Глава 22
— Отец, — я заговорил негромко, чтобы только Игнатий мог слышать мои слова. — Прежде всего, хочу поблагодарить тебя за всё, что ты сделал, пытаясь спасти меня от казни.
Игнатий поднял на меня усталые глаза, в которых мелькнула тень удивления.
— Странные речи, сын. Что ещё может сделать отец, когда его наследнику грозит смерть?
Порыв прохладного весеннего ветра растрепал мои волосы. Я поправил плед, укрывая Игнатия надёжнее. Его лицо выглядело осунувшимся после пережитого, но уже приобрело здоровый оттенок благодаря лечению княжеских целителей.
— Тот итальянский хирург, — продолжил я. — Он рассказал, что вы были вместе в тюрьме.
Игнатий поморщился, словно проглотил что-то горькое.
— Ты с ним знаком? — удивился он.
— Да. Я выкупил его долг, потому что Угрюмиха нуждалась в докторе.
— Вот болтун… Я надеялся, что ты не узнаешь. Хотел уберечь тебя от лишних тревог, хотя бы до тех пор, пока ты не укрепишься в своём новом положении.
Похвальное, хоть и наивное стремление.
— Жизнь редко идёт по нашим планам, — заметил я.
Старик тяжело вздохнул, собираясь с мыслями.
— После твоего ареста я пытался помочь всеми доступными способами, — начал он, голос звучал устало, но твёрдо. — Заложил нашу усадьбу во Владимире, даже продал фамильные драгоценности твоей матери. Всё уходило на взятки и адвокатов.
Он вздохнул, прикрывая глаза на мгновение.
— Когда владимирские ростовщики больше не давали займов, я обратился в банк Рибопьеров. Управляющий отделением во Владимире отказал, но его коллега в Сергиевом Посаде оказался сговорчивее. Они славятся тем, что выдают крупные суммы даже отчаявшимся, правда, под бешеные проценты. А у меня не оставалось выбора.
— Двести четырнадцать рублей… — протянул я.
Отец поморщился.
— Это уже после того, как я погасил больше половины долга. Брал под пятнадцать процентов в месяц. Безумие, конечно, но я рассчитывал, что княжеское правосудие свершится быстро. Если бы вынесли другой приговор, мы могли бы вернуться домой, я бы ходатайствовал перед князем о возвращении наших земель… — Игнатий покачал головой. — Не сложилось.
— Почему ты остался в Сергиевом Посаде?
— После твоего приговора, — Игнатий вздохнул, — я стал искать выход. Обращался к нашим старым деловым партнёрам — семье Мирошиных, которые брали у нас строительные подряды. Обращался к Карелиным, чей торговый дом мы возвели во Владимире, — он горько усмехнулся. — Все как один говорили о трудных временах, о нежелании связываться с опальными. Сабуров постарался — всем дал понять, что помогать Платоновым — идти против воли князя.
— Ты всегда был честным человеком, а не придворным интриганом, — заметил я, выцепив нужную информацию из памяти Платонова.
— Именно, — кивнул Игнатий. — Я не мастер этих игр. Время шло, проценты накапливались. Когда пришёл срок платить по долгам, я не смог исполнить обязательства. Банк обратился в суд. А дальше… — он развёл руками. — Долговая тюрьма.
Я размышлял над его словами. Значит, граф Сабуров позаботился не только о том, чтобы отправить меня в глушь на верную смерть, но и сделал всё, чтобы лишить поддержки. Последовательный человек.
— Как именно тебя выпустили? — поинтересовался я.
— Это тёмная история, — нахмурился Игнатий. — В камеру пришли двое. Статные, хорошо одетые молодые люди. Взгляд… убийственно холодный. Близнецы Воронцовы, как я позже узнал Сказали, что за меня внесли залог. Я спросил — кто. Ответили — заказчик, мол, желает со мной встретиться.
— И что дальше? — спросил я спокойно, хотя уже знал окончание истории.
