Глава XVII
Отряд мэтра Ксарбируса, оставив позади безжизненные, опалённые демоническим пламенем камни, медленно и с трудом карабкался по отвесным скалам, окружавшим котловину. Опять выручила сила Брабера вкупе с гибкостью Нэисс и ловкостью Стайни. В ночном мраке они взобрались на гребень и обессиленно повалились наземь.
– Нет уж, этот ров ихний меня доконал, распечать тех, кто его вырыл… – простонал гном, с наслаждением вытягивая ноги. Огромный меч валялся рядом, чего Брабер раньше никогда себе не позволял. – То туда, то обратно… а ещё и стены эти!
– И зачем, спрашивается, вниз лазали? – ни к кому не обращаясь, уронила сидха. – С таким же успехом могли здесь оставаться.
– Мы узнали… ох-ох-о, бедная моя спина… кое-что очень важное, любезная моя Нэисс. Прорывы Гнили ведут к самопроизвольным открытиям порталов на демонический план, и попадающие сюда демоны отнюдь не радуются обществу многоножек.
– Уж не думаете ли их стравить, мэтр?
– Ты проницательная, милая Стайни. Во всяком случае, это шанс. Вот где пригодились бы такие «отходы магических практик», как таэнги с их заклятиями призывания!.. О, загрустили все. Вспомнили мэтра Кройона? Да, признаюсь, мне тоже его не хватает. И особенно его, э-э-э, несравненного поэтического дара.
Они наскоро, всухомятку, перекусили остатками припасов. Воды поблизости не нашлось, пришлось потратить запас из фляг.
Молчали. Не осталось сил даже на простой разговор. Даже на простой вопрос: «А что теперь делать-то, мэтр?» Сам мэтр, похоже, мучился тем же самым вопросом, ворочался с боку на бок, кряхтел; сна явно не предвиделось.
Над головами пламенела комета. Все последние месяцы она медленно смещалась по небосводу и совсем не собиралась, как положено обыкновенной комете, исчезнуть за горизонтом.
Долго отдыхать, однако, не пришлось. Может, оно и к лучшему: никто не успел впасть в мрачное отчаяние от, похоже, постигшей их полной неудачи. Башня стояла прямо перед ними, и Мудрые Смарагда больше не пытались преградить им путь, но попасть внутрь чёрного острия, взнесённого над бесплодным камнем, оказалось невозможно.
Тёрн где-то там. Но как к нему пробиться? И… не слишком ли поздно?
На востоке уже посветлел край неба, когда Брабер вдруг с проклятием схватился за свой меч.
– Поспать не дадут, распечать их всех!
Остальные устало зашевелились.
На башню Затмений вновь накатывалась Гниль. Снова, как и в прошлый день, на голом камне вспухали и лопались пузыри, только сегодня они казались вдвое больше вчерашних. От кислой вони, казалось, невозможно дышать, всех скрутило жестоким кашлем. Зажимая рот ладонью и то и дело содрогаясь всем телом, Ксарбирус поспешно открыл алхимический баул, на скорую руку смешал три каких-то настоя, дал всем выпить по полглотка. Жидкость обжигала, была отвратительной на вкус, но всё-таки помогала.
Волны многоножек катились к башне, повторяя всё тот же приём, стараясь построить живые висячие мосты и через них дотянуться до цитадели Мудрых.
На засевших сверху котловины спутников мэтра Ксарбируса Гниль не обращала ни малейшего внимания.
– Ну и что тут теперь сделаешь? – с тоской вопросила Стайни, уныло глядя на жёлтый прилив, тщащийся захлестнуть обсидианово-чёрную громаду башни. – Куда идти? Куда бежать? С кем драться?
– Погоди унывать, распечать меня так и эдак, громыхнул Брабер. – Находитель мой того и гляди разорвётся, такие силищи тут бушуют. Да и демонюки, чую, вот-вот пожалуют.
– Наш друг гном совершенно правильно поименовал положение, – кивнул Ксарбирус. – Гниль создает множественные разрывы в ткани сущего, вызывая к жизни спайки нашего Листа с демоническим планом. Отсюда со всей несомненностью следует…
Он не успел закончить. Вновь, как и вчера, прямо посреди сплошного живого ковра многоножек вспыхнуло белое пламя открывающегося портала.
– Демонюки, – прошептал Брабер. – Эх, эх, бедолаги. Второй раз уже. Даже честного боя и чистой смерти не получат…
– Что-то ты за них стал прямо так переживать, будто они твоего племени, милейший гном, – не преминул заметить желчный Ксарбирус. – Мало им голов снёс?
– Не… когда головы сносил, мы с ними честно дрались, один на один, кто сильнее, ловчее, умелее, тот верх и возьмёт. А тут… навалиться всем скопом, не по-нашему, не по-гномски.
Портал пылал яростно, победительно, но четверо путников знали, что это сияние подобно последнему параду – ступивший через него обречён.
Гном даже встал в полный рост, вскинул красно-золотой меч, словно салютуя своим всегдашним врагам.
– Ложись, глупец! – зашипела на него Стайни, однако в этот миг в портале появился первый демон. Как и его погибшие сородичи, был он огромен, увенчан рогами, имел длинный шипастый хвост с внушительной костяной шишкой на конце. Многоножки кинулись на него со всех сторон, хвост махнул раз-другой в разные стороны, сотни и тысячи тварей Гнили смело в единый миг. Демон закрутился юлой, так быстро, что почти ничего было не разглядеть, раздавленные многоножки так и брызнули.
Следом за первым демоном появился второй, низкий и широченный, словно пиршественный стол. Его Ксарбирус и спутники даже не успели разглядеть – распахнулась пасть, хлынул поток пламени, на время очистивший небольшой круг вокруг провалившихся со своего плана демонов.
Миг спустя возник и третий силуэт; этот демон просто вскочил на спины своим собратьям. Он не выдохнул пламени, не стал хлестать хвостом или пускать в ход иное смертоубийственное орудие; вместо этого вскинул закованные в чёрную чешуйчатую броню руки-лапы к небу и что-то провыл.
Мерцающий портал уже начал было угасать, но заклинание третьего демона его как будто закрепило; заполненная белым пламенем арка осталась, и третий демон вдруг сильнейшим пинком отправил туда своего хвостатого собрата, да так, что тот мгновенно исчез за огненным занавесом. Второго демона заклинатель подхватил на руки, швырнув прямо в портал.
Очищенный пламенем круг ещё не успел заполниться жёлтыми многоножками, и третий демон огромными прыжками помчался прочь, прямо к кольцу окружавших котловину скал.
– Ахха, – хищно прошипел Брабер, поднимаясь на ноги и беря клинок наперевес. – Ишь, какой прыткий сыскался! Ну ничего, башку рогатую-то мы тебе ужо укоротим…
На счастье беглеца-демона, портал открылся совсем рядом со скалами. Огромный прыжок, когти вцепились в источённый водой, иссечённый ветром камень, и демон с удивительной быстротой полез вверх. Многоножки угнаться за ним не могли; они начали было строить живую пирамиду, но как-то замедленно, несноровисто. Похоже, делать два дела разом прорвавшийся рой не умел. Башня Затмений оставалась главной целью, и многоножки, взобравшись на две трети скальной стены, помаленьку, полегоньку, расточились, влившись обратно в широкий поток, пытавшийся захлестнуть твердыню Мудрых Смарагда.
– Лежите и никшните! – страшным шёпотом приказал Брабер. Взяв на изготовку чудовищный красно-золотой меч, гном крадучись пробирался вдоль обрыва, как раз навстречу рогатому демону, что, совершенно не пытаясь скрыться, устроил жуткий шум и треск, пробиваясь сквозь густые заросли.
Брабер исчез прежде, чем Ксарбирус и остальные успели остановить его. Треск определённо удалялся, демон мчался куда-то прочь, и явно не собирался ни на кого нападать.
– Гномы… – с непередаваемой гримасой пробурчал Ксарбирус. – Давно никому головы не рубил, что ли? По работе соскучился?
– Ы-ы-ы! – вдруг взвыли в зарослях. – Быть того не могёт!
Все вскочили на ноги.
Треск и шум стихли. Взамен раздался дружный рёв двух глоток, вопивших что-то несомненно радостное, отнюдь не исполненный ярости боевой клич.
– Что у них там происходит?! – вытаращился мэтр Ксарбирус.
– Идут обратно, – сквозь зубы процедила бывшая Гончая. – Вместе.
– Или я лишилась рассудка, – Нэисс медленно подбирала слова от растерянности, – или рассудка лишился сам мир. Потому что это же не кто иной, как…
– Мэтр Кройон!!! – не выдержав, завопила Стайни, подпрыгивая и размахивая руками, словно помешанная.
– Мэтр Кройон, – пробормотал Ксарбирус, и глаза его сделались точно плошки. – Вот так-так… ну и ну… бывает же… да как только такое вышло?..
– Мэтр Кройон, – прошептала и Нэисс. Губы сидхи дрогнули, складываясь во столь редкую для неё улыбку, простую, чистую и открытую, без примеси презрительной усмешки.
– Мэтр Кройон! Наш демон вернулся! – проорал, вываливаясь из зарослей, и сам Брабер.
А за ним появился демон. Всё тот же, в гладкой и блестящей броне, с круто загнутыми рогами, могучим торсом и лапами с устрашающего вида когтями, что, однако, лучше умели управляться с кистями и краской, стилом и табличкой для письма, нежели с подлежащей разрыванию и пожиранию живой трепещущей плотью.
Но в прошлый раз он появился в мире Семи Зверей, облачённый в рабочий фартук, измазанный красками, и с кистью в жуткого вида лапе. Теперь же чресла славного мэтра охватывал широкий кожаный пояс, с набитыми на него стальными пластинами. До колен спускалось подобие просторной юбки, тоже покрытой железом. Грудь мэтра Кройона защищал панцирь, не забыл он также наручи и поножи. За спиной торчала пара внушительного вида рукоятей с тонкой резьбой; руны светились холодным голубоватым светом.
– Всемогущие небеса и бездны! – завопил демон, простирая к давним спутникам огромные лапищи. – Нет слов, дабы описать трепет души моей, о многодостойные, разлуку с кем я не переставал оплакивать, даже оказавшись на родном плане! И вот я вернулся, вернулся обратно! Как же я рад, дорогие мои, мои бесценные друзья, что вновь вижу вас всех, нет, нет, всех, кроме многодостойного и мудрейшего Тёрна. Догадываюсь, что он в беде, и рад, что сумел успеть вовремя!
Четверо спутников стояли, молча улыбаясь и глядя на преисполненного восторгами демона.
– Достойнейшая Стайни! Рад видеть тебя в добром здравии и, как всегда, преисполненной решительности.
Прекрасная Нэисс! Мне не хватало твоего молчания и уверенности.
Мужественный Брабер! О твоей надёжности и неустрашимости я не переставал вспоминать всё это время.
Мудрый мэтр Ксарбирус, знаток сокрытых тайн! Дня не проходило, чтобы я не сказал себе: «А как бы ответил на это многопочтенный доктор? Что бы он сделал на твоём месте?» – и даже твоё отсутствие помогало мне отыскать верные пути.
Кажется, все покраснели. И избегали смотреть друг на друга. Стайни аж закашлялась.
– Мэтр, мы все ужасно рады… нет, даже счастливы видеть тебя в добром здравии. Но поведай нам, как же ты очутился здесь? Разве не исполнилось твоё самое заветное желание, когда ты ступил в открывшийся портал, отправивший тебя обратно, домой, на исконный план твоего племени?
