Глава XIX
Смарагдовый остров изогнулся в блестящем тёплом море диковинным ленивым зверем. Волны ласково лизали его берега, то крутые и обрывистые, на северной оконечности, где темнел над скалами знаменитый Лес Боли, то гладкие и пологие, с мягкими пляжами, песком, белым, как никогда не выпадающий здесь снег. Города и селения тянулись к морю, словно их пугала суша, почти вся, за малым исключением занятая роскошными зарослями. Лишь кое-где парящая в небе птица заметила бы расчищенные для пашен места.
На юго-востоке, рядом с Лесом Восхода, на краю Изумрудной бухты, спокойно и с достоинством устроился Элиэри – второй по величине город острова. Уступал он только столице – Энсалли, что стоял на заливе Ветров. Только три настоящих города на всём острове – упомянутые два да ещё Виэсе на западном побережье подле Леса Заката – окружали настоящие крепостные стены, правда сложенные из сахарно-белых мраморных блоков. Дань памяти, давней, старой, страшной и кровавой, когда бежали сюда, на Смарагдовый остров, последние на последних кораблях, а на горизонте уже маячили чужие паруса преследователей. Тогда было много Владеющих Беззвучной Арфой, камни слушались новых хозяев, земля и горы сами изменялись, исполняя их прихоти. Сейчас их, могучих магов, стало меньше. Да и вообще всё вырождается и гибнет, говорят, там, в Большом Мире, откуда в своё время ушли ныне населяющие Смарагд, и вовсе царят хаос, кровь, смерть и страшные бедствия, для которых ещё не придуманы названия в языке, что пережил не одно солнце.
Если пройти по идеально чистым улочкам Энсалли, выложенным круглыми деревянными плашками, в северную часть города, то за пятью большими Деревьями Сосредоточений и Раздумий можно увидеть скромный особняк в два этажа, увенчанный белым куполом из кажущегося невесомым каменного кружева. Тонкие стрельчатые окна фасада сменяются широкими проёмами, открытыми ветру, дождю и свету, обращёнными во внутренний дворик. Витые белые колонны покрывает резьба – вьюнки, лианы, округлые листья, и на них – изящные жуки-резуны, древний сакральный символ тех, кто пришёл на Изумрудный остров. Вместо двери – плетёнка из живых стеблей, спускавшихся из каменного жёлоба с землёй. И сейчас эта плетёнка, которую обычно открывали неспешно и с достоинством, всякий раз гордясь её сложностью и красотой, – отлетела в сторону, словно сорванная бурей. По тёплому деревянному полу прошелестели босые ноги, едва слышно, словно бегущая едва касалась земли.
– Тэнно! Тэнно! Тэнно з’Элма! – прозвучал хрустальный голосок, обычно такой плавный, мелодичный, а сейчас сбивающийся и задыхающийся.
– Иду! – откликнулся другой голос, мужской, откуда-то из глубины дома. Разумеется, «иду» он произнёс не на райлегском арго, даже не на старообщем. Звучала древняя речь тех, кто дал начало и сидхам, и аэлвам. Себя этот народ называл «ноори», Владеющие, в приблизительном переводе на понятный большинству язык.
Мужские шаги – твёрже, крепче, но не тяжеловеснее – быстро приближались. Ветер взметнул живые занавеси на окнах второго этажа, свободно загулял под потолком, словно ожидая радости.
– Разрешили! Разрешили, Тэнно, разрешили! Совет долго совещался, но расположение звёзд благоприятно, как никогда. Мы можем зачать дитя!
Невидимый мужчина глубоко вздохнул.
– Не сомневался, жизнь моя. Ни на йоту.
– Я боялась, – признался женский голос, точно под летним дождём вздохнули колокольчики. – Звёзды, конечно, мудры и законы движения их неизменны, но тут столько разных сочетаний! Да и комета…
– Не бойся, – зашуршали одежды, словно двое обнялись. – Комета проходила совсем недавно. Так часто они не появляются.
– Наблюдающие из башни Затмений получили весть, – тихонько продолжил женский голос. Объятий говорившие, похоже, не разжимали. – С Луала, от башни Звёзд. За краем мира всё словно кипит…
– Там вечно всё кипит, любимая, – успокаивающе заверил мужчина. – Так было и будет. Иногда чуть сильнее, иногда слабее. Это не связано с целестиальными путями, коими к нам приходят правдивые вести судеб.
– Но я всё равно боялась… до последнего момента. Пока не вышли и не сказали.
– А не сказали, – чуть усмехнулся мужчина, – когда мы можем начинать?
– Сказали, – лукаво отозвалась его собеседница. – Прямо сейчас!..
Ветер залихватски присвистнул в каменных завитках купола, провожая счастливую пару, и целомудренно смежил очи.
* * *
Если двинуться из Элиэри на запад, по гладкой, вымощенной блестящими белыми плитами дороге, то за два дня, оставив позади густые плодовые рощи и влажный девственный Лес Шёпота, где узкие дорожки пролегли меж тихонько переговаривающихся древних стволов, путник достигнет Приюта Уставшего. К северу от него останутся поля и сады Дуайна, маленького городка, живущего возделыванием земных даров, а впереди поднимутся горы, под которыми – пещеры Оружейников, вырубающиеся, углубляющиеся и украшающиеся с самого первого года, проведённого изгнанниками на Смарагде. Здесь добываются Камни Магии, без которых немыслимо защитить остров от алчных морских разбойников с острова Луал.