— А дальше, — Игнатий слабо улыбнулся, — меня привели в лавку на Купеческой улице. Отвели в подвал, там передали магофон для связи.
— Белозёрова? — спросил я, поддерживая разговор.
— Она самая, — подтвердил отец, наблюдая за моей реакцией. — Лидия Марковна собственной персоной.
Я сохранял невозмутимое выражение лица, лишь слегка сжав челюсти.
— Что ей было нужно?
— Она предложила сделку, — Игнатий говорил раздражённо, словно воспоминания и сейчас вызывали у него ярость. — Обещала простить мне все долги, вернуть заложенное имение, даже выхлопотать для меня восстановление статуса при дворе князя. Взамен требовалось лишь одно — позвонить тебе с просьбой немедленно приехать. Ты должен был отправиться один, без охраны, в указанное место.
— Ты отказался, — констатировал я, ведь звонков не получал.
— Посмеялся ей в лицо, — спокойно произнёс старик. — Сказал, что Платоновы не торгуют жизнями своих детей, даже ради всех сокровищ мира.
Меня впечатлил его ответ. Этот человек готов был пожертвовать собственной жизнью ради спасения сына. Такое благородство встречалось редко даже среди высшей знати.
— После моего отказа она пришла в бешенство, — продолжил собеседник. — Приказала своим людям запереть меня в подвале, морила голодом. Сказала, что если я бесполезен как приманка, то послужу хотя бы заложником. Что рано или поздно, ты захочешь меня разыскать и примчишься как миленький.
— И ты провёл там…
— Все эти дни, — кивнул он. — Пока ты не появился со своими людьми. Остальное знаешь.
Я задумчиво посмотрел вдаль, на поля, где по обочинам ещё лежали белые островки снега, но уже пробивалась первая робкая зелень. Мы подъехали к небольшому перелеску, дающему временную защиту от пронизывающего ветра.
— Отец, — я повернулся к нему. — Многое изменилось с тех пор, как мы виделись в последний раз. Я тоже изменился.
— Я заметил, — мягко улыбнулся Игнатий. — Ты словно… повзрослел за эти недели. Стал рассудительнее, целеустремлённее. Я бы даже сказал, что в тебе появилась некая… властность. Это хорошо. Особенно в твоём новом положении.
— Знаешь, когда стоишь перед лицом смерти, многое переосмысливаешь, — задумчиво произнёс я. — Жизнь, долг, честь… Всё обретает другое значение.
Игнатий внимательно всмотрелся в моё лицо, словно видел там что-то, недоступное другим.
— Удивительно, — тихо проговорил он. — Ты стал так похож на моего деда, Прошенька. Он такой же был несгибаемый, твёрдый. Как сейчас помню… Когда отряд врагов нашего рода обложил наше поместье, он не дрогнул. Сказал: «Перед лицом смерти дорожат не шкурой, а честью». И отбил нападение, хоть и силы тогда неравные были.
— «Перед лицом абсолютной силы любые хитрости теряют смысл», — произнёс я свой фамильный девиз, даже не задумываясь.
— Вот-вот! — собеседник оживился, в глазах заблестел огонь. — Именно такими словами наш род и жил всегда. Не прятаться, не юлить, а встречать опасность лицом к лицу. — Он покачал головой. — Удивительно… Словно дух предков в тебе проснулся.
Я заметил стремительное чёрное движение в небе. Скальд, словно почувствовав, что речь зашла о нём, снизился широкими кругами и с хриплым карканьем пикировал вниз, уверенно приземлившись на моё плечо. Его когти легко впились в плотную ткань пальто.
«Ну что, хозяин, не скучаешь?» — насмешливо прозвучал его голос в моей голове.
Игнатий резко выпрямился, глаза расширились от изумления. Ворон, склонив голову набок, внимательно изучал старика своим блестящим чёрным глазом.
— Ворон… — Игнатий выдохнул, словно увидел призрака. — Чёрный ворон на твоём плече.
