После слишком резких отклонений от нормального поведения — сначала в пуританстве, а затем в обществе эксгибиционизма без границ — в наши дни мы можем констатировать, что человеческое сообщество не может долго жить без стыдливости.

Такое мнение в самом начале XXI века высказывает в своей книге «Стыдливость, основание для свободы» (2003) Моника Зельц. В то же время она осознает, какое важное значение имеет стыдливость для подтверждения мужской силы. Являясь специалистом по психоанализу, она убеждена в том, что работы Фрейда сыграли большую роль в процессе уничтожения этой «плотины».

В обществе редко так много говорили о стыдливости, как за последние полвека, в результате чего количество различных понятий, относящихся к этой проблеме, приумножилось. Противопоставление идеализированной обнаженности (nudity) и наготы повседневной (nakedness), проведенное Кеннетом Кларком в 1956 году, вдохновило Жака Лорана на создание своей концепции наготы и обнаженности в 1979 году. И подобных различий в 1990-е годы становится все больше: закрепленное законом понятие сексуального эксгибизма (1992), три концепции женского тела у Кофмана (1995), культурное и бескультурное обнажение у Гендона (1998), интимное и экстимное у Тиссерона (2001) и т. д. Женщины тоже не остаются в стороне и высказывают свои идеи. Особенно новаторскими являются работы Клод Абиб (1993), Кристоф-Жеральдин Метраль (1996), Инес Пелисье дю Роса (1997), Жозе Мораль Сенк-Мар (2002), Моники Зельц (2003). Не забудем упомянуть мнения медсестер и санитарок.

Все эти размышления, высказываемые представителями очень разных социальных сфер (юристы, социологи, психоаналитики, философы, работники медицины), приходят к одному выводу: для анализа поведения современного человека уже недостаточно понятия стыдливости-стыда. Нужна новая концепция, позволяющая дать более точное определение стыдливости, характерной для общества в настоящее время. Однако это не препятствует тому, что в силе остается и старое понятие, особенно в мужском образе мыслей, которому не часто удается выйти за рамки стыдливости-стыда. Для него не существует иного выбора, кроме как между концепцией стыдливости относительной (релятивизм) популярной в эпоху Просвещения — и стыдливости абсолютной, характерной для христианства.

Мировая история вооружила релятивизм множеством примеров. В 1939 году Норберт Элиас в своей работе «Процесс цивилизации» подчеркивает, что в процессе исторического развития человеческого общества существовало много разных стереотипов поведения. Вопрос стоит о чувствах: «Изменился ли порог того, что затрагивает наше чувство стыдливости, со времен Эразма Роттердамского, жившего в XVI веке?» Полностью соглашаясь с идеей об относительности поведения, в своей книге «История стыдливости» я напомнил о том, что чувство стыдливости проявлялось у людей во всех культурах и затрагивало разные слои общества. В 1988 году немецкий физик и философ Ганс Петер Дюер подверг резкой критике диссертацию Элиаса главным образом за то, что автор привел лишь примеры, подтверждающие правильность его теории, — это упрек в том, чего, увы, не удалось избежать и самому Дюеру. Его книга «Нагота и стыдливость», переведенная на французский язык в 1998 году, имела заслуженный успех благодаря точности аргументов и большому количеству документальных доказательств, но ход его рассуждений остался прежним. Действительно, он вновь подчеркивает старую идею о существовании стыдливости абсолютной и вечной, которая основана на чувстве стыда за свои половые органы и постороннем взгляде. Согласно его теории стыдливость — это «спонтанный механизм, характерный для человеческого существа», это «культурная основа всех обществ во все времена, которая побуждает людей порвать связь с их животной сущностью, прикрывая свою наготу и естественные функции». Сам Цицерон не сказал бы лучше.

Философы периодически предпринимают попытки вернуться к понятию абсолюта в вопросе, касающемся стыдливости. Та же идея характерна и для христианского образа мыслей: стыдливость остается основной ценностью, и это чувство считается абсолютным. Катехизис Католической церкви Иоанна Павла II (Папы Римского с 1978 по 2005 год), составленный группой теологов под руководством кардинала Ратцингера, ставшего впоследствии Римским Папой Бенедиктом XVI, вновь подчеркивает основы этого понятия, берущие начало в томизме. Стыдливость — неотъемлемая часть воздержания, которое сохраняет интимность человека и защищает тайну любви. Если признать, что «формы проявления стыдливости» меняются от культуры к культуре, то в этом прежде всего усматривается «предчувствие духовного достоинства, присущего человеку». Причисленная к сверхчувственной материи, стыдливость рождается из пробуждения сознания и в то же время из уважения к человеку. Уважение собственной воли не влечет за собой «нравственной вседозволенности», поскольку свобода может возникнуть, только если человек воспитан по законам нравственности. И если уважению отдается приоритет по отношению к стыду, то в основе стыдливости может лежать только совершенный абсолют, который проявляется всегда, несмотря на относительность поведения.

