В 1986 году вышла моя книга «История стыдливости», в которой я сознательно уклонился от проблемы разграничения мужской и женской стыдливости. В предисловии я написал, что вопрос о стыдливости чаще всего относится к женщине. Сейчас такая позиция уже невозможна по самым разным причинам, о которых я скажу дальше.

В той книге я рассматривал по преимуществу вопрос о формах поведения и пытался описать особенности менталитета той или иной эпохи на языке сегодняшних моральных норм и критериев. Я рассматривал такие понятия, как «не-стыдливость», социальная стыдливость, религиозная стыдливость. Эти понятия кажутся мне и сейчас важными для изучения, но я хотел бы сопоставить их с современными исследованиями и фактическими материалами. Так, например, я хотел бы говорить не о «не-стыдливости», а, скорее, о «подлинной стыдливости», но тогда мне следует четко различать невинность Адама и Евы в земном раю и беспечность некоторых современных обычаев (совместное купание, совместные спортивные раздевалки).

Успех моей книги «История стыдливости» навел меня на дальнейшие размышления. Я дошел до понятия «цивилизация нравов», по поводу правомочности которого существовало тогда молчаливое согласие. Я не вполне был согласен с точкой зрения Норберта Элиаса по поводу подавления стыдливости в Средние века, однако процесс развития стыдливости со времен Ренессанса был великолепно изучен им в книге «Цивилизация нравов» 1939 года. В 1988 году Ханс Петер Дюер вступил с Элиасом в полемику в книге «Нагота и стыдливость. Миф о цивилизации нравов» и возражения Дюера, о которых я еще скажу далее, нельзя не принимать во внимание. Мне кажется, что Элиас проявил очень верную интуицию, однако он упростил понятие о стыдливости в Средние века. Дело в том, что одни и те же понятия в Средние века и в современном языке обозначались совсем разными словами. Так, например, калька с латинского слова «pudor» — «стыдливость» появилась во французском языке только в 1542 году.

Мне кажется, что дискуссия между Дюером и Элиасом приобрела несколько карикатурные формы. В любом случае и тот и другой, как и я в свое время, концентрировали внимание на истории стыдливого поведения. Но сейчас необходимо изучить само чувство стыдливости, а история развития этого чувства соотносится по большей части с женской стыдливостью.

О стыдливости, как правило, писали мужчины. Это и Платон, и Аристотель, и Цицерон, и Августин, и Фома Аквинский, а также наставления иезуитов, работы философов и энциклопедистов. О стыдливости писали в XIX веке немецкие врачи, а также Ницше, Шелер. Историю стыдливости изучали мужчины, в том числе Элиас, Дюер и я. И вдруг все внезапно изменилось. Полтора десятка лет назад инициатива перешла к женщинам. Скажем только о книгах Клод Абиб «Стыдливость, сдержанность и замешательство» (1992), Кристоф-Жеральдин Метраль «Стыдливость или скромное существование» (1996), Инес Пелисье де Роза «Стыдливость, желание и любовь» (1997), Жозе-Морель Сен-Мар «Когда стыдливость обретает плоть» (2002), Моник Сельц «Стыдливость, пространство свободы» (2003). Речь женщин до сих пор не была слышна в разговоре о стыдливости, но после того, как появилось столько высказываний, в истории стыдливости на первый план вышли совершенно иные аспекты. Теперь она стала связываться не столько со стыдом перед обнаженностью, сколько с самоуважением.

Слово женщин должно быть тем более принято во внимание, что оно само по себе является фактом истории стыдливости и вплетается в нить рассуждений, которая тянется из очень давних времен. Мужчины все еще стремятся в первую очередь связать стыдливость со страхом обнажения, однако их исследования позволили весьма плодотворно выявить тонкие оттенки в истории стыдливости. Андре Гендон исследовал проблему легализации обнаженности в общественных местах («Понятия “одетый” и “обнаженный”. Этический аспект одевания и раздевания», 1995), Жан-Клод Кауфман выявил три типа отношения к женскому телу («Тело женщины и мужские взгляды. Социология женской груди», 1995). Серж Тиссерон определил понятия интимности и «экстимности» («Интимность, выставленная напоказ», 2001). Эти исследования существенным образом структурировали пространство истории стыдливости.

В то же время в современном мире раздвигаются рамки интимной жизни. Мобильные телефоны, телевизионные реалити-шоу, интернет, цифровые фото- и видеокамеры делают личную жизнь всеобщим достоянием, хотя в современном мире она, как никогда раньше, тщательно охраняется законом. Парадокс? Скорее, смена критериев. В современном обществе порицается не обнажение личной жизни, а насильственное вторжение в нее. Наличие или отсутствие полюбовного соглашения стало главным критерием для определения, что запрещено, а что — разрешено.

И наконец, мультикультурность современного общества столкнула нас с такими представлениями о стыдливости, которых мы раньше не знали, так как в других национальных традициях, в частности в странах Востока, вызревала совсем другая, чем у нас, эволюция понятия о стыдливости. Восточные представления о стыдливости касаются прежде всего женского поведения. Мы применили к ним наши собственные критерии того, что считать стыдным, а что — целомудренным. То, что касается религиозных установлений, в нашем светском обществе может быть объектом спора. Но как быть с отказом от гинекологического осмотра или с отказом идти в бассейн с учениками-мальчиками? Или с отказом присутствовать на уроках биологии? В 2010 году мы склонны запрещать одежду, которая скрывает тело (паранджа), и разрешать ту, что его обнажает (бикини, мини-юбки). Если посмотреть на такой переворот ценностей как на знак соответствующего отрезка времени, то он выглядит парадоксом, заслуживающим изучения.

Таким образом, мою «Историю стыдливости», вы шедшую в 1986 году, надо срочно пересмотреть. Нынешнее исследование не опровергает, но дополняет то, что было сделано, ведь за двадцать истекших лет произошло больше изменений, чем за двадцать предшествующих веков.