– О, история моя поистине преудивительна, – с воодушевлением начал демон, плюхаясь наземь рядом с раскатанными одеялами путников. – Немало времени потребуется, чтобы изложить её всю, вдобавок тут потребен торжественный и возвышенный стих, а потому я…ох, простите, – мэтр Кройон встряхнул рогатой головой. Тщательно пригнанные броня и оружие даже не брякнули. – У нас с вами есть срочное, очень срочное дело, поэтому скажу просто: когда оставляешь друзей и дело, ни стихосложение, ни писание картин не может доставить успокоения. Благословенный огонь омывал мои члены, очи мои полнились картинами родных мест, но думал я только о том, как пятеро смелых и честных, чистых душой и помыслами…
– Кхе, кхе, кхм, – смущённо закашлялся Ксарбирус. Нэисс опустила взгляд и мучительно покраснела, Брабер закрутил лысой головой (волосы на ней никогда даже не пытались вырасти), и толко Стайни лишь сощурилась, гордо вскинув подбородок, словно готовясь принять вызов.
– Все помыслы мои тянулись к вам, мои дорогие друзья, – прочувственно всхлипнул мэтр Кройон, утирая глаза тыльной стороной огромной ладони. – Я размышлял о многодостойном Тёрне, смелой Стайни, рассудительной Нэисс, отважном Брабере, мудром мэтре Ксарбирусе, и сердца мои пустели с каждым днём. Я глядел на пламенные облака, на проплывающие скалы и острова и не видел ничего, кроме вас пятерых. Как же это низко было с моей стороны – требовать непременного своего возвращения домой любой ценой, не видя и не желая видеть той незримой тяжести, что лежала и до сих пор лежит на ваших плечах! – чувствительный демон вновь всхлипнул. – Словно капризное дитя, я домогался, клянчил и канючил – есть ведь такое слово, правильно? И, в конце концов, лишившись сна и покоя, не в силах взяться за кисть или стилус, я преклонил свой слабый и ничтожный разум на то, чтобы вернуться. Если ничтожные таэнги смогли вытянуть меня в ваш мир, рассуждал я, должен найтись способ открыть врата и с моей стороны. Но мне требовались не просто врата, а именно то место, где вы можете находиться, ибо зачем мне возвращаться, если я не смогу помочь своим друзьям, рисковавшим ради меня собственными жизнями?
– Очень трогательно. – Ксарбирус попытался съязвить, но получилось это у него очень плохо. Глаза алхимика сделались совершенно больными.
Кройон не заметил, не расслышал или не захотел услышать.
– Воодушевлённый самыми благородными намерениями, вооружённый горячим желанием, взялся я, недостойный, за трудную задачу. Быть может, и даже, наверное, несомненно, вам покажется странным сие, но среди моего племени никто не пытался понять природу порталов, что ведут на ваш бытийный план. Это, многодостойные, увы, в природе большинства из моего племени. Нет у нас ни мудрых магов, ни древних библиотек, где собраны были бы труды знатоков Аркана; и я, несовершенный, оказался принуждён по крупицам собирать знания. У нас, демонов, принято передавать важное из уст в уста; и потому я странствовал далеко и широко, разыскивая знающих. Не стану утомлять многодостойных перипетиями моих путешествий, скажу лишь, что, когда я, отягчённый бременем собственных несовершенств, уже почти сдался, ибо никак не мог отыскать потребного, великие силы послали мне подарок.
– Тебе повезло отыскать мудреца народа демонов? – с неподдельным интересом и даже без всегдашнего «распечать» осведомился гном.
– И да, и нет, – туманно отозвался демон. – Я нашёл хранителей древних преданий, однако одних слов было бы недостаточно. Нет, о драгоценнейшие друзья мои, на план, где имел своё жительство недостойный, куда он был водворён вашими благородными усилиями и жертвами, на план демонов – пробрались те, с кем мы сражались тут, в Мире Семи Зверей.
Все так и обмерли.
Внизу, в котловине, волны Гнили по-прежнему старались захлестнуть башню Затмений, но о многоножках все словно забыли.
– Помните трёхглазых существ, прорывавшихся сквозь порталы в храмах Феникса?
Отряд Ксарбируса помнил, и даже очень хорошо.
– Все вместе. И крылатые малыши со шпагами; и трёхглазые воины; и даже приснопамятные чудовища. Все, все оказались там! По счастью, портал оказался непостоянным и взорвался сам собой, а немногих просочившихся ждала, увы, печальная участь. Но, друзья мои! – Кройон с потешной наставительностью поднял коготь. – Друзья мои, зато я, памятуя о своей собственной встрече с этими существами, решил так – раз они смогли открыть порталы к нам и из их мира можно попасть в ваш, то…
– И ты, мэтр, очертя голову ринулся в их портал? – Стайни аж замерла, словно бы в восхищении.
– Я? Нет, о нет, бесстрашная! Мои несовершенства имеют надо мной слишком большую власть. Храбрец, не сомневаюсь, так бы и поступил. Но не я, – демон понурился. – Однако слабые способности, коими я, недостойный, всё-таки наделён, позволили мне запомнить кое-какие магические проявления и сравнить их с теми, что памятны ещё с храмов Феникса. Отличив переменные от постоянных, мне удалось – благодаря, конечно же, небывалой удаче! – открыть формулу. Формулу, что позволила бы мне перенацелить на себя случайное «вызывание», «вытаскивание» наугад взятого демона из моего мира в ваш.
– Сказки! – не сдержался Ксарбирус. – Прошу простить, мэтр, – тотчас извинился он. – Порой забываю, что давным-давно не на университетском диспуте, где в выражениях не церемонились и их же не выбирали. Но подобное требует сложной магической аппаратуры, фокусирующих кристаллов, тончайшей отрисовки символов, каковая точность…
– Недостижима на практике? Мудрейший мэтр Ксарбирус совершенно прав.
– Но как же тогда?..
– Ответ нашёлся в противоположности, – сказал Кройон без обычных словесных вывертов. – Где не работают точность и порядок, сработает хаос.
– Как?! – схватился за голову алхимик.
– Как – это, конечно, интересно, распечать меня и так далее, но гляньте-ка вниз, государи мои!
Гниль затянула жёлтым шевелящимся покрывалом всю котловину. Исчез чёрный извив рва, скрылся под провисающим живым мостом. Многоножки изливались не из одного, не из двух из пяти прорывов сразу, и полчища их уже карабкались по гладким стенам башни Затмений. А там, где вздувались и лопались пузыри Гнили, вновь замерцало сияние открывающегося портала.
– Отродясь не видывал, чтобы демо… чтобы твои соплеменники, мэтр Кройон, к нам так бы валили!
– Гниль рвёт всё, – отозвался демон. – Сила высвобождена такая, что даже моим сородичам страшно. Мне не составило труда попасть сюда, досточтимый мэтр Ксарбирус. Сложно было лишь точно нацелиться на дхусса, но и это удалось сделать: не вы ли сами речи водили об особом «сродстве» многодостойного Тёрна с Гнилью? Что Гниль, мол, за ним следом ходит?
– Ну, говорил, – нехотя признался Ксарбирус. – Но я же имел в виду…
– Уже неважно, многодостойный, – перебил демон. – За время наших странствий я успел убедиться, что прозорливый ваш разум зачастую высказывает идеи диковинные, кажущиеся невероятными, однако затем блистательно подтверждающиеся. Есть, есть, сыскалось сродство многодостойного Тёрна и ужасной Гнили! Вот на это я, скудоумный, и нацеливался. Хочу верить, что хотя бы на сей раз труды мои не оказались напрасны…
– Не оказались, – бросила Стайни. – Тёрн – в той башне, Гнилью сейчас облепленной. Что станем делать, господа хорошие?
– Ждать, – пожал плечами Ксарбирус. – Соваться сейчас вниз – чистое самоубийство.
Демон покосился на бушующее море многоножек и тоже покачал рогатой головой.
– Многодостойный Ксарбирус совершенно прав. Мы можем лишь только ждать. Тем более что портал…
Он не договорил. Ослепительный овал вспыхнул прямо посреди кишащей, шевелящейся массы, и из него рванулись уже знакомые всем по храмам Феникса создания, замелькали крылышки, блеснули выхваченные шпаги, и коричневая туша боевого монстра тупо полезла прямо навстречу собственной гибели.
– Мир с ума сходит. – Ксарбирус схватился за голову.
– Нельзя не преклоняться пред храбростью обречённых… – завёл мэтр Кройон былую свою песню, от которой весь отряд уже успел изрядно поотвыкнуть.
– Рвутся и рвутся из своего мира, словно у нас тут мёдом намазано, – проворчала сидха. – Куда лезут, не видят, что ли, какие здесь дела творятся?!
– Быть может, у них ещё хуже, храбрейшая, – заметил демон. – Нет, не могут сердца мои не обагриться кровью при виде…
– Оставь, дражайший наш поэт, – не слишком вежливо оборвал его алхимик. – Докончи речи, пока Гниль нами не занялась. Так как ты всё-таки на Тёрна нацеливался?
– По сродству его ко Гнили, многодостойный мэтр Ксарбирус. И по сохранённому в моей памяти образу его, спасшего меня, несмотря на все мои пороки и несовершенства… – Демон явно собирался пуститься в долгие объяснения и перечисления оных пороков, но Ксарбирус нетерпеливо поднял руку.
– Ты понимаешь, что говоришь сейчас, мэтр демон? Сказанное тобой считалось запрещённым всеми мыслимыми и немыслимыми законами магии. Перемещение меж планами – удел сверхсущностей, вроде того же Феникса. А ты, достойный мэтр, так спокойно повествуешь, как только что опроверг всё то, во что поколениями верили маги Райлега!
– Не опроверг, – качнул рогами мэтр Кройон. – Воспользовался обстоятельствами, досточтимый Ксарбирус. Тем, что законы стали рушиться. Барьер, разделяющий наши планы, разваливается. И притом безо всякого нашего участия. Гниль, похоже, пожирает не только живую плоть, но разъедает сам мир, как ни прискорбно мне говорить такое.
– Маги Навсиная, – медленно произнёс Ксарбирус, – Мастера Некрополиса отдали бы всё, что угодно, за возможность путешествовать меж планами. Некрополис, я знаю, пытался проникнуть на демонические слои бытия, во всяком случае, какую-то связь они установили. Но призвать оттуда массы демонов, зомбировать их и поставить себе на службу им так и не удалось. К счастью. Но теперь, но теперь… – и мэтр алхимик многозначительно умолк.
– Слушаю вас и диву даюсь, – буркнула Стайни. – Про Тёрна все забыли уже, что ли?
– Никто не забыл, храбрейшая, – тотчас принялся оправдываться Кройон. – Но никто сейчас не приблизится к башне. Надо ждать, пока схлынет эта волна.
– А ты уверен, мэтр, что она-таки схлынет? Вон, пузыри одни за другим лопаются. Я уж и считать бросила.
Многоножки тем временем поднялись уже чуть ли не до середины башни, пытаясь протиснуться в узкие оконца. Пока им это не удавалось.
– Должна схлынуть, – не слишком уверенно заявил мэтр. – По причине конечности всего и вся в сущем.
– Принцип, конечно, основополагающий, – скривился Ксарбирус. – Но, дорогой мой коллега Кройон, быть может, ты счёл бы допустимым познакомить меня с применённой тобой системой заклинаний?
– Нет ничего проще, многодостойный, – с подъёмом откликнулся демон. – Первоначальный круг таков… – И он деловито принялся чертить что-то на прямо на камне устрашающего вида когтем. Ксарбирус мгновенно обратился в слух, неотрывно глядя на череду символов и рун, не понятных никому, кроме лишь посвящённых.
Нэисс, Стайни и Брабер молча смотрели, как жёлтый вал Гнили по-прежнему бьётся в несокрушимые стены башни Затмений. На сей раз неведомые хозяева башни отнюдь не торопились привести в действие один раз очистившее её от многоножек заклятье.
– Не хотят или не могут? – пробормотала Стайни. – Но если ждут, то чего?