— Это Скальд, — я спокойно почесал птице шею, и тот прикрыл глаза от удовольствия. — Мой компаньон.
«О, уже повысил меня до компаньона? Прогресс!» — ехидно прокомментировал ворон, хотя вслух лишь издал довольное курлыканье.
Старик смотрел на нас, и по его лицу разлилась странная смесь благоговения и восторга. Он вдруг выпрямился, несмотря на недавнюю слабость, и его глаза наполнились почти юношеским блеском.
— Знамение… — прошептал он, протягивая руку к Скальду, но не решаясь прикоснуться. — Воистину кровь Платоновых в тебе пробудилась!
Он посмотрел на меня с внезапным почтением, словно я стал кем-то иным в его глазах, и медленно обозначил символический поклон, неглубокий, но с явным уважением.
— Сын мой, — голос его стал глубже, с ноткой уважения. — Даже в тюрьме той проклятой, я всё думал: отчего Прохор мой так изменился? А теперь вижу — в тебе проснулась истинная сила Платоновых. То, что делало наш род великим!
«Ну надо же, как быстро старик понял, кто здесь главный, — Скальд почистил клюв о моё плечо. — А вот Радомир полгода бился, пока его отец не признал».
— Это просто ворон, — возразил я.
Насколько посланец Всеотца может быть «просто» птицей.
— Нет, — Игнатий покачал головой с неожиданным упрямством. — Это Знак. Признак истинного главы рода. — Он выпрямился, словно скинув груз с плеч. — Отныне, что бы ты ни решил, как бы ни поступил — я поддержу. Ибо вижу в тебе продолжателя великого дела наших предков.
Скальд на моём плече издал звук, подозрительно похожий на смешок, но промолчал. А я понял, что неожиданно получил нечто ценное — абсолютную преданность человека, который больше не видел во мне юнца, нуждающегося в опеке и советах, но признавал как лидера и продолжателя династии.
— Благодарю тебя, отец, — серьёзно кивнул я. — И рассчитываю на твою мудрость и опыт.
Игнатий гордо выпрямился, и казалось, что в нём прибавилось сил.
— Я пойду за тобой, — с новой решимостью произнёс он, выпрямляясь. — Теперь мы вместе восстановим былую славу рода.
— Значит, поедешь со мной в Угрюмиху? — спросил я, меняя тему.
Старик задумался, прежде чем ответить.
— Во Владимире меня ждёт лишь пустой дом, заложенный ростовщикам. А мне нужно восстановить здоровье. Если позволишь, я останусь с тобой. Возможно, смогу быть полезным в организации хозяйства или переговорах с соседними деревнями.
— Конечно, — я положил руку ему на плечо. — Твоя помощь будет неоценима.
Мы замолчали, глядя на дорогу. Под полозьями саней чавкала смесь снега и весенней грязи, а мысли текли плавно и неторопливо, складываясь в чёткий план действий.
— Прохор, могу я спросить? — неожиданно произнёс Игнатий.
— Да?
— Что случилось между тобой и Полиной Белозёровой? Я знал, что у вас был роман, но не думал, что её мать настолько ненавидит тебя.
Я вздохнул. Воспоминания Платонова на этот счёт не давали полной картины. Возможно, потому что сам покойный наследник относился к девушке весьма небрежно, по-потребительски. Несколько тайных встреч, страстные признания с её стороны, совместная ночь… Я не нашёл ничего конкретного, что объяснило бы такую чрезмерную ненависть Лидии.
Однако слова самой графини во время нашего разговора по магофону натолкнули меня на определённые мысли. Она обвиняла меня не просто в легкомысленной интрижке с её дочерью, но в том, что я якобы сделал её «испорченным товаром». По её мнению, теперь ни один приличный дом не примет девушку в невесты.
Судя по всему, в этом и крылась подоплёка её ярости. В аристократических кругах, где браки зачастую заключались из соображений выгоды и престижа, репутация незамужней девицы ценилась превыше всего. Малейший намёк на «неподобающее» поведение мог разрушить надежды на удачную партию и опозорить семью в глазах света.
