний, а следовательно, их абсолютную ценность. Этой позиции (с некоторыми оговорками) придерживается Франция. Она прописана в официальных директивах после так называемого дела учебного округа Крей: в сентябре 1989-го администрация коллежа в городе Крей запретила трем студенткам присутствовать на лекциях с платками на голове, усматривая в этом противоречие закону о светском характере образования во Франции. С тех пор Франция сумела найти относительный политический консенсус, который сохраняется до наших дней. Показательно, что в феврале 2010-го одно за другим произошли два события, отражающие позицию государства по этому вопросу. Так, 3 февраля 2010 года газета «Монд» сообщила о том, что мужчине, который заставлял свою жену носить бурку, было отказано в предоставлении французского гражданства. По мнению Эрика Бессона, занимавшего в то время пост министра по иммиграционной политике, подобное поведение свидетельствует о том, что человек отвергает принципы светского государства и равенства между мужчинами и женщинами. В другом случае женщина, носящая «легкий покров», участвует в региональных выборах департамента Воклюз как кандидат от леворадикальной Новой антикапиталистической партии, подтверждая свою приверженность как идеям светского государства, так и своим религиозным убеждениям. Связывать каким-либо образом ношение покрывала с мусульманской религией — запрещая ли, одобряя ли его, — значит, как бы парадоксально это ни звучало, принять участие в дискуссии, навязанной в 1970–2000 годы одной исламистской фракцией, которая даже не является главенствующей. Итак, вся наша культура основана на относительности поведения и на абсолютном или, по крайней мере, достойном уважения характере чувства, которое это поведение мотивирует. Приспособить поведение людей к конкретной ситуации, обеспечивая защиту стыдливости каждого, — непростая задача. Единственный шанс справиться с ней в перспективе будущего — это не замыкаться внутри строгой концепции стыдливости-стыда религиозного происхождения и не сводить привычный для многих покров головы к «исламистскому покрывалу». За то время, пока данная книга редактировалась, проблема полного покрова женского тела (бурка, ниджаб) обострилась с новой силой. Обсуждение этого вопроса выходит за рамки нашего исследования, поскольку сначала упор делается на его светском характере, затем он ставится во имя достоинства женщины. Для меня эти ценности значат слишком много, чтобы оспаривать это направление, но я остаюсь убежденным сторонником того, что обсуждение этой проблемы в рамках концепций стыдливости-стыда и стыдливости-уважения, стыдливости индивидуальной и общественного приличия помогло бы примирить противников этой дискуссии.

Вместе с тем ограничить проблему стыдливости исламских женщин только внешними религиозными атрибутами — значит оставить без внимания другие вопросы, которые тоже являются насущными. К их числу относятся: обязательное присутствие на некоторых курсах (биология, гимнастика), смешанный характер некоторых дисциплин (курсы косметологов), отказ от посещения гинекологических консультаций, которыми руководят мужчины, проблемы идентификации личности в отношениях с административными органами, посещение общественных бассейнов и т. д.

Фокусирование внимания на ношении покрывала затушевало эти проблемы, которые вдруг всплыли на поверхность и заставили говорить, например, о «скрытой войне бассейнов», когда мусульманки потребовали предоставить им отдельное время для купания. «Практически повсюду светские ассоциации пресекали эти попытки дестабилизировать общество, но сражения только начинаются», — пишет Ив Ёд в газете «Монд» от 13–14 июля 2008 года. Война? Борьба? Столкновение цивилизаций, предсказанное Хантингом, затронуло стыдливость?

Не стоит обсуждать проблему покрова в рамках столкновения цивилизаций: это может привести лишь к обострению позиций и к тому, что мы начнем их рассматривать с точки зрения самоопределения или религиозных предписаний. Лучшим решением было бы установить для понятия стыдливости более широкие рамки, так, чтобы оно подходило для разных культур. При таком подходе можно показать, как много различных типов поведения проявляют люди, принадлежащие к разным культурам, во имя одной общей стыдливости, определенной в терминах уважения, а не стыда.