– Полагаю, меня, – раздался негромкий стариковский голос совсем рядом. Все так и подскочили – не узнать говорившего они не могли.
Тот самый старик, «съевший» прорыв Гнили на дороге к морю! Но откуда он здесь взялся?!
Кажется, у Стайни это вырвалось вслух.
– Хороший вопрос, – усмехнулся тот, потирая сухие руки и делая шаг к обрыву. – Я – уж не обессудьте! – невольно услыхал вашу беседу с рогатым гостем. Он прав. Барьеры рушатся, и для меня остаётся все меньше и меньше преград.
– Тебе нужны смерти, – с расстановкой, глядя старику прямо в непроницаемые глаза, проговорила Стайни. – Ты говорил, что многоножки – лучше всего, но сойдут и просто смерти?
– Прекрасная память, дорогая моя. – Старик скрестил руки на груди. Кажется, происходящее его даже забавляло. – Именно. И пока сию прекрасную Гниль не истребили хозяева этих мест, я, с вашего разрешения, займусь многоножками. Замечательно, великолепно, столько Гнили в одном месте! Нет, я всегда верил в дхусса. Исключительные способности, огромный талант. Собрать этакое множество! Даже мне открылась сюда дорога, хотя раньше – ни-ни…
Старый плащ махнул по камням; неведомый чародей легко перелез через каменный гребень, с истинно молодой ловкостью заскользил по отвесной скале взниз, цепляясь, точно паук, за мельчайшие выступы.
Ксарбирус и Кройон словно ничего и не заметили. Ни тот ни другой так и не подняли голов от мешанины линий, представлявшейся любому постороннему совершеннейшей бессмыслицей.
Брабер метнулся к ним, затряс алхимика за плечи – с таким же успехом он мог тормошить замшелый валун. Стайни и Нэисс обе, не сговариваясь, ринулись к краю обрыва, нависли над ним, забывая об осторожности.
– Чего ты смотришь?! – зашипела на бывшую Гончую сидха. – Тебя чему учили?! Или будешь ждать, пока он и тут всё подчистит?
– А почему нет? – огрызнулась Стайни. – Остановить мы его всё равно не остановим. Так пусть хотя бы от Гнили нас избавит.
– Избавит, избавит… весь мир от Гнили избавит и от нас заодно, – злобно сплюнула Нэисс.
– Сама тогда пробуй. А мне ещё прожить сколько-то надо, – отвернулась Стайни. – Твоя-то Игла-до-Сердца, что, затупилась? Или вовсе сломалась?
Сидха побледнела от оскорбления, выпустила когти, сгорбилась, словно готовясь к прыжку. Бывшая Гончая только пожала плечами с равнодушием, правда, наигранным.
– Нечего ссориться, – примирительно сказала она. – Смотри, смотри, что он там творит?! И ты его хотела в спину ударить? Да от нас с тобой и мокрого места бы не осталось.
Гниль и в самом деле нахлынула на странного чародея со всех сторон, обрушиваясь на него настоящими волнами. Тупая и нерассуждающая, она шла на собственную гибель без сомнений и трепета, но вся эта беззаветность и кажущаяся самоотверженность ничего не могли изменить. Живая пирамида, воздвигшаяся на месте, где только что стоял удивительный пришелец, стремительно распадалась лёгкими облачками желтоватой пыли, сухие панцири многоножек лопались с лёгким треском, словно шляпки гриба-споровика под ногой лесоруба. Да, старик явно набрал силы со дня последней встречи с керваном – многоножки умирали куда быстрее, не успевая даже добраться до жуткого мага. По всему жёлтому морю, до самого рва, сейчас затянутого живой пеленою, до башни Затмений словно прошёлся мертвящий ветер; движение замирало и вместо тысяч живых существ, неважно, сколь жутких или ненавистных, не оставалось ничего, кроме лёгкой, оседающей на равнодушный камень пыли.
– Он сделает за нас всю работу, разве не видишь? – повернулась к Нэисс Гончая. – От Гнили ничего не останется, и мы…
– Думаешь, – бледно усмехнулась сидха, – он нами-таки побрезгует?
– Что?! – вытаращилась Стайни.
– А то, – вступил бросивший напрасные попытки дозваться Ксарбируса или демона Брабер. – Не чуешь разве, как он их всех гложет?.. Не чуешь, ясно! – Он махнул рукой. – Человек, что с тебя взять; а вот у нас, старших рас, всё нутро переворачивается. Кто с многоножек начал, тот непременно двуногими закончит. Нами с тобой. Меня… – Он миг поколебался, но потом решился, махнул рукой: – Меня затем сюда и послали. Собственно, многих в разные места отправляли, когда стало ясно, что жареным пахнет и нам в своих горах не отсидеться.
Нэисс понимающе усмехнулась.
– Отправляли многих, а повезло тебе. Да, так тоже случается.
– Так чего ж медлите?! – оскалилась Гончая. – Идите, убивайте! Ты, охотник за демонами; ты, чародейка сидхов, – чего стоите руки в боки? Вы ж, я так поняла, думаете, что этого, – она мотнула головой в сторону котловины, где продолжалось избиение Гнили, – что достаточно этого мага прикончить и всеобщее благорастворение воцарится?
– На всяк случай не помешает, – сощурился гном.
– А, – кивнула Стайни. – Ну, желаю успеха. Постараюсь похоронить ваши бренные останки, как положено по закону сидхов и гномов. Тем более если вас сюда… за этим послали.
– Меня никто никуда не посылал! – запротестовала Нэисс. – Меня нагло похитили…
– Знаем-знаем, – отмахнулась Стайни. – Кому там у вас принято сказки рассказывать? Мы вот, люди, говорим – «бабушке своей ври».
Гном и сидха переглянулись. И, не говоря больше ни слова, стали перебираться через край обрыва.
Стайни схватилась за голову.
– Они ещё безумнее, чем я думала, – пробормотала она. – И что все-таки с ней собирались сделать в Некрополисе?.. Неужто никогда не узнаю? – Она встряхнулась. – Мэтры! Эй, мэтры! Доктор Ксарбирус! Сударь мой Кройон! Может, всё-таки послушаете, что я вам скажу?
Мэтры, похоже, выдохлись. Очень вовремя, подумала Стайни, кивком указывая на обрыв. Пара туго натянутых верёвок – всё, что осталось от сидхи и гнома.
– Что тут происходит? – начал было Ксарбирус, недовольно поджимая губы. – О?.. О… О-о!!!
Мэтр Кройон молча бросился к острому каменному гребню, перегнулся, глядя вниз.
Нэисс и Брабер уже одолели половину пути, спускаясь с ловкостью, свидетельствующей о немалом опыте.
– Недостойный не разумеет… – простонал демон.
– Что ж тут не понимать? – снисходительно уронил Ксарбирус, скрещивая руки на груди. – Наши друзья наконец решили, что нашли ту цель, ради которой они и проделали весь свой долгий путь.
– Кто… кто сей потентат, кто сей могущественнейший из могущественных? – Теперь Кройон неотрывно смотрел на тощую фигурку в плотном плаще, что неспешно брела по засыпанному жёлтой пылью камню прямиком к башне, где всё ещё кипела Гниль, тщась забраться повыше.
– Воистину великий чародей, – кивнул Ксарбирус. – Маг, поставивший своей единственной целью бессмертие. Настоящее, истинное бессмертие, в отличие от долголетия обитателей Смарагда или сидхов. Бессмертие, не зависящее ни от чего. Если завтра наш Лист перестанет существовать, скажем, сожранный Гнилью, то он всё равно останется жить – бестелесным духом, сохранившим прежнюю память и характер с привычками. Для этого ему нужны смерти. Многоножки отлично подходят. Убивать людей или прочих он, похоже, считает – пока! – слишком обременительным. А может, приберегает… на сладкое.
– Убивать Гниль – дело хорошее, многомудрый Ксарбирус. Я, недостойный, отлично разумею сие. Но, – демон задрожал, – отчего ж мне так страшно, когда я гляжу на этакую силищу?!
– Потому что никто не знает, какой реагент ему потребуется затем, – холодно пояснил алхимик. – Может, весь наш мир. Может, все, кто живёт и дышит. С его, – Ксарбирус дёрнул головой, словно укушенный, – с его точки зрения, мы все мало чем отличаемся от многоножек.
– Тогда что же мы медлим, достойнейший?! И почему храбрейшая Стайни осталась в стороне?! – вознегодовал демон, решительно перекидывая ногу через край обрыва.
– Потому, что это бесполезно, – снизошёл Ксарбирус. – И наши дорогие спутники сейчас в этом убедятся. Не страшись, мэтр, с ними ничего не случится. Сему чародею две этих… мошки не нужны. Ему подавай мириады живой Гнили. Мы, полагаю, его в какой-то мере… забавляем. Позволяем, так сказать, погордиться собой. Взглянуть на себя со стороны и вознестись в собственных глазах.
– Их надо остановить! – мотнул рогатой головой демон.
– Надо. Но они, похоже, решили, что в этом состоит их долг. Как-то, признаюсь, внезапно решили. Я… пожалуй, что удивлён.
– Остановитесь, безумные! – взвыл демон так, что у всех заложило уши. – Остановитесь, наш бой не здесь!
– А где? – в упор спросила Стайни.
– Ах, не знаю, не знаю, храбрейшая! Но их же надо остановить, просто остановить, ничего больше! – страдал мэтр Кройон.
Гном и сидха преследовали старого чародея. Гном ступал мягко, с не свойственной его народу грацией, держа наперевес красно-золотой клинок. Сидха, казалось, просто обратилась в размытое зеленоватое пятно со слабыми проблесками серебра.
– Их к этому готовили, – с видом знатока объявил Ксарбирус. – Гнома – правители его народа. Сидху – Некрополис. Да, да, не удивляйся, дорогая моя Стайни. Тебя тоже используют Мастера Смерти, но совсем по-иному. Чтобы Гильдия да отправила на такое важное дело всего одного?! Забыла, по сколько Гончих выполняет по-настоящему серьёзные миссии?
– Ничего не знаю, о чём ты говоришь, мэтр! – привычно стала отпираться бывшая Гончая. Ксарбирус только рукой махнул, тем более что над ним чёрной горой уже нависал другой мэтр, с рогами.
– Ты станешь спокойно стоять и ждать, пока половину нашего кервана станут убивать? – возопил демон.
– Успокойся, почтенный мэтр, – сквозь зубы процедил Ксарбирус. – Уверен, этот маг – эх, так и не узнал его настоящее имя! – на них и не посмотрит. После Гнили пытаться достать его нашими заклинаниями – всё равно что убить мечом ветер или дубиной – морскую волну.
– Мы теряем время, – так же сквозь зубы заметила Стайни. – Дхусс там, в башне! А мы тут и ничего не делаем, чтобы его оттуда вытащить!
– Многомудрый Тёрн содержится в сём узилище?! – Кажется, демон впервые соизволил как следует взглянуть на твердыню Мудрых. – Да… неудивительно… великолепная работа… желал бы я, недостойный, чтобы мои соплеменники меньше тратили бы сил на кровавые междоусобицы и больше бы созидали…
– Мы не нашли входа, – нехотя признался Ксарбирус. – Вход, если он и есть, или не здесь, или магически скрыт. Моих невеликих познаний, увы, оказалось недостаточно.
– Если с затруднениями столкнулся многомудрый мэтр Ксарбирус, то едва ли я, недостойный и обременённый многочисленными несовершенствами…
– Мэтр! Хватит! – оборвал демона алхимик, хмуря брови. – Достаточно вежливостей. Если кто-то и сможет открыть туда дорогу, так это лишь ты. На нашу голову последнее время и так всё время валятся нежданные гости, как этот маг, например. – Ксарбирус кивнул в сторону котловины. – Так что твоё появление, мэтр, это, несомненно, знак, что Семь Зверей не желают нашего немедленного и окончательного поражения.