Высоко в горах, посреди безжизненной скальной котловины, застыла узкая и тонкая башня, словно ввинтившаяся в бездонность неба. Иссиня-чёрная, так непохожая на всё, что украшало собой дивно разубранный остров, отделённая бездонным рвом от плоти Смарагда. Её сложили не сказочные исполины, не додревние гиганты, нет, трудом, слезами и кровавым потом башню поднимали изгнанники, едва найдя это зачарованное место. Иначе никак. Башня Затмений – иначе нельзя следить за многочисленными силами этого мира, потоками магических рек, делать предсказания, бороться с дурными пророчествами… Богат был подобными местами остров Луал, куда крупнее и изобильнее Смарагда, но туда уже пришли преследователи, обосновались, укрепились. Две башни изгнанникам тем не менее удавалось удерживать до сих пор, башню Звёзд в западной части острова и башню Пространств – в восточной. Но каждый раз пробираться туда становилось всё труднее и труднее, а одной башни Затмений не хватало, чтобы бороться со злыми пророчествами, точно предсказавшими в своё время и разгром, и бегство, и надёжное убежище, и даже пути, по каким изгнанники смогут противостоять даже неумолимым жерновам судьбы. Тем не менее трижды в год низкие корабли под зелёными парусами отваливали от пирсов Энсалли, отклоняясь далеко в Смарагдовое море, огибали опасные воды и высаживали смельчаков на пустынных берегах ничейных земель, пока ещё занимавших крайние оконечности Луала.
Смарагд должен жить.
…Башня Затмений поднималась в сияющую высоту, чёрные бока блестели, словно политые водой. Стены гладки, словно вытесаны из одной громадной скалы, нигде ни единого шва. Узкие окна-бойницы испещрили бока башни, они собирают звёздный свет, так необходимый Мудрым для их обрядов и прорицаний.
Только с высоты птичьего полёта, да и то – зная астрономию на ять, смотрящий сумел бы угадать, что расположение окошек-бойниц в точности повторяет рисунок небесных созвездий.
Вверх, к краю котловины, ведёт узкая тропка, обвиваясь вокруг серого тела скалы.
В шести шагах от обрыва тропка обрывается, прямо перед глухими зарослями колючих кустов. Если раздвинуть ветки, откроется отполированная каменная плита, правильный шестигранник, весь исписанный причудливыми извивами не известных нигде, кроме Смарагда, букв.
Сейчас на этой плите, сжавшись, словно под ветром, хотя воздух замер в холодной недвижности, стояла тонкая фигурка, закутанная с головы до ног в бело-салатовый плащ. Время от времени вырывались на свободу и отчаянно трепетали длинные, совершенно белые пряди волос.
Время от времени стоявшая молитвенно складывала руки, но не произносила ни звука.
Сколько она уже провела здесь – неведомо. Может, несколько мгновений, а может – дни и недели.
Видимое становится образом, дрожащим отблеском на поверхности магических рек, и вот уже следующее изображение: ту же фигуру в плаще словно накрывает опускающийся с башни вихрь. Порывы зло треплют плащ, рвут рассыпавшиеся до земли волосы – и фигурка исчезает.
Мрак. И каменные стены вокруг, камень кажется тёплым, дышащим, живым. Фигурка в бело-зелёном замерла, скорчилась, повиснув в пустоте – пол в башне отсутствовал.
По стенам медленно разгорелись звёзды, рисунок созвездий плыл, всходили и закатывались Гончие, а над краем мира неторопливо и торжественно холодным голубым клинком поднималась комета.
Женщина вздрогнула, всплеснула руками, вскинула к лицу, словно защищаясь, и как подкошенная рухнула на незримую преграду, удерживавшую её над бездной.
* * *
Элиэри нежился под солнцем. Через залив, от касающегося там берега Леса Восхода, течение неторопливо несло сорванные ветром цветы. Резные причудливые венчики, что заставили бы устыдиться любую кружевницу, медленно плыли по спокойной воде, и волны не трепали их, лишь плавно покачивали, словно сберегая сотворённую духами зелёных лесов драгоценность.
…Если пройти в северную часть города, то за пятью Деревьями Сосредоточений можно увидеть скромный, по здешним меркам, особняк. Два этажа, каменный купол, кажущийся невесомым от изрезавшего его сквозного кружева. Но легкая завеса зелёных стеблей превратилась в глухую преграду, ощетинившуюся многочисленными шипами. Такие же завесы заплели окна, дом словно превратился в осаждённую крепость, отрезая себя от мира, такого ласкового, ухоженного, красивого.
Под куполом больше не гулял бесшабашный ветер, занавеси мёртво обвисли, журчащий фонтанчик в мраморной чаше пересох, и венчики водяных лилий печально закрылись. Из дома ушли свет и жизнь.
– Они показали тебе комету. – Мужчина старался выговаривать слова твёрдо и спокойно, как и подобает воину, но получалось у него плохо. – И что сказали? Точно, дословно?