Видимо, до связи с Платоновым Полина считалась весьма завидной невестой. Молодая, красивая, из знатного рода — идеальный вариант для любого амбициозного жениха. Сколько надежд возлагала на неё мать, сколько планов строила! Брак с кем-нибудь вроде наследника князя Веретинского существенно повысил бы положение Белозёровых в местной иерархии.
И все эти замыслы пошли прахом из-за скандальной интрижки. Возможно, по городу уже поползли слухи о «падении» юной графини. Приличное общество безжалостно к тем, кого сочтёт «опороченными». Теперь Белозёровым оставалось либо спешно выдать Полину за какого-нибудь провинциального мелкопоместного дворянина, либо богатого коммерсанта или бизнесмена, который будет рад войти в знатную семью хоть таким образом.
Что, конечно, не могло не задеть честолюбие графини, которая явно метила выше. И за крушение всех её амбициозных замыслов она винила лишь одного человека — меня. То, что сама Полина была без ума от «неподходящего» любовника, в расчёт не принималось. Дочь для Лидии была лишь инструментом в игре за власть и положение.
Оскорблённое самолюбие, подогретое снобизмом и предубеждениями — вот что двигало графиней в её стремлении уничтожить меня. В её понимании «жалкий боярин», посмел «запятнать» фамильную честь и разрушить тщательно выстраиваемые матримониальные планы. Такое не прощают и не забывают.
— Это долгая история, — ответил я. — Слушай…
— Да уж… — вздохнул Игнатий, когда мой рассказ подошёл к концу.
— Отношения с девушками — это одна из вещей, которую я пересмотрел после неудавшейся казни. Подобное больше не повторится.
— Верю, но будь готов к тому, что графиня не остановится. После убийства Воронцовых она определённо стала твоим смертельным врагом.
— Знаю, — я позволил себе сдержанную улыбку, — но мы справимся. И с ней, и с другими недругами. У нас впереди много работы.
* * *
Солнце клонилось к западу, окрашивая небосклон в оранжевые тона, когда обоз наконец показался на дороге, ведущей к Угрюмихе. Игнатий Михайлович Платонов, всё ещё ослабленный после недель пребывания в долговой тюрьме, приподнялся на сиденье, пытаясь разглядеть место, где его сын успел обжиться за прошедшие недели.
Вначале показался частокол — неожиданно высокий и крепкий для обычной деревеньки. Когда повозка приблизилась, Игнатий отметил, что стены были основательно укреплены свежими брёвнами и даже имели несколько наблюдательных вышек. На одной из них Игнатий заметил часового с оружием, что ещё больше удивило его.
— Вот мы и дома, — произнёс Прохор, сидевший рядом.
В голос сына звучала гордость за свои свершения, которой Игнатий никогда раньше от него не слышал.
Часовой на вышке заметил приближение обоза, и вскоре ворота распахнулись. Тяжеловозы втянули повозку на главную улицу Угрюмихи, и Игнатий невольно ахнул. Вместо захолустной деревушки, запуганной частыми нападениями Бездушных, перед ним представилось поселение, кипящее жизнью и порядком.
По обеим сторонам улицы тянулись аккуратные дома — некоторые уже отремонтированные, другие в процессе починки. Нигде не было видно обычного деревенского хлама или заброшенных участков. Перед одним из строений дети разных возрастов сидели на лавках, а молодая темноволосая женщина что-то объясняла им, указывая на небольшой магический артефакт.
— Школа? — удивлённо спросил Игнатий.
— Да, Василиса преподаёт, — кивнул Прохор. — Она геомант из хорошей семьи, но предпочла остаться здесь. Дети её полюбили, хотя и побаиваются.
Обоз продвигался дальше, и Игнатий замечал всё больше деталей, выдававших твёрдую руку управляющего: расчищенная центральная площадь, колодец с новым срубом и крепкие врата.
