Глава 19
Я жестом приказал кучеру остановиться и прогуляться, дав мне возможность говорить открыто. Тот понятливо кивнул и ушёл прочь, закуривая цигарку.
— Василиса, не так быстро, — сказал я, пытаясь унять её пыл. — Начни сначала и по порядку.
Через динамик донеслось шуршание— похоже, девушка перебирала бумаги.
— Эти записи… — начала она, — Некоторые страницы испорчены, некоторые тяжело разобрать, потому что мысли чокнутого автора скачут, как блохи, но я сопоставила факты. — Она глубоко вздохнула. — Во-первых, я точно установила личность Химеры. Это Аркадий Верлин, бывший Подмастерье третьей ступени из Муромской академии!
Я нахмурился, пытаясь вспомнить это имя. Нет, ничего знакомого. Похоже, покойный Платонов с ним никогда не пересекался, что немудрено
— Продолжай, — подбодрил я её.
— Он вёл различные исследования, — в её голосе звучало отвращение. — Год назад его обвинили в краже редких образцов и проведении… э-э… неэтичных экспериментов. Конкретика не описана. Так или иначе, дело быстро замяли. Слишком быстро… У него имелся влиятельный покровитель, чьё имя нигде не указывается напрямую.
— Интересно, какой интерес мог преследовать этот человек… — я задумчиво провёл пальцем по подбородку.
— Формально Верлина оправдали, но двери в академию для него закрылись, — продолжала Ольховская. — В дневниках много страниц со словами разочарования, горькими мыслями о несправедливости… обычное нытье самовлюблённого неудачника.
— А что с его исследованиями? — спросил я, понимая, что именно они представляют для нас наибольший интерес. Да и вряд ли «нытьё» так озадачило бы девушку.
В трубке повисла напряжённая пауза.
— Вот тут… — голос Василисы дрогнул. — Я читала это, и мне становилось физически плохо, Прохор. Он разработал методику извлечения Эссенции из живых Бездушных.
Как будто они живы…
Впрочем, я прекрасно понимал, о чём шла речь.
— Суть в том, — продолжила она, и я слышал, как дрожит её голос, — что посмертное извлечение кристаллов даёт лишь малую часть потенциальной энергии. При жизни энергия циркулирует, усиливается, и…
— И он решил добыть всю энергию разом, — закончил я за неё.
— Да. Но для этого требовался особый ритуал, — Василиса сделала паузу. — Он называл его «Симбиотическое извлечение». Верлин обнаружил, что может использовать живых людей как… проводники для энергии Бездушных.
Я стиснул зубы, уже понимая, к чему всё идёт.
— Методика требует создания «энергетического моста» между человеком и Бездушным, — продолжала она дрожащим голосом. — Чем моложе человек, тем лучше проводимость. Подростки и… дети работают лучше всего.
Я почувствовал, как холодная ярость поднимается внутри меня.
— Человека помещают в специальную установку с Бездушным, — Василиса говорила все тише. — Затем на обоих наносят сложную систему рун, используя смесь из измельчённых кристаллов Эссенции и… и крови живого субъекта. При активации ритуала жизненная сила человека буквально вытягивает энергию из Бездушного.
— И что происходит с человеком? — спросил я, хотя уже знал ответ.
— Он… умирает, — прошептала Василиса. — Медленно. Мучительно. А иногда… иногда превращается в овощ.
— И выход энергии? — устало спросил я.
— В восемь-десять раз больше, чем при обычном извлечении, — ответила Василиса. — Но кристаллы имеют особый чёрный оттенок и… нестабильны. Часто взрываются при использовании, иногда искажают заклинания.
Я шумно вздохнул. Такие знания никогда не должны были появляться на свет.
— Есть ещё что-нибудь?
— Да, и это… пожалуй, самое удивительное, — в голосе Василисы появились новые нотки. — Понимаешь, Верлин был не просто одержим наукой. Он был влюблён. Безнадёжно и безответно.
Я приподнял бровь, не ожидая такого поворота.
— В дневнике полно скверных стихов, — прыснула Василиса. — Я даже зачитывать не буду, как-то совестно. Но он постоянно обращается к некой «Катерине» или «Катеньке». Даже настоящий портрет карандашом нарисовал. И я её знаю, Прохор!
— Что? — я выпрямился.