– Точно… – раздался в ответ полувсхлип-полурыдание. – Пришла комета. Вырвалась из-за края мира, как ни одна комета до неё. На ней – сонмы разъярённых духов. Магия кипит. Всё кипит… всё горит… – Голос говорившей сорвался, утонул в рыданиях.
– И они сказали… – Мужчина тоже едва мог говорить.
– Что у нас родится Дитя-Горе. Которое разрушит Смарагд и погрузит его в пучину вод. Вместе со всеми его обитателями… – Слова перемежались всхлипами.
– Понятно, – процедил мужчина. Трудно было сказать, что брало верх в его голосе – ненависть или отчаяние. – Дитя-Горе… страх и ужас Смарагда. Которое, не будучи воплощением ни единой из сил, поставит себе на службу все семь стихийных искусств и, начав с Огня, закончит Смертью… кто покорит саму Беззвучную Арфу… Конечно…
– Говорили мне – не заводи колыбель… пока никто не родился… – прорыдала женщина.
– Покоримся судьбе… – глухо выговорил мужчина. – Пророчества сбываются. Мудрые из башни Затмений не ошибаются.
– Хорошо тебе… – В словах женщины проскользнуло нечто вроде презрения. – Ты веришь, что они беспристрастны… а может, это происки тех, кто нас ненавидит?!
– Горе помутило твой разум, – осторожно ответил мужчина после паузы.
– Я хочу ребёнка! – выкрикнула женщина с несдерживаемой страстью. – Хочу, его… его, мою плоть, мою кровь! На руках подержать – а там и уходить можно!.. А они… они… Комета… пророчества… живьём их сжечь!
– Ну что ты, что ты… не отчаивайся… ведь комета уйдёт… мы ещё сможем… не в этот цикл, так в следующий…
– Я не дождусь следующего цикла. Усохну… – И опять рыдания, бурные, самозабвенные.
– Не говори так. Я уверен, нам помогут.
Женщина ничего не ответила.
* * *
В спокойных водах Изумрудной бухты пестрели паруса. Смарагд ревниво охранял свои секреты, однако его корабли ходили далеко и смело, появляясь даже у ледяных берегов крайнего юга. Требовались умелые моряки и смелые воины, потому что всегда и везде находились отчаянные сорвиголовы, только и мечтающие выпотрошить чужие трюмы. На сказочном острове жили не только те, кто века назад глотал злые слёзы, покидая родные очаги. Хватало и народа попроще. Смарагду требовались крепкие руки, острые мечи и зоркие глаза.
Остров нуждался и в торговле. Возведённые магические барьеры остановили бы нашествие, но проверенным купцам доступ был открыт, по крайней мере, на пирсы Элиэри, Виэсе или Энсалли. В глубь острова чужестранцы не допускались, да они и сами не шибко рвались – здесь напрочь отсутствовали привычные им по другим портам нехитрые развлечения, вроде продажной любви, азартной игры или буйной выпивки.
Женщина в бело-салатовом плаще медленно брела по чистеньким нешироким улочкам. Широкие лопасти пальмовых листьев касались её лица, однако она их даже не отводила.
Женщина ступала плавно, бесшумно, словно перетекая. Посторонний глаз сразу бы уловил сходство с манерами Нэисс, но движения сидхи показались бы рваными, резкими и грубыми по сравнению с этим плавным, неразрывным шагом.
На бледном, бескровном лице жили только чудесные изумрудные глаза, большие, чуть миндалевидные, с приподнятыми внешними уголками. Про куда меньшие очи обычно говорят – «на пол-лица», и в данном случае это оказалось бы очень близко к истине.
И, в отличие от сидхи Нэисс, – зрачки в этих глазах были обычными, круглыми.
Время от времени бредущей попадались прохожие – неспешно прогуливающиеся, негромко беседующие в портиках под плеск фонтанов и неумолчный птичий пересвист, кто-то вежливо кланялся женщине – она ничего не замечала.
Так она добрела до порта. Небольшого, чистого и аккуратного, где не воняло тухлятиной, не чадили жаровни в сомнительных притонах, а у тщательно выметенных пирсов покачивалось несколько кораблей под тёмно-изумрудными парусами – флот Смарагда; чуть в отдалении, у «купеческой» пристани, застыла большая пятиярусная галера. По сходням торопливо сновали грузчики, сгибаясь под тяжестью туго перевязанных тюков. У сходен со свирепым выражением застыла пара охранников-дхуссов. Без оружия, чужие мечи не допускались даже на пристани Смарагда.
Женщина со странным выражением в глазах брела и брела вперёд, словно в полусне.
Порыв ветра сдёрнул капюшон с её головы, рассыпал роскошную гриву снежно-белых волос, распустившихся вокруг лица, словно дивный ореол. Оба шипастых дхусса вытаращили глаза.
Из-за груды тюков одним стремительным движением появился воин в короткой травяного цвета тунике и гибкой кольчуге поверх. Коротко обрезанные густые волосы не скрывали острых ушей, обычных для расы сидхов и аэлвов.