– Вернитесь! – вновь заорал Кройон, и на этот раз его услыхали. Однако Брабер лишь коротко обернулся, досадливо отмахнувшись, – мол, сами всё знаем, не мешай.
…А чародей всё шёл и шёл, лёгкими мановениями руки обращая вокруг себя во прах всесильную Гниль. Он и в самом деле не обращал никакого внимания на преследователей, шагая себе прямиком к башне Затмений.
Только теперь штурмовавшие башню сонмы многоножек обернулись против нового врага. Живые полотнища, обвившие чёрный камень почти до самой верхушки, поползли вниз, обнажая утратившие блеск, изъязвлённые стены, словно на металл кто-то плеснул сильнейшей кислотой.
Теперь Гниль уже не кидалась слепо вперёд, словно собираясь задавить врага тяжестью тел. Прямо против чародея стал расти живой вал, тем не менее не торопившийся устремиться в атаку.
Брабер и сидха остановились. Кажется, они поняли, что им угрожает.
Волшебник только сейчас соизволил заметить последовавшую за ним парочку. Стайни издалека видела, как старик широко ухмыльнулся, растянув рот чуть не до ушей. Он что-то сказал, что именно – Гончая не разобрала.
Гном и сидха попятились, нагибаясь, словно их неумолимо толкала незримая ладонь какого-то великана.
Чародей вновь усмехнулся и повернулся к ним спиной. Ксарбирус оказался прав, пара ничтожных мошек не стоила даже того, чтобы их убивать.
На прощание маг бросил ещё какую-то фразу, после чего сидха и гном с поистине удивительной прытью помчались обратно к скалам. Чародей громко, напоказ, расхохотался и окончательно обратил своё внимание на поднимающуюся волну Гнили.
* * *
Дигвил Деррано вовремя вывел из города целую толпу погорельцев. Перепуганные люди жались друг к другу, плакали дети, надрывно рыдали женщины, повсюду сквозь толпу старались пробиться разыскивающие родных.
Хаос, полный и совершенный.
Фамильный камень на кольце дона Дигвила гордо смотрел на мир.
Дигвил подал коня вперёд, выдернул меч, высоко вскинул руку:
– Слушайте все!
Как-то само собой вышло, что его и впрямь услышали. Несмотря на рёв пламени за кольцом городских стен, так и не защитивших от самого страшного врага. Несмотря на плач, выкрики, проклятия и стенания.
– Я дон Дигвил Деррано, старший сын сенора Деррано из Долье и наследник замка Деркоор. Если мы хотим пережить эту ночь, отсюда надо уходить. Немедленно.
Он ждал шума, выкриков: «Да кто ты такой?!» или «Откуда взялся-то?!» – однако вместо этого на него лишь надвинулась людская стена. Кажется, вырвавшиеся из огненного инферно только и ждали, чтобы кто-то вышел вперёд и сказал, что надо делать.
– Здесь будет Гниль. Очень скоро. – На Дигвила снизошло вдохновение. Отчего-то он сейчас ни на миг не сомневался в своих словах. – Маги Навсиная учинили… нечто грандиозное на юге. Почтенный лекарь мэтр Латар скажет потом яснее, а пока всё просто – отсюда надо уходить.
– Куда?! – наконец выкрикнул кто-то из толпы. – Город… сгорит… всего… лишились…
– Мы лишились всего! – возвысил голос Дигвил. – Дольинцы и меодорцы, все наравне. Маги Навсиная сожгли город! Вы видели големов – хоть один из них боролся с огнём или, на худой конец, расчищал завалы?! А теперь сюда придёт Гниль. Она уже смела всё в Долье, там не осталось ничего живого, даже лесов. Нам с мэтром лекарем пришлось сделать крюк. Мы знаем.
К счастью, никто не задался вопросом, зачем и для чего благородный дон с высокоучёным мэтром были вынуждены давать крюка через захваченное Мастерами Смерти Долье.
– Собирайте все телеги, всех тягунов! – распоряжался тем временем Дигвил. – Рыцари! Есть здесь рыцари, все ко мне! Окрестных пахарей надо уводить тоже, или их всех сожрёт Гниль!
И вновь никто не спросил, почему благородный дон так уверен в своих словах.
К Дигвилу один за другим стали пробиваться рыцари, с оружием и без, в доспехах или без оных, иные в одиночку, другие со сквайрами и оруженосцами.
– Благородный дон Деррано! – воскликнул чей-то молодой голос, смутно знакомый. – Он самый! Собственной персоной! Узнаю, как есть узнаю!
Совсем юный рыцарь в покрытом гарью плаще с гербами Берлеа протиснулся вперёд. Точно – Бранно Берлеа, третий сын сенора.
– Дон Дигвил! Какая радость!
– Приветствую и тебя, дон Бранно. Но радоваться будем после. Сейчас надо уходить из этого проклятого места.
– Всё, чем смогу помочь, благородный дон!
Над Меодором стеной поднималось зарево, пылало всё, что только могло гореть. Толпы вырвавшихся из огненной бури людей бестолково толклись, точно муравьи возле их разорённой кучи. Дигвил и присоединившиеся к нему добровольцы когда добром, а когда и криком собирали погорельцев в некое подобие каравана.
Очень скоро им пришлось отодвинуться от стен – огонь играючи перемахнул через каменные парапеты. Занялись домики посада, люди побежали уже и оттуда.
Остановить пламя смогла бы, наверное, только магия – всё полыхало настолько ярко, с таким жаром, что никто не мог приблизиться. Оставалось лишь надеяться, что это буйство уймётся само собой. Не помогли бы никакие рвы и канавы – если уж высоченные и широкие стены Меодора, сложенные из неподъёмных блоков, не выдержали.
Сгоняли тягунов, собирали телеги, тележки и просто тачки. Гнали скот, что успели вывести из занимавшихся амбаров. Мэтр Латариус тут же, среди огненного хаоса, среди моря людского отчаяния, принимал роды у какой-то молоденькой горожанки.
И всё-таки воля Дигвила мало-помалу стала одолевать – воля его и тех, что по собственной воле принялся ему помогать. Удалось спасти многое, и наконец длинный караван – сани, поставленные на полозья телеги и вообще всё, куда можно было припрячь тягунов, – двинулся по заснеженной дороге. Конечно, это не настоящий зимник, снег не слежался, не укатан, по такому тащиться – сущее мучение, но другого выхода не оставалось.
Дигвил Деррано ждал вопросов, и они прозвучали – ровно когда схлынула горячка и погорельцы задумались: а куда, собственно, они направляются?
– Благородный дон Дигвил…
– Чем смогу услужить, благородный дон Бранно?
– Люди… начали волноваться. Мол, куда уходим, огонь прогорит, надо пепелище расчищать… Что-нибудь, мол, да уцелеет…
– Не уцелеет, дон Бранно, – жёстко бросил Дигвил и краем глаза заметил одобрительный кивок Латариуса. – За пламенем пойдёт Гниль, а потом – демоны. А за ними – ещё что-нибудь, похуже.
– Я всё понимаю, благородный дон, но люди… а при мне не так много рыцарей, чтобы поддерживать порядок. И где ваши рыцари, благородный дон?
– С благородным сенором Деррано и моим братом, где же ещё? – холодно отозвался Дигвил. Он, кстати, до сих пор так ничего и не узнал ни об отце, ни о брате. Им следовало бы находиться здесь, при дворе короля Семмера…
– Благородного сенора Деррано и благородного дона Байгли уже давно не видели в Меодоре, – покачал головой юный рыцарь. – Но речь не об этом. Почему вы так уверены…
Странное наитие заставило Дигвила резко, почти грубо схватить Бранно за плечо, разворачивая лицом к догорающему Меодору.
– Вот почему, – прошипел он.
Мэтр Латариус застыл рядом, с выражением крайнего изумления и какой-то тоскливой безнадёжности глядя назад. От хвоста каравана, нарастая, катился дикий многоголосый вопль, крик отчаяния, исторгнутый у сотен и сотен.
– Гниль! Гниль! Гни-и-иль!..
У самого края огненного кольца, медленно расползавшегося во все стороны от погибшего Меодора, вздувались знакомые пузыри, а в воздухе растекались миазмы привычной кисло-металлической мерзости. Гниль наступала, словно с готовностью ринувшись в прорыв по наведённым другими мостам.
Если бы караван задержался ещё хоть на немного, не уцелел бы никто.
Опытный Дигвил, побывавший в Навсинае и поварившийся в тамошних щёлоках, уже словно наяву слышал выкрики: «А откуда он узнать-то про Гниль мог?! Сам и навёл, всенепременно сам!» – но так и не дождался. Видать, народ в Меодоре и Долье был попроще, не столь искушён в делах большой политики…
«Этак, того и гляди, мы демонов и впрямь дождёмся», – подумал Дигвил, придерживая скакуна и глядя назад, туда, где по истоптанному снегу растекались жёлтые потоки многоножек.
Он не успел даже спросить у жены, где же отец и брат, его всё время окружали люди, рыцари, горожане, ремесленники, пахари, все вперемешку – и все говорили, орали, взывали, рыдали, ворчали, бормотали – одновременно.
И требовалось с железом в глазах, недрогнувшим голосом повторять снова и снова – да, идём. Собирайте всё и всех. Гниль у нас за плечами. А где Гниль, там и демоны. Да, я видел собственными глазами. Я, благородный дон Дигвил Деррано!
И они действительно дождались – когда посреди бушующего жёлтого моря вспыхнули белым пламенем окна на другой план, тот самый, откуда являлись демоны. Дигвил и сотни других воочию узрели их явление, жуткие, увенчанные рогами, покрытые чешуёй туши, изрыгающие пламя пасти; видели бессмысленный и беспощадный бой, когда Гниль и демоны шли друг на друга, подобно воде и огню.
Остолбеневшие, оторопевшие люди только и могли, что бормотать молитвы. И наверное, так и достались бы на обед ли, на ужин демонам или Гнили, если бы не те, кто собрался сейчас вокруг Дигвила. Серфы, наёмники, дружинники, рыцари, сквайры, оруженосцы, благородные доны – не лишившиеся сердца. Они подгоняли медлительные волокуши, не чинясь и не разбирая происхождения, вытаскивали их из грязи; снег уже лёг, но земля ещё не застыла, и там, где прошли тысячи ног и копыт, где протащилось множество полозьев, – дорога превращалась в настоящую реку жидкой грязи.
Дигвил гнал караван безжалостно. Они уходили на юго-восток, по тракту, что вёл к Шаэлиту и пограничной крепости Ликси. Там, за рекой, лежало опустевшее Долье, перепаханное Гнилью, но ничего лучшего не оставалось. Многим показалось бы, что лучше всего уйти на север, к Доарну, и Дигвил уже подумывал, что им сказать. Едва ли обитатели Меодора и Долье так легко согласятся, что спасения следует искать в страшном и ужасном Некрополисе, тем более, что, как ни крути, именно Мастера Смерти изгнали дольинцев из их домов с замками.
Но возвращались отправленные Дигвилом конные разведчики, возвращались с дурными вестями – Гниль залила всё вокруг догоравшей столицы Меодора, чтобы спастись, надлежало бежать, бежать как можно дальше и скорее. Теперь приказы Дигвила никем не брались под сомнение: яснее ясного, что лихое место надлежит обойти за тридевять земель.
Латариус неслышно оказался рядом. Вернее сказать, он всё время оставался рядом. Казалось, старый Мастер способен становиться невидимым, точно его лучшие Гончие.
– Есть ли какие-то известия… с вашей стороны? – Дигвилу пришлось даже сделать над собой усилие, потому что иначе легко и свободно выговаривалось «нашей».