— Это Екатерина Терехова, — в голосе Василисы звучала уверенность. — Она училась со мной в Смоленской академии, на курс старше. Когда я увидела портрет, сразу узнала её — эти миндалевидные глаза, чуть вздёрнутый нос…
— Терехова? — я попытался вспомнить, слышал ли я эту фамилию раньше.
— Да, из тех самых Тереховых, — подтвердила Ольховская. — Её отец — князь Ростислав Терехов, правит Муромом уже лет двадцать.
— Погоди, — я пытался уложить факты в голове. — Ты хочешь сказать, что покровителем Верлина был сам князь Муромский?
— Скорее всего, — согласилась Василиса. — В одной из записей Верлин упоминает «Р. Т.». Это слишком явное совпадение.
Я откинулся на спинку сиденья, размышляя. Муром… Место, где родилась мать Платонова. Там же находится лавка Демидовых, где мне нужно приобрести оборудование для шахты. Похоже, следующая моя поездка будет направлена именно в эту сторону…
— И что эта Екатерина? — спросил я. — Как она относилась к Верлину?
— Никак, — фыркнула Василиса. — Насколько я помню, она даже не замечала таких, как он. Екатерина всегда была… высокомерной. Даже по меркам аристократии. Вокруг неё вечно крутились женихи из лучших семей.
— Звучит как классическая история несчастной любви, — я не удержался от сарказма.
— Не смейся, — Василиса внезапно стала серьёзной. — Я думаю, именно это и сломало его окончательно. После скандала в академии он потерял всё — положение, репутацию, перспективы… и шанс когда-либо быть рядом с Екатериной. Неразделённая любовь превратилась в одержимость, и когда он стал Химерой…
— Превратилась в безумие, — закончил я за неё.
— Именно, — подтвердила собеседница. — В последних записях он постоянно обращается к «Катерине», словно она рядом с ним. Спрашивает её мнение о своих экспериментах, ищет её одобрения. Это… жутко.
Об этом же говорила та девочка в клетке…
Мне встречались воины, чей разум раскалывался под давлением войны, горя или потери. Некоторые из них тоже разговаривали с призраками.
От полученной информации в голове начала складываться картина, которая мне совсем не понравилась.
— Василиса, — сказал я медленно, — то, что ты обнаружила, может иметь крайне серьёзные политические последствия. Если Верлин действительно был связан с княжеской семьёй Мурома…
— Понимаю, — тихо ответила она. — Именно поэтому я храню эти записи под замком и рассказала только тебе.
Я оценил её осторожность. Слишком много влиятельных людей могли бы захотеть, чтобы эта история никогда не увидела свет.
— И не стоит забывать, что на свете полно бесчестных и порочных людей. Это для нас с тобой тот ритуал — несусветная гнусь, а для кого-то окажется весьма рациональным способом увеличить приток Эссенции.
— Божечки! Ты действительно думаешь, что кто-то стал бы его использовать?
До чего же она наивна…
— Поверь мне, ещё как.
— Верю, — просто ответила она.
— Интересно, знает ли князь Веретинский о том, что творилось в его владениях? — задумчиво протянул я. — И какую роль во всем этом играл Терехов? Успел ли Химера сообщить ему о своём открытии? Или нет?..
— Не знаю, — со вздохом ответила Ольховская, — но, кажется, мы ненароком оказались замешаны в нечто гораздо более серьёзное, чем просто охота на обезумевшего мага.
— Согласен, — я сжал магофон крепче. — Спасибо за информацию, Василиса. Ты отлично поработала. По возвращении обсудим, что с этим делать дальше. А пока спрячь эти записи хорошенько и никому о них не рассказывай.
— Конечно, — ответила она. — Будь осторожен.
— Всегда, — я усмехнулся и завершил разговор.
Вскоре экипаж снова тронулся с места, а я погрузился в размышления. Итак, Аркадий Верлин, бывший Подмастерье третьей ступени, одержимый несчастной любовью и жаждой признания. Изгнанный из академического сообщества, он нашёл прибежище в лесной глуши, где его исследования перешли все границы этики и здравого смысла. А потом произошёл несчастный случай, и он сам стал жертвой своих экспериментов.
Нельзя допустить, чтобы плоды его трудов попали в дурные руки. Иначе произойдёт непоправимое.
Огни усадьбы Бутурлиных уже виднелись впереди, и я постарался отбросить мрачные мысли. Сегодня меня ждал светский раут, а не охота на чудовищ. Хотя, учитывая нравы здешней аристократии, разница была не так уж и велика.