– Отвернуться! – коротко пролаял он, проделав выразительную мельницу двумя короткими саблями. – Dorma з’Элма, высокородной ноори не подобает…
Женщина, названная стражником з’Элмой, в упор взглянула на воина. Казалось, причал средь бела дня, под ярким солнцем, озарила слепящая изумрудно-зелёная вспышка. Страж ошарашенно попятился, прикрываясь рукой и бормоча извинения.
Омми з’Элма размеренным и точным движением собрала волосы, убирая их под капюшон – словно кто-то залил водой пылающий белым костёр. И пошла дальше, мимо отсалютовавших ей дхуссов.
На корабле громко и требовательно заплакал ребёнок. Лицо знатной ноори стало ещё белее, из него ушла вся жизнь – ледяная маска, не тающая даже под ласковым южным солнцем.
Оба охранника дхусса непроизвольно скривились. Словно в детском крике было нечто позорящее их честь.
– Я не знала, что купцы теперь возят к нам на Смарагд рожениц, – медленно выговорила з’Элма со странным выражением.
– Никак нет, dorma, – по-уставному отозвался один из стражников, верно, старший по званию. – Не возят. Это…
– А ну-ка замолки, Герр! – рявкнули с палубы. Таким голосом, наверное, хорошо было отдавать приказы в самой гуще сражения. Над фальшбортом появилась голова ещё одного дхусса или, вернее сказать, дхуссы.
– Капитан, – оба стражника вытянулись в струнку, вскинув мечи «на караул».
– Разболтались тут, – прошипела дхусса. Уже не первой молодости, видавшая виды – часть шипов затупилась, несколько – срублены в стычках. Даже на стоянке в тёплом краю воительница не рассталась с кожаной бронёй. Перевязь с двумя мечами, вдоль бедра висела небольшая метательная секира.
А на руках дхусса держала отчаянно вопящий свёрток.
– Тьфу на тебя! – гаркнула разъярённая воительница. – Да заткнись же ты! Ох, позор мой, поношение…
Лицо ноори мгновенно ожило. Глаза словно бы вцепились в дхуссу.
– Храбрейшая, это… твоё дитя?
Видно было, что дхуссе, судя по всему, капитану нанятого корабельщиками отряда наёмников для защиты от шалящих в водах Луала пиратов, донельзя не хотелось отвечать. Однако ноори пристально взглянула ей в глаза, губы з’Элмы чуть заметно шевельнулись – и воительница ответила. Неохотно, отворачиваясь, но всё-таки не в силах ни повернуться и уйти, ни даже отмолчаться.
– Моё, высокородная ноори.
– Но разве у дхуссов нет запрета на деторождение, пока они на войне? – з’Элма демонстрировала завидные познания в нравах и обычаях дхуссов. Вот только почему её губы произносили не только те слова, что становились слышны, а глаза как-то по-особенному сверкали, словно в глубине их мерцали фонарики?..
– Высокородная ноори права, – опять же нехотя, словно через силу, ответила дхусса.
– Разве это не позор для обагряющей клинок вражьей кровью – носить и кормить? Разве нет в этом урона воинской чести, выше которой нет ничего у истинного дхусса? – Голос з’Элмы всё больше походил на завораживающую мелодию. Оба стражника, похоже, просто перестали что-либо замечать вокруг себя.
– Это позор… – эхом откликнулась дхусса. Взгляд у неё сделался остановившимся, она словно смотрела внутрь себя.
– И разве не позор сильномогучей дхуссе, с одного взмаха сносящей головы врагам, родить от человека слабого, неискусного в бою, славного только… только… – глаза ноори сощурились. – Славного одними лишь песнопениями? Вспомни, как это было, доблестная дхусса, капитан клана Морры, вспомни битву… на Опаловом берегу, вспомни лихое вольное войско, потрошившее богатые и трусливые купеческие города… толстобрюхих негоциантов, в страхе целовавших твои пыльные ступни, униженно вымаливавших жизнь… вспомни того певца, что вышел в вашим кострам… он пел, а вы бросали ему кости из походных котлов и смеялись… он унижался ради еды… он недостоин покрыть собой мать воинов… вспомни свою слабость, когда он спел «Одиннадцать дхуссов у башни…», потому что никто никогда не пел так о храбрецах, до конца оставшихся верными долгу и растерзанных големами Навсиная…
Омми читала в памяти воительницы, как в открытой книге, пустив в ход лишь малую часть своего искусства.
Дхусса с ребёнком на руках слушала ноори как зачарованная. Собственно говоря, её уже зачаровали.
– Да… И он пел… так пел… и был весёлый… мы не такие, мы любим сражаться… – выдавила воительница. – И я пошла с ним… какой позор… вечный… несмываемый… Весь отряд смеялся надо мной втихомолку, когда у меня стало расти пузо… Я, воительница Эррида, даю жизнь жалкому ублюдку! Какое бесчестье!.. Они смеялись, но потом перестали, после того как я убила двоих весельчаков…
– Всё можно исправить, доблестная Эррида, – вкрадчиво проговорила ноори, делая сложные пассы. – Никто ничего не вспомнит. Никогда и ни за что. Этого словно бы не было.
– Как?.. Как?.. – Дхусса стонала, словно в агонии.