Некрополисец кивнул.
– Почти все Гончие погибли. Почти все, кроме одной. Она поняла всё правильно и добралась до охранных постов. Сейчас она вернулась.
Дигвил кивнул – в здешнем хаосе, наверное, и самый распоследний зомби сумел бы проскользнуть незамеченным.
– Дело плохо. – Шёпот Мастера Смерти казался едва различимым дуновением ветра. – Навсинай смёл всё, что у нас имелось на севере, возле устья Долье. Дорога в глубь земель Некрополиса и ко Скришшару, нашему единственному порту на море Тысячи Бухт, ничем и никем не защищается. Около двух сотен случайно уцелевших отступают на восток. Флот уже покидает Скришшар, будут уходить северным путём.
– Северным путём? Разве там не всё замерзает? Тем более в эту пору?
– Замерзает. Но у Гильдии всегда имелись наготове соответствующие средства. За корабли беспокоиться не приходится, благородный дон. Куда хуже то, что уходить нам сейчас некуда.
– Как? Почему? Ты ведь говорил, Мастер Латариус…
– Говорил! – с досадой перебил некрополисец. – Но те, кто способен отдать нужные приказы, сгорели в навсинайском магическом огне. Земля за рекой горит, сказала моя Гончая. Пламя невысоко, но, похоже, горит именно земля, а не то, что на ней. На ней-то как раз гореть уже нечему. Нечем дышать, дон Дигвил. Воды нет. Долье отравлено. Идти в Некрополис – идти в дальний обход, через Берлекоор. Надеюсь, что те из моих коллег, что возражали против моих планов, не потеряют голову окончательно, если мы окажемся в Некрополисе. И вдобавок не забывайте – маги выказали бы себя полными дураками, не используй они столь выгодный момент. А они, увы, отнюдь не дураки. Големы наступают, благородный дон. Им-то нипочём ни дым, ни отрава…
– Как это «нипочём»? – удивился Дигвил. – Железным-то болванам, может, и нипочём; а их погонщикам? Тем, кто ими управляет?
– Увы, – развёл руками Латариус, – мне остаётся лишь предположить, что Коллегиум нашёл защиту. Или придумал, как управлять големами на расстоянии. Маги, конечно, любят рискнуть, но едва ли погонят своих на верную смерть. А големов, – он вздохнул, – очень много. И только новьё. Старые куда-то делись.
– Если маги переносят войну в Некрополис, то нам туда соваться никакого смысла нет.
– Воистину, благородный дон.
– И на севере тоже Гниль…
– А также демоны. Едва ли открывшийся портал – единственный.
Дигвил сжал кулаки. Нет, он не проиграет, не сдастся! Повторения того боя, когда он погубил весь отряд, уже не будет. Дозорные и прознатчики уже разосланы. Скоро должны вернуться, и тогда он решит, куда поведёт доверившихся ему людей.
* * *
Рыцари ордена Гидры закончили работу – все магические фигуры вычерчены, курильницы, подсвечники, лампады и жаровни расставлены, огонь всюду разожжён. Ночь надвинулась на развалины храма Всех Зверей, навалилась, словно норовя задавить, задушить неподъёмной тяжестью; за узким кругом костров, казалось, не осталось вообще ничего, кроме тьмы.
– Мы можем начинать. – Магистр стоял посреди разрушенного зала, где обломки колонн казались стёртыми от яростного скрежета зубами существа, много веков алкавшего мести. – Метхли! Ты готов?
– Готов, ваша милость, господин магистр. – Трёхглазый маг низко склонил голову, подрагивающими пальцами вновь и вновь поправляя тяжёлый капюшон. – Я всё помню. Гниль заснула. Она не потревожит нас. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.
– Разумеется, разумеется. – Пальцы магистра задумчиво крутили небольшое зеркальце в чёрной оправе, рукоять обвивал дракон с ало-рубиновым глазом. – Тогда мы можем начинать. Мы раскроем тайну дхусса, узнаем наконец, почему именно к нему на помощь являлись призрачные сущности, и поставим их себе на службу.
– Я не совсем понимаю вас, милорд магистр, – сокрушённо развёл руками трёхглазый маг. – Сперва вы говорили, что ордену требуется отыскать дхусса и Гончую. Потом – что вам нужны загадочные Тени. И Гниль. Я не осознаю, что же именно потребно от меня…
– Не притворяйся, Метхли, – сквозь зубы процедил рыцарь. – Не ты ли говорил, мол, станешь «держать свой третий глаз открытым»? Вот и держи, а мне предоставь беспокоиться об остальном.
– Как будет угодно господину магистру, – поклонился маг.
К орденскому главе один за другим подходили рыцари, сквайры, прислужники, говорили что-то шёпотом, тот отрывисто кивал.
– Держи свой глаз открытым, как обещал, – наконец повторил магистр и, шагнув, встал на пересечение тщательно вычерченных линий.
Трёхглазый чародей покорно поднялся, откинул тяжёлый капюшон, зябко потёр ладонями нагой череп.
– Где вашей милости благоугодно будет, дабы я встал?
– Где хочешь. – Магистр явно терял терпение. – Вот хоть прямо здесь. И тихо теперь, раб!
Метхли молча склонился, пряча злой блеск в глазах.
Ночь вступила в свои права, однако здесь, в развалинах храма, огни в курильницах разгорались всё ярче. И рыцари, и служки без устали подсыпали в пламя какие-то снадобья, отчего языки его становились то голубоватыми, то зелёными, то розоватыми.
Тишина сменилась песнопением, медленным, низким, без слов, похожим на гудение. Трёхглазый чародей вскинул голову, словно в удивлении.
Пламя последний раз мигнуло, сменив цвет на тёмно-синий, цвет предночия. Тьма наваливалась со всех сторон, и только прочерченные дуги, хорды и ломаные стали наливаться мутно-жёлтым светом, словно солнечные лучи, пробивающиеся сквозь поднятые тучи пыли.
Метхли тряхнул головой, поднял обе руки ко лбу, с явным усилием раздвигая пальцами складки красной, воспалённой кожи; изо всех пор тотчас же проступал жёлтый гной, запахло Гнилью. Третий глаз чародея словно сам по себе повернулся туда-сюда в орбите, то закатываясь, то опускаясь, как никогда не сможет глаз обычный.
Сам магистр на первый взгляд ничего не делал, стоял, опершись обеими руками на меч, вонзённый в трещину пола. Но пение становилось всё громче, всё дальше растекалось мутно-жёлтое по вычерченным линиям, и магистр наконец соизволил шевельнуться. Шевельнулся, взглянув в упор на трёхглазого мага. Тот поспешно развёл руками и замотал головой, мол, всё в порядке, ваша милость, Гниль не чувствуется.
Магистр кивнул и вдруг резко налёг на меч, проворачивая его в трещине, словно в ране. Сталь заскрежетала о камень, и клинок повернулся, с лёгкостью сокрушая древние плиты. Через заполненные жёлтым линии магической фигуры пролегли чёрные неправильные извивы трещин, разрушая и ломая столь тщательно выстроенные потоки магических энергий. Над самым центром фигуры на миг взметнулись радужные сполохи, и там появилась картина, ясная и чёткая.
Мир под лиловым небом и с двумя солнцами в нём, сейчас тусклыми, словно подёрнутыми очень, очень высоко поднявшейся дымкой. Внизу, под этим небом, точно так же, как и в Мире Семи Зверей, поднимались горы, расстилались леса и морские равнины, где-то виднелись явно рукотворные каменные башни – однако сейчас всё это заливала одна сплошная Гниль.
Гниль, гниль. Яростный жёлтый океан, захлёстывающий всё: стены и бастионы, горы и пирамиды, – растекающийся даже по поверхности воды. Потоки Гнили, а перед ними, над ними – Тени, диковинные серые тени, с вытянутыми вперёд «руками»-рукавами, сотканными из седого тумана. А если взглянуть вдаль, откуда лились бесконечные волны Гнили, то там… не было ничего.
Там распадалось само небо, там неисчислимые сонмы многоножек пожирали землю, открывая исполинские каверны. Гниль словно вознамерилась сожрать уже не просто живых, не просто деревья или постройки – но поглотить весь мир, всю материю, всю твердь и всю воду. Там, где кишела Гниль, мерк свет и исчезало сияние дня.
У чародея Метхли тряслись губы и пальцы. Зубы стучали.
Магистр лишь тяжелее налегал на меч, не отрывая взгляда от разворачивающейся перед ним жуткой панорамы.
Над рассечённым чёрными трещинами полом возник небольшой, до пояса обычному человеку, светящийся жемчужным овал. Часть рыцарей схватилась за оружие, но пение не останавливалось ни на миг.
Из портала появилось существо, вывалилось – и грохнулось прямо на камни. Подняло голову – на рыцарей, магистра, Метхли взглянули три глаза.
– Авви а? – прозвучал слабый голос.
Магистр молча кивнул, похоже, явно довольный происходящим.
Трёхглазое существо ошарашенно огляделось, попыталось приподняться. Двое сквайров проворно подскочили, подняли, деловито, словно всю жизнь занимаясь подобным, поволокли прочь.
– Гниль… – каркнул Метхли, едва выталкивая слова из сжатого, пересохшего горла. – В нём… в этом…
Магистр молча и быстро кивнул: мол, вижу, осознаю и действую в соответствии. Спасибо за бдительность.
– Он… этот… весь из Гнили… – продолжал хрипеть Метхли, несмотря на предостерегающий взгляд магистра. – Гниль… сожрала там все и собой заместила… как это так, как такое содеялось-то?
– А сам-то ты кто? – раздражённо бросил магистр. – Не из Гнили, что ли? На лоб себе глянь, а потом уж на других кивай.
– Н-нет… нет, милорд. – В горле у чародея клокотало, не поймёшь уже, от ужаса, отвращения, удивления или же от всего вместе. – Не бывает такого, чтобы вся плоть Гнилью пропитана. И мясо. И кости… И вообще…
– Ты что, ничего не видел, трёхглазый?! – повысил голос магистр. – Так смотри, пока ещё не до конца угасло!
Там, за призрачной завесой, чужой мир погибал, разваливаясь на части. Спасения не было никому, и тварям Гнили в том числе – они умирали в неисчислимых множествах, когда, подточенная их челюстями, плоть обречённого Листа расступалась, открывая провалы в неописуемую, не поддающуюся пониманию великую Бездну, откуда тянется вверх ствол Древа Миров. Туда изливалась вода океанов, чьи берега и дно разъялись, словно у прохудившегося корыта. Туда рушились исполинские горы, когда их подрытые основания не могли более нести на себе груз неподъёмного гранита.
И живые существа, конечно, падали туда тоже.
– Триумф Гнили, мой дорогой Метхли, – странным, не то торжествующим, не то исполненным страха голосом проговорил магистр. – Конец мира. Конец Листа. Это же самое ждёт и нас. Гниль побеждает, и когда придёт день, подобный этому, – рыцарь кивнул на полыхающее видение, – уже не так важно. Главное, что он придёт. И мы все доживём до того, чтобы увидеть его.
– Но… но что же делать, ваша милость?
– Для этого мы здесь и собрались. – Магистр остро взглянул на трёхглазого мага, словно ожидая чего-то. – Дальше, дальше, идём дальше! – возвысил он голос.
Заторопились рыцари и сквайры, в курильницы посыпались новые порции благовоний, синие языки пламени скользнули по чёрным бокам углей. Вспыхнули ярко-белым Камни Магии, распадаясь во прах; задрожал и загудел сам воздух, пронизанный токами силы.
Пальцы Метхли всё время шевелились, словно тонкие бледные черви.
– Следи за Гнилью, маг, – напомнил магистр.
Трёхглазый чародей поспешно кивнул.