Когда карета остановилась у парадного входа особняка Бутурлиных, я сразу заметил стройную женскую фигуру, замершую на пороге дома.
Елизавета, облачённая в кремовое платье, выглядывающее из-под шубки, уже ждала меня. Волосы девушки были уложены в замысловатую причёску, а на шее сверкало бриллиантовое колье.
— Прохор Игнатьевич, — она приветливо улыбнулась, протягивая мне руку для поцелуя. — Как я рада, что вы приняли наше приглашение.
Я галантно коснулся губами её тонких пальцев в шёлковой перчатке.
— Разве я мог отказаться от столь лестного предложения, Елизавета Николаевна? — ответил я с лёгкой улыбкой. — Ваш батюшка говорил, что были весьма настойчивы в своих желаниях.
Девушка слегка порозовела.
— Да и не узреть вновь ваших прекрасных глаз было бы преступлением.
Цвет её щёк сравнялся оттенком с помидором, но вскоре она всё же взяла себя в руки.
— Что ж, надеюсь, этот вечер вас не разочарует, — проворковала она, кладя свою ладонь на мой локоть. — Позвольте мне проводить вас в гостиную.
Пока мы шли по анфиладе роскошных залов, я ловил на себе любопытные взгляды слуг. Мой визит, похоже, был главной темой сплетен в доме последние дни. Елизавета, словно не замечая этого внимания, непринуждённо щебетала:
— Как поживает ваша деревня, Прохор Игнатьевич? Угрюмиха, кажется? Надеюсь, тамошние жители уже осознали своё счастье иметь столь достойного управителя?
Я усмехнулся, вспоминая первую реакцию селян на моё назначение и все последующие события.
— О, можно сказать, что мы пришли к некоторому взаимопониманию. Жизнь там потихоньку налаживается. Открываем новые промыслы, укрепляем оборону… Школа вот вновь заработала.
— Школа? В такой глуши? — искренне изумилась девушка.
— Просвещение должно дойти до каждого уголка нашей земли, — назидательно произнёс я. — Иначе мы так и будем жить в средневековье.
Она рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.
— Боже, Прохор, вы говорите совсем как мой папенька. Он тоже вечно толкует о долге аристократии перед народом.
— И он прав, — спокойно заметил я.
Ладно, не время читать нотации о социальной ответственности знати. Особенно перед ужином.
Тем временем мы добрались до гостиной, где уже собрались прочие участники трапезы. Граф и графиня Бутурлины приветствовали меня сдержанными улыбками. Рядом с ними стоял молодой человек лет восемндацати, в котором легко угадывалось семейное сходство.
— Прохор Игнатьевич, позвольте представить вам моего сына Илью, — торжественно произнёс граф. — Он только что вернулся из Владимирской магической академии на каникулы. Блестяще сдал экзамены, чего и следовало ожидать от Бутурлина.
В голосе отца звучала неприкрытая гордость. Илья слегка смущённо кивнул мне.
— Весьма рад знакомству, — произнёс я, пожимая его руку. — И поздравляю с успехами в учёбе. Владимирская академия славится своей требовательностью.
— Благодарю, — отозвался он. — Наслышан о ваших свершениях, Прохор Игнатьевич. И даже видел некоторые из них, — произнёс он, намекая на дуэль. — Вынужден признать, они впечатляют.
Его лицо и голос были полны юношеской непосредственности. Похоже, в отличие от сестры, молодой граф ещё не овладел в полной мере искусством светской фальши.
Затем мне представили других гостей — давних друзей семьи. Высокий мужчина с военной выправкой оказался графом Константином Ольгердовичем из рода Горчаковых. Полноватый господин с одутловатым лицом — боярином Василием Елецким. Миловидная дама средних лет — боярыней Екатериной Белеутовой. Примечательно, что все они принадлежали к верхушке аристократии и имели немалый вес в свете.
После взаимных приветствий и расшаркиваний слуги пригласили нас к столу. Я оказался сидящим напротив Ильи, который поглядывал на меня с интересом, словно хотел о чем-то расспросить, но не решался.
Первые перемены блюд прошли в лёгкой светской беседе. Гости обсуждали последние новости, сплетни, погоду — всё как обычно. Я же помалкивал, поглощённый изысканными яствами.