На площади их заметили местные жители, и вскоре небольшая толпа начала собираться вокруг повозок. Лица не выражали ни страха, ни подозрительности, свойственной крестьянам при виде незнакомцев. Напротив, люди приветливо улыбались, кланялись Прохору и с любопытством разглядывали его отца.
— Воевода вернулся! — воскликнул кто-то, и возглас подхватили другие.
Среди встречающих Игнатий заметил крепкого мужчину лет тридцати с перебитым носом, бородой и уверенной походкой воина.
— Борис, — представил его Прохор. — Мой командир дружины.
Тот самый мужчина подошёл ближе и поклонился:
— С возвращением, воевода. Всё в порядке, как и оставляли. Дозоры выставлены, караулы усилены.
— Хорошо, — кивнул Прохор. — Это мой отец, Игнатий Михайлович. Он будет жить с нами.
— Рад приветствовать вас, боярин, — Борис почтительно склонил голову перед Игнатием. — Наслышаны о ваших злоключениях. В Угрюмихе вы будете в безопасности.
Из толпы выступила пожилая женщина с узелком в руках:
— Воевода, мы же не знали, что вы батюшку привезёте! А у меня как раз пироги с грибами поспели. Примете?
— С благодарностью, Агафья Петровна, — улыбнулся Прохор, и Игнатий с удивлением отметил, насколько естественно сын общался с простыми людьми — без высокомерия, грубости или заискивания.
— Хорошего вы сына воспитали! — продолжала женщина, обращаясь уже к Игнатию. — Не узнать деревню стало, как он приехал. Прежний воевода, царствие ему небесное, боялся за ворота выйти. А ваш наследник и с Бздыхами сражался! И Березники освободил! И гнусь, что к нам в деревню залезла, одолел!
Игнатий переводил удивлённый взгляд с неё на сына.
Тем временем обоз продолжил движение к большому дому в центре деревни. Когда повозка остановилась, на крыльцо выбежал невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти с клочковатой бородой. Его глаза расширились при виде Игнатия.
— Барин! — воскликнул он, бросаясь к повозке. — Игнатий Михайлович! Дорогой! Вот радость-то какая!
— Захар! — Игнатий невольно улыбнулся, узнавая своего давнего слугу. — И ты здесь!
— А где ж мне ещё быть? С молодым барином приехал, хозяйство веду, — Захар помог Игнатию спуститься с повозки. — Худой вы какой стали, барин. Ничего, я вас быстро откормлю!
— Отведи отца в гостевую комнату, — распорядился Прохор. — Я скоро присоединюсь к вам, только нужно решить несколько дел с Борисом.
Пока Захар вёл Игнатия в дом, старый слуга не прекращал говорить:
— Вы не смотрите, что вокруг пока скромно — это временно! Уверен, скоро будет настоящая усадьба, и не деревня, а целый городок!
Игнатий внимательно осматривал внутреннее убранство дома. Здание явно строилось несколько десятилетий назад, с претензией на столичный лоск, но затем пришло в запустение. Однако сейчас внутри было чисто, стены подновлены, мебель хоть и старая, но крепкая и ухоженная.
— Так много перемен, — задумчиво произнёс Игнатий. — Прохор все это сделал за такой короткий срок?
— Ой, да он чудеса творит! — Захар всплеснул руками. — Главное — наладил торговлю с соседними деревнями, теперь они через нас свои трофеи продают. Мельник Степан ему помогает. Барин сказал, скоро лавку откроют настоящую, чтоб и нам не ездить за товарами в город!
Захар провёл Игнатия в баню. Уже через минуту была подготовлены веники, чистая одежда и даже небольшой кувшин с квасом.
Когда Игнатий отмытый от дорожной пыли, вышел в предбанник, там его уже ждал высокий смуглый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и усами, одетый в непривычного кроя сюртук.