– Отдай мне дитя, – завораживающе низко проговорила, нет, просто пророкотала з’Элма. – Отдай мне его, и никто никогда не упрекнёт тебя, даже ты сама. Отдай его мне!
Дхусса покачивалась, словно пьяная.
– Отдать. Отдать… Как отдать? – вдруг вскинулась она. – Это моя кровь!
– Гнилая, порченая кровь. – У нежной и тонкой ноори вырвался рык, достойный дикой пантеры. – Кровь, смешанная с человеческой. Зачем она тебе? Упивайся сражениями! Руби головы! Штурмуй, жги, круши, убивай! Не для этого разве сотворили тебя Семь Зверей?
Дхусса пошатнулась под напором чужого чародейства. Глаза её совершенно обессмыслились, словно умалишенная, она шагнула вперёд, на неловких и негнущихся руках протягивая з’Элме умолкнувшего ребёнка.
Ноори вцепилась в свёрток мёртвой хваткой.
– Ты не пожалеешь, – прошептала з’Элма. – Семь Зверей, Спящих, но Видящих! Примите мою клятву и мою просьбу! Пусть ничего не помнит это бедное создание, дхусса Эррида! Пусть ей всегда сопутствует удача! Пусть, пока не оборвётся её нить и не настанет её закат, она не знает печали! Пусть она никогда, никогда-никогда больше не вспомнит, что отдала своё дитя! Силой изначального мира и великим словом ноори заклинаю вас!
В ясном небе над пристанью прогремел гром. Вода в бухте потемнела, надвинувшаяся с океана волна подхватила и унесла прочь плававшие у пирсов беззаботные цветы. С недальних гор, от башни Затмений, налетел ветер, трепля полы широкого бело-зелёного плаща.
– Мы слышали твою клятву, – пролетела над головой Омми птица с ярко-оранжевым опереньем.
– Мы слышали твою клятву! – Что-то алое мелькнуло высоко-высоко в воздухе, куда поднимаются лишь самые могучие орлы.
– Мы слышали твою клятву, – высунулись из воды рыбья и змеиная головы, фиолетовая и голубая.
– Мы слышали… мы слышали… мы слышали… – эхом донеслось от лесов и лугов, от морских побережий и горных круч. – Духи стали свидетелями. Ты получишь просимое! Но и цена окажется высока.
– Я заплачу. – Ноори гордо вскинула голову.
– Не сомневаемся, – ответил незримый хор. – Будь по-твоему, з’Элма!
… Дхуссы-стражники, воин-ноори, сама Эррида ещё стояли, тупо таращась в пространство, а Омми уже покидала порт. Под широким плащом мирно спал ребёнок, на личико которого ноори пока ещё даже и не взглянула.
З’Элма бурей ворвалась в дом.
– Тэнно! Тэнно, сюда, скорее!
– Что случилось, любимая?
– Конец нашим печалям! – выпалила женщина. – Я… я нашла, смотри!
Тэнно з’Элма удивлённо откинул полог. Высокий, очень тонкий, с длинным лицом, на котором, как и у его жены, жили одни только глаза, только не изумрудного, а небесно-голубого цвета.
– Я… я нашла, – тихо повторила его жена.
– Семь Зверей, Омми, это же… – Тэнно порывисто шагнул ко вновь запищавшему свёртку. – Великий Левиафан, где ты нашла у нас дхусса?
– В порту… его мать в охране у купцов, что приплыли вчера… – потупилась Омми.
– И… она отдала его тебе? – недоверчиво поинтересовался Тэнно. Неосознанно он слегка коснулся щеки ребёнка, и младенец тотчас же улыбнулся, крепко вцепившись в палец ноори.
– Смотри – он уже радуется тебе! – тотчас воскликнула Омми.
– Левиафан и Змей, супруга, но как он оказался у тебя?! Дхуссы едва ли так просто расстались бы со своим дитём. Посмотри, у него уже проступает клановая метка! Морра, если не ошибаюсь…
– Я… я внушила матери, что это страшный позор, – призналась Омми. – Тем более что по закону дхуссов это и впрямь бесчестит воительницу – она затяжелела от человека.
– Час от часу не легче! Женщина, ты хоть понимаешь, что наделала?!
– Я заставила всех забыть об этом ребёнке, – оправдывалась Омми. – Дала клятву Семи Зверям. И они приняли её.
У Тэнно з’Элмы подкосились ноги. Рухнув на каменную скамью, он только и мог, что молча смотреть на жену.
– Тогда нет смысла ничего говорить, – глухо промолвил он. – Будем надеяться, что Мудрые в башне Затмений ничего не заметили. И не связали этого малыша с каким-нибудь страшным пророчеством. Что ж… мы хотели дитя. Вот оно. – Тэнно взял себя в руки, даже улыбнулся. – Хоть и с шипами, а он славный карапуз; соседей и любопытствующих я беру на себя.
– Ты – самый лучший! – Омми порывисто бросилась на шею мужу.
– Другого б ты рядом и не потерпела…
* * *
– Прекрасно, просто прекрасно. – Алхимик Ксарбирус нарочито медленно, словно совсем обессилев, утёр пот со лба.
Схватка в подземелье башни Затмений кончилась.
