Исходя из особенностей работы, ухаживать за Гарри было одним удовольствием. Во-первых, сам он был чрезвычайно приятным человеком, а во-вторых, его родные старались как можно больше делать для него сами. Трое из пяти дочерей Гарри жили совсем рядом и почти каждый день приносили ему обед, а один из сыновей сам мыл и переодевал его. Я даже уточнила, действительно ли им нужны мои услуги, но все дети Гарри в один голос сказали, что я им необходима.

В уже чистом и опрятном доме, где единственный обитатель не встает с кровати, довольно мало домашней работы, я и проводила основную часть времени за чтением или письмом. Впрочем, мне все же удалось сварить на кухне Гарри несколько вкусных овощных супов.

У Гарри были кустистые брови, волосатые уши, красное лицо и гулкий смех. Мы сразу друг другу понравились. В первую же минуту после знакомства мы успели обменяться парой шуток, так что наши отношения с самого начала были легкими и естественными.

Совсем иначе обстояло дело с его сыном Брайаном. Это был очень нервозный человек. Много лет назад отец и сын поссорились, и, хотя отношения между ними сохранились, прежнюю близость было уже не вернуть. Остальные дети считали, что в ссоре был виноват Брайан. Я не видела конфликта и ничего не могла об этом сказать, да и не думала об этом. Но было очевидно, что теперь Брайан пытается наверстать упущенное время, взяв на себя все заботы об отце.

Брайан вмешивался в любую мою попытку помочь Гарри. К этому времени я уже наловчилась интуитивно находить самое удобное положение для лежащего в кровати пациента – об этом говорили многие, за кем я ухаживала. Но родственники часто перекладывали подушки из самых добрых побуждений, не понимая, что тело больного особенно чувствительно и любая перемена положения лишает его остатков комфорта.

Когда Брайан неохотно уходил на работу, всего на несколько часов в день, первым делом я вновь устраивала Гарри поудобней. Если в течение дня у меня появлялась возможность немного поухаживать за ним без того, чтобы Брайан маячил у меня за спиной, Гарри обязательно просил меня по-быстрому переложить подушки.

Впрочем, каждый день нам с Гарри выпадало несколько тихих часов перед тем, как вся семья собиралась вместе на ужин. Это было чудесное время, и Гарри ласково называл его «часы затишья». Я ухаживала за ним, мы болтали и смеялись, а потом обычно пили чай и снова болтали.

Жена Гарри умерла двадцать лет назад, но он не потерял вкуса к жизни. Он любил свою работу, однако с выходом на пенсию стал еще активней, вступив в пару спортивных клубов и клубов по интересам. До начала смертельной болезни Гарри обладал отменным здоровьем.

«Я отдавал должное прекрасному здоровью, которое досталось мне от природы, – говорил мне Гарри, – оставаясь активным и считая, что количество прожитых лет не должно указывать мне, как себя вести. Слишком многие люди добровольно становятся стариками раньше времени». Хотя Гарри умирал, я действительно никогда еще не видела такого крепкого восьмидесятилетнего человека. Болезнь понемногу брала свое, но его хорошая физическая форма по-прежнему была заметна: например, массируя ему ноги, я видела крепкие мускулы.

«Когда выходишь на пенсию, а твои дети заняты собственными детьми, друзья становятся особенно важны, – рассказывал Гарри. – Поэтому, когда умерла моя жена, упокой Господь ее душу, я записался в клуб спортивной гребли. А потом еще в клуб спортивной ходьбы. Не понимаю, как мне раньше вообще хватало времени на работу!»

Гарри был убежден, что бабушки и дедушки должны принимать активное участие в жизни внуков и проводить с ними много времени. Внуки навещали его каждый день, и было заметно, что их связывает искренняя любовь.

«Семья, конечно, важнее всего, но человеку нужны друзья его возраста. Если бы не друзья, которых я завел в клубах, я был бы очень одиноким стариком. Я не был бы одинок, потому что у меня есть дети и внуки, но я скучал бы по общению с близкими мне по духу ровесниками».