Внезапно боярин Елецкий обратился ко мне:
— Скажите, любезный Прохор Игнатьевич, а каково это — из столичных бояр угодить в воеводы богом забытой деревеньки? Признайтесь, тяжко после дворцовых приёмов квас с крестьянами распивать?
В его тоне явно сквозила насмешка, хоть внешне всё выглядело донельзя учтиво. Граф бросил на приятеля предостерегающий взгляд, но промолчал, видимо, желая посмотреть на мою реакцию.
Я невозмутимо отёр губы салфеткой и обратил на боярина взгляд, полный вежливого интереса.
— Право слово, не так уж и тяжко, — проговорил я с лёгкой улыбкой. — Особенно когда узнаёшь, что некоторые из крестьян представляют из себя гораздо более самоотверженных людей, чем многие представители знати.
На этих словах Горчаков едва не подавился закуской, а сын Бутурлиных с интересом посмотрел на меня.
— К тому же, меня послали туда с высочайшим поручением — привести эту глушь в надлежащий вид и превратить в процветающий край. Назовите меня романтиком, но я верю, что у каждого захолустья есть потенциал. Нужно лишь приложить некоторые усилия в правильной точке. И сдаётся мне, я нащупал эту точку.
Гости оживились и с любопытством воззрились на меня. Похоже, мой ответ озадачил боярина — он явно ожидал, что я начну жаловаться на судьбу или всячески принижать свой новый статус. Но мне и в голову не приходило стыдиться своего назначения.
— Ну надо же, сколь интересная позиция, — протянула Белеутова. — И как успехи на сём поприще? Поделитесь же, Прохор Игнатьевич.
По лицу Елецкого было видно, что он был бы рад сменить тему, но я не собирался давать ему такой возможности.
— Благодарю за интерес, боярыня, — я улыбнулся ей самой обворожительной улыбкой. — Должен признать, приходится проявлять известную настойчивость и даже твёрдость. Местные жители поначалу приняли меня с некоторым скепсисом, но мне удалось убедить их в серьёзности своих намерений. После нескольких поучительных примеров, разумеется.
— Поучительных примеров? — вскинул бровь Горчаков, явно заинтригованный.
Я пожал плечами.
— Не уверен, что вам будет так уж интересна эта тема. Выяснилось, что местный староста в сговоре с заезжим купцом годами обирает жителей деревни, и когда они попытались убить меня в дороге, пришлось казнить их обоих. После этого даже самые консервативные умы осознали, что иногда следует принять неизбежные перемены.
Повисла звенящая тишина. Все взгляды устремились на меня — кто с удивлением, кто в шоке. Один Илья смотрел с нескрываемым одобрением, явно радуясь полученному подтверждением моей решительности.
Чувствуя, что одержал верх в этой словесной дуэли, я небрежно пригубил вино и как ни в чём не бывало продолжил рассказ о своих свершениях в Угрюмихе — начиная с укрепления обороны и кончая планами открытия больницы. К концу моей речи Елецкий насупился, Илья сиял, боярыня прикрывала улыбку веером, а Горчаков одобрительно кивал. Лишь граф и графиня сохраняли бесстрастное выражение лиц, но в их глазах я видел искорки веселья.
После ужина граф Бутурлин предложил мужчинам перейти в курительную комнату для партии в бильярд. Я не отказался от бокала отменного коньяка, но от сигары воздержался — не имел привычки к курению.
Елецкий включил маговизор, висящий в углу комнаты, чтобы мы могли послушать вечерние новости.
Ведущий бодрым голосом рассказывал о предстоящих культурных событиях, новых веяниях моды и слухах из жизни высшего общества. Мужчины слушали вполуха, негромко переговариваясь и обмениваясь впечатлениями от ужина.
Внезапно тон голоса ведущего изменился, став более серьёзным и встревоженным:
— А теперь к криминальной хронике. Сегодня утром появились новые подробности о серии убийств, прокатившейся по городу прошлой ночью. Как вы помните, ранее стало известно о попытке похищения боярина Игнатия Платонова людьми графини Белозёровой. Однако дерзкий замысел был раскрыт, и преступники задержаны.
Собравшиеся перевели на меня удивлённые взгляды.
— По нашей информации, сейчас сыскной приказ пытается выяснить, насколько сама графиня Белозёрова была вовлечена в это грязное дело и действовали ли злоумышленники по её прямому приказу. В любом случае, репутации именитого семейства нанесён серьёзный удар. Что заставило их пойти на столь радикальные и недостойные истинных аристократов меры — покажет время. Мы будем держать вас в курсе развития событий.