Сверху, сквозь открытый в потолке люк, лился слабый свет. Хозяева бросили свой дом, однако он ещё жил, хотя как долго останется живым, никто не смог бы сказать.
Дхусс застыл на каменном полу, Алиедора замерла в трансе, держа на коленях его голову. Мэтр Кройон, Ксарбирус, Стайни, Нэисс и Брабер – все повалились рядом, тяжело дыша.
– Ну и дела, распечать меня во все кости. Сколько живу – а о таком даже помыслить не мог.
– Никто из нас «и помыслить не мог», любезный мой гном. Может, пославшие тебя оставили какие-нибудь подсказки, как нам теперь выбраться отсюда с нашей, без преувеличения, бесценной добычей?
– Не поверю, мэтр Ксарбирус, чтобы у вас-то, орденского командора, не было всё продумано с самого начала!
– Нет, милая Стайни, никакой орден и никакие командоры никогда бы и представить не могли, чтобы горы начали вот так рушиться. Если бы не мэтр Кройон, мы и до башни ни за что бы не добрались.
Кройон присел было на корточки возле неподвижной Алиедоры, осторожно коснулся жуткой костистой лапой её лба, другую руку положил на грудь Тёрну.
– Они едины сейчас, мои достославные друзья, – полушёпотом объявил демон, прикрывая глаза и словно вслушиваясь в какие-то далёкие отзвуки. – Не надо их трогать. Дхуссу предстоит дальний путь домой, и она, – он кивнул на Алиедору, – его поводырь. Не будем же им мешать.
Остальные из кервана смотрели тем не менее друг на друга с изрядной подозрительностью. Гном яростно чесал затылок и что-то бормотал, Стайни о чем-то напряжённо думала, запустив пальцы обеих рук под обруч ошейника с рунами; Нэисс сидела, обхватив себя руками, словно решила обернуться причудливым растением, под стать растущим в смарагдских лесах. Алхимик Ксарбирус поднялся и теперь стоял, жёстко усмехаясь и уперев руки в боки.
– Не стоит, не стоит, дорогие мои, – вполголоса проговорил он. – Цель достигнута; мы победили; Тёрн спасён и его приход в сознание – лишь вопрос времени. Но не надо сейчас устраивать схватку за добычу. Предлагаю сделать это позднее. Не забывайте, любезные спутники, нам ещё выбираться со Смарагда. Корабль ждёт, однако его команда подчинится только моим приказам.
– Ты в этом так уверен, мэтр? – громыхнул Брабер. – Дело мы свершили небывалое, что верно, то верно, свершили все вместе, так давайте и что дальше делать станем, тоже вместе решим!
– Вместе, мой добрый гном? Как ты себе мыслишь сие? Все мы, все четверо, посланы сюда разными силами. Все встали на этот путь не по собственной воле.
– Я тут вообще ни при чём! – вскинулась сидха. – Меня похитили…
– Завела старую песню, – поморщился Ксарбирус. – Слышали ещё на корабле. А наш славный Брабер тогда поинтересовался, мол, как добычу делить станем? Прозорлив оказался достославный гном, весьма и весьма. Вот как раз и пришло время её делить.
– Никакой делёжки! – высказалась Стайни. – Сперва решить надо, как отсюда выбираться.
– Что ж, со спросившего и спрос, – пожал плечами Ксарбирус. – Почему бы славной Гончей не выглянуть наружу?
Стайни лишь презрительно задрала нос.
– Я-то высунусь, не испугаюсь, – бросила она, направляясь к ступеням.
Гном и сидха быстро оглядели застывших Тёрна, Алиедору и демона, но первые двое по-прежнему не шевелились, а мэтр Кройон словно присоединился к ним в этом странном трансе.
– Желаю удачи, – сладким голосом произнёс вслед Стайни Ксарбирус.
Гончая – или бывшая Гончая? – презрительно усмехнулась и единым махом взлетела по ступеням.
– Я настоятельно советую, дорогие мои спутники, – понизив голос, сказал алхимик, – оценить данные вам приказы и распоряжения с критической точки зрения. А именно на предмет выполнимости. Не смотрите на меня чистыми и невинными глазами, особенно ты, Нэисс.
– Меня похитили… – пробурчала сидха.
– Похитили, похитили, – фыркнул Ксарбирус. – Но не просто так. Сидхи не зря ведь сродни здешним обитателям, достаточно одного взгляда. Есть разные мнения, как зовётся ваш… тайный совет и где он находится. Однако там явно решили, что пора действовать.
– Чушь, бред, ерунда! – выпалила Нэисс. – Меня похитили. Везли в Некрополис. Я смогла освободиться. Бежала. Дхусс наткнулся на меня. Как это можно было заранее всё придумать?!
– Очень просто, – усмехнулся алхимик. – Наша дорогая Гончая что-то задерживается, наверное, наслаждается свежим воздухом и открывшимися видами, так что я поясню. Сидхи давно в союзе с Державой Навсинай. И когда ищейки Некрополиса стали крутиться вокруг одной очень одарённой молодой сидхи, Коллегиум решил убить сразу трёх ушанов. Во-первых, заслать «свою» чародейку в самое сердце Гильдии Мастеров. Во-вторых, если первое не выгорит, привязать к ней о-очень, очень подозрительного дхусса; и, в-третьих, обеспечить доставку этого самого дхусса прямо к столу господ коллегиантов.