– А теперь, – рыцарь вскинул меч, выдернув остриё из каменной щели; с острия срывались тяжёлые жёлтоватые капли, – теперь мы должны увидеть, как обстоят дела у нас.
Видение чужого мира стало медленно гаснуть, словно магия Семи Зверей провожала тот Лист в его последний путь. Тьма затопила гибнущие равнины под фиолетовым небом, поглотила оба солнца; а потом расступилась, словно занавес, открыв заснеженные поля, горящий в отдалении город и отряды големов, марширующие сквозь ночь.
– Долье, – уверенно сказал магистр. – Навсинай наступает и там. Однако…
– Гниль, – прохрипел Метхли, вскидывая руку. – Здесь. Рядом. Пузырь. Сразу за стенами, во-он там. Прорыв на… тридцать пять. Тридцать четыре. Тридцать три…
– Проклятие, – ругнулся магистр, однако растерянности в его голосе не слышалось совершенно. – Эйрик, Олав, Канут. Знаете, что делать.
Трое рыцарей молча шагнули вперёд, одинаковым движением извлекая из-под плащей тяжёлые скляницы с мутно опалесцирующей жидкостью.
– Запечатать на краткое время нас достанет, а там должны успеть. – Магистр взглянул на испачканный Гнилью клинок, брезгливо сморщился: – Ничего. Должны выдержать. Молодец, Метхли.
– Премного благодарен, – прошипел чародей. Третий глаз его вдруг открылся, волшебник сморщился от боли, даже закусил губу. Фурункулы вокруг его третьего ока лопались один за другим, кислый запах Гнили смешивался с ароматами курильниц. Магистр сделал вид, что не замечает этого.
– Так вот, значит, откуда эти Тени, – проговорил он, словно в задумчивости. – Мир, отравленный Гнилью. Но почему дхусс? Зачем он им сдался, этим призракам? И почему они спасли его из моей крепости?
– Ваша милость так уверена, что задает правильные вопросы? – Метхли гордо выпрямился, губы у него уже не дрожали, хотя пальцы рук продолжали безостановочное движение.
Магистр криво ухмыльнулся, однако ничего не ответил.
– Смотри, Метхли, смотри внимательно. Здесь, в храме Всех Зверей, я, наконец, смогу получить ответы. Как там, кстати, Гниль за стенами?
Трёхглазый маг замешкался на миг, словно к чему-то прислушиваясь.
– Отступила, – с некоторым удивлением поведал он. – Пузырь… и в самом деле запечатан. Эти три рыцаря?..
– Ну, не они, но наши алхимики. И не спрашивай, Метхли, чего нам стоил этот эликсир. Однако же и он не панацея, просто сдерживает Гниль на некоторое время. Гордиться особенно нечем. Господа Высокий Аркан не спешили делиться с нами своими тайнами…
Пение вновь стало громче, звучнее, но в то же время и заметно ниже, басовитее. Казалось невероятным, что человеческая гортань способна издать подобные звуки, однако же смогла, и теперь над расколотой магической фигурой, над перечёркнутыми линиями наливался багровым пламенем висящий неподвижно в воздухе шар, точно там, где самая большая из трещин прошла как раз через центральную руну, помещённую в самую середину магической фигуры.
– Я хочу видеть… – начал магистр, и, повинуясь движению его меча, с негромкими хлопками взрывались разложенные на пересечениях и в вершинах фигуры Камни Магии, оставляя после себя лёгкие, невесомые облачка белоснежного не то дыма, не то пара.
– Гниль, – вновь предупредил Метхли. – Слева за разрушенной лестницей, полсотни шагов к югу.
Магистр дёрнул щекой, слегка взмахнул рукой, и ещё трое рыцарей поспешной рысцой выбежали наружу.
Взорвалось ещё несколько Камней, руины затягивал дым, подсвеченный снизу синеватым пламенем жаровен. Видение следовало за марширующими через заснеженное Долье големами, ровно до того момента, когда земля вокруг них взорвалась фонтанами грязи и жёлтой жижи, извергая из лопнувших пузырей сонмы многоножек.
– Не вышло у господ коллегиантов лёгкой прогулки, – снисходительно заметил магистр, вновь бросая внимательный, ждущий взгляд на трёхглазого мага. Но тот казался полностью погружённым в себя, наверное тщась учуять новый прорыв Гнили.
За полчищами многоножек следовали демоны. Порталы открывались то здесь, то там, то среди занявших круговую оборону големов, то среди бушующего жёлтого моря тварей. Рогатые, хвостатые, крылатые чудовища оказывались меж двух огней, как могли, стараясь отбиться и от големов, и от многоножек. Могучие лапы опрокидывали массивных солдат Навсиная, когти рвали стальную броню, но в это время многоножки успевали подобраться сзади, и несчастный демон исчезал под шевелящимся грязно-жёлтым ковром. Или наоборот – пришелец с иного плана жёг всё вокруг себя и вдруг опрокидывался с головой, размозжённой стальным молотом в лапе подобравшегося сзади голема.
Какое-то время магистр и остальные рыцари молча наблюдали за побоищем, пока картина не померкла, постепенно растворившись в собравшемся тумане.
Пение смолкло, люди переводили дух. Но сила, сила сгоревших и взорвавшихся Камней Магии никуда не делась. Она по-прежнему оставалась здесь, плавая, словно дымка, над потрескавшимся полом.
Магистр опустил меч, плечи его поникли, словно от усталости.
– Первую часть сделали, – раздался его голос. – Гниль побеждает, братья мои, побеждает всюду, где только укоренится. Но в погибшем мире не было Великой Гидры! Восьмого Зверя, как говорили Древние, что есть Сущее и Несущее, слитое воедино. Гидра сохранит своих верных учеников. Гидра возобладает над Гнилью и подчинит её себе полностью, как мы сумели подчинить себе её порождения.
Окружающие магистра рыцари глядели на него, словно дети, – с ужасом и надеждой.
– Вы видели силу Гнили, братья, – продолжал глава ордена. Голос его набирал силу, твердел, усталость отступала. – Встать на её пути с оружной силой – значит быть уничтоженным. Покориться и принять её – стать такими, как эти несчастные трёхглазые создания, и кончить всё равно как они. Мы давно умели использовать какие-то стороны Гнили. Мы знаем, как спасать её детей, отмеченных её печатью, как делать их нашими слугами. Но нам требуется больше, много больше. Если не победить, то овладеть – вот наш девиз. Вы видели Тени, призраки над гибнущим миром, точно такие же, как и та Тень, что проникла в нашу крепость и уничтожила всех живых, отмеченных печатью нашего ордена, дав дхуссу по имени Тёрн шанс ускользнуть от нас. Мы не забыли. Мы вообще ничего не забываем. Теперь мы видим, откуда появляются эти Тени. Нам же потребно узнать, в силах ли мы поставить их нам на службу.
Что тянет их к Тёрну? Зачем он им? Порождены ли они судорогами умирающего мира или чьей-то чародейской волей? Как проникли к нам? Чуяли ли они нечто особое в дхуссе и почему хотели его уничтожить?
– Однако им это не удалось, – мягко прошептал Метхли.
Магистр услышал.
– Верно. Им это не удалось. Но нам удастся. Колдун! Ступай сюда. Настал твой черёд.
Метхли мягко шагнул вперёд, одним движением оказавшись там, где только что висел заполненный пламенем шар, показывавший явленное видение.
– Я готов, милорд магистр.
– Начнём! – громыхнул рыцарь, и магическая фигура под ногами трёхглазого чародея вновь вспыхнула. Желтоватые струйки пыли потянулись вверх из трещин, словно змейки, норовя оплести ноги волшебника. Тот стоял, не шевелясь, прикрыв глаза, – лишь третий, посреди лба, дёргался и вращался, как безумный. Смотреть на это было страшно.
Видение гибнущего мира вновь стало разгораться в воздухе, но теперь это были картины охваченных небывалым бедствием земель.
– Вот она, милорд, – с каким-то странным, почти издевательским спокойствием проговорил Метхли.
– Где? Да, верно, правильно, хвалю. – Магистр вновь налёг на меч, камень словно закричал от боли. – Если точны наши расчёты… тварь должна клюнуть!
– Э-э-э, на кого клюнуть, милорд? – забеспокоился было трёхглазый чародей, однако в беспокойстве его чувствовался некий наигрыш.
– На тебя, дурака, – хохотнул магистр. – Не дёргайся, никуда уже не денешься. Да, всё правильно – идёт сюда… сейчас, сейчас…
Рыцари и служки попятились было.
– Куда?! – зарычал магистр таким голосом, что все дрогнувшие тотчас бросились назад. – Стоять! Эта Тень – наше спасение! Наша власть! Наша победа! Победа Великой Гидры!
– Неплохо придумано, милорд магистр, – вдруг спокойно сказал Метхли, чуть покачивая головой. – Приманить Тень на меня, как они приманились, если я правильно вас понял, на Тёрна…
Магистр ответил лишь глухим рычанием.
– Последняя судорога умирающего мира? Его последний подарок? Найти «тварь Гнили» и покончить с ней, а также и со всеми, ею отмеченными? – продолжал издеваться трёхглазый чародей.
– Что-то ты слишком много рассуждаешь, – только и нашёлся что сказать рыцарь.
– Куда уж мне, – хмыкнул Метхли. – Однако, милорд магистр, кое-что ещё позвольте уж вам сказать? Гниль совсем близко, милорд. Я не обманываю.
– Где?
– Чуть дальше, север, триста шагов. Там кучка деревьев, большой разрыв. Трёх рыцарей, боюсь, не хватит.
– А шестеро?
– Это уже лучше. Но хорошо б десяток, чтобы наверняка. – Спокойствие Метхли поражало. Казалось, собственная участь его не волнует ни в малейшей степени.
Магистр кивнул. Вид у него был такой, словно он совершенно растерялся. Над головой по-прежнему пламенел сотканный магией шар, в нём смутно угадывались нечёткие, размытые очертания призрачной фигуры – она словно приближалась, наползала, тянулась сквозь бездну.
– А теперь, – Метхли проводил взглядом десятерых рыцарей, поспешно выбежавших наружу, – пришла моя очередь.
Он сказал это на удивление буднично, безо всякого надрыва, спокойно, скучно, словно сообщая нечто само собой разумеющееся. Не воздевал руки, не брызгал слюной, на губах ничего не пузырилось, и взгляд казался совершенно обычным, какой бывает у изрядно уставшего человека.
И только глаз третий яростно, неостановимо крутился в орбите, словно живя совершенно сам по себе, отдельно от прочего тела.
– Что за шутки, Метхли? – поднял брови магистр. – Стой спокойно, дождись появления Тени и, ручаюсь, не претерпишь никакого ущерба…
Трёхглазый чародей улыбнулся – почти человеческой, мягкой и приятной улыбкой, не показывая жутких зубов.
– Разумеется, милорд магистр. Вы приманиваете на меня жуткого монстра и говорите: «Стой спокойно!» Ну а что там до шуток… Так это не шутки, милорд. Я вам, – трёхглазый чародей нагнулся, что-то поправил в вычерченных на полу линиях, – очень и очень признателен. За силу. За… созданные условия. За знания.
Пальцы трёхглазого мага задвигались ещё быстрее, плащ за плечами поднимался всё выше и выше, словно раздуваемый ветром. Забивая ароматы курильниц, всё сильнее становился резкий запах Гнили.
– Стой! – выкрикнул магистр, но Метхли лишь скривил губы в презрительной усмешке. По его лбу, щекам, подбородку стекали большие жирные капли Гнили, срывались с кончиков пальцев, ударялись о каменные плиты и оборачивались какими-то мелкими букашками, выпускавшими многочисленные лапки и проворно забивавшимися в щели, рассёкшие магическую фигуру.
Удерживавшие чародея путы из каменной пыли, не выдержав, лопались одна за другой.