В комнате воцарилось неловкое молчание. Гости обменивались многозначительными взглядами, кто-то неодобрительно качал головой.
Я спокойно отпил глоток коньяка, лишь краем глаза следя за реакцией присутствующих. Конечно, для Бутурлиных, как и для всей аристократии, любой скандал подобного рода был сродни землетрясению. Свет не прощает ошибок и не забывает о промахах.
— Какой позор… — пробормотал граф Горчаков. — Прохор Игнатьевич, вы верите в причастность графини к этому вопиющему злодеянию?
Глаза всех собравшихся обратились на меня. Я невозмутимо оглядел их по очереди и произнёс, тщательно подбирая слова:
— Пока следствие не закончено, я воздержусь от суждений. Тем более, не мне решать степень вины графини. Княжеское правосудие разберётся. Однако своего отца я в обиду не дам никому. И те, кто пытались навредить ему, уже понесли заслуженное наказание.
На мгновение в бярьрдной повисла звенящая тишина. Первой её нарушил Илья Бутурлин:
— Вы поступили совершенно правильно, Прохор Игнатьевич. Семья — это святое. И посягательство на неё должно сурово караться.
Остальные гости согласно закивали, спеша выразить своё возмущение поступком Белозёровой и солидарность со мной. Граф Бутурлин подал знак слуге, разносящему напитки, и тот, поклонившись, выключил маговизор. Разговор перетёк в другое русло.
Вскоре мы с Ильей оказались у бильярдного стола напротив друг друга. Пока мы разбивали пирамиду, он внезапно спросил:
— Скажите, Прохор Игнатьевич, а вам в самом деле удалось изменить ситуацию в своей деревне? Или вы просто не хотели ударить в грязь лицом перед папенькой и его друзьями?
Я усмехнулся и сделал свой удар, отправив сразу два шара в лузу.
— Не стану кривить душой, определённые успехи есть, но впереди ещё много работы. Это долгий и непростой процесс, Илья Николаевич. Главное — не опускать рук и всегда верить в успех своего дела. Тогда и другие в него поверят.
Юноша задумчиво кивнул, обдумывая мои слова, и тоже склонился над столом.
В ходе партии мы с ним разговорились, обнаружив немало общих интересов — от охоты до магических теорий. Выяснилось, что юноша обладает пытливым умом и живо интересуется всем, что выходит за рамки программы академии. Я охотно делился с ним своим жизненным опытом, а он расспрашивал меня обо всём — от жизни в Угрюмихе до деталей моей дуэли с Осокиным. К концу вечера мы уже чувствовали себя если не закадычными друзьями, то добрыми приятелями, перейдя на «ты».
Закончив партию, я дождался, пока остальные гости покинут комнату, и передал графу обещанный футляр с кинжалом. Тот весьма благосклонно оценил изделие, и мы вернулись в гостиную. Елизавета тут же подлетела ко мне с горящими глазами.
— Прохор Игнатьевич, а не хотите ли продолжить наш вечер в менее формальной обстановке? Мы с Ильей собирались посетить один милый ночной клуб неподалёку. Самое модное место в городе! И вы просто обязаны к нам присоединиться!
Я слегка опешил от столь неожиданного предложения. Светские рауты — это одно, но шумные увеселительные заведения? Не слишком ли это… вольно для приличной барышни?
Видя моё замешательство, Илья рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
— Да не смущайся ты так, Прохор. Хватит уже этих церемоний. Поедем с нами, клянусь, не пожалеешь! Лизонька плохого не посоветует!
Пока я подбирал слова для дипломатичного отказа, Елизавета уже подлетела к родителям, щебеча о своём решении. Граф вздохнул, но кивнул:
— Что ж, детям нужно развлекаться, но, Прохор Игнатьевич, я буду весьма признателен, если вы проследите за моей непоседой. А то знаю я эти клубы и их публику…
Он многозначительно посмотрел на меня, и я понял, что отвертеться уже не удастся.
— Почту за честь, Николай Константинович, — церемонно склонил голову я, мысленно прощаясь со спокойным окончанием вечера.
Елизавета просияла, и уже тянула меня к выходу, что-то щебеча о диджеях, модных танцах и элитной публике клуба. Илья подмигнул мне и последовал за нами.
Что ж, видимо, этот вечер обещал быть богатым на сюрпризы.