Так мы болтали в его комнате, пока солнце не начинало клониться к горизонту, предупреждая, что часы затишья подходят к концу. Вот-вот прибудут родные, но мы до последнего момента продолжали болтать. Гарри говорил, что не понимает, почему многие люди осознают важность дружбы только в последний момент. Хотя он радовался, когда пожилым людям удавалось сохранять любовь и уважение своей семьи, его раздражало, если это происходило в ущерб дружбе.

«Когда они это поймут, будет уже поздно, – настаивал он. – И ведь это касается не только моего поколения. Я смотрю на молодежь, и они так заняты, что совершенно не могут найти времени на себя, на то, что делает счастливыми их лично. Они полностью теряют себя. Нужно обязательно проводить время с друзьями, чтобы помнить, кто ты такой, когда ты не мама, не папа, не дедушка и не бабушка. Понимаешь, о чем я?»

Я соглашалась: действительно, такое часто бывает, и люди, которые находят немного времени на себя самих, выглядят гораздо счастливей. С ними также куда приятней общаться.

«Вот именно! – Гарри хлопнул ладонью по одеялу в знак согласия. – Хорошие друзья нас стимулируют. Красота дружбы в том, что друзья принимают нас такими, какие мы есть, и ценят то, что нас объединяет. Суть дружбы в том, что люди принимают друг друга со всеми недостатками и не пытаются переделать, как это делают муж, жена или другие родственники. Друзей надо обязательно сохранять, моя дорогая девочка».

Судя по потоку посетителей, слова у Гарри не расходились с делами. Все его друзья были энергичными и веселыми людьми, и их визиты неизменно проходили в радостной обстановке. Они также уважали его состояние и понимали, что иногда он отдыхает и его нельзя беспокоить.

Однажды Гарри спросил меня, как у меня самой обстоят дела с дружбой. Я рассказала ему про своих самых близких друзей и объяснила, что в последнее время понимание дружбы в моей жизни меняется, как меняюсь и я сама.

«Что же, это совершенно естественно, – сказал он. – Друзья появляются и исчезают в течение всей жизни. Поэтому мы должны ценить их, пока они рядом. Бывает, что просто закончился тот жизненный урок, который вы должны были пройти вместе, и вам больше нечем поделиться друг с другом. Но кто-то остается рядом навсегда, и когда стоишь в самом конце пути, ваше совместное прошлое и ваше взаимопонимание бесконечно утешают».

Мы оба соглашались, что у женщин и мужчин разный подход к дружбе. Женщины ценят эмоциональную сторону дружбы, то есть наши отношения крепнут, когда мы разговариваем о своих переживаниях. Мужчинам тоже нужны друзья для разговоров, говорил Гарри. Но лучше всего им удается общаться за каким-то совместным занятием, таким как игра в теннис, прогулка на велосипеде или еще что-то активное. Мужчины любят таких друзей, с которыми они могут вместе что-то придумывать, решать проблемы, как физические, так и эмоциональные. Нередко это происходит, когда они что-то вместе делают.

– Например, строят ограду вокруг пастбища, – предложила я.

Гарри расхохотался:

– Ну и ну. Можно вывезти девушку из деревни, но нельзя вывести деревню из девушки. Да, пример очень сельский, Бронни, но в точку. Вместе строить забор или еще что-то делать руками, это очень сплачивает мужчин.

Хохоча, он добавил, что, если мне когда-нибудь понадобится наладить отношения с симпатичным мужчиной, достаточно помочь ему построить забор. Я пообещала иметь это в виду.

Гарри рассказывал мне свои любимые истории о дружбе, подчеркивая, какое это счастье – настоящие друзья. От гостей не было отбою: друзья даже завели график посещений, чтобы все желающие могли повидать Гарри, не утомляя его слишком сильно.

Благодаря часам затишья у нас в жизни возникла новая дружба: дружба друг с другом. Гарри пожаловался мне, как ему обидно, что я полдня провожу в другой комнате, вместо того чтобы общаться с ним. Я рассмеялась, соглашаясь. Но мы оба понимали, что Брайан пытается загладить свою вину перед отцом. Гарри не хотел, чтобы после его смерти Брайан остался с чувством вины, хотя и не был уверен, что этого удастся избежать. Поэтому он с радостью подыгрывал сыну, позволяя ему выполнять свой долг в эти последние недели. «Хотя он и не умеет нормально поправлять подушки», – вздыхал он.