Проблема подчеркивания религиозных атрибутов в одежде де-факто потребовала расширить обсуждение этого вопроса, так как перед законодателями, которые должны были затронуть только проблему ношения женского покрывала, встали также вопросы о ношении кипы (традиционного еврейского мужского головного убора) или тюрбана. Было также замечено, что женская стыдливость — очень важное явление и в других кругах, например среди иммигрантов из Китая или ортодоксальных иудеев, говорится в работе Изабель Леви «Верования и светскость» (2002).

Все это обязывает нас постоянно ставить под сомнение наши традиционные ориентиры, чтобы признать, например, что стыдливость — это не только вопрос интимности. Так, в начале XXI века китаянка, придерживающаяся своих национальных традиций, может разрешить присутствовать при своих родах свекрови, но не собственному мужу — она никогда не позволяла ему видеть себя настолько «открытой». Необходимо отказаться от старой традиции, когда мы, говоря о стыдливости, фокусируем внимание только на половых органах: китаянка может показать их своему гинекологу, но не мужу, зато только перед своим мужем она может осмелиться снять носки. Об этом говорится в работе Изабель Леви «Китайская женщина во Франции» (2002). Ортодоксальная иудейка будет чувствовать себя голой без головного платка, а африканская женщина не знает, что женская грудь является эротичной в другая культурах. Но все эти, такие разные, реакции имеют одно и то же объяснение — стыдливость.

Рассматривать отдельную проблему как часть более общей совокупности — необходимость современной эпохи, когда происходит смешение разных культур. Яркий пример, иллюстрирующий суть проблемы, — буркини. Это комбинезон с капюшоном, закрывающий все тело, как бурка, но предназначенный для купания, как бикини. Изобретенный австралийкой ливанского происхождения, этот костюм предназначен для мусульманок, которые хотят купаться, а также для «белокожих австралиек европейского происхождения, чтобы защититься от солнечных ожогов». Вы чувствуете иронию? Несомненно, она здесь есть, но с ее помощью удается избежать явных намеков на культурное различие.

Однако юмора недостаточно. В Голландии государственный секретарь по вопросам спорта заявил, что буркини способствует интеграции мусульманок, несмотря на протесты крайне правых. Три месяца спустя ожесточение основной массы населения против этого вида одежды достигло своего апогея, и купальный костюм был запрещен в шести бассейнах, о чем пишет Сабин Сесу в газете «Либерасьон» (18 января и 12 марта 2008 года). На севере Европы (Скандинавские страны, Бельгия) к буркини относятся терпимее, чем на юге (Италия), во Франции его воспринимают как «исламский купальник», и 1 августа 2009 года его запрещают в бассейне Эмеренвилля по соображениям гигиены. Подозрение в лицемерии в данном случае взаимно: с одной стороны, соображения гигиены в качестве основания для запрета выглядят надуманными, с другой стороны — мусульман подозревают в «активной провокации». Победителями в этом споре, где каждый размахивает знаменами своих фундаментальных свобод, являются лишь экстремисты, которые эти свободы отрицают.

Такая непримиримость объясняется эволюцией концепции стыдливости, рассмотренной в данной работе, Во Франции понятие стыдливости вое больше и больше основывается на взгляде другого человека, и эта эволюция была одобрена законодательной реформой 1992 года. Буркини создает неудобства не только той женщине, которая его носит, но и всем тем, кто находится вокруг нее, и причина этого — недавно завоеванная прозрачность наготы. Стыдливость-уважение вновь превращается в стыд за свое обнаженное тело, подобно тому как материя на нудистском пляже мешает обрести идеал невинности. Является ли случайностью тот факт, что в течение лета 2009 года на французских пляжах был отмечен спад числа случаев появления там женщин топлесс? Наряду с предостережениями врачей об опасности рака кожи среди причин такого изменения в поведении женщин можно назвать стыдливость представительниц молодого поколения.