Гниль пришла на помощь своему детищу.
Магистр проворно отскочил назад, его уже успели заслонить трое сквайров. Сверкнули мечи, но пробили они лишь падающий, словно раненая птица, плащ.
Метхли извернулся, уклоняясь от разящих клинков; с рук его уже просто лилась Гниль.
– Спасибо тебе, магистр! – выкрикнул он, широко распахивая рот, растянув губы до ушей и показывая почерневшие нечеловеческие зубы. – Спасибо, ты открыл мне дорогу. А теперь – всё! Всё, всё, всё!..
Он закружился, целые веера жёлтых брызг срывались с его пальцев. Сквайры отступили, пятясь – по их плащам и туникам расползались широкие пятна, ткань стремительно иссыхала, нити с хрустом ломались, оставляя большие прорехи.
Пламенный шар с призраком в нём лопнул с лёгким треском – этого, похоже, никто не заметил в поднявшейся суете.
Потоки силы устремились к трёхглазому магу, ожившие капли Гнили выбирались из щелей, словно набравшись смелости; рыцари пятились всё дальше и дальше к стенам. Никто не пытался атаковать Метхли; ни меч, ни магия в ход так и не пошли.
– Лист падает! – трагически провозгласил Метхли. – Пришло его время, Гниль сделала своё дело. Вы, несчастные, не отмеченные её печатью, останетесь здесь, сгинете навсегда, воя от ужаса и бессилия. А мы, мы, истинные Дети Гнили, изменённые её прикосновением, будем жить вечно! Мы уйдём с этого Листа, уйдём туда, куда пошлёт нас её воля! Смотрите и трепещите!
Ноги трёхглазого мага исчезли в собравшемся вокруг него живом ковре. Лужа Гнили расползалась всё шире и шире, рыцари отступали.
– Умрите, – прорычал Метхли, и из всех щелей полезли уже настоящие многоножки.
Раздались крики ужаса. Мгновение – и твари Гнили уже облепили всех рыцарей.
Трёхглазый маг хохотал; окровавленные огрызки, только что бывшие человеческими телами, звеня не спасшими их доспехами, один за другим рушились на пол.
За спиной Метхли мало-помалу стал разрастаться грязно-жёлтый овал света; там открывался портал, но куда он вёл?
Раздался глухой подземный гром, остатки стен затряслись, обломки камня покатились вниз; откуда-то сверху донёсся далекий рёв, словно там вырвалось на свободу неведомое чудовище.
– Гниль владеет всем! – взвизгнул Метхли. Он кружился в безумном танце, с пальцев срывались жёлтые струйки. – Вам конец, конец, конец! Мы…
Среди бушующего жёлтого паводка, среди вопящих и умирающих людей появилась чёрная фигура – магистр в полном доспехе, однако вместо меча руки его сжимали небольшое зеркальце, в глазу обвившего рукоять дракона посверкивал рубин.
Мутно-жёлтый свет отразился от серебряной глади зеркала, упал прямо на лицо мага, и тот закричал, зажимая глаза ладонями. Третий зрак поспешно захлопнулся, с Гнилью смешивалась красная кровь. Стонущий Метхли согнулся в три погибели, и тут пол под его ногами стал проваливаться. Трещины стремительно рассекли каменные плиты, магическая фигура угасала, и всё сильнее нарастал, прокатываясь океанским валом, глубинный подземный гром.
Метхли замер, словно оглушённый. Блик от зеркальца, казалось, его заворожил, опутал неведомыми чарами; нет, это был не могущественный артефакт, мечущий по воле его хозяина молнии или тому подобное. Метхли будто вглядывался во что-то, что-то пытался разглядеть; вокруг них с магистром умирали люди, мололи жернова Гнили, а эти двое стояли, замерев, двумя статуями.
Подземный гром ударил теперь уже совсем рядом, стены медленно заваливались, погребая под обломками мёртвых, раненых и умирающих. Давили они и Гниль, но той, как обычно, не было дела до смерти её же слуг.
Грянули копыта, давя корчащихся многоножек, в дрожащий круг жёлтого света влетел иссиня-чёрный гайто, вскинул гордую голову, гневно зафыркал. Ему ответили голоса – шесть, – но доносившиеся откуда-то из дальней дали, с самого предела, не доступного не только человеку, но и магу.
Но ни магистр, ни Метхли даже не взглянули на удивительного гайто. Стояли, один – впившись глазами в зеркало, другой – в своего визави.
Во тьме, окружавшей руины, слышалось утробное, низкое рычание, словно там ворочалось какое-то существо, тщась вырваться на свободу.
Гайто вновь заржал, яростно, призывающе; ему вновь ответили, всё те же шесть нечеловеческих голосов, не словом, а воем, клёкотом или глухим рёвом. Иссиня-чёрный скакун встал на дыбы, обрушился копытами на многоножек, давя подвернувшихся, повернулся, бросив последний взгляд – презрительный – на замерших магистра и мага, – и умчался.
Зеркало же в руках магистра задымилось. Металл заметно разогревался, раскалялся, рубиновый глаз дракона выпал из размякшей, потерявшей форму оправы.
По пальцам трёхглазого мага по-прежнему стекала грязно-жёлтая жижа, но теперь она, похоже, забирала с собой и человеческую плоть. Поддались щёки, нос, кожа лба сползала вниз быстро обращающимися в гной пластами. Обнажались кости, они стремительно чернели, на них появлялись роговые наросты, мокрые чешуйки новой брони. Вместе с гноем стекли вниз, выскользнув из орбит, и оба человеческих глаза, помутневшие, незрячие, мёртвые. Зато третий глаз, оставшийся единственным, умирать отнюдь не собирался, больше того, отчаянно дёргался, словно живое существо, пытающееся разорвать невидимые путы.
Метхли – уже не понять, живой или нет – рухнул на четвереньки. Одежда на нём тлела, дымилась и тоже сваливалась на пол, руки менялись, обретая форму лап. Захрустели кости и суставы, выгибаясь по-новому, вытянулись челюсти, по-прежнему усыпанные мелкими, но острейшими зубами, на спине вздулся горб.
Тварь взвыла – с тоской, отчаянием, безнадёжно – и ринулась прочь. Следом за ней устремился и поток многоножек.
Шатающийся магистр разжал пальцы. Раскалившееся зеркало выпало из латной рукавицы, упало на камни, но не со звоном, а с мокрым хлюпаньем, точно недоспелое тесто из опары.
Рыцарь даже не взглянул на него. Руки магистра тряслись, сам он шатался. В развалинах храма Всех Зверей настала жуткая тишина, смолкли раненые – они просто умерли, кто от потери крови, кого дожрали на пути последние многоножки. Единственный уцелевший, магистр, медленно снял шлем и почти рухнул на влажный от жёлтой жижи камень.
– Сработало, – прохрипел он самому себе. Наверное, тишина смертного ужаса оказалась совершенно невыносима. – Вышло. Выгорело. Получилось. Не врали, выходит, про тебя, Метхли трёхглазый… хорошо, что зеркало нашлось среди прочего, до чего «чашники» не дотянулись… а так – увидел себя, себя былого, кем мог стать, да не стал, Гнили поддавшись, да и поплыла головушка…
Он бубнил и бубнил, говоря сам с собой, словно в помрачении, не видя ничего вокруг себя. Один, среди развалин, под которыми застыли ещё не остывшие тела других рыцарей, магистр говорил и говорил, то медленно, растягивая слова, то захлёбываясь лихорадочной скороговоркой.
– Славное зеркало оказалось, прав был дон кастелян… тут-то Гниль верх и взяла, дотоле ещё держался… знал я, знал, что не выдержит, что полезет, не утерпит… а задерживаться нам тут нечего, падает Листик-то наш, как есть падает… ну так и пусть себе, я уже готов… пусть, кто хочет, остаётся, а мне дорога дальняя… я ж не такой, как все, у меня ж голова на плечах, а не пивной котёл…
Он поднялся, шатаясь. Глухая ночь скрыла развалины храма Всех Зверей, вокруг не осталось никого живого, остатки многоножек увел за собой преобразившийся Метхли. Магистр ковылял к лагерю, тяжело опираясь на меч. Лагерь ордена остался почти в неприкосновенности, что-то повалилось, сломалось или рухнуло, но тяжёлые кованые сундуки уцелели.
Магистр долго копался в них, сам, самолично. Не осталось никого – даже слуги все полегли в развалинах. Неудачи не могло быть.
– А только вот теперь уйти-то можно будет, – бормотал магистр. – Листик ваш упадёт, а я на другой уйду. И даже дхусс не понадобился. Вишь, как хорошо-то всё сложилось! Не нужен дхусс никакой, дхусс не нужен. А ты за ним. А он от тебя. А всё, вишь, как просто оказалось-то!
Толкая перед собой небольшую тележку (и она отыскалась среди груза! Всё предусмотрел дотошный магистр!), рыцарь медленно направился обратно в развалины. Он словно никуда не торопился, словно главное было уже сделано и осталась сущая, не стоящая внимания мелочь.
Ночь безмолвствовала, глухая, стылая ночь предзимья, мокрого и мёртвого, когда уже облетели листья, а снег ещё не успел лечь как следует, прикрыть наготу осеннего трупа. Облака скрыли обе луны, царила кромешная тьма. Магистр тем не менее шагал хоть и не быстро, но уверенно. И всё время, постоянно, не умолкая ни на миг, продолжал говорить сам с собой, словно умирающий от ужаса человек, дико страшащийся самой тишины холодного и враждебного мира вокруг.
Мира, уже приговорённого к смерти.
– Дхусс, дхусс, надо ж было так ошибиться! А всё супрамаго, всё она, шлюха проклятая. Небось хотела подсидеть меня, да-а, непременно хотела, как же иначе, все они, шлюхи, нынче такие. И не любила меня, дрянь такая. Наверняка придумала вместе с кем-то из командоров. Или со всеми вместе. Ну и получила. Правильно. Хорошо. А я-то попался. Дхусс, понимаешь… ничего он не дхусс. Девятый Зверь, верно. Кто ж в такие сказки поверит?! А оно вон как оказалось…
Бормотание не умолкало, пока рыцарь не добрался обратно. Развалины темны и безжизненны, валяются трупы многоножек, опрокинутые курильницы и жаровни. Там, где была тщательно вычерченная магическая фигура, – кровь, загустевшая на холоде жёлтая жижа, осколки камня, ещё какой-то мусор, невесть откуда там взявшийся.
Магистр остановился, отпустил рукояти тачки. Посмеиваясь и не переставая бормотать, принялся расставлять по местам подсвечники и жаровни. Бормотание делало его похожим на безумного, но движения оставались отточенными и уверенными.
– Всё, – выговорил он наконец, выпрямляясь. – Оставайтесь и ждите конца, неудачники. Я видел, что нам предстоит. Меня не обманешь. Пусть глупцы надеются на чудо, на Прокреатора или на Зверей, я…
Подземный гром прокатился совсем рядом. Земля задрожала, но рушиться уже было нечему. Рыцарь пошатнулся, зашипел от злости.
– Ничего у вас не выйдет, – бросил он неведомому врагу. – Не удержите. А остальное всё пусть пропадает. Но орден я выведу, можете не сомневаться. Мы захватим всё, что нам требуется, оружной силою. Да, да, именно так оно всё и будет. Когда рушится всё, можно не соблюдать запреты.
Где-то поблизости от развалин храма, в чистом поле, где ещё не остыл след Гнили, к тёмному небу рванулся фонтан земли. Из огромной воронки медленно и неуверенно выбиралось какое-то существо, какое – никто не смог бы различить в ночной тьме.
Откуда-то вновь возник уже знакомый гайто, призывно заржал, с тревогой и гневом. Существо ответило клёкотом и полезло наверх по отвесному склону.
Рыцарь ничего не замечал и не слышал.