Гарри относился к своей болезни и грядущей смерти философски. Он прожил насыщенную жизнь и готов был увидеть, что ждет его на той стороне. Хотя иногда мы говорили о его приближающейся смерти, чаще всего Гарри сводил наши беседы к теме дружбы: к ее ценности, к воспоминаниям. Он также хотел слышать мои любимые истории о дружбе. «Расскажи что-нибудь про детство. Хочу узнать о тебе побольше», – попросил он и тут же расхохотался, потому что мой рассказ начался в деревне, в поле пшеницы.

Когда мне было двенадцать лет, мы переехали с фермы, где выращивали рогатый скот и люцерну, на ферму, где выращивали овец и пшеницу. Она располагалась за километры от ближайшего городка, под огромным синим небом. Примерно через год после переезда внезапно исчезла моя первая собака. Мы подозревали, что ее укусила змея, потому что нам так и не удалось ее найти – впрочем, на громадной ферме это было неудивительно. Я была совершенно убита. Несколько месяцев спустя родители купили мне новую собаку: маленькую беленькую болонку, которая наотрез отказалась быть комнатной собачкой и целыми днями гонялась по полям и лугам за рабочими собаками – овчарками, бордер-колли и келпи.

Мою лучшую школьную подругу звали Фиона. Она жила в городе, но много времени проводила у нас на ферме. Я тоже бывала у нее в гостях, особенно когда мы немного подросли и заинтересовались мальчиками. Среди прочего нас с Фионой объединяла любовь к пешим прогулкам. Страшно представить, сколько километров мы прошли вместе за десятилетия нашей дружбы: по пляжам, джунглям, городским улицам, чужим странам и лесным дорожкам. Но началось все с прогулок по полям пшеницы.

Нас всегда сопровождали моя болонка и еще пара пастушьих собак, а иногда с нами увязывалась и кошка, или даже две. Мы с Фионой шли по дорожке, а собаки носились прямо по полю. Пока пшеница была молодой и невысокой, в этом не было ничего особенного, но, когда она подрастала, маленькая собачка начинала в ней теряться, и мы с Фионой ежедневно наблюдали уморительную сцену.

Впереди бежали большие собаки, а позади них колыхалась пшеница: это бежала моя болонка, невидимая в высоких колосьях. То и дело колыхание прекращалось, и над зеленью возникала ее белая головка. Она крутилась, как перископ подводной лодки, пока не находила взглядом других собак, а затем вновь скрывалась в колосьях, прокладывая себе новую дорожку в пшенице. Вскоре движение вновь останавливалось, над колосьями возникала белая головка, находила цель, исчезала и продвигалась дальше. Это продолжалось бесконечно, и под конец прогулки каждый раз, как над пшеницей возникала белая собачья голова, мы с Фионой начинали покатываться от смеха. Мы так хохотали, что у нас ломило щеки и по щекам катились слезы, мы хватались друг за друга, чтобы не упасть, и тут собака вновь выпрыгивала из колосьев, и мы опять складывались пополам от смеха. В конце прогулки мы едва держались на ногах.

Поделившись с Гарри этим простым, но дорогим моему сердцу воспоминанием, я тут же заскучала по Фионе, по нашему невинному детству и беззаботному смеху. «А сейчас она где?» – спросил Гарри. Я объяснила, что она переехала в другую страну и мы перестали поддерживать отношения. Жизнь не стояла на месте, и у меня появились новые близкие друзья. На наши отношения с Фионой повлияли и другие факторы, другие люди, но прежде всего дело было в разнице во вкусах и образе жизни. Гарри согласился, что прошлое не вернуть, но возможно, жизнь вновь сведет нас вместе. Я уже повидала достаточно жизненных циклов, чтобы согласиться с ним. Но это было неважно. Я дорожила нашими совместными воспоминаниями и желала Фионе всего самого лучшего. Про себя я поблагодарила ее за прожитые вместе уроки и нашу прежнюю дружбу.

Многие из моих лучших воспоминаний были связаны с прогулками, во время которых мы с друзьями болтали и смеялись. В следующие пару недель я рассказала Гарри еще несколько историй про других своих друзей. Он тоже обожал ходить пешком и поведал мне несколько собственных историй: где он гулял с друзьями и какие переживал дорожные приключения. Я без труда представляла себе, как смех Гарри украшает любую компанию во время прогулки. Он согласился, что на прогулке ему с друзьями всегда находилось над чем посмеяться.

