Глава XVIII
Чёрная волна. Да. Именно так, чёрная волна, и за ней – глухая бездонная пустота. Алиедора Венти, Гончая Некрополиса, пришла в себя. И, как обычно, вовсе не торопилась оповещать об этом весь мир. Привычка – вторая натура, а подобные привычки Некрополис вбивал намертво, даже удивительно, как Мастерам это удавалось за не столь уж долгий срок обучения.
Тихо. Пусто. Кожа не ощущает ни малейшего движения рядом. Она – будем думать – одна. Нет, не чувствуется и чужого ожидающего взгляда. Скорее всего, Мудрые на время взяли верх, законопатили Алиедору в какую-нибудь камеру. Что сказал бы мастер Латариус, узнав, как его лучшая ученица позволила себя провести?
Связана? Нет. Свободна и одна. Значит, в камере. Мудрые, они ж не полные глупцы, чтобы оставлять её на свободе. Потому что должны понять – она убьёт их всех, голыми руками и безо всяких колебаний. Хватит, один раз уже дрогнула.
Она полежала ещё немного, неподвижно, прислушиваясь и принюхиваясь. Нет, она никуда не делась из башни Затмений – здешний запах не спутаешь ни с чем.
Жёсткий камень под лопатками. Её, похоже, просто оттащили в сторону и бросили – потому что нет над нею нависающего потолка.
Тело, однако, не утратило ни силы, ни гибкости. Алхимия Мастеров продолжала сочиться из скляниц в жилы, оставляя Гончую – Гончей. Алиедора осторожно приоткрыла один глаз. Темно, тихо. Пусто. Гончая поднялась одним рывком, принимая боевую стойку.
Один из больших залов, через них она поднималась на самый верх башни Затмений. Продолжается бесконечная ночь, и мечи, свитые из звёздного света, по-прежнему пронзают темноту. Но пронзают впустую – никто не творит магические обряды в их скрещении, никто не вычерчивает замысловатые фигуры на пыльном полу. Мудрые куда-то исчезли. Тёрн? Нет, совершенное и жуткое молчание царит в башне, но где-то совсем рядом иными чувствами, не как у обычного человека, угадывается что-то кошмарное, растущее, голодное, поглощающее всё и вся. И где-то внизу, в самой башне, под её фундаментами, тоже что-то происходит.
А рядом с Гончей так и остался лежать серый кинжал, призрачное оружие, залог Мудрой ноори. Алиедора сама бросила его за миг до того, как её ударили в спину, и вот, гляди-ка, клинок никуда не исчез.
Пальцы доньяты сами сомкнулись на рукояти. Пусть чужое, пусть, быть может, предательское – но всё-таки оружие. Посмотрим ещё, чья возьмёт!
Алиедора бросилась к знакомой лестнице, вихрем слетела по ступеням. Вот и нижний зал, где очутились они с Тёрном, впервые оказавшись в башне Затмений. Дороги отсюда нет, во всяком случае, обычным глазом её не увидишь и обычной отмычкой не отомкнёшь.
Она заметалась, словно зверёк по клетке. «Нет, врёшь, Гончую Некрополиса так просто не возь-мёшь!» – повторяла она заученную, затвержён-ную мантру, пока та словно бы не сделалась бессмысленной. «Словно бы» – потому что именно к этому и стремились её создатели.
И точно, решение пришло, казалось бы, само по себе. Какой же Алиедора была глупой! Как могла забыть о столь очевидном, почему не…
Да именно потому. Потому, что страшно, потому, что сама память об этом режет, словно острый нож. Каждый день – словно пытка, и вновь вспоминать об этом – пытка едва ли не худшая.
Чёрный куб кора Дарбе. И к тому – опыт, полученный ещё в самой Гильдии Мастеров, когда Латариус учил её отделять часть себя и заставлять эту часть расставаться с жизнью. Он уверял, что именно Мастера Некрополиса нашли этот способ и смогли сделать его безопасным… до известного предела.
В самом деле, чем башня Затмений отличается от того же ящика, грубо сколоченного из неотёсанных досок и обитого шкурами, куда её засадил предводитель северных варваров? Да и руны тоже… Алиедора невольно провела ладонью по плечу, и оставленные остриём варварского ножа росчерки отозвались знакомо-послушной болью. Да, они тут. Да, случись что – придут на помощь. И конечно же, не бесплатно.
Она усмехнулась. Слабы вы стали, Мудрые, даже убить как следует не можете. Или не хотите? Или я каким-то образом вписалась в ваши хитроумные – как вам кажется – планы? Должна для чего-то пригодиться в последний момент, быть может, убить эту несчастную девочку, дитя Гнили? А что, с них станется.
Только они всё равно опоздали. Где там эта комета, близко ли, далеко – уже неважно. Она, Алиедора, должна просто вытащить Тёрна и убраться отсюда. Ничего более разумного ей сейчас в голову не приходило.
Помогайте, духи варваров с той стороны. Вы ведь верили, что я, капля крови вашего священного Дракона, милостивого, милосердного, имею право сделать с вами всё, «что потребно Дракону». Я вас убила. Я отомстила за себя и за тех, кто погиб от вашей руки, когда вы шли по Меодору, по моей стране, по несчастной стране, обращённой в руины и пустыню. Пришло время платить долги.
Пространство и стены послушно исчезали, протянутая рука не встречала преград – лишь бесцветную, всеобщую пустоту. Тогда, в кубе у варваров, её трясло от ужаса, ведь погибал и распадался сам мир вокруг. Теперь Алиедора радовалась, чисто и незамутнённо, словно в детстве подаркам на именины.
Чётко и строго она повторяла заученные с Мастером Латариусом формулы. Теперь Гончая точно и твёрдо знала, зачем и для чего она это делает. И страха, что всегда таился в глубине сердца, не стало тоже.
Она чувствовала, как вспыхивали одна за другой руны, прочерченные остриём ножа по её коже. Иные обжигали, от иных растекался жуткий холод, но не мертвящий, а словно создающий незримую ледяную броню прямо на теле. Та, вторая Алиедора, что созидалась сейчас, отделяясь от первой, должна была опрокинуть все каноны Мастеров. Не умереть, даруя создательнице толику силы, но стать первой, в то время как тело, лежащее здесь, на полу башни Затмений, просто умрёт, умрёт по-настоящему.
Странное дело, но Алиедора не боялась. «И нисколечки не» – как сказали бы сестрички, будь они живы. Она задумала немыслимое – перенести не только душу, но и тело Алиедоры-первой через непреодолимую, казалось бы, преграду из чёрного камня.
Если создание призрачного двойника ещё как-то укладывалось в правила и наставления Мастеров, то перенос тела, настоящей, вещественной плоти, не укладывался вообще ни во что.
Северные варвары почти сделали это в своём кубе, только не сумели понять, какое сокровище оказалось в их руках. Но последняя из Мастеров Теней открыла им дорогу к башне Затмений. И сейчас Алиедора просто, безо всякой рисовки благословляла каждый миг мучений в руках кора Дарбе.
«Ты слишком слаба», – когда-то презрительно сказала ей Гниль. И потом она падала сквозь пустоту, потому что чёрного ящика больше не было. Башня Затмений – не грубо сколоченное из досок вместилище варваров, тут так просто не получится. Но зато если ударить с двух сторон…
Обжигающий жар рун умер, сделав своё дело, под ледяной бронёй тело Алиедоры горело, ей был не страшен жуткий холод междумирья или того, что ждёт её, когда придётся проходить сквозь камень.
Прощай, тихо сказала Алиедора-вторая, ступая в серую бесконечность. Прощай, ты умрёшь и в то же время ты останешься жить. Страшно, сестра? Да, очень. Но ничего не осталось. Опять же спасибо кору Дарбе, он показал мне, что такое настоящий страх и чего единственного стоит бояться по-настоящему.
Я иду к тебе, Тёрн, просто сказала она. Чтобы быть с тобой до конца.
* * *
– Сколько еще ждать, Великие?
– Время не имеет значения, дхусс Тёрн.
– Ошибаетесь, Великие. – Дхусс сидел на каменном полу, скрестив ноги. Он долго оставался безмолвен, словно дух его странствовал где-то совсем в иных местах. – Время как раз имеет значение. Смарагд кричит от боли, а все Мудрые так и не могут ничего сделать с одним-единственным чадом Гнили.