Однако в других сферах, например в больничной среде, удалось избежать радикализации, связанной со смешением культур. Дело в том, что в медицине издревле существует традиция курортного лечения, включающего в себя принятие ванн, и в этом контексте стыдливость менее всего может вызвать отношение к телу как к эротическому объекту. Кроме того, параллельно произошел процесс осмысления, который противопоставил представителей разных поколений, а не разных культур. Поэтому совершенно естественно, что психологи рекомендуют следовать правилам предосторожности. Они советуют, в частности, оставлять открытой дверь во время беседы неженатых мужчины и женщины. Во-вторых, предпочтительно, чтобы за больным ухаживал человек того же пола, во всяком случае, лучше избегать ситуаций, когда люди разного пола остаются наедине. Следует разрешать, когда это требуется, чтобы близкие родственники пациентки помогали ей совершать туалет (но, конечно, не в смысле медицинского ухода), и т. д.

Об этом пишет Изабель Леви в книге «Верования и светскость». Однако осуществление всех этих советов на практике могло бы привести к некоторым осложнениям. Так, врача может обидеть несправедливая подозрительность; могут возникнуть проблемы личного характера в эпоху, когда в профессиях, связанных с медициной, работают люди разного пола; ответственность за больного теперь лежит не только на враче, так как он не может полностью контролировать вмешательство близких родственников в процесс ухода за пациентами. Но похоже, в этой области возобладало желание всеобщего спокойствия, несмотря на некоторые признаки радикализма, к счастью редко встречающиеся.

Обостренная чувствительность, которая проявляется на пляже или в бассейне, объясняется тем фактом, что наша собственная стыдливость-уважение, слишком недавно утвердившаяся в сознании, в таких местах менее обеспечена. Еще меньше гарантировано отношение к телу не как к объекту желания, поскольку верх пока еще одерживает коммерческая эксплуатация женской наготы. Легко обвинить в лицемерии девушку, которая видит в ношении покрывала женскую эмансипацию, не желая походить на манекенщицу из рекламы нижнего белья или на «девушек, которых мы видим в клипах песен в стиле реп и которые действительно являются б…» — отмечают Оливия Каттан и Изабель Леви в книге «Женщина, Республика и Добрый Бог». Давайте спросим себя, почему в борьбе против сексуальной эксплуатации женского образа женщины в покрывалах и женщины, считающие себя свободными, идут рука об руку? Давайте спросим себя, можем ли мы, требуя от молодой женщины, чтобы она отказалась от своих ценностей, предложить ей взамен другие, достаточно адекватные? Чтобы снова принять образ, прошедший через это эссе, женщина, окутанная покрывалом, откажется от своей одежды только для того, чтобы быть распознанной, а не для того, чтобы показать себя.

Здесь мы сталкиваемся с другой стороной культурной стыдливости — менее очевидной, — но именно она могла бы глубоко изменить наши представления. Лет двадцать назад, когда феминистские движения в Америке поднялись против эксплуатации женского тела в целях рекламы, в качестве средства борьбы они использовали бойкот рекламируемых продуктов. Во Франции в то же время реакция исходила скорее сверху. Так, например, борьба против «унизительного изображения женщины» в рекламе сети эротических сообщений (les messageries roses) велась на уровне судебной власти — состоялся суд в Амьене. Кроме того, применялись и административные методы — уничтожение рекламных плакатов. Директор этой эротической сети со своей стороны ссылался на «нужды потребителей». Лицемерная позиция его защиты показывает, какой нелегкой является эта борьба. Таким образом, против законов рынка, с одной стороны, применялась логика бойкота, а с другой — административное вмешательство. Если говорить о долговременной перспективе, то, вне всяких сомнений, первая кажется более эффективной, потому что в целях защиты она использует то же самое оружие — рынок.

Именно такая тактика постепенно возобладала во Франции в 2000-е годы. У граждан появилась возможность с помощью ассоциаций по защите семьи и детства предъявлять гражданский иск, а также обеспечивать присутствие представителей этих организаций в комиссии по классификации фильмов. Кроме того, пользователи интернета осуществляют цензуру на видеосайтах (Dailymotion) — аналогах американских (YouTube). Все эти меры постепенно заставили власти запретить книги, изображения, фильмы, которые признаны оказывающими дурное влияние. Такое скрытое возвращение цензуры в вопросы нравов может показаться тем более лицемерным, что оно сочетается с потаканием безудержному проявлению насилия и сексуальности. На самом деле новая цензура не запрещает. Она лишь изолирует то, что вызывает беспокойство в специфических категориях: фильмы, запрещенные для несовершеннолетних, кодируемые каналы, сайты, доступные только по подписке, секс-шопы, книги, которые продаются упакованными в целлофан, и т. д.