Вообще говоря, на следующей неделе мне предстояло на время оставить Гарри, чтобы отправиться в пеший поход. Я не была уверена, что он еще будет жив к моему возвращению. Так что я одновременно с нетерпением ждала возможности вырваться из города и грустила, что покидаю Гарри, возможно, навсегда. Но когда я рассказала Гарри про свои планы, он с энтузиазмом меня поддержал и сказал, что мысленно будет со мной, живой или мертвый.

Этот поход проходил далеко в глуши каждый год, и маршрут его постоянно менялся, но неизменно заканчивался у местного озера. В этом году маршрут начинался на ферме у самого устья реки. Нам предстояло шесть дней идти по берегу этой реки, которая во многих местах полностью пересохла, и постепенно добраться до озера.

Идея похода была в том, что, идя по тропам, проложенным древними цивилизациями, мы исцеляемся при помощи силы земли. В прежние времена реки были чем-то вроде шоссе или как минимум улиц, по которым бродили древние племена, кочуя с места на место. Нас благословил в путь старейшина-абориген, мы все приняли участие в очистительной курительной церемонии, а затем выдвинулись в дорогу.

Нас было около дюжины человек, и все шли в своем темпе. Кто-то шагал в группе, непрерывно болтая по пути. Кто-то постоянно останавливался и все фотографировал, а кто-то шел сам по себе. Вечером подъезжали волонтеры на грузовичке, привозили наше снаряжение, и мы разбивали лагерь. Затем у мирного костра мы готовили общий ужин, и под небом, полным звезд, завязывались чудесные новые дружбы.

С каждым шагом моя связь с Землей становилась все сильнее. Хотя во время привалов я с удовольствием общалась с попутчиками, идти мне больше нравилось одной, к тому же за мной все равно никто не поспевал. Я так привыкла много ходить пешком, что невольно отрывалась от остальных. Впереди меня всегда шел только один человек: женщина, когда-то организовавшая эти походы.

Время наедине с собой, когда я просто шла и шла по тропинке, дало мне возможность начистоту пообщаться с собой. Я поняла, что больше не хочу присматривать за чужими домами. Какая-то часть меня вновь начала задумываться о собственной кухне. Бесконечные переезды, которые раньше мне так нравились, теперь меня утомляли. Во мне прорастало что-то новое: тихое внутренне принятие того, что что-то меняется. Я мирно продолжала идти вперед.

В современном мире редко удается забраться так далеко в глушь, потому что вся земля кому-то принадлежит. К счастью, маршрут был согласован с владельцами заранее, так что мы беспрепятственно переходили с одного участка на другой. В безумной гонке дней так легко забыть о земле у нас под ногами. Конечно, большинство из нас способны ощутить связь с планетой, остановившись и впитывая красоту природы. Но шестидневная прогулка без помех и отвлечений подарила мне такую сильную связь с землей, какой я даже себе не представляла, несмотря на все время, проведенное с природой наедине.

По пути мы останавливались посмотреть на деревья, на которых оставили резьбу древние люди, и восхищались этими гигантскими многовековыми эвкалиптами. Их стволы были покрыты сложными узорами, а местами на них остались углубления там, где из коры когда-то были вырезаны каноэ. Эти следы племен, которые давно перестали существовать, одновременно трогали и вдохновляли. В некоторых местах ощущалась особенно сильная энергия, и я поняла, почему эта тропа считалась целительной.

Помимо прочего, местность, по которой мы шли, напоминала мне детство. Даже запах овечьих какашек вызывал во мне бурю воспоминаний, и так приятно было вновь оказаться в сухом пыльном климате, хотя бы ненадолго. С каждым шагом чувствуя себя крепче и подтянутей, я начала мечтать о мире, где люди передвигаются преимущественно пешком. Это казалось мне куда осмысленней, чем спешка и шум современной жизни.

Однажды я отбилась от группы и вышла к маленькому озеру. Я разделась и искупалась в его прозрачной освежающей воде, которая очистила не только мое тело, но и дух. Каждая секунда этой недели была настоящим подарком.