– Вернуться. Вернуться в замок. Портал… продержится. Демоны? Ну, ничего, пусть лезут. Против нашего строя всё равно не сдюжат. А остальные… серфов нам хватит. На другом Листе… Да что ж такое, почему земля качается? Этак я никогда не закончу…
Второй фонтан земли в пустынных полях, и вновь чёрный гайто скачет по вывороченным комьям, зовя к жизни ещё одного собрата.
Бранясь и недовольно бурча себе под нос, магистр вновь поправил упавшие или сдвинувшиеся с мест подсвечники и курильницы. Терпеливо, но без лишнего промедления разжёг огонь. Сила, казалось, уже успела покинуть место трагедии, но это именно что казалось.
Из кованого сундучка, привезённого на тачке, появились несколько крупных Камней Магии. Брошенные на ещё не до конца остывшие угли в жаровне, они занялись ровным, неярким пламенем, почти не дававшим света.
– Откроем дорожку-то, откроем… – бормотал рыцарь. – Теперь-то можно, теперь вообще всем всё можно. Это раньше боялись… Это все навсинайцы да некрополисцы воду мутили, волшбу творили, меры не зная, а Лист-то гнил всё быстрее, всё быстрее гнил Листик-то наш, и вот они теперь тут останутся, а я уйду, и орден выведу, потому что теперь и дорожка уже проложена, и знаемо как…
Осквернённая и, казалось бы, безнадёжно нарушенная – а следовательно, и бесполезная – магическая фигура стремительно возвращалась к жизни. Стёртые линии исправляли себя сами, новые дуги и хорды рассекали потрескавшийся, заваленный обломками пол.
Теперь все начертания горели ровным жёлтым светом Гнили.
– Глупец ты, Метхли, – проговорил магистр, глядя прямо перед собой невидящими глазами. – А был бы поумнее, понял бы, что не прыгать на меня тебе надо было, а кланяться ещё ниже и слушать, что я тебе говорю. Тогда и сам бы человеком остался, и с нами бы отсюда, с этого Листа, ушёл. И призрака мне бы поймать помог… а теперь, эх, пропало дело это, пропало уж насовсем, без дхусса не справиться. Ну ничего, зато Хозяйке дорогу открыли, а то ведь сколько ломаться-то бы пришлось, да, пришлось бы поломаться-то…
Над скрещёнными линиями магической фигуры меж тем сгущалась темнота, сгусток чего-то живого; вот мелькнула распахнутая пасть, лихорадочно свивающиеся кольцами щупальца, покрытый чёрной чешуёй хвост вроде как у демонов.
Рыцарь опустился на одно колено, но трепета в его голосе отнюдь не слышалось, когда он произнёс:
– Добро пожаловать, Хозяйка.
Чёрное существо отнюдь не выглядело гигантским или исполинским, но то скорее всего потому, что в храме пребывала всего лишь манифестация, представление, образ истинной сущности. А уж где она сама – сказать бы не смог никто, даже весь Коллегиум пользователей Высокого Аркана.
В ответ раздалось шипение и скрежет. Ни одного человеческого слова, но магистр прекрасно понимал свою госпожу и так.
– Конечно, Хозяйка. Дорога будет открыта. Да, теперь я понимаю. Да, именно к этому Ты готовила нас, Твоих верных служителей… Да, прошу прощения. Лесть не нужна, да. Да, уйдём из замка. Весь оставшийся орден. Что? О Хозяйка, как могло Тебе показаться, что я собираюсь сбежать один? Что стал бы я делать один-одинёшенек на другом Листе? А вот сотни и сотни вооружённых братьев, ведомых Тобой, Хозяйка… Что? Не лгать? Как я могу лгать Всевидящей? Должно быть, краткое безумие помутило мой разум… или воля злокозненных Зверей, если они ещё су… Что?!
Гневно затопали копыта, и в круг бледного света ворвался иссиня-чёрный гайто. Скакун гневно заржал, из ноздрей его, казалось, вырывается пламя. Клубок мрака перед магистром словно сжался, втягивая щупальца и точно готовясь к прыжку. Рыцарь в недоумении повернулся.
Рядом с чёрно-чешуйчатым гайто появилась огромная птица с клювом как у хищников и размахом крыльев в полтора раза шире, чем у человеческих рук. Перья, казалось, испробовали все оттенки серого – точно с них незримая рука смыла все краски.
В следующий миг появилось и третье создание – невиданный рыбочуд на коротких и кривых, но явно очень мощных и сильных лапах. Пасть, усаженная зубами, заставила бы устыдиться и в страхе задать стрекача любого монстра.
Магистр словно окаменел на одном колене.
Трое – против одной. Гайто гневно ударил раздвоенным копытом, полетели брызги раздробленного камня, словно вода из лужи. Птица заклекотала, клюв щёлкнул, и одно из щупалец конвульсивно дёрнулось, словно от боли.
Три создания медленно приближались. Воздух между ними и клубком мрака потрескивал, проскакивали короткие белые молнии. Чёрный отросток мрака вдруг хлестнул магистра по плечу, тот дёрнулся, словно пробуждаясь.
– Да, Хозяйка… – забормотал он. – Нет, нет, никогда, никуда! Я буду защищать Тебя, Хозяйка!
Второй удар, рыцарь пошатнулся. За клубком мрака всё ярче разгоралось серое пламя овального портала. Щупальце почти швырнуло его сквозь призрачную завесу, но тут сверху ринулась птица, удар клюва, словно меча, отбросил магистра от спасительной двери.
Трое бросились на одну. Рыцарь зарычал, вскинул клинок – рыбочуд мотнул тяжёлой головой, отталкивая его далеко в сторону. Сталь зазвенела по камням, эфес вырвался из руки, магистр замер лицом вниз.
Высокий нестерпимый визг прорезал воздух. Клубок тьмы не принял боя, он сам стремительно втягивался сейчас в щели и трещины. Три сущности замерли, глядя друг на друга. Гайто, словно главный среди них, вновь ударил копытом, и вокруг храма всё словно встало на дыбы. Вспыхнули ослепительными вспышками и распались пеплом Камни Магии, в раскрывшиеся трещины проваливались целые деревья, рушились холмы, расплёскиваясь, словно рука гиганта смахивала пыль со стола. Лопнуло несколько пузырей Гнили, потоки многоножек хлынули во все стороны – только для того, чтобы вспыхнуть ядовитым пламенем, оставляя в воздухе нестерпимый кисло-металлический смрад.
Над развалинами храма Всех Зверей родился ураган, завывая, понёсся кругом, круша всё на своём пути, выворачивая вековые стволы и снося крыши с домов в брошенных деревеньках поблизости. Взрывалась земля, к небу взлетали фонтаны комьев и камней; из раскрывшихся каверн одно за другим появились ещё четыре существа: нечто вроде большого, очень большого кота, пёс с птичьей головой и широкими крыльями, толстая змея в пять человеческих ростов длиной и толщиной опять же в человеческое тело и ещё одно существо, место которому было явно в морских глубинах, а не на поверхности земли; сейчас же, в чужой среде, оно больше всего напоминало кальмара, у которого вдруг выросли лапы.
Семеро. Семь созданий, Семь Зверей. Совсем не такие, как в дни своей славы, вернувшиеся, – впрочем, вернувшиеся ли? – слабо напоминали они тех, кого изображали на стенах храмов и перед кем простирались ниц.
Были ли они погребены здесь? Или неведомые силы, вырванные из равновесия малой соломинкой – чарами магистра и Метхли, оживили пустые кенотафы? Ритуальные погребения Зверей в храме имени Их Всех?
Семь сущностей. Семь хранителей Листа. Не злые и не добрые, не плохие и не хорошие, такие же, как сама Природа. Как смена времён года, когда смерть есть всего лишь начало новой жизни. Бесконечный круг, о чём толковали все, кто хоть что-нибудь понимает в смысле и смыслах. Зачем громоздить невнятное, когда смерть бредёт под руку с жизнью и обе сестры полны разом и печалью и радостью?
Они вернулись для славы и победы? Или для последнего отчаянного боя, о котором не споют песен, потому что не останется ни певцов, ни слушателей?
Но сейчас они стояли, все семеро – шестеро вернувшихся и один, что оставался каким-то образом в мире, кто ждал и дождался.
Магистр застонал и пошевелился. Гайто мигом обернулся, фыркнул с ненавистью, подходя ближе.
Человек сумел перевернуться на спину и открыть глаза. Над его лицом поднялось заострённое копыто, то самое, что с лёгкостью крошило крепчайший камень.
– Нет… пощади… – прохрипели едва двигающиеся губы.
Гайто опустил копыто. Голова скакуна склонилась, нечеловеческие глаза пристально уставились на магистра.
– Нет! Хозяйка… превозможет всё! Никогда не…
Гайто вздохнул – на сей раз совсем по-человечески.
Щёлкнули зубы рыбочуда, заскрежетал рвущийся металл. Человек вскрикнул, оставшись без шлема и с кровавым росчерком на подбородке.
Гайто в последний раз топнул копытом.
«Беги», – понятно было без слов.
Он не хотел убивать. Подобно тому, как Природа никогда не отнимает жизнь по пустой прихоти.
Рыцарь поднялся и вновь нагнулся, чтобы подобрать выпавший меч.
Гайто фыркнул, переступил обманчиво тонкими ногами и со всей силой ударил копытом. Клинок со звоном переломился.
«Прочь!»
Но магистр не был бы магистром, обратись он в бегство. Не сводя глаз с Семерых, он подхватил рукояти своей тачки. Помедлил несколько мгновений – и зашагал прочь, ни разу не обернувшись.
Он был далеко не трусом, этот магистр.
Семеро его не преследовали. Семь сущностей стояли тесным кругом, и шестеро из них стали мало-помалу бледнеть, словно растворяясь в воздухе. Вскоре остался только один, последний – гайто. Хранитель путей и дверей, хранитель, чьё бесконечное одиночество кончилось.
Гайто вскинул гордую голову, заржал. И, сорвавшись с места, ринулся сквозь рушившуюся вокруг него ночь.
* * *
– Всё равно добреду… – шептал человек, налегая на рукояти тяжёлой тачки. Он не вернулся в развалины за искорёженным шлемом, лишь заменил раздробленный копытом Зверя меч на другой клинок. Дорога, едва освещённая ночными светилами, вела на север, но магистру не удалось уйти далеко.
Бросившееся на него из кустов существо ничем не напоминало человека. Посреди лба ворочался единственный глаз, чёрная броня застыла вокруг вздутых, жутко изменённых суставов. Жуткий рот, усеянный множеством мелких и острых зубов, щерился.
Магистр, несмотря ни на что, оставался рыцарем и воином. Опытный мечник, он успел пригнуться так, что когти лишь скользнули по наплечникам, и встретил того, кто ещё совсем недавно был чародеем Метхли. Латный кулак врезался в скулу твари, ломая роговую броню и кости под ней. Брызнула жёлтая жижа, вновь завоняло Гнилью. Метхли – если это создание ещё могло так зваться – взвыл, перекатился костяным клубком, кинулся вновь, выставив когти; и на сей раз его встретило острие клинка. Меч пробил грудину, тварь запрокинула голову, захлёбываясь в агонии, – но изо рта и раны выплеснулась Гниль, чистая и яростная, голодная Гниль.
Теперь закричал и магистр, роняя меч и падая на колени в грязь рядом со хрипящим, дергающимся Метхли. То, что осталось от трёхглазого чародея, умерло быстро, замерев и вытянувшись напоследок; человек же рядом с ним погибал долго, мучительно долго, пытался срывать доспехи и одежду, катался по снегу и дорожной жиже, пока наконец не замер, лицом вниз, рядом со своим уже оцепеневшим противником.
Гниль справедлива. Не должен уйти ни один.