– Ерунда! – вновь выкрикнула Нэисс. – Как Навсинай мог заранее узнать о дхуссе?!
– А как о нём узнал я? – хладнокровно парировал Ксарбирус. – Мэтр Шелдари, немолодой, ушедший в отставку со всех постов чародей, мой давний коллега ещё по навсинайской юности. Неужто ты полагаешь, дорогая моя Нэисс, что у него имелся только один хозяин? Разумеется, нет! Как всякий разумный человек, мэтр Шелдари не складывал все яйца в одну корзину. Разве ты забыла, как ожесточённо сражались коллегианты на переправе Рорха? Зачем, спрашивается? Чем их так заинтересовал этот смарагдский кораблик, тем более что атаковали они его на пути обратно, а отнюдь не туда? Итак, дорогая Нэисс, с тобой всё тоже было подстроено. За Тёрном, несомненно, следили…
– Вы бредите, мэтр, – негромко перебила его сидха. – Не сходится ваша сказка, не сходится в самом главном: как я могла бежать именно там, где был дхусс? – последние слова она почти выкрикнула. – Я была одурманена! А эликсиры смешивали в Некрополисе! Или это они хотели, чтобы я бежала?! Врите, мэтр, да не завирайтесь!
– О, я что-то пропустила? – раздался резкий голос Гончей. Стайни стремительно сбежала со ступеней, прижимая к бедру подобранный с пола меч. – Ссоритесь?
– Мэтр Ксарбирус рехнулся, – тотчас наябедничала Нэисс. – Скажи ты ему, Гончая, скажи, как меня крала!
– О! Опять, – закатила глаза Стайни.
– А чего ж тут «опять»? – охотно откликнулся алхимик. – Просто дхусса должен получить мой орден, а отнюдь не гномы, не Мастера Смерти и не сидхи, неважно, в союзе с магами Навсиная или же вне оного. Мы начинали этот разговор, да не закончили. Не хочу причинять ущерба никому из вас, а потому предлагаю договориться по-хорошему. Если вы никому не служите, если все вы здесь исключительно по зову сердца, то главное для вас – безопасность нашего общего друга Тёрна, а не выгоды кого-либо ещё. И я открыто говорю, что мой орден дарует тому же дхуссу безопасность, покой и всё, что он только пожелает… в пределах разумного, конечно же. Что скажете, господа керван?
– Складно поёшь, господин командор, – тяжело усмехнулся гном, выразительно перекидывая с плеча на плечо своё чудовищное оружие. – Да только мы здесь не затем, чтобы твои песни слушать. Вы, людишки, Гнили попустительствовали, магию магичили, всяких таэнгов да прочую шваль разводили-пестовали, через то и мир наш загибается теперь – а дхусса себе забрать решили?! Ну-ка, ну-ка, хотел бы я то видеть. Не тянись ко склянкам своим, мэтр, не спужаюсь. Давно тебя знаю, на что ты способен – мне тоже ведомо. Чем бы ты в меня ни запустил, я первее окажусь. Плечам-то твоим как, голова не надоела? Не устали они этакую тяжесть таскать?
– Славная речь, славная, – прошипела Стайни. – Людишки, значит, во всём виноваты, так? А кто Камни Магии без устали в самых глубоких шахтах добывает да продаёт любому, кто больше заплатит, хоть Навсинаю, хоть Мастерам Смерти? Не твои ль соплеменники, Брабер? Не тебе нас стыдить, гноме, прикуси язык, пока не укоротили!
– О, вот и Гончая заговорила! – фыркнул Брабер, приседая в боевой стойке. Красно-золотистый клинок с шипением рассёк воздух, нарисовав несколько замысловатых петель. – Молчала б лучше, распечать тебя так и разэтак! Некромансеры всю магию вокруг себя ломали да гнули, всё Смерть победить тщились, что всему живому предназначена, ибо из камня мы вышли, в камень и уйдём; алхимией всё травили, живое и неживое, новое уродство создавали, светом не виданное, Гниль задавить пытались, а она оттого только больше в иных местах лютовала. Так что умолкни, нежить, пока живые говорят!
– Прекрасная, выдающаяся речь. – Ксарбирус издевательски похлопал в ладоши. – Но, быть может, сперва пусть скажет наша дорогая Стайни? Что там снаружи, досточтимая Гончая? Всё развалилось?
– Всё, – кивнула Стайни, кидая косой взгляд на гнома. – Надо вниз спускаться. Хоть и глубоко, а выхода нет. Зато и горы вокруг порушились. Пробираться сквозь завалы нелегко будет, но это дело привычное. Верёвки у нас есть…
– Вот и славно, вот и замечательно, – кивнул Ксарбирус. – Итак, господа керван, полагаю, нам стоит отложить выяснение судьбы дхусса на время после…
Брабер коротко размахнулся левой рукой, на миг оторвав её от эфеса своего чудовищного меча. Откуда ни возьмись, в его пальцах появился стальной шарик, со свистом врезавшийся прямо в лоб алхимику. Ксарбирус нелепо взмахнул руками и повалился, накрыв собой собственную алхимическую суму.