— Синьор Платонов! — воскликнул он с сильным акцентом, раскидывая руки в стороны. — Как это говорят русские — какими судьбами? Кто бы мог подумать, что мы встретимся снова, и в таких обстоятельствах!
— Доктор Альбинони! — Игнатий заметно оживился, протягивая руку итальянцу. — Рад встрече и тому, что Прохор помог вам!
— О, это целая история! — итальянец театрально взмахнул руками. — Но если коротко — ваш удивительный сын оплатил мой долг и предложил служить здесь доктором. Признаюсь, когда я приехал и увидел эту деревню… — он понизил голос до драматического шёпота, — я думал, что сошёл с ума, согласившись на это! Но теперь? — он снова повысил голос. — Теперь это лучшее решение в моей жизни! Здесь я настоящий врач, меня уважают, а не… как это… мальчик на побегушках для аристократов!
Несмотря на театральность, доктор оказался на редкость компетентным. Он тщательно выслушал лёгкие Игнатия, проверил пульс, осмотрел глаза и язык.
— Ничего страшного, — заметил итальянец, завершая осмотр. — Маленький нервный истощений, некоторый недостаток питания, но в целом — вы молодец! Я пропишу тоник из местных трав с добавлением одного Реликта. Через неделю будете как молодой бык!
После ухода доктора Игнатий с наслаждением растянулся на чистой постели. В голове крутились десятки вопросов. Как его сын, всего несколько месяцев назад бывший легкомысленным юношей, смог превратить захолустную деревню в процветающее поселение? Откуда взялись средства на всё это? И что за секрет скрывается за всеми этими преобразованиями?
Вечером состоялся ужин, на который, помимо Прохора и Игнатия, были приглашены Василиса, Борис, доктор Альбинони, Степан и несколько других жителей деревни. Разговор за столом был оживлённым, и Игнатий с интересом наблюдал, как его сын умело направлял беседу, задавал вопросы, выслушивал отчёты и отдавал распоряжения — без суеты, чётко и по-деловому.
Когда все разошлись, Прохор и Игнатий остались вдвоём в кабинете воеводы. Здесь царил идеальный порядок: на стенах висели карты окрестностей, на столе лежали аккуратные стопки бумаг, а на отдельном столике размещались какие-то странные металлические пластины.
— Я впечатлён, сын, — искренне произнёс Игнатий. — Никогда бы не подумал, что за такой короткий срок можно сделать столько. Люди уважают тебя, боятся, но не из страха перед наказанием, а из нежелания подвести. Когда ты успел стать таким… лидером?
Прохор задумчиво улыбнулся:
— Возможно, это было во мне всегда, просто требовалось испытание, чтобы проявиться.
— Василиса упомянула, что ты сражался с Химерой, — Игнатий перешёл к тому, что не давало ему покоя весь вечер. — Я слышал о подобном лишь однажды. Это правда?
— Да, — Прохор кивнул и указал на карту на стене. — Она убивала людей в соседних деревнях. Я выследил её и уничтожил.
— И ты справился с ней в одиночку? — спросил Игнатий, глядя на сына с новым уважением.
— У меня есть надёжные люди, — ответил Прохор. — Теперь в их числе и ты.
Игнатий хотел сказать, что чувствует себя слишком старым и измотанным для новых приключений, но, глядя на целеустремлённое лицо своего сына, на эту новую уверенность в его глазах, вдруг почувствовал прилив сил.
— Да, сын. Теперь у тебя есть и я, — твёрдо произнёс он. — И вместе мы вернём роду Платоновых его истинное величие.
За окном догорал закатный свет, а в душе Игнатия разгоралась новая надежда. Может быть, эта глухая деревушка, затерянная среди лесов, и была тем местом, где начнётся возрождение их семьи после всех злоключений? Если так — он сделает всё, чтобы помочь сыну в этом пути.
— Я вот думаю, — внезапно протянул Прохор, — людям нужен праздник, чтобы перевести дух. Как насчёт Масленицы?..