Судебные издержки, штрафы, налагаемые комиссией по классификации фильмов, давление со стороны политических и религиозных ассоциаций побуждают создателей печатной и видеопродукции к автоцензуре. Оливье Альтман — один из руководителей Совета по рекламе — жалуется, что после того, как во Франции состоялось несколько процессов против рекламы продукта, не имеющего отношения к женскому телу, но в представлении которого фигурируют изображения обнаженных женщин, рекламодатели стали опасаться. И теперь даже в рекламе лосьона для тела модели фотографируются обнаженными лишь на три четверти, с грудью, прикрытой рукой. Франция медленно, но верно идет по пути англосаксонских стран. Нагота скоро останется только в порнопродукции. За то, чтобы увидеть наготу, придется платить и любоваться ею тайно. Мы превращаемся в общество запретов, говорится в статье Ива Ёда, опубликованной в газете «Монд» за 13–14 июля 2008 года.

Общество запретов? Официально — нет, но мы становимся свидетелями того», как все чаще происходит виртуальное перераспределение публичного пространства и пространства личного, потому что добровольный акт (подписка, покупка, абонемент) дает доступ к части созданного. Квалификация продукта уже не является компетенцией исключительно экспертов, она все больше и больше осуществляется ассоциациями или пользователями интернета. Интуитивная реакция преобладает над серьезным анализом, а моральные критерии — над эстетическими. И те и другие одинаково уязвимы, и теории «художественной наготы» уже давно продемонстрировали свои пределы. Но теперь можно уже начать беспокоиться по поводу того, что их внезапно заменят такие же субъективные критерии.

Равновесие между стыдливостью и приличием, стыдом и уважением должно установиться именно под действием этих двух влияний — мусульманского и англосаксонского. Оба они явно смешивают понятия стыдливости и приличия, а также склонны уравнивать между собой стыдливость и стыд. Ношение бурки и перевод наготы в частную сферу исходят из такого же разделения между чистотой и порочностью. Непроницаемый покров, который принимает форму родительского запрета или своеобразной тюрьмы из ткани, кажется единственно возможной защитой против наготы, невинность которой люди не могут постичь.

Западные философы, привыкшие со времен Древней Греции основывать свои рассуждения на различии между противоположными понятиями и четко разграничивать концепции, давно мечтали о таком перераспределении пространства на строго разграниченные области. Философия, которую мы называем «современной», пыталась уйти от такого подхода в течение уже двух столетий. Что касается интересующей нас проблемы стыдливости, это сделать удалось. Франсуа Жюльен в своей книге «Молчаливое преобразование» (2009) привлек внимание к этой «реверсивной логике», которая со времен Гегеля пытается заменить собой «логику тождеств». Анализ стыдливости хорошо ложится в рамки таких рассуждений. С одной стороны, понятия обнаженный и одетый, приличное и неприличное явно принадлежат логике тождества, поскольку наблюдается очевидное противопоставление, основанное на объективных критериях (одежда, закон). С другой стороны, понятия стыдливость и непристойность больше подходят для реверсивной логики, символом которой в китайской философии являются инь и ян, выразительно изображаемые в виде белого глаза у черной рыбы, и наоборот. Этот символ напоминает нам о том, что любой принцип содержит в себе свою противоположность. Точно так же в наготе присутствует невидимый покров стыдливости, а бесстыдство кокетки проявляется в ее одежде, привлекающей внимание к телу, тем самым обнажая его. Бесстыдный взгляд заставляет нас краснеть, а чистосердечный — обезоруживает. Это доказывает, что наш собственный взгляд содержится во взгляде другого человека, и наоборот. Это та самая стыдливость, основанная на открытости и уважении, которую мы обрели, отделив ее от понятия приличия. Именно она сегодня находится под угрозой вследствие возвращения идентифицирующей дифференциации.

Отныне споры о стыдливости касаются не только женщины, по крайней мере в теории. На практике же — надо ли это подчеркивать? — чаще всего расплачивается именно она.