– Потому что у неё есть могущественный союзник. Ты.
– Отчего же вы тогда так спокойно на меня смотрите?
– Мы хранители народа ноори, пожертвовавшие ради него всем. У нас было время судить, карать и разить. Теперь это в иных руках.
– Ага! «Было время», значит, оно таки имеет значение?
– Нет. Это просто чтобы ты понял. Мудрые слышали наш зов, они придут.
– В таком случае пусть поторопятся, – хладнокровно сказал дхусс. – Потому что скоро от Смарагда не останется совсем ничего. Вы не видите из своего подземелья, что вокруг башни Затмений бушует Гниль?
– Не всё, что открыто нам, подлежит огласке перед Великим Тёмным, если ты ещё не понял, дхусс Тёрн.
– Как же ваши Мудрые проникнут сюда? Перенесутся по воздуху? Откроют портал, наподобие демоническому? Гниль просто не подпустит их к башне.
Ответ прозвучал не сразу. Тени колыхались, словно под неощутимым ветерком.
– Они придут, – наконец прозвучало.
Тёрн усмехнулся.
– Боюсь, они опоздают. И нам останется лишь досмотреть последние мгновения Смарагда: башню Затмений море поглотит последней. Впрочем, Великие Сёстры во всяком случае уцелеют – вы ведь не боитесь утонуть.
Призраки не ответили. Зависли на одном месте, слабо колыхаясь, подобно травяным стеблям.
Вновь тишина.
А потом – дрожание стен и пола, дрожь, пробившаяся сквозь всю толщу каменной брони. Тело Смарагда били судороги, его корчило, точно от боли.
Тёрн и бровью не повёл, а вот призрачные тела духов подёрнулись рябью, порой чуть ли не сливаясь в одно смутное облако.
– Гниль доберётся до вас раньше, чем вы сможете добраться до меня, – безжалостно бросил дхусс. Он словно вызывал владык Смарагда на бой, где нет места пощаде.
Однако дрожь утихла, вернулась терпеливая тишина – она всё ждала, ждала схватки и никак не могла дождаться.
– Они здесь, – объявили призраки. – Мудрые вернулись. История заканчивается, дхусс.
Тёрн не ответил, лишь поднялся, гордо выпрямившись, скрестил руки на груди.
– Гниль не остановит Мудрых!
– Да. Они не остановят её тоже. Путь им открыл… кое-кто совсем другой.
– Не имеет значения, – презрительно колыхнулись Великие Сёстры. – Мудрые – здесь. С Великим Тёмным будет покончено.
– А как же дитя Гнили?
– Мудрые закончили возведение отпорных чар. Теперь она не причинит вреда большего, чем уже совершившийся.
– Заперли, значит, – кивнул Тёрн. – Что ж, вам, наверное, кажется, что это самое лучшее. Даже как-то жаль вас разочаровывать. Но вы лгали мне, когда рассуждали о том, что рати Смарагда не должны противостоять Гнили, потому что иначе она «уйдёт вглубь», а так, оставаясь на поверхности, мол, не причинит невосполнимого и неисправимого вреда. Что ж, разговоры, видать, и впрямь закончены. Где ваши Мудрые?
– Не только Мудрые, дхусс Тёрн. – Две фигуры выступили из темноты.
– Наставник Роллэ. Наблюдающий Фереальв. Давненько не виделись, – усмехнулся дхусс.
– Мы не одни, – резко бросил Фереальв. На любезности он не разменивался – оба меча ноори уже держал наготове.
Где-то там, в пронизанной звёздными лучами темноте, крылся, наверное, портал. Сквозь него шли Мудрые, один за другим, и выглядели они, надо сказать, неважно. Роскошные одежды и вычурные маски покрывали в равной пропорции грязь, кровь и желтый гной Гнили. Многих поддерживали товарищи, иные, оказавшись в башне, бессильно опускались на пол, даже не глядя на дхусса или Великих Сестёр.
Но Мудрых оказалось много, очень много – десятки. Кто-то сдавленно стонал, прижимая к телу окровавленные тряпки, но другие упрямо и упорно смыкали ряды, беря дхусса в кольцо.
– Великий Тёмный перестанет быть. Смарагд будет спасён, – прошелестели призраки.
– Он погибнет точно так же, как и остальной Лист, – невозмутимо бросил Тёрн. – Разница лишь в том, что он погибнет последним.
Воздух вокруг дхусса нежданно зазвенел, словно сотни мелких невидимых колокольчиков зазвонили разом. Негромкий перезвон не казался страшным, не был он даже громким, но по лицу Тёрна прошла гримаса боли.
– Лучше тебе не противиться, – сквозь зубы процедил Фереальв, медленно и осторожно приближаясь к невозмутимому, несмотря ни на что, дхуссу.
– А почему, – вдруг спросил дхусс, – почему деревья, кусты и животные на Смарагде встречаются только тут и нигде больше?
– Что?
Кажется, ему удалось застать Мудрых врасплох.
– Это не имеет значения, – поспешно объявили призраки.
– Имеет, имеет, – сказал дхусс, пристально глядя на подступающего мечника. – Раньше я не понимал, не знал, не видел – или не хотел видеть. Но, попав в большой мир и вновь вернувшись сюда, – осознал. Смарагд не просто «иной», он совершенно, полностью и абсолютно иной. Цветы и всё прочее, что растёт и живёт в здешних лесах, не просто другое. Оно совершенно другое. Оно не из этого мира, Мудрые. И вы тоже чужаки здесь, ноори. Когда-то давным-давно вы явились сюда, и не просто так, вы принесли с собой магию Безмолвной Арфы, что не встречается больше нигде под этим небом. Вы…
– Надо же, – перебил дхусса Фереальв. Наблюдающий дрожал от ярости. – Дикарь и варвар, чья мать не брезговала людоедством, открывает нам глаза!
Дхусс не проронил в ответ ни слова, только клановый знак Морры вспыхнул ярко, словно под кожей Тёрна струился в этот миг жидкий огонь.
– Начинайте! – Великие Сёстры не собирались ни о чём больше спорить.
* * *
Старый чародей, Пожиратель Гнили, как успела прозвать его Нэисс, продолжал своё дело, уже не поймёшь, доброе ли, худое или просто никакое, от которого никому ни жарко ни холодно. Он спокойно истреблял Гниль, и над его головой медленно разгоралось нечто вроде пламенеющего вихря, поднимавшегося всё выше и выше. Многоножки распадались сухим пеплом, и вихрь поднимался всё выше, потом вновь опускался, словно требуя новой пищи.
Пятеро, сжавшись на остром каменном гребне, неотрывно глядели, как обрушился на старого мага исполинский живой вал, огромная волна из сотен, наверное, тысяч тварей Гнили, как она погребла его под собой, но лишь для того, чтобы в считаные мгновения спустя распасться облаком такого же пепла, как и все остальные многоножки.
– Замечательно. Превосходно. – Маг остановился, облизнулся, словно сытый шерстистик. Говорил он вполголоса, но слова доносились через всю котловину так, словно он стоял рядом с керваном. – Мне осталось только попрощаться, дорогие, хоть и невольные свидетели моего триумфа. Должен признаться, мне даже жаль вас, остающихся. Впрочем, случившееся закономерно. Выживать должны лучшие, такие, как я. Я выживу и буду жить в иной, высшей и бестелесной, форме. А вы – сгинете вместе со всем Листом, пожранном Гнилью.
– Это, конечно, более чем достойно столь утончённого и могущественного чародея, достигшего просветления и покидающего обречённый мир. Какое вам дело до нас, ничтожных? – огрызнулась Стайни. – Или триумф без свидетелей – не такой уж и триумф?
– Ты права, – совершенно беззлобно и беззаботно ответил старый маг. – Для приговорённой и обречённой ты проявляешь завидное мужество, дорогая моя.
– Досточтимый! – вдруг вмешался мэтр Ксарбирус. – Прости сию несдержанность моей юной спутнице. Но поведай, прошу, на прощание мне, человеку пожившему и не боящемуся смерти: отчего всё-таки так нужна тебе бестелесная форма? Разве не проще покинуть обречённый Лист и уйти на другой? Чародею твоих сил и способностей это, конечно же, не составит труда?
Маг скрестил руки на груди, усмехнулся; он по-прежнему стоял внизу, в котловине, но слова его доносились до собеседников так, словно чародей сидел совсем рядом.