Эти достаточно обширные теоретические рассуждения более точно сформулированы в книге «Стыдливость» (1996) Антуана Делькло — священника, получившего сан кардинала в прелатуре Опус Деи. Согласно его взглядам, стыдливость — это «внутреннее чувство, которым Создатель наделил природу, чтобы обратить ее в добродетель». Говоря о догме первородного греха, приводящего к ослаблению плоти, он называет отступлением от христианских норм такое поведение общества, когда детям позволяют «привыкать к возбуждению», чтобы преодолеть все сложности пубертатного периода. Каждый сантиметр открытой плоти привлекает к себе ненужное внимание, обостряя как зрительное, так и чувственное восприятие, и провоцирует внезапное проявление животных инстинктов. Существует три ситуации, позволяющие обнаженному телу вновь обрести свою прозрачную целомудренность: чистая любовь в браке, когда страсть пробуждается духом; боль во время болезни; настоящее правдивое искусство.

В самом конце книги Делькло неожиданно возвращается к вопросу о женской стыдливости:

«Что есть мужчина без души? Что есть женщина без души? Куда пропала ее женственность? […] Если женщина потеряет свою душу, что будет с душой всего мира и всего человечества? Что будет с мужчиной, если женщина перестанет быть хранительницей души и защитницей всего того, что еще более интимно, того, что так интимно и сокровенно в ней самой?»

Конечно, стыдливость есть и у мужчины, но именно женщина является хранительницей этого чувства, связанного с женственностью.

Одон Вале в своей книге «Краткая грамматика божественного эротизма» (1998) вспоминает, как много семантических и культурных связей соединяли когда-то стыдливое и священное, придавая сексуальности «вкус запретного плода». И то и другое сегодня сдает позиции. Оправдывая сексуальность, наша эпоха лишает ее святости. Да, количество неврозов и истерий сократилось, но вкус запретного плода, который лежал в основе чувственности, испорчен. Речь идет не об исчезновении, а о смещении ориентиров. С одной стороны, эротизм и порнография стали обычными явлениями, хотя строгость закона в отношении нравственности свидетельствует о возврате к чувству виновности. С другой стороны, священное тоже изменило свою природу: «речь идет вовсе не о поддержании тайны, а о сохранении интимности». Стыдливость свидетельствует о «приручении священного», которое определяется скорее не тайной, а дистанцией, «сохранением того, чем вся любовь — человеческая или Божественная — владеет с самого начала». Он принимает в расчет также то, что связь между стыдом и стыдливостью исчезла, и это позволяет последней сопротивляться тому, что современный мир становится все более бесстыдным.

Нагота, избавленная от чувства стыда, отныне лучше воспринимается среди католиков. В журнале «Новости религий» в 2002 году выходит специальный выпуск под названием «Нагота на Западе и в исламе», где Жан-Поль Гетни и Изабель Франк публикуют две статьи, посвященные этой теме. В своей работе Жан-Поль Гетни обращает внимание на то, что слова nudité (нагота) и dénuement (лишение, бедность, нужда) происходят от одного слова nudus, «что имеет двойной смысл: физический и моральный». Об этом же напоминают нам джанийские digambaras («небесные одежды» обнаженных монахов), а также сбросивший свои одежды святой Франциск Ассизский — основатель названного его именем нищенствующего ордена — или символизм наготы Иисуса Христа. Изабель Франк приводит примеры «наготы, лишенной эротизма» в провокациях, в акциях протеста, в обстановке юмора, с гуманитарной целью (в календарях и других печатных изданиях).

Однако во всех этих теориях остается идея о том, что стыдливость зависит от взгляда другого человека. Но вот в 1998 году, в рамках христианства, публикация лекций Андре Гендона дала миру разумную систему классификации наготы и ее ценностей, которая помогает понять смысл стыдливости. Его немного устаревшая лексика и тринитарная систематизация мысли ничуть не портят тонкость его анализа. Его отказ признавать «природное состояние» в корне пресекает попытки вернуться в потерянный рай. Гендон напоминает, что нагота сама по себе — это уже создание культуры. В любом обществе нагота соответствует нормам, касающимся не только одежды. Нарушение этих правил — признак того, что человек неспособен жить в этом обществе. Таким образом, чувство спада порождается не просто наготой, а наготой, воспринимаемой как разврат.