– Вот так, так и только так, – удовлетворённо хмыкнул гном. – Давно знаю этого болтуна. Пока в Семме обретался, орденам наушничал, всем вместе и сразу. За что едва не поплатился.
– Он же командор, – осторожно заметила Нэисс.
– Какой ещё «командор»! – отмахнулся Брабер. – Командоры не сидят годами в глухой дыре, алхимича помаленьку. Чего он, спрашивается, там ждал? Что дхусс сам к нему придёт?
– Однако же пришёл, – возразила сидха.
– Но кто в здравом уме на то рассчитывать станет?
– Дхусс не просто «пришёл». Он не мог не прийти, – холодно уронила Стайни. – А направлялся он к мэтру Ксарбирусу по совету другого чародея, мэтра Шелдари, до которого нам добраться так и не удалось.
– А разве мы собирались?
– Не собирались, Брабер, не собирались, что верно, то верно. Жалею теперь. Не поняла вовремя, упустила. Ну да ничего. – Она нарочито-равнодушно толкнула неподвижного Ксарбируса в бок носком сапога. – Берем Тёрна, как в себя придёт, и назад.
– На корабле Ксарбируса? – усмехнулась Нэисс.
– Сидха испугалась его команды? – высокомерно подняла бровь бывшая Гончая. – Втроём мы с ней не справимся? Не заставим сделать то, что нам нужно?
– Во-во! – обрадовался Брабер. – Конечно! Дхусса заберём, демона тоже, а этих, – он ткнул пальцем сперва в Алиедору, затем в алхимика, – тут оставим. Ни к чему они нам, верно, Стайни? И в горы уйдём. Там хорошо, никакая Гниль не дотянется. А ты, Нэисс, что делать станешь? Пойдём с нами, хотя, конечно, сидхам в подгорных царствах никогда особо весело не бывало. – Гном досадливо покачал головой.
Ни Стайни, ни Нэисс не ответили.
– Ну, чего замерли? Давайте, понесли дхусса наверх.
– Может, дождёмся, пока в себя придёт? – неуверенно предложила Нэисс.
– Ага, дождёмся, – фыркнул гном. – Может, и дождёмся, да только сперва…
Он шагнул к неподвижному Ксарбирусу, совершенно недвусмысленно вскидывая меч.
Рука лежавшего вниз лицом алхимика вдруг дёрнулась, что-то мелькнуло в воздухе, на лету обращаясь в облако мельчайших зеленоватых капелек. Гном не успел уклониться, с ходу окунувшись в него; глаза его полезли на лоб, он схватился за горло, захрипел, уронив оружие, упал на колени – и медленно завалился набок, судорожно суча ногами. Раз, другой – и он тоже замер, взгляд его остекленел.
На коже Брабера дымились, стремительно высыхая, сотни крошечных зеленоватых капель.
Алхимик Ксарбирус приподнялся. Лоб его заливал огромный синяк.
– Не так-то просто… тьфу, кхе, кхе!.. не так-то просто меня завалить, мой добрый гном, – просипел он, выразительно глядя на Гончую с сидхой. – Ну, а вы, красавицы, тоже желаете попробовать? Обе вместе или по отдельности?
– О чём вы, дорогой мэтр, – усмехнулась Гончая. – Вы ж меня от смерти спасли. До скончания времён благодарна буду.
– В самом деле? – Ксарбирус недоверчиво поднял бровь. – Ну, если так, то нечего прохлаждаться. Берите дхусса и в путь. Если я правильно всё понял, спуск нам предстоит очень долгий, а потом – не менее долгий путь сквозь сплошной хаос, оставшийся после разрушения котловины.
– Они все трое в каком-то трансе, – осторожно проговорила Нэисс, едва касаясь кончиками подрагивающих пальцев усеянного шипами дхуссова плеча. – И Тёрн, и эта… Гончая, и мэтр Кройон… Дхусса-то мы унесём, а вот демона как сдвинуть?
– Придётся не сдвигать, – пожал плечами Ксарбирус. – Его никто не заставлял, сам явился. Ну, давайте, красавицы, не стойте столбами! У меня после этого гномьего подарочка голова гудит, словно пивной котёл, и в глазах всё плывёт…
– Так какому же ордену ты нас призываешь предаться? – сощурилась Стайни. – «Чашникам»?
– Догадайся сама, – сухо отрезал алхимик. – Орденов не так много. Примени метод исключения. Однако сейчас это не имеет никакого значения. Мой орден способен о вас позаботиться. И о вас, и о дхуссе.
– А что вы собираетесь с ним сделать? – осведомилась Нэисс. – Зачем он вашему ордену?
– Мы, – выпятил челюсть Ксарбирус, – надеемся, что дхусс примет наше предложение. И станет наставником в искусстве Беззвучной Арфы для наших братьев-рыцарей.
– И всего-то? – разочарованно протянула Нэисс.
– Это на самом деле очень много, моя дорогая. Обитатели Смарагда во времена оны сходились в схватке с Навсинаем и Некрополисом, пока не заперлись окончательно на своём острове. Магия Беззвучной Арфы – это не шутка. Это