– Дорогие мои, – уронил он снисходительно. – Вам никогда не приходила в голову одна очень, очень простая мысль – мысль о том, что другие Листья тоже могут оказаться обречены?
– Это ещё почему? – не выдержала теперь Нэисс.
– Какое сейчас время года? Поздняя осень, правильно? Листья желтеют, засыхают, утрачивают жизненные силы. Потом облетают. А теперь представьте себе, что наступает Великая Осень. Что желтеют, сохнут и облетают Листья с нашего Древа. Листья Миров. Что, столь незатейливое рассуждение оказалось слишком сложным? В самом деле? Ммм, скверно, очень скверно. Пожинайте плоды теперь. Мы, иные, кто смог подняться и преобразиться, – нам пришло время уходить и строить что-то совсем другое, новое, невообразимое. Нам предстоит жить в ожидании Великой Весны, но когда она настанет – не знает никто. Мне ведомо лишь одно, что она будет. Молчите? Правильно молчите. Только молчать надо было раньше и делать дело. Вот так, как я. И потому, когда придёт та самая Весна, когда вновь распустятся Листья, мы вернёмся. А теперь – прощайте! Скакать с Листа на Лист и всякий раз спасаться от Гнили – не по мне. Так что, дорогие мои… делайте что хотите и… окончите дни свои весело. Это единственный совет, что я могу вам дать.
Маг повернулся. Наверное, он хотел исчезнуть красиво, так, чтобы пламя до самого ночного неба, все падают ниц, все трепещут. Не то чтобы это очень нужно, но приятно ощутить напоследок, перед тем как «избавишься от чувств, плотью неразумной внушаемых». Однако вышло совсем по-иному.
Опустевшее каменистое плато, тёмное и безжизненное, слабо освещённое лишь звёздным светом да двумя небесными Гончими, рассекли глубокие трещины, куда глубже и шире тех, что остались от лопавшихся пузырей Гнили. Разломы стремительно росли, змеились, тянулись к скалам и самой башне Затмений, земля под ногами затряслась.
Маг болезненно охнул, схватился за бок – и повалился. Ксарбирус вскинулся было, но тотчас опустился обратно, потому что над упавшим телом медленно появилось нечто вроде прозрачного, слегка светящегося облачка, быстро принявшего форму человеческой фигуры, только завернутой в просторный плащ. Призрак приподнял пустую «руку» или «рукав» своего одеяния, помахал кервану. И – стал подниматься ввысь, оставляя за собой грохочущие, рушащиеся в открывшуюся пропасть камни. Вся котловина, вся громада несокрушимой, казалось бы, скалы разваливалась, распадалась, и лавина эта грозила увлечь за собой даже саму башню Затмений.
Первым опомнились Стайни и Кройон, оба разом, одновременно.
– Тёрн!
– Бежим!
– Куда бежим?! – застонал Ксарбирус, хватаясь за голову. – Там сейчас всё рухнет! И сама башня тоже! И входа в неё мы так и не нашли!
Нэисс молча вскочила и метнулась к краю обрыва.
– Ну да, ну да, – проворчал Ксарбирус. – Девочки первыми. Влюбились обе в этого шипастого героя, яснее ясного. Эх, и что я, старый дурак, делаю?
– Сейчас тут всё начнёт разваливаться тоже, достойнейший, – мэтр Кройон играючи сгрёб всех в охапку. – Держитесь крепче, друзья мои!
Ксарбирус вопил, Нэисс яростно шипела, Стайни ругалась самыми чёрными словами, Брабер просто рычал – потому что демон огромными прыжками мчался сквозь рушащийся каменный хаос. Котловина стремительно превращалась в лес высоченных гранитных столбов, однако и они рушились один за другим. Демон, однако, с поразительной ловкостью перемахивал с одного каменного пальца на другой, порой за мгновение до того, как основание столпа подламывалось и глыбы с грохотом рушились вниз. Что же за бездны открылись там, под основанием огромной горы, с изначальных времён Смарагда тащившей на своих плечах весь груз, всю тяготу – и не только стен! – чёрной, как ночь, башни Затмений?
Последний прыжок демона привёл керван туда же, откуда они несолоно хлебавши убрались некоторое время назад: на узкий карниз, опоясавший основание башни.
– И что теперь? – отдышался Ксарбирус. Лысина алхимика блестела от пота. – Мы тут уже были!
– Посмотри, о многомудрый, – вместо ответа Кройон вытянул жуткого вида лапищу с устрашающими когтями.
Скальный обрыв, на краю которого устроился их временный лагерь, рушился тоже. Лопались корни, колючие кустарники, защищавшие склоны горы, гибли смертью храбрых, но спасти ничего уже не могли.
– Н-нам отсюда одна дорога. – Гном стискивал и вновь разжимал кулаки. – Вниз не спустимся. Верёвок не хватит. Эвон глубина какая! Дна не видно…
– Так ночь же…
– Днём, распечать меня во все кости, тоже ничего не увидишь, Стайни. Это я тебе как гном говорю.
– Мэтр! Досточтимый Кройон! – Ксарбирус упёр руки в боки. – Что дальше-то? Дальше-то что? Зачем мы здесь?
– Как это «зачем», многодостойный? Чтобы освободить дорогого всем нам Тёрна, вот зачем!
– Ка-а-а-ак?! – завопил Ксарбирус, перекрывая даже грохот рушащихся камней. – Как мы его освободим? Если не можем даже пробраться в эту треклятую башню!
– Мы сможем, – без тени сомнения бросил демон. – Всё рушится, видимое и невидимое. На моём плане такое случается сплошь и рядом. Отпорные чары ослабли. Сей великий потентат… оставивший наш мир и собственное тело, – нам здорово помог. Мэтр! Многомудрый мэтр Ксарбирус! Ищем дверь.
– Какую дверь?! – схватился за голову алхимик.
– Да вот эту. – Золотисто-красный клинок гнома указал на слабо мерцающую паутину линий прямо на чёрном камне стены. – Если это не вход, то я ничего не смыслю… в горной работе.
Гном явно собирался сказать нечто иное, спохватившись в последний момент.
– О-о! – только и вымолвил алхимик. – Верен же глаз твой, гноме! Вскрывали мы такие, доводилось, как же, помню-помню…
– Только поживее, – прошипела Нэисс. – Пока сама башня нам на головы не завалилась!
– Сейчас, сейчас… – Ксарбирус полез в сумку. Он, наверное, скорее расстался бы с головой, чем с алхимическими припасами.
– Поторопись, мэтр. – Брабер приложил ухо к камню. – Оно и впрямь завалиться всё может, я не я буду.
– Успеем, – это отвечал уже прежний, уверенный в себе и несколько высокомерный алхимик. На свет (вернее, на тьму) одна за другой появлялись скляницы с эликсирами, потом – крошечная бронзовая горелка.
– Развёл ж ты хозяйство, мэтр, распечать меня во все…
– Извини, Брабер, тебя не спросил, – огрызнулся алхимик. – Та-ак… теперь добавить живого серебра… томить на медленном огне…
В крошечных песочных часах медленно текла вниз золотистая струйка.
– Торопись, мэтр, торопись! Едва-едва ещё оно всё держится!
– Не беспокойся, милая Стайни, вот теперь-то торопиться как раз и некуда. Ордена тщательно готовились взламывать двери, защищённые самыми разнообразными магическими оберегами, так что за долгие годы скопился внушительный арсенал. Мне, скромному компилятору, оставалось лишь свести воедино разрозненные архивы.
– Пусть многомудрый Брабер не беспокоится, – безмятежно заявил Кройон. – Башня пока ещё держится. Разве ты, подземный житель, наделённый особыми дарами чувствовать тело и душу камня, этого не ощущаешь?
Гном не ответил – неотрывно следил, как менялся цвет эликсира, что Ксарбирус держал особым зажимом над пламенем горелки.
Оказавшись за привычным делом, Ксарбирус словно забыл об умирающем вокруг него мире. Посвистывая, строгими и точными движениями отмерял растворы и порошки, добавлял, взбалтывал, подогревал, томил, не давая закипеть, пока наконец по каким-то одному ему ведомым признакам решил, что всё, дозрело:
– Готовьтесь, господа керван.