Таким образом, он определил два вида наготы: культурную и бескультурную. Первая позволяет показываться нагим без чувства стыда, потому что эта нагота соответствует нормам, принятым в обществе. Вторая нагота вызывает чувство спада, потому что речь идет о культурной деградации человека. Проанализировав историю человечества, он выделил несколько типов культурной наготы и сгруппировал их в серию исключений: античная система аскетизма, натуризм, героическая обнаженность, нагота обычная (в ванной, в постели, в туалете) или невинная (средневековое христианское искусство), супружеская интимность, публичные выступления, празднования, протестная нагота и т. д. Напротив, бескультурной названа нагота, которая приводит либо к унижению самого себя (болезнь, разврат), либо к унижению другого человека (нужда, силовые отношения между полами или социальными средами). Этот анализ позволяет точнее определить понятие стыдливости: с одной стороны, это стыд, порожденный посторонним взглядом на бескультурную обнаженность, а с другой стороны — это стыдливость, связанная с приличием, проявляющимся в культурной наготе, рожденной из любви к красоте, а не из страха зла. «Это приличие предполагает, что тело не является ни объектом презрения, ни даже объектом подозрения и что в человеке ценны в равной мере как черты животного, так и ангела».

Поскольку речь не идет о возвращении потерянной невинности, можно говорить о третьем измерении стыдливости — той, что была познана в откровении: «Цель всей жизни — обрести вторую невинность, которая заменит собой бессознательное содержание первой ясностью сознания, которое не выносит ничего невыраженного». На мой взгляд, это самая сильная часть книги. Великолепные формулировки передают эту открытую стыдливость под взглядом другого человека («Вот он я, безоружный, перед тобой, так же как и ты передо мной») или перед своим собственным взглядом на себя самого: интегрированная нагота — это нагота «человека, живущего в своем теле. А так как этот человек присутствует телесно в себе самом, то его обнаженность — это выражение его собственной сущности».

Начиная с XIX века интериоризация взгляда другого человека привела к развитию концепции иной стыдливости — основанной не на чувстве стыда, а на чувстве уважения. Мы видим это на примере произведений французского писателя Оноре де Бальзака и работ датского философа и писателя Сёрена Кьеркегора. Немецкий философ и социолог Макс Шелер осмысляет этот новый подход и различает стыдливость-стыд (Scham) и чувство стыдливости (Schamgefühl), которое побуждает нас оторваться от низшего биологического мира и приблизиться к нашей «божественной высоте». Вспоминая четыре критерия Античности, можно сказать, что стыдливость является абсолютной, поскольку она определяется особым положением человека между животным миром и миром Божественным, для обоих из которых чувство стыдливости неведомо. Но она уже не является только женским чувством, она не зависит от постороннего взгляда и основана больше на чувстве самоуважения, а не на чувстве стыда перед лицом другого человека. Несмотря на все это, навязчивая идея беспокойства, идущая от нашей животной сущности, все же связывает стыдливость со стыдом. Чтобы избавиться от него, она нуждается в возвышенном ориентире: человек достоин уважения, только если он осознает свою божественность.

Исчезновение из Уголовного кодекса Франции любых упоминаний о стыдливости в пользу практических действий, относящихся к понятию приличия, дает новое пространство чувству стыдливости, которое отныне больше не смешивается с поведением, определенным рамками закона. В 1990-2000-е годы именно женщины хотят как можно больше освободиться от старых демонов стыда. Они тысячелетиями подчинялись мужскому представлению о чувстве стыдливости, воплощением которого они считались. И если существует оправдание истории женской стыдливости, то оно состоит в том, что наконец-то мы можем узнать, что думают об этом чувстве сами женщины.

Так, Клод Абиб в своей книге «Стыдливость, Сдержанность и Смущение» (1992), обращая внимание на амбивалентность в рассуждениях о стыдливости в работах французского философа Владимира Янкелевича, приходит к выводу, что это чувство можно считать одновременно и силой, и слабостью. Выбор между «намеренной сдержанностью» и «панической неуверенностью» может быть сделан в зависимости от того, на чем основана стыдливость — на симпатии или чувстве стыда. В юности Клод Абиб пыталась примкнуть к феминистскому движению. И через двадцать лет она осознает, что то, против чего она боролась, — это стыдливость-стыд, чувство, которое насильно вдалбливали в голову женщин и с которым покончили в конце XX века. Отказ от половых различий превратил стыдливость в «одну из черт, не зависящих от пола, как цвет глаз или волос». И все же она вынуждена признать, что у женщин есть предрасположенность к стыдливости, основанная на психологии: половые органы женщины спрятаны, а у мужчин открыты. Как это ни парадоксально, но она видит в стыдливости метод, который женщина использует, для того чтобы стать объектом желания мужчины. Стало быть, это уже не чувство неловкости, а «уверенность в своей женственности», «удовольствие», состоящее в том, чтобы применить прием, о силе которого женщина осведомлена.