Каждый день мы шли примерно с восьми утра до пяти вечера, и пейзаж вокруг постоянно менялся. То тут, то там попадались следы прежней жизни: старая повозка, когда-то утонувшая в реке, теперь стояла на суше – вероятно, уже больше ста лет. Каменный домик без крыши говорил о том, что раньше у реки кто-то жил. Но лучшим, что нам встретилось, была резьба по деревьям, уникальный урок истории, наглядно подтвердивший существование тех древних людей, чьей тропой мы следовали.

Спустя шесть дней и восемьдесят пройденных километров мы вышли к озеру, усталые, но счастливые. Я с грустью простилась со спутниками, но с еще большей грустью с самим походом. На следующий день я прогуляла еще пять часов вокруг высохшего озера, потому что просто не могла остановиться. Через несколько дней у озера проходил маленький музыкальный фестиваль, и я задержалась, чтобы послушать музыку, и только потом отправилась назад в Мельбурн.

К счастью, Гарри был еще жив, и мне удалось провести с ним немного времени. За те десять дней, что меня не было, он сильно ослаб и выглядел совсем изможденным. Мускулистые ноги обмякли, крупное круглое лицо осунулась, кожа обвисла. Но это все еще был прежний Гарри, прекрасный и восхитительный.

Брайан теперь ухаживал за отцом с каким-то остервенением. Он старался контролировать все происходящее, и не покидал дом больше чем на час. Я была благодарна за те часы затишья, которые мы с Гарри провели вместе до моего отъезда, потому что теперь они канули в прошлое. Во-первых, над нами все время нависал Брайан, а во-вторых, Гарри гораздо больше спал.

Впрочем, жизнь сложилась так, что однажды утром Брайану внезапно пришлось уехать, и он неохотно передал мне бразды правления. К счастью, у Гарри как раз выдался хороший день. Конечно, хорошим его можно было назвать с большой натяжкой, но во всяком случае, Гарри не спал и мог немного поговорить со мной.

По его требованию я подробно рассказала ему о походе. Он расспросил и про моих спутников, и про то, заметили ли мы в себе какие-то положительные изменения.

«А что ты делаешь на этой неделе, Бронни? – спросил он слабеющим голосом. – Сколько времени ты выделишь на общение с друзьями? Это все, что я хочу знать». Я рассмеялась его упорству и пообещала, что непременно встречусь с друзьями, а сейчас хочу провести время с ним, который мне тоже друг.

«Этого недостаточно, моя дорогая девочка. Ты, наверное, уже поняла, что должна находить время и на себя саму. Найди равновесие и регулярно проводи время с друзьями. Делай это для себя, а не для них. Мы нуждаемся в друзьях», – Гарри смотрел на меня строго, как будто предостерегая, но мы оба знали, что за его словами стоит любовь и забота.

Он был прав. Мне нужно было регулярно находить время на встречи с друзьями, а не работать по двенадцать часов и надеяться все успеть когда-нибудь потом. Хотя я очень любила свою работу и иногда от души смеялась с пациентами и их родными, мир, в котором я жила, был довольно печальным. Чтобы постоянно быть рядом с умирающими людьми и их убитыми горем семьями, нужно было регулярно восстанавливать силы за легким и приятным общением с друзьями. В моей жизни не хватало радости, и только сейчас я смогла признаться себе в этом.

– Вы правы, Гарри, – согласилась я. Он улыбнулся и протянул ко мне руки. Я наклонилась к нему, и мы обнялись.

– Дело не только в том, чтобы не растерять друзей, милая девочка. Нужно еще и наслаждаться их обществом, как прекрасным даром. Ты же понимаешь это? – спросил он.

Кивнув, я ответила:

– Да, Гарри. Я понимаю.

Вскоре он уснул, а я осталась размышлять о его метких словах.

Гарри умер тихо и незаметно, во сне, несколько дней спустя. Одна из дочерей позвонила, чтобы рассказать мне об этом и поблагодарить. Я искренне ответила, что Гарри дал мне очень многое и я была счастлива нашему знакомству.

«Позволь себе роскошь проводить время с друзьями», – его слова до сих пор стоят у меня в ушах. Слова этого чудесного человека с мохнатыми бровями, красным лицом и широкой улыбкой живы по сей день.