И одним движением швырнул склянку – ту самую, с какой возился бережнее, чем с младенцем, – прямо в сплетение мерцающих нитей.
Камень закричал. Взвыл от боли, словно живое существо, и этот вопль перекрыл даже грохот рушащихся остатков котловины и опоясывавших её скал. Мерцающие линии вспыхнули красным, и дверь разлетелась веером осколков.
– Так, и только так. – Ксарбирус обвёл остальных самодовольным взглядом.
– Поспешим, отважнейшие. – Демон первым ринулся в пролом. – Многомудрый Тёрн ожидает нашей помощи.
…И никто даже не вспомнил прощальные слова беглого мага о Великой Осени.
* * *
Судя по красным глазам и синякам под ними, никто из Коллегиума не спал самое меньшее три, а то и четыре дня. Отряды големов шли на восток и север, растекаясь по землям Некрополиса; исполнялась голубая мечта навсинайских магов. Мастера Смерти отступали, не ввязываясь в крупные сражения, не цепляясь зубами за крепости и засечные черты. Перехлестнувшие Делхар полки механических воителей шагали и шагали, так быстро, как только успевали сменяться их поводыри. Здесь обозначился успех, настоящий успех, глубокий прорыв, который Мастера Смерти закрыть то ли не имели сил, то ли просто растерялись, впервые за века столкнувшись с настоящим вторжением. Так или иначе, но големы маршировали всё дальше и дальше, а вокруг них бушевала Гниль.
Гниль, и без того слывшая настоящим бедствием, словно сорвалась с цепи. Всё, что раньше считалось жутью и напастью, померкло перед нынешним.
На западных землях и на землях восточных, возле Реарских гор и на океанском побережье – всюду лопались зловещие пузыри, всюду разливалась Гниль, а следом за ней шли демоны. Счастье ещё, что эти две беды оказались во вражде друг с другом, иначе державе Навсинай конец настал бы в считаные дни.
Конечно, маги Навсиная имели кое-какие средства против Гнили, в конце концов, лютовала она не первый день и даже не третий. Но сейчас, когда всё вложено в големов, в армии и полки, марширующие по землям Некрополиса, когда туда же ушли сотни молодых магов, – кто остановит беду здесь, в собственном доме господ коллегиантов?
По стенам зала по-прежнему мерцали и переливались прихотливые огоньки, указывавшие местоположение отрядов Державы, но на них уже почти никто не смотрел. Маги угрюмо глядели на небрежно развёрнутый пергамент, придавленный по краям вычурными набалдашниками их посохов. Там тоже расползалась Гниль, по счастью, пока всего лишь нарисованная.
– Строили-строили планы… и вот достроились, – желчно заметил мэтр Эммер. Возразить господину верховному распорядителю, что планы строил в основном именно он сам, конечно же, никто не дерзнул.
– Досточтимый мэтр, позволено ли будет высказаться? – маги Азерус, Ференгаус и Зильфер какое-то время нервно шептались в глубине зала. От зорких глаз главы Коллегиума это, разумеется, не укрылось.
– Что вы там секретничаете, коллеги? Обсуждаете коварные замыслы насильственного смещения вашего покорного слуги с его нынешнего поста?
– Как можно, как можно, господин верховный распорядитель! – покраснел Зильфер.
– У нас – всё можно, – отрывисто бросил мэтр Эммер. – Говорите уже, не тяните, Азерус. Вижу, у вас глаза горят. Давайте, бросьте всем в лицо вашу «горькую правду»…
– Кхм, гхм… – закашлялся Азерус. Маленький маг словно растерялся. – Господин верховный распорядитель, досточтимые коллеги, мне кажется… видится… что надо возвращать молодых чародеев обратно с войны сюда. Они нужны давить Гниль дома. Иначе нам всем придётся перебираться в Некрополис, хе-хе, когда покончим с Мастерами, конечно же.
– Там тоже Гнили хватает, – отмахнулся мэтр Эммер. – Читайте внимательно сводки, коллега.
– Виноват, – склонил голову Азерус. – Но, мэтр, как же с молодыми магами? Нас, стариков, хватит на столицу и окрестности, а что с остальной Державой?
– Стариков, говорите, хватит? Гмм… неплохая мысль. По-моему, всем нам, уважаемые мои, неплохо бы проветриться. Господа Коллегиум, ничего не остаётся делать, как отправиться по градам и весям. Будем усмирять Гниль сами, елико сможем, но… – тут мэтр выпрямился, расправил плечи, гордо поднял подбородок, – но ни одного мага из наступающей рати я забрать не позволю! Гниль уйдёт. Кто читал подробные хроники древней Империи, тот помнит, случались похожие нашествия. И многим казалось, что всё, настали последние времена и конец света. Однако Гниль отступала, да, сожрав неисчислимо и рабов, и пахарей, и благородных, но всё-таки отступала. Отступит она и сейчас. А вот другого случая покончить с Некрополисом у нас может не выпасть. А потому, – голос мэтра отвердел, он поднялся, ещё больше выпячивая грудь, словно в спину ему немилосердно надавили коленом, – а потому мы, Коллегиум, лучшие и сильнейшие маги Державы, должны вспомнить молодость. Гниль мы, конечно, не одолеем, но задержим. Готовьтесь, господа. Наш народ ждёт от нас жертв и свершений.
Мэтр Эммер застыл с высоко поднятой в призыве рукой.
– Прекрасная речь, мэтр, поистине восхитительная, – залебезил Азерус, видно смекнув, что перегнул палку. – Именно так и надлежит поступить; однако, мэтр, меня терзают смутные сомнения – нас, старших магов, всё-таки немного; и что случится с Державой, если мы, позабыв о многочисленных обязанностях, нами принятых на себя, займёмся делом, более подходящим для молодых, не обладающих нашим опытом чародеев?
– Боюсь, с Державой может случиться нечто куда худшее, чем все тягости, могущие проистечь от нашего отсутствия в столице. – Мэтр Эммер позволил себе немного желчи. – Так что оставим дальнейшие споры. Полагаю, никто не станет противиться? – Господин верховный распорядитель обвёл собравшихся тяжёлым взглядом.
Никто не противился.
– Да, наступает зима, – продолжил глава Коллегиума. – Никому не хочется покидать нашу уютную цитадель. Но другого выхода я не вижу, дорогие друзья. Или мы раздавим Некрополис раз и навсегда, или Мастера оправятся и найдут средство нам противодействовать, как им уже удалось однажды в прошлом. Выступаем немедленно…
Кто-то сдавленно простонал.
– Завтра утром, – смилостивился мэтр. – Соберите всё потребное, уважаемые коллеги. Настало время показать, на что мы способны.
– Кто же куда должен направиться? – осторожно поинтересовался Азерус.
– Над этим я подумаю этой ночью, – отмахнулся мэтр. – А пока что, господа, давайте обратимся к вещам более приятным. К нашему продолжающемуся, несмотря ни на что, наступлению.
За плечом главы Коллегиума неслышной тенью возник молодой маг Греллин, не то доверенный слуга, не то особый порученец для сугубо специальных дел. Несколько магов воззрились на новоприбывшего с нескрываемым отвращением. Мэтр Эммер движением руки окружил себя и Греллина пологом неслышимости, нисколько не заботясь о том, какое впечатление это произведёт на уважаемых господ коллегиантов.
– Доклады следящих големов подтверждаются, мэтр. Люди из сгоревшего Меодора повернули к Сиххоту. Нет сомнений, что Дигвил Деррано собирается предать их в руки Некрополиса.
– Вы правы, Греллин, вы правы. Вот прохвост! Храбрый, однако, прохвост, и по-настоящему верен Гильдии. Хотел бы я, чтобы Навсинаю служили так же. – Господин верховный распорядитель тяжко вздохнул. – Но каков же каналья! Сколько там тысяч, Греллин, десять, пятнадцать?
– Двадцать восемь, по последним подсчётам, мэтр.
– Двадцать восемь тысяч новых зомби. Только этого нам и не хватало. Вы понимаете, что нужно сделать, Греллин?
– Разумеется, мэтр. Иначе зачем бы вы приблизили меня к себе, мэтр?
– И каково же это решение?
– Эрадикация, господин верховный распорядитель. Быстрая и решительная. Конечно, желательно представить всё так, что предателей бы перебили сами меодорцы, но устроить это мы уже не успеем.
