24
Его благость Гарбс Керован, глава культа Горма Омфалоса, проживал в районе Семи Морей — престижном квартале, где селились богачи. Квартал сей возлежал на холмах над рекой, и чтобы добраться туда, пришлось нанять экипаж. Свою маскировку мы не стали снимать. С ней было безопасней.
Вилла Керована выглядела весьма помпезно. Три этажа, огромный парк. Много охраны из монахов. И обязательно — личная церковь, где Керован в тихие часы возносил молитвы Омфалосу. Личная церковь — это прерогатива богатых, как известно, приближающая их к богу.
Когда я разбогатею, то поставлю в своем поместье сразу три-четыре церквушки, посвященные разным богам. Возможно, они иногда будут спускаться с небес, пить вино и играть со мной в карты.
Ах да, все боги, кроме Атрея — суть происки Тьмы, совсем забыл слова Лигейи. Все — фальшь. Но церквушки я все же поставлю. На всякий случай. Черт, я шучу. Мне настолько плохо, что я готов лечь и умереть прямо сейчас.
Нас провели к Керовану, едва я показал перстень-печатку Вирны.
Его благость ждал нас в богато обставленном кабинете, беспокойно вышагивая по дорогому ковру и чахоточно кашляя. Выглядел он сушеной грушей-дичкой, навроде тех, что усеивали подножия склепов на кладбище, где я оставил груз. Жидкий хохолок седых волос на плешивой головешке. Коралловая, шитая золотом ряса. Взгляд бегающий, крысиный. Такой, какой бывает только у людей с нечистой совестью.
Керован заметно волновался — груз запаздывал, празднество Разделения близилось. И неизвестно — может быть, культ Сноходца уже получил свой груз для ритуалов, а значит, культ Омфалоса будет посрамлен — что категорически недопустимо.
— Наконец-то! Великая радость! — всплеснул он руками-веточками. — Бахун! Бахун! Ба-а-хун! Где вы пропадали так долго?
— Немножко задержались по пути, — сказал-прохрипел я, едва держась на ногах и закашлял с ним на пару. — Через два часа пожалуйте в «Гостевой домик», на площадь склепов, ту, что рядом с Аллеей Вечной Радости. Ну, вы знаете.
Он знал.
— Учтите, молодой человек… бахун-бахун!.. за опоздание я вычту с вас штраф — пятьдесят процентов стоимости груза!
Мне стоило великих усилий не показать ему кукиш.
— Вы оплатите груз по ранее оговоренной таксе, Керован. Иначе я выброшу его в реку.
Он взвился, заходил по кабинету. Двое дюжих монахов за нашими спинами напряглись.
Керован остановился и взглянул на меня:
— Что мешает мне сейчас… бахун!.. оставить вас здесь, направить своих людей на кладбище и отобрать груз? В этом случае я не заплачу вам ни гроша!
Я пожал плечами.
— Потеряете поставщика. Ну и потом — у меня тоже есть… свои люди. Если ваши люди придут к моим людям, мои люди подожгут повозку с грузом.
Он зажужжал, как швейная машинка из тех, что мы с Олником прикупили в Хараште. Потом закашлял. Я выказал солидарность и закашлял в ответ.
— Гритт с вами, юноша! Ждите меня через два часа!
Дивный старичок. Деньги — это все, что держит его на свете в такие годы. Больше денег — больше энергии, больше жизни. Своего рода финансовый вампиризм. Дано не каждому. Например, мне — точно нет. И слава богам, что нет.
— А слыхали ли вы про знамения Объединения, — молвил я как бы невзначай, ощущая прилив странного куража. — Огромная туча грядет… А кроме тучи, говорят, кое-что случится сегодня и в Академии. Боги недовольны, слишком давно они ждут Объединения! Ведь Разъединение, говорят, было ересью.
— Ересь! Бахун! Бахун! Не будь вы иностранцем, за такие слова я мог бы приказать вас казнить!
— Так говорят в народе, ваша благость. Мы слышали сии разговоры от самой границы с Одирумом!
Он закашлял, сделав большие глаза. Монахи за нашими спинами пустили шепоток сомнений.
— Уходите! Уходите прочь! И никому не говорите об этом!
Мы и ушли.
— Фатик, — промолвила Виджи, когда мы вышли из ворот. — Ты снова за старое…
— Нет, — сказал я. — Новое. Лучше иметь на шее один культ, нежели два. Дешевле, понимаешь? И лучше вместо Разделения с его бурными драками устроить новый праздник — Объединения с всеобщим братанием.
Туча медленно, но верно накрывала город. Скоро, скоро грянет буря.
Теперь — в ставку культа Сегизма Сноходца, на том же экипаже. Нет, сначала — заедем в харчевню. Мне необходимо поесть, иначе я потеряю сознание. Животные, когда болеют, не едят — но человек не животное. Воздерживаться от пищи, когда сводит желудок, я не буду. К тому же я чую инстинктами варвара, что грядет драка. А в бой я иду, только плотно поев. Такая уж у меня особенность.
Его великопреподобие, глава культа Сегизма Сноходца проживал в особняке на другом конце города. Парк не менее обширный, озеро, церковь. Ну просто загляденье.
Перстень-печатка сработал и здесь. Нас провели в особняк, однако не в деловой кабинет. Молчаливый монах поманил нас в темный коридор с запахами мяса и дымом очага. Ловушка? Надеюсь, нет. Коридор шел под уклон, похоже, мы спускались в подвал. Я тайком передал Виджи один из кинжалов.
— Спрячь в рукаве.
— А я? — влез Олник, узрев мои манипуляции (гномы, как известно, видят в темноте куда лучше кошек).
— Смотри по обстоятельствам.
От этих слов бритый затылок монаха-проводника напрягся и пошел складками. Судя по плечам, монах с детства занимался борьбой или же был молотобойцем.
Нашим глазам открылась кухня со стенами из красного кирпича и маленькими зарешеченными окошками. Масса надраенной медной посуды висит сразу над тремя плитами. На отдельной стене — стойка с массой бутылок; рядом выстроились винные бочонки. С других стен свисают связки трав, лука, кореньев, окорока и колбасы. Весьма представительная кухня, надо сказать, тут есть все, что полагается иметь кухне богатого человека, который любит и умеет поесть.
Сидящий за большим деревянным столом человек был одет в лазоревую рясу с позолотой. Он глодал цельную баранью ногу, запивая ее пенным пивом. Замечу меж строк, что потребление мяса и пива за неделю до праздника адептами Сноходца не приветствовалось. Человек был грузен, крепок, как бывший грузчик, поднабравший с возрастом вес.
Я не поверил глазам.
— Хайкрафт? Хайкрафт Сурджи?
Он прищурился. Я отцепил фальшивую бородку.
Это был призрак прошлого, глава одной из местных преступных шаек Хайкрафт Сурджи. Тот, к кому я надеялся обратиться, чтобы набрать головорезов для атаки на Академию.
— Хо-о-о, Фатик! Какая славная неожиданность! — Взмахом руки Сурджи отпустил монаха. — Садись! Бери табурет. И твои спутники пусть присоединятся. Садитесь, ешьте, пейте. Берите доброе вино!
— Его великопреподобие… — сказал я. — Мы пришли, дабы переговорить с его великопреподобием об оккультном карго…
— Хо-о! Фатик, давненько ты не бывал в Талестре. Я и есть его великопреподобие, глава культа Сегизма Сноходца.
Я вдруг взопрел в хламиде студента, под которой была напялена куртка.
— О Гритт.
— Ну, жизнь повернулась ко мне передом четыре года назад, дорогой Фатик. Хо-о! Да садись ты. Или не хочешь есть?
— Благодарю, мы недавно поели в харчевне.
— Эх, слабаки! Доброе мясо, доброе вино, что еще нужно для счастья? Я люблю так, по-простому, в обычной кухоньке…
Он создавал обманчивое впечатление жизнерадостного и добродушного человека. Его великопреподобие… Ну надо же…
— Как славно, что ты снова в деле, дорогой Фатик! Так ты привез груз от жирной мерзавки Вирны, х-хо? Она требует называть себя госпожой в письмах. Ну а я в ответ требую, чтобы она величала меня господином! Х-хо-о! Мы уж и отчаялись заполучить груз, говорят, в Брадмуре очень жарко в последнее время.
Глаза у него были маленькие и умные. Взгляд был цепкий, как и у всех людей, что пробились с самых низов.
— Есть такое, — сказал я. — Но мы прорвались. Без потерь.
— Это замечательно, дорогой Фатик! И когда я смогу получить груз? Время, знаешь ли, на исходе.
Это ты можешь мне не говорить, Хайкрафт.
— Сегодня, через три часа, у главного входа в «Гостевой домик».
Главный вход находился в противоположном конце от Аллеи Вечной Радости, стало быть, конкуренты никак не столкнутся друг с другом. Хитроумен, Фатик!
Хайкрафт отхватил здоровенный шмат баранины и прожевал. Затем прищурился весьма хитро.
— Кладбище? Годится. Явимся, надеюсь, до дождя.
— Постарайся.
— Ты выглядишь бледненько, что, не здоров?
— Подхватил в горах простуду.
Тут я закашлялся — совершенно, надо признать, без наигрыша.
— У-у-у, значит, надо лечить. Налей себе вина!
— Спасибо, обойдусь без вина. Требуется еще сделать кое-какие дела.
— Да? Ну смотри… Х-хо!
— А слыхал ли ты, Хайкрафт, про знамения Объединения, — вкрадчиво произнес я. — Огромная туча грядет… А кроме тучи, говорят, кое-что случится сегодня и в Академии. А все потому, что боги недовольны, слишком давно они ждут Объединения. Ведь Разъединение, говорят, было ересью.
Он ужаснулся, перестал жевать, уставился на меня.
— Какая ересь! То, что ты говоришь — страшная ересь, и я могу предать тебя смерти!
— Увы, но крестьяне говорят об этом от самой границы с Талестрой. Говорят, ходят слухи, что сегодня грянут знамения!
— Ох, Фатик! Ересь! Уйди, не могу тебя слушать!
Мы и ушли.
Пожалуй, для объединения культов я сделал все, что мог. Остальное будет зависеть от силы знамений. А уж они будут. О да, будут.
* * *
На экипаже мы вернулись к «Гостевому домику» и стали ожидать. Багрово-черная туча надвинулась вплотную, ветер гонял меж склепов сухие листья. Молчаливые зарницы раз за разом освещали пространство. Но дождя не было. Может, его и не будет. Природа тучи, возможно, была иной. Возможно, из нее посыплются камни. Или жабы. Или камни, жабы и еще что-то столько же привлекательное и аппетитное.
Я чувствовал нарастающую тревогу. Что-то скверное, кроме тучи, приближалось. И я не мог этому помешать.
Наконец, к нам пожаловали адепты Омфалоса под предводительством одышливого кашлюна Керована. Я не ожидал, что он сам явится. Монахов с ним было более двадцати человек, пятеро вели в поводу осликов для груза. К тому времени я велел возницам — Нануку и Ванко — отвести козла подальше и заткнуть ему пасть, чтобы не выдал нас блеяньем. Если культисты узнают, что мы двурушничаем, неизвестно, что будет. То есть — известно: резня.
Олник, Самантий и Тулвар ждали в фургоне.
— Ну, юноша, где наш товар?.. Бахун-бахун!
Я выдал им товар. Керован лично осмотрел каждый кустик вангрии и заглянул в каждый бочонок с моджи.
— Бахун, бахун! Кусты осыпались!
— Дорога была трудной. В Брадмуре неспокойно. Но лепестки на вангрии еще есть.
— Бахун!
— Очень неспокойно было на дороге. И хорошо, что мы привезли вангрию и моджи вообще!
Керован снова сунул острый нос в бочонок с моджи.
— Бахун! Бахун! Ольмерт, подойди! Попробуй напиток!
Монах со статями быка приблизился вразвалочку и капнул себе на ладонь немного галлюциногена.
А я стоял рядом с Виджи и Крессиндой (обе — вооружены, собственно, как и монахи), трясся от лихорадки и думал.
Гритт, яханный фонарь, как же понимать речь мертвецов Брадмура, что я смогу проникнуть все же в закрытую часть Академии? Время на исходе!
Меж склепов и груш-дичек вдруг наметилось шевеление. Там — тут, тут — там, мой взгляд засек шевеление сразу в десяти местах! Что-то светло-синее… О боги, лазоревые рясы культа Сноходца явились на час раньше срока! И, яханный фонарь, совсем не в условленное место!
Над площадью пронесся голос Хайкрафта Сурджи:
— Х-хо! Фатик! Двурушник ты чертов! Я так и знал! Я понял, когда тебя только увидел! Вперед, братья! Руби приверженцев Омфалоса! Уничтожьте груз! В бой! В бой!
На площадь высыпали монахи Сноходца, обнажив короткие тесаки и мечи подлинней. Было их не менее сорока человек — откормленных, бритоголовых и готовых убивать.
Монахи Омфалоса также выхватили оружие, припрятанное в рясах. Не могу сказать, что они сильно удивились — неизбежное столкновение оттягивалось уже слишком давно.
Разгорелась схватка, в которой монахи Сноходца имели очевидное преимущество. Сурджи возглавил наступление на наш фургон. Цветы вангрии и напиток моджи его монахи стоптали, Сурджи понимал, что остальные цветы вангрии ждут в фургоне. Однако оставался еще козел.
Монахи Сноходца атаковали успешно, и несколько культистов Омфалоса пали, обагрив коралловые рясы кровью. Керован избежал смерти, юркой змейкой проскочив меж склепов, и был таков.
Мы отступили к фургону. Бой разгорался, культисты Сноходца успешно теснили приверженцев Омфалоса.
Сурджи был отчаянно смел: размахивая увесистой саблей, он вел десяток человек в атаку на наш фургон.
Олник спрыгнул на землю с топором, Самантий с каким-то ножиком занял место рядом.
— Где козел? Где козел? — страшно орал Сурджи, пропустив вперед себя нескольких монахов.
— Там, где твои руки не достанут!
Я отвел удар тесака, врезал монаху под коленку и ударил в грудь мечом. Кольчуга! Я отбил еще удар, и ловко — да, иногда у меня получается! — отсек монаху ухо. Он взвыл, и я ударил его в горло. Затем пихнул на атакующих и, когда он повалился им под ноги, провел удачную комбинацию, коя заключалась в расколотом черепе еще одного культиста и отсеченной руке другого.
— Кольчуги! На них кольчуги! — крикнул я.
Хорошо подготовились, сволочи.
Адепты Омфалоса кольчуг не надели, и поэтому монахи Сноходца теснили их крайне успешно, усеивая коралловыми рясами площадь. Те и другие дрались яростно и злобно, слышался звон клинков, сдавленные стоны и ругательства.
Нас прижали к фургону. Дело принимало очень скверный оборот. Кажется, мертвецы Брадмура ошиблись.
Вдруг среди склепов раздались резкие команды на знакомом мне языке.
Боевой язык кверлингов! О боги, нет!
Они высыпали на площадь со всех сторон, и было их куда больше сотни — чуть ли не четверть Злой Роты пригласили на рандеву.
Я успел прикончить зазевавшегося культиста, вогнав клинок в ямку меж ключиц, и пробился к самому Хайкрафту Сурджи, решив прихватить его с собой напоследок. Он сделал выпад в мою сторону, который парировала Виджи.
А я?
Меня вдруг повело, людские фигуры расплылись перед глазами.
И тут случилось то, что должно было случиться с героем по найму, которого эксплуатируют и в хвост и в гриву, даже когда его грудь разрывает от кровавого кашля, а тело сковывает озноб.
Я потерял сознание.
Быстро, резко, бесповоротно.
Варвар, болеть — вредно!