Чтобы разрешить этот парадокс, необходимо найти другое основание для стыдливости. Кристоф-Жеральдин Метраль, опираясь в своей работе «Стыдливость или скромность» (1996) и на философские традиции, усматривает в стыдливости «возвращение к самому себе», что позволяет сохранить свое «я» в этом огромном мире, перед этой «ощутимой массой людей», в которой человек рискует раствориться. Если чувство стыдливости принимает форму ухода в себя, то это не означает проявления боязливости или опасения перед лицом другого человека, это просто «необходимое предварительное условие для настоящих отношений». Таким образом, для такой стыдливости ни плоть, ни сексуальность тела не являются унизительными, как в случае показной добродетели, произрастающей из чувства стыда. Такая стыдливость создает внутреннюю дистанцию, сохраняющую в теле часть его тайны, его достоинство. Стыдливость, долгое время понимавшаяся как пространственное отдаление, которое нужно соблюдать, чтобы сохранить интимность, — например, афинский гинекей, — в процессе интериоризации постепенно превращается в категорию сознания. И если, согласно Абиб, стыдливость «порождает пространство между двумя существами», то у Метраль человек, испытывая стыдливость, создает необходимую дистанцию между телом и желанием внутри самого себя.

Инес Пелисье дю Роса в своей книге «Стыдливость, желание и любовь» подходит к понятию стыдливости с точки зрения философии любви. Согласно ее мнению, стыдливость связана с эросом в философии Платона, а любовь понимается как желание. Несмотря на то что в ее теории стыдливость проходит разные фазы по мере развития интимных отношений между людьми, она была отвергнута современным обществом, поскольку в этой концепции вина падает на тело. Мы колеблемся между абсолютным отсутствием чувства стыда — что дало бы нам невинность — и тем, чтобы смириться с неприличием. Люди стремятся соединиться в любви, однако стыдливость-стыд поддерживает разделение между полами, не давая им сблизиться; отсутствие чувства стыда отрицает сближение, поскольку отвергает это различие; непристойность допускает только физическую близость, воспринимая тело другого человека лишь как объект наслаждения. Чтобы выйти из тупика, нужно отказаться от эроса (eros), по Платону, и признать любовную дружбу (philia), по Аристотелю, основанную на чувстве уважения друг к другу. Стыдливость, рожденная из этого уважения, — это страх «увидеть запятнанным чувство или любовь, принадлежащие нашей внутренней сущности». Благодаря такой стыдливости люди становятся ближе осознанно, потому что она позволяет дарить себя другому человеку, а не просто наслаждаться им.

Во всех вышеизложенных философских подходах стыдливость-уважение не рассматривалась как чисто женское качество. Она становится таковым в перспективе психоанализа Жозе Морель Сенк-Мар, который она излагает в работе «Когда стыдливость обретает тело». По ее мнению, мужчина может испытывать только стыдливость-стыд, который он прячет под одеждой, поскольку согласно западным традициям считается, что мужские половые органы выглядят безобразно.

«Невозможность прикрыться пеленой красоты» вынуждает мужчину использовать одежду — «прибежище для уязвимости тела» или «защиту полового различия». Что касается женщин, «красота для них — это покров, позволяющий выйти за пределы реальности» и «дающий взгляду временную отсрочку, прежде чем он упадет по другую сторону видимого». Материальный покров девственности (девственная плева) невозможно восстановить после того, как он был нарушен: девственницу можно только обожать, уважая ее. Напротив, женщину можно любить, поскольку красота позволяет играть с покровом, набрасывая и снимая его, и эта игра лишь усиливает желание.

В противоположность цензуре, предполагающей авторитарный характер отношений, освобожденная от стыда и табу стыдливость становится залогом любви. Она покрывает женственность «невидимым покрывалом, роль которого состоит в том, чтобы свидетельствовать о присутствии под ним живого и трепетного женского желания и сохранить шансы на то, что встреча двух людей разного пола станет встречей двух влюбленных».

За последние десять лет благодаря вышеизложенным взглядам на стыдливость этих четырех женщин в среде философов вновь проснулся интерес к проблемам, связанным с понятиями стыда, бесстыдства и неприличия. И можно констатировать ничейный результат в этом споре между мужчинами и женщинами. Вначале недоверие по отношению к половому детерминизму, высказанное феминистками, удерживает философов от того, чтобы говорить о стыдливости как о женской черте. Но затем Морель Сенк-Мар. не колеблясь, загоняет всех мужчин в рамки стыдливости-стыда, из которых, надо признать, они не сумели выбраться. Так что речь не идет о необходимости дать новое определение понятия стыдливости: сначала нужно пережить разгромное поражение уже существующего.