– Да, вы правы, – с сожалением вздохнул глава Коллегиума. – Урок вышел бы отличный, а так придётся таиться. Значит, Греллин, вы считаете, что достаточно покончить с негодяем Деррано?
– Увы, нет, мэтр. Он не глупец, вы сами знаете. Думаю, он нашёл, что пообещать тем, кто идёт за ним. Скажем, что они сами нападут на Некрополис. В Меодоре сейчас не осталось почти ничего, кроме Гнили; ему нетрудно будет убедить людей, что припасы они могут добыть только в Некрополисе.
– Но мы же понимаем, что дело совсем не в припасах?
– Разумеется. Мы подозревали Деррано уже давно – не зря же его пропустили через Некрополис, когда о нынешних бедствиях ещё никто и слыхом не слыхал.
– Да, вы правы, Греллин. Что ж, необходимое должно быть сделано. Распорядитесь, чтобы один из запасных полуполков, не мешкая, выступил наперерез. А что в Долье?
– Плохо, мэтр. Ференгаус, боюсь, несколько перестарался. Доклады не радуют – горит сама земля, и совершенно неясно, как её гасить. Вдобавок ядовитые испарения. Приблизиться могут только големы. Погонщики вынуждены держаться подальше.
– Гм, обидно, обидно… но этим мы займёмся позже. Сейчас я хочу, чтобы ни у кого не осталось бы даже тени мысли, что они могут безнаказанно предаться Некрополису!
– Всё будет исполнено, господин верховный распорядитель.
– Благодарю, – кивнул Эммер.
Греллин исчез, отступив назад и скрывшись за низкой, малоприметной дверкой. Верховный распорядитель развеял сферу неслышимости, с усилием разгладил карту, наваливаясь на стол всей тяжестью, словно стараясь заглушить тревогу.
Никто не решился ни о чем спросить, а мэтр махнул рукой Зильферу, – мол, начинайте.
Маг громко и чётко принялся перечислять взятые рубежи, захваченные города и оприходованные армейскими коморниками трофеи. Последних оказалось, увы, не так много – Мастера Смерти уступали бессчётные лиги своей страны почти без боя, но зато успевали вывезти всё мало-мальски ценное.
Мэтр Эммер милостиво кивал.
– Хорошо, что хотя бы здесь всё идёт по плану, – громко объявил он наконец. – Коллега Ференгаус, прошу ускорить подготовку второго заряда. Полагаю, мы используем его куда раньше, чем намеревались.
– Разумеется, мэтр, – поклонился тот. – Но позволю заметить, что мы до сих пор не получили исчерпывающих сообщений наших полевых расследователей, кои должны были со всех сторон изучить последствия…
– Ах, любезный друг, ну какое это сейчас имеет значение? – поморщился Эммер. – Главное, что Некрополис сокрушён, что наши доблестные полки наступают. Сколько ещё до Скришшара, коллега Зильфер?
– Мэтр, – маг вытянулся, показывая на какие-то значки, мерно вспыхивающие и гаснущие на огромном гобелене, – не позже завтрашнего вечера город будет в наших руках. А с ним и весь флот Некрополиса на море Тысячи Бухт.
– Прекрасно, замечательно! Мэтр Ференгаус, ваше мнение – почему до сих пор Мастера Смерти не пытаются всерьёз сопротивляться? Почему отдают страну без боя?
– Э-э-э, господин верховный распорядитель, но я, э-э-э, несколько по другой части…
– Ничего-ничего, – покровительственно заметил мэтр Эммер. – Нам важно ваше мнение, мнение независимого исследователя.
– Э-э-э… – растерявшись, тянул чародей. И впрямь, что мэтр распорядитель от него хочет?
Он так и не закончил. С грохотом распахнулась дверь, в зал заседаний влетел маг в изорванном по подолу, перемазанном жёлтым гноем одеянии. Из трясущихся рук выпал посох, глаза жутко выпучены:
– Гниль! Гниль в столице! Под окнами – Гниль!
– Демоны! – ворвался следом второй чародей.
Паника не успела вспыхнуть только потому, что мэтр Эммер вскочил в то же мгновение, рявкнув «Всем тихо!» таким голосом, что с потолка посыпались кусочки штукатурки.
– За мной. – Тишина наступила просто страшная. Подхватив посох, мэтр Эммер первым бросился к дверям. – Если не сейчас, то уже никогда!
…А мелкий порученец господина верховного распорядителя, молодой маг по имени Греллин, ни о чём не подозревая, торопливо шёл тесным и низким коридором, что вился в толще стен главной цитадели Коллегиума. Шёл, чтобы исполнить последний приказ своего мэтра – касаемый «меодорских погорельцев».
* * *
А погорельцы, во главе с Дигвилом Деррано, всё шли и шли на запад, словно нитка за иголкой пробираясь между вспухающих то справа, то слева чудовищных пузырей Гнили. Многолюдство росло, к каравану прибивались десятками и сотнями, потому что всем вместе ещё оставалась надежда, хоть и слабая, что от Гнили удастся отбиться, что хоть кто-то уцелеет, не все полягут. Против воли приходилось всё больше уклоняться к югу, многоножки словно прижимали людей к реке, за которой уже начиналось Долье.
Дигвил старался, чтобы семья всё время оставалась рядом.
Зима навалилась со всех сторон, легли снега, и ночами приходилось неустанно жечь огромные костры. Дигвил, как мог, наводил порядок в толпе, рыцари прикрывали спину и бока шествия.
Куда идём? Что станем делать? Как прокормиться? Запасы вымело, многие бежали, едва успев захватить лишь малую малость.
– Надо поворачивать, – как всегда, одними губами произнёс мэтр Латариус, оказавшись рядом с доном Деррано. – В Меодоре – конец света. Давно такой Гнили не видывал. В чистом поле нам не выстоять.
– И за стенами не выстоять тоже, – угрюмо бросил Дигвил.
Это было правдой. Позади остался мёртвый замок, пустая, изглоданная Гнилью каменная скорлупа, откуда многоножки тщательно выскребли все крохи живой плоти. Нет больше защиты от Гнили, нет никакой. И казалось бы, зачем теперь куда-то идти, чего мучиться? Легче, наверное, остановиться и тихо дать холоду довершить работу. Мороз милосерден, он убивает почти без мучений и боли, ты словно засыпаешь, чтобы уже не проснуться.
А вместо этого Дигвил Деррано встаёт в стременах, хрипло орёт, подгоняя отставших, и усталые его рыцари на ещё более усталых гайто держатся в хвосте растянувшейся больше чем на лигу колонны, подбирая обессилевших. Куда они шли, что их вело? Наверное, ничто, кроме воли Дигвила Деррано. Его воли и доверчивых детских глаз – нет, нет, не только его собственных детей, а и тех, кого везли, прижимая к себе, беглецы.
Сколько тысяч людей вышло к мосту через Долье, не сказал бы никто. Тысячи. Может, семь, а может, и все десять. За их спинами бушевала Гниль, и уцелел ли там кто-либо вообще – неведомо. Рядом, протягивая друг другу руку, поддерживая и подсаживая, если надо, шли вчерашние враги – дольинцы и меодорцы, напрочь, похоже, забывшие о прошлых распрях.
Известие о том, что придётся переходить реку и углубляться в Долье, где вроде как должны хозяйничать страшные некромансеры, люди восприняли на удивление спокойно. Долье так Долье. Позади лежал ужас слишком хорошо знакомый. «Да и отогнали тех некромансеров уже», – тихонько нашёптывал самоотверженно пользовавший недужных доктор Латар.
– Что станем делать, мэтр? – спросил Латариуса Дигвил, когда караван в который уже раз остановился на ночлег. Кругом уже лежало Долье – пустое и мёртвое, где многоножки не оставили ничего, даже деревьев. – Что людям есть? Впереди ж пустыня. Ума не приложу…
– Я тоже, – признался некрополисец. – Но, по счастью, вчера меня нашла Гончая.
– Гончая? Какая?
– Гильдия, как нетрудно догадаться, была весьма озабочена нашим исчезновением, дон Деррано. И всеми последующими событиями вокруг Меодора. Гончие, что сопровождали нас, погибли. Маги нашли-таки средство против них… после стольких десятилетий поисков. Гильдия послала новых. Они очень быстро обнаружили наше… шествие, назовём его так. Я послал весть. Нас должны встретить.
– Встретить? А как же големы?
– У господ коллегиантов явно случилось головокружение от успехов, – мрачно усмехнулся Латариус. – Големы наступают на Скришшар. Чародеи рассудили, что нам придётся защищать свой флот, уводить его уже некуда, северные моря скованы льдом; но, как я тебе говорил, корабли пробьются. Так что магов, боюсь, ждёт неприятный сюрприз.
– А мы?
– «Мы»? – Брови Латариуса поползли вверх.
– Мы, мы, – нетерпеливо бросил Дигвил. – Что станет делать Некрополис? И неужто мне тащить людей прямо в пекло?
– Нет, конечно. От Реарских гор сейчас наступает наш боевой запас. Весть о нас передана. Гильдия Мастеров велела мне передать тебе, благородный дон, что всем, кто станет искать защиты и помощи Некрополиса, таковые будут оказаны. Нам доставят припасы.
– Куда? Куда мне вести их всех?! – чуть не подскочил Дигвил.
Латариус покачал головой.
– Нам надо перейти Сиххот. Это, как я понимаю, будет самым трудным. Западное Долье… горит. Вокруг сейчас ничего не осталось, даже Гнили, и той нет. Но Мастерам, что ведут запасные полки, делать такой крюк не с руки. Так что нам придётся уж постараться.
– Поистине, – хмыкнул Дигвил. Уговорить меодорцев и дольинцев добровольно перейти в милость Некрополиса? Невозможно, немыслимо! Да они при одной только мысли об этом сами на пузыри Гнили кинутся!
Последнюю фразу он произнёс вслух.
– Понимаю тебя, благородный дон. Но выбора у нас нет. Или мы перейдём Сиххот, или проще нам всем умереть прямо здесь и сейчас.
Дигвил молча и мрачно кивнул. Да, выбора нет.
Усиливался ветер, с севера угрюмой армадой надвигались низкие снеговые тучи. Дигвил упрямо вскинул голову, он больше не колебался.
– Мы поворачиваем.
…Когда они перешли Долье, сперва никто из растянувшегося на лиги и лиги каравана не поднял тревоги. Дигвил никому не давал роздыху, подгоняя уставших людей и тягунов. И лишь когда пограничная река скрылась за круговертью метели, молодой рыцарь Бранно Берлеа осторожно приблизился.
– Благородный дон Деррано… – едва начал он, однако Дигвил не дал ему закончить.
– Бранно. Мы идём дальше. В Долье сейчас пустыня.
– Д-дальше? – вздрогнул Бранно. – К-куда?
– За Сиххот, – в упор взглянул на давнего знакомца Дигвил. – В Некрополис.
– Н-некролопи… нелпокори…
– С каких пор наследники славных Берлеа стали заикаться от страха? Ну да, мы идём в Некрополис. Приморское Долье горит, сам видел зарево. Когда в какое-то место всадили магический заряд такой силы, простому рыцарю лучше держаться подальше. А в Некрополисе Гнили куда меньше.
– Откуда вы это знаете, дон Дигвил?
– Я долго жил в Навсинае. Говорил с лучшими тамошними магами, – это было, как ни смешно, сущей правдой. Правда, Дигвил, конечно же, умолчал, о чём же именно они говорили и при каких точно обстоятельствах. – Гниль там есть, но всё ж не столько. А главное, там сыщутся припасы. Мы их добудем. Силой меча, как достойно рыцарю!
Мэтр Латариус не шибко почтительно фыркнул – надо полагать, давился от смеха.
– Вы – истинный сенор, дон Дигвил! – молодому и горячему Бранно этого хватило. – Почту за честь сражаться под вашей командой!
– Помоги мне пока что с людьми в караване, чтобы не лишились рассудка от страха.
– Не сомневайтесь, дон Дигвил!..
– Неплохое объяснение, мой благородный дон, – заметил Латариус после того, как юный Берлеа отъехал. – Постараюсь передать моим собратьям, но, боюсь, времени устроить настоящее представление уже не хватит.
– Мне нужно накормить голодных, мэтр. Вот и всё.
* * *
Они ввалились в темноту, словно обрушившись в бездонную пропасть. Башня Затмений встретила их мраком, пустотой и запахом смерти.
– Многомудрый Тёрн здесь. – Кройон шумно принюхался. – Где-то там, внизу… ищите, достойнейшие, должен иметься ход на нижние этажи.
– Здесь, – почти сразу указал Брабер, для верности попрыгав на ничем не отличавшейся от других каменной плите.
– Смеёшься, гном? Не самое лучшее время, честное слово! – прошипела Нэисс.
– Не бранись, сидха. Я каменное дело знаю твёрдо. Говорю тебе, там пустота. И ступени. А дна – дна не чую. Ну да это не беда, распечать меня во все кости.
– Мэтр Ксарбирус, нет ли у тебя в заветной сумочке чего-нибудь, чтобы камень расплавить?
– Нет, милая Стайни, увы, нету. Но зато у нас есть ты.
– Я? А что я могу?..
– Ты забыла всё, чему тебя учили в Некрополисе, Гончая? – резко бросила Нэисс. – Это ж обычная потайная дверь. Давай, ищи пружины, кнопки, рычаги или что там ещё должно открывать?!
– Не учи учёную, – огрызнулась Стайни, но больше по привычке, чем от настоящей злости. Опустилась на колени возле плиты и принялась водить пальцами вдоль краёв.
– Поторопитесь, многодостойные. – Кройон уже некоторое время к чему-то напряжённо прислушивался. – Тёрн, коего мы все любим, вот-вот вступит в бой. Я чувствую это, несмотря на все мои несовершенства. Досточтимая Стайни! Можешь ли ты открыть это? И не просто открыть, но открыть быстро?
– Дайте мне, неумехи, – вдруг бросила Нэисс. – Дай твой нож, гном.
– Э-э-э, зачем, распечать ме… эй, ты что делаешь?!
– Если надо открыть замок, – бледно усмехнулась сидха, стоя над плитой, – иногда не вредно вспомнить, как мои соплеменники брали города… в своё время.
И она полоснула гномьим лезвием по левому запястью. Вдоль жил, а не поперёк, чтобы уж вскрыть, так наверняка.
Кровь брызнула фонтаном, но сидха даже не пошатнулась. Алые капли щедро оросили поверхность камня, мигом обратившись в крошечные зелёные побеги, деловито пустившие корни прямо в щели.
– Нэисс! – вскинулась Гончая, подхватывая смертельно бледную и готовую вот-вот рухнуть сидху под руки.
– Н-ничего… я… выдержу. Только ему… скажите. Мол, виновата я, не смогла, не успела…
– Хватит, распечать тебя во все, как говорится! Себя хоронить – последнее дело, сидха!
– Я… должна… открыть… – шаталась Нэисс. Из руки по-прежнему хлестала кровь; она словно питала стремительно разраставшуюся поросль, очертившую контур запертой двери. Корни впивались в камень, несокрушимая на вид твердь крошилась; под полом что-то хрустнуло, звонко щёлкнуло – точно лопнула невидимая пружина, – и плита стала медленно подниматься.
Открылся тёмный проход, потянуло холодом.
Мэтр Кройон первым бросился вниз. За ним, чуть поколебавшись, последовал Брабер. Ксарбирус и Стайни остались возле бледной как смерть, пошатывающейся Нэисс.
– Зачем ты так, сидха? – укоризненно бросил алхимик. – На тебя посмотреть – как у людей говорится, краше в гроб кладут. Открыли б мы эту дверь, это я тебе…
– Вниз! – зарычала вдруг Нэисс, с силой отталкивая склонившегося над ней Ксарбируса. – К нему! Его спасайте, не меня!
– Терпеть не могу влюблённых дур, – сообщил стенам и потолку алхимик. – Сейчас будет больно, сидха. Но ничего, потерпишь. Ишь чего, она тут собралась геройски помирать! Не выйдет, моя дорогая.
– В… вниз… – Нэисс быстро слабела. Ноги сидхи подкосились, она почти рухнула на пол. – Бросьте… меня…
– Красиво умирать в другой раз станешь. – Ксарбирус одним движением вырвал притёртую пробку вместе с сургучной печатью, плеснул на рану иссиня-чёрную жидкость. Сидху скрутило судорогой, она выгнулась, завопила, глаза закатились, однако кровь остановилась, на месте разреза – дымящаяся тёмная лепёшка.
– Пей! Будет больно, ори, тогда полегчает. – К губам сидхи прижали другую скляницу. Она глотнула и тотчас зашлась в жестоком кашле.
– Ничего, ничего, – похлопал её по плечу Ксарбирус. – Вставай и пошли.
Сидху ещё шатало, но силы возвращались стремительно. Тяжело дыша, она оттолкнула руку Стайни и первая шагнула к чёрному провалу входа.
– Чего замерли?!
* * *
– Начинайте! – повторили Великие Сёстры.
Фереальв двинулся первым, за ним остальные Мудрые. Они всё прибывали, многие – пропахшие дымом пожаров и смрадом Гнили. Были тут и мечники, подобные Фереальву, были и маги. Смарагд послал в дело последних, всех, кого только смог.
– Вы умеете только воевать, – поморщился дхусс.
– А ты – только говорить! – яростно выкрикнул Фереальв.
– Так сильно ненавидеть ничтожное, неполноценное и никак не могущее быть приравненным к ноори существо – очень неправильно, Наблюдающий.
Фереальв не ответил, мелькнули лезвия мечей, а сомкнувшие ряды Мудрые тоже сделали что-то. Казалось, вздрогнул сам мрак.
Тёрн не шелохнулся. Только запылал знак Морры у него на щеке, разгораясь всё ярче и ярче, точно норовил прожечь и плоть, и кости дхусса.
Зазвучала Беззвучная Арфа. И не одна, целое множество их, настоящий оркестр вел сейчас низкую, грозную мелодию.
Мелодия – без звуков. Музыка безмолвия. Как такое бывает? Может, потому Беззвучная Арфа и обрела такую силу, что отказалась от зримого, слышимого воплощения?
Тёрн дрогнул, словно на плечи ему рухнула незримая тяжесть. Он пошатнулся, вскинул руки, и тогда Фереальв прыгнул, целясь обоими клинками в открывшиеся живот и грудь дхусса.
Мечи высекли искры, со всего размаха врезавшись в незримую преграду, но и дхусс не устоял. Клановый знак запылал ярче полуденного солнца.
Фереальв поднялся, шатаясь. Его мечи таяли, словно восковые свечи; ноори с презрением швырнул бесполезные эфесы.
Беззвучные Арфы звучали, тишина становилась громче, невыносимей, и воздух потрескивал от скопившейся в подземелье магии.
Мудрые придвинулись. Темнота скрывала их, они словно тонули в густом, точно вода, мраке. Тёрн молча упал на одно колено, но и ноори попятились, а Фереальв с хриплым стоном опрокинулся навзничь.
Но магия остальных Мудрых давила, вгоняла в камень, грозя навеки стереть саму сущность дхусса. Тёрн, словно раненый титан, застыл на одном колене, воздетые руки по-прежнему держат незримую тяжесть; дрожат вздутые жилы на могучей шее, до предела напряжены мышцы, блестят шипы; никто из ноори так и не смог приблизиться.
– Я иду, Тёрн! – Звонкий молодой голос, голос жизни и ярости, вскрыл давящую тишину, словно нож. Словно из ничего, из самого мрака прямо посреди круга Мудрых, рядом с застывшим дхуссом, вдруг появилась фигура девушки в изорванной, истрёпанной одежде, в правой руке – серый кинжал, словно сотканный из лунного света, света, откуда выжали то немногое тепло и жизнь, что ещё там оставалось.
– Я пришла, – сказала Гончая за миг до того, как пол, где она стояла, взорвался фонтаном каменных брызг. Беззвучная Арфа упустила лёгкую, как могло показаться, добычу.
Тело Гончей распласталось, растянулось в прыжке. Скляницы послушно вытолкнули в кровь сверхдозы эликсиров, потому что уже не оставалось никакого «потом» и сдерживаться было незачем.
Первым на пути у живого урагана, ещё совсем недавно прозывавшегося Алиедорой Венти, оказался Наблюдающий Фереальв. Ноори ещё не оправился от первой сшибки, но длинный кинжал в его руке уже успел появиться, спутник Роллэ попытался защититься – напрасно; серое лезвие играючи миновало подставленный клинок, рассекая шейную жилу. Удар истинной Гончей, оружие касается вражеской плоти лишь исчезающе краткое мгновение, отворяя дорогу крови.
Алиедора ворвалась в гущу Мудрых, словно ястреб в утиную стаю. Она не знала почему, но их чародейство словно потеряло над ней власть, и перед ней оказались не враги, а словно набитые ватой куклы, на каких она разучивала удары, едва сделавшись Гончей.
Резкий, высокий визг резал слух, колыхались, как на сильнейшем ветру, призраки Великих Сестёр, и сама Алиедора, едва схлынул первый кровавый угар, ощутила вдруг, как в грудь словно упирается незримая рука, а сзади, подобно удавке душителя, поднимается чернильная темнота, свиваясь змеёй.
Но что-то изменилось, что-то сдвинулось и в самой Алиедоре, и в мире вокруг неё. Не напрасно было капище Семи Зверей, не напрасны «Побитая собака» и доарнские кондотьеры, варвары кора Дарбе и кровавая наука Некрополиса. Или её защищал Тёрн? Упавший на одно колено, как бы ничего не делающий – не он ли держал невидимый щит?
Беззвучная Арфа, такая могущественная, почти непобедимая, – отступала перед ней. Алиедора словно продиралась сквозь топкое болото, воздух сгустился, его точно наполнили тысячи мельчайших иголок, плечи и шея покрылись кровью из мелких ранок, но серый клинок разил без промаха.
Алиедоре казалось, что она бьётся уже целую вечность, а на самом же деле минули считаные мгновения. Опутавшая их с Тёрном невидимая сеть лопнула было и вновь начала сходиться. Мудрые смыкали ряды, никто не пытался защищаться, и доньята понимала отчего – жизни каждого из них в отдельности ничего сейчас не значили. Только Смарагд, а спасти его, верили они, может лишь смерть Тёрна, и смерть не простая.
Но даже лучшая Гончая Некрополиса, убивая, не может сразить всех одномоментно. Вернее, она могла бы, имей под рукой яды и чуть больше времени, а так – приходилось по старинке. Тем более что наконец-то разобрались что к чему мечники, соратники Фереальва, верно, такие же Наблюдающие, как и он сам.
Вспомнила! Вспомнила! То сражение в видении, что явил ей Тёрн давным-давно, в какие-то совершенно незапамятные и канувшие в бездну времена – она ведь тоже билась с этими мечниками и магами, билась со скованными руками и почти что победила.
Молодец Тёрн, умница Тёрн, неужели ты всё предусмотрел, шипастый стратег?
Танец Гончей в полном его великолепии. Текучее, непрерывное движение, нет отточенных поз – они хороши при других обстоятельствах, не сейчас. Алиедора словно скользила меж нацеленными в неё клинками, уклоняясь, увёртываясь, чуя, где пройдёт сталь в следующее мгновение. Она делала это раньше, она сделает это сейчас. Она вытащит Тёрна, и…
Дальше она не шла. Доньята просто сражалась, каждой частицей своего существа, вновь и вновь благодаря Мастеров, сделавших ей поистине королевский подарок.
Подарок?
Заёмная сила?
Опять?
Боль вспыхнула в правом плече – она не успела самую малость, и, хотя мечник в свою очередь встретил горлом её кинжал, было уже слишком поздно.
Её швырнуло вперёд, обжигающая рана заставила взвыть, боль пробилась даже сквозь предохранявшие от неё эликсиры в крови доньяты.
Оставляя мокрый след на полу, Алиедора вырвалась, выкрутилась, увернулась вновь, ударила, услыхала вопль жертвы, обхватившей пронзён-ный низ живота, – но знала, что проиграла, если снадобья из скляниц в её теле не остановят кровь раньше.
– Мы идём! – вдруг прогремело под сводами, и рвущий слух визг призраков внезапно прервался.
Что-то огромное, чёрное, матово поблескивающее, с рогами и когтями, с могучим хвостом низринулось прямо на головы Мудрых. Наверху, в потолке, вдруг ярко вспыхнуло, словно там открылась дверь. Откуда там свет?
– Мы идём! – Тёмный гигант в чешуе оказался среди опешивших Мудрых, разбросал их, разметал, словно детские игрушки. Следом спрыгнул гном, зарычал, размахиваясь исполинским красно-золотым двуручным мечом.
Мудрые заколебались. Они понесли потери, но всё равно их оставалось много, очень много.
Чёрное существо – демон – прыжком рванулось к Тёрну.
– Многомудрый! Бежим отсюда, спасаемся, скорее!
– Кройон, – раздалось еле слышное. По вискам коленопреклонённого дхусса катились капли не пота, но крови. – Спаси… Гончую. Не… меня.
Вместо ответа демон, прозывавшийся Кройоном, играючи подхватил было дхусса – и взвыл от неистовой боли, завертевшись, словно опалив пальцы.
– Спаси… её, – повторил Тёрн, и в этот миг Беззвучная Арфа обрушилась на них вновь.
Сила этой магии должна была растереть Алиедору в мельчайшую пыль, вбить во прах, пожирая саму память о ней; стены и потолок подземного покоя стали трескаться, не выдерживая напора; и вновь незримый, неосязаемый щит, без сомнения, поставленный дхуссом, принял на себя главный удар.
Алиедора поднялась, шатаясь. Эликсиры сработали. Рана в плече больше не кровила, но голова кружилась, в глазах плавали цветные круги. Наверное, в жилах её сейчас вообще не осталось обычной крови, сплошная алхимия Мастеров.
Так, наверное, сражалась бы истинная королева Некрополиса.
Трое. Она, чёрночешуйчатый демон и гном, тот самый гном – узнала она теперь – из того самого отряда, что она преследовала по приказу Мастеров.
Мудрые подались назад, тьма покорно укрывала их, призраки тоже скрылись, и весь мир сжался до неведомого подземелья чужого всем народа ноори.
Они оказались в середине пустого пространства, Мудрые спешили отступить, раздаться перед ними, ни на миг не прекращая давить жуткой, невообразимой силою Безмолвной Арфы.
Только тут Алиедора поняла, какую страшную мощь носил в себе дхусс и что требовалось, чтобы никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не пустить её в ход.
Невольно все они – и гном, и демон, и она сама – жались к Тёрну, который один сейчас спасал их от немедленной и жуткой смерти.
Сверху пожаловали ещё сразу трое гостей – алхимик Ксарбирус, сидха Нэисс и – ещё одна Гончая. Да, та самая, кого Алиедора подозревала в бегстве и измене делу Мастеров Смерти.
Весь отряд.
Что ж, все дороги сходятся.
На залитом кровью полу остались мёртвые тела – не так много, как надеялась Алиедора и как ей казалось в горячке боя, хотя Гончая вообще не должна знать, что это такое – «горячка».
– И-и-и-эх! – алхимик Ксарбирус широко размахнулся, из рукава появилось несколько мелких склянок, что, кувыркаясь, полетели во все стороны.
Вспышка. Вспышка. Вспышка. Ряды Мудрых заволакивал дым, пол ходил ходуном, и Алиедора первой крикнула:
– Рушится!
Две могущественные силы, одной природы, слишком долго бились в тесном подземелье под башней Затмений. Беззвучная Арфа сошлась в бою с самою собой, с собственным отражением.
Однако Мудрые отступали, отступали! Отступали Великие Сёстры, они ещё могли заставить своих адептов покорно умирать, но не могли заставить победить.
Из дыма вырвалась жуткая окровавленная фигура, безумные глаза, тонкие руки; Алиедора узнала её тотчас, та самая Мудрая, что «поделилась» с ней серым кинжалом, сотканным из неведомой магии. Схватка не оставила на юной ноори живого места, из левого плеча торчал белый обломок кости, однако почерневшая плоть словно затворилась наглухо, не давая крови вырваться на волю.
Гончая успела преградить ей путь, успела ударить, видела, как её кулак попал в висок ноори, однако та лишь вздрогнула, а вот Алиедоре показалось, что рука её со всей силы врезалась в сплошной камень.
Мудрая крутнулась, и вот уже Гончая у неё за спиной, а впереди – только Тёрн.
Кинулся наперерез гном, хакнул, страшно рубанув сверху-слева, чтобы рассечь наискось, от плеча до пояса, однако Мудрая увернулась снова, так, что золотисто-красный клинок разрубил плиту пола, взорвавшегося фонтаном огненных искр.
Прыгнул чёрный демон, хлестнул усаженными жуткими шипами хвостом, попал, однако Мудрая ухитрилась извернуться так, что её не отбросило назад, а швырнуло вперёд, прямо к Тёрну. Спина ноори обратилась в кровавое месиво, однако она всё ещё жила и ноги по-прежнему не подгибались.
Оставались алхимик, сидха и другая Гончая.
Они не успели, кроме последней. Что сделала Стайни, Алиедора даже не успела разглядеть, только услыхала предсмертый выдох-вскрик ноори, и в тот же миг Тёрн глухо вскрикнул, уронил руки, повалился ничком. Вокруг головы стала быстро растекаться тёмная лужица.
Ноори осела на пол с блаженной предсмертной улыбкой. Уже мёртвая, с разорванным от удара Стайни горлом, она каким-то образом успела пустить в ход своё оружие.
Серый клинок мелькнул возле самой груди дхусса.
Дхусс упал, но и Мудрые бежали. Бежали в страхе, в панике, уже не пытаясь сражаться. Взвыли в тоскливом ужасе призраки Великих Сестёр, но ничего изменить они уже не могли.
– За ними! – гаркнул было Ксарбирус, однако его спутники опоздали.
Серая дымка угасала, подземелье заволакивалось тьмою. Мудрые убрались отсюда тем же путём, что и явились, через таинственные порталы.
Несколько мгновений царила жуткая тишина, только слышался скрип и скрежет, точно неведомые зубы ломались о неподатливый камень.
И ещё лежал на полу дхусс.
Ксарибус резким движением вскинул руку с зажатой в пальцах скляницей, что-то щёлкнуло, подземелье залил мертвенный, бледный алхимический свет.
Тёрн по-прежнему не шевелился.
Алиедора осторожно приблизилась. Страх перекатывался волнами, леденил и сжимал всё внутри. Дхусс застыл неподвижно, лицом вниз, руки раскинуты. Над тёмной лужей крови поднимался парок, и казалось, это улетает к небесам сама его жизнь.
Она оцепенела, не в силах сделать последний шаг. Душа рвалась напополам. Тёрн казался таким… неуязвимым, несмотря ни на что. Словно дхусса защищали некие высшие силы, верить в кои истинная Гончая, конечно же, не может.
Дхусс шевельнулся. Едва заметно дрогнули шипы на плече, и оцепенение Алиедоры рухнуло.
– Тёрн!
Пачкаясь в крови, упала на колени, перевернула на спину, замирая от ужаса и ожидая увидеть страшную рану, разрубленную грудь; но – ничего подобного. На первый взгляд всё цело. Вот только кровь откуда?!
Гончие поневоле сведущи в ранах и врачевании, в удержании другого на самой грани смерти, пока помощь не окажут куда более сведущие Мастера.
Сердце дхусса билось слабо и редко, но равномерно. Дыхание еле чувствовалось. Он был жив, но в то же время – и нет.
Алиедора попробовала те приёмы, которым учили в Некрополисе. Нажатие на точки «жизненной силы» тела, передача частицы своей собственной жизни – если надо, чтобы кто-то не умер, истинная Гончая без сомнений и колебаний пожертвует частью себя.
Ничего не изменилось. Тёрн едва дышал, но в остальном – оставался где был, течение смерти не торопилось унести его к памятной ещё по варварам кора Дарбе белой дороге, где царит великий Дракон, милостивый, милосердный.
Алиедора осторожно положила голову дхусса себе на колени. Покрытыми кровью Тёрна пальцами коснулась его висков. Позвала, раз, другой, третий, закрывая глаза и начиная раскачиваться, словно поднимаясь по великой лестнице.
В сознание хлынул яростный поток – краски, запахи, картины, солнечные берега и странные горы, невиданные леса и пустынные, до самого горизонта протянувшиеся песчаные дюны.
А потом ей показалось, что голос Тёрна шепнул ей, еле слышно, откуда-то из дальней дали:
«Смотри. Только ты сможешь… Пока он не пришёл и не забрал всё…» – и настала тишина.
Алиедора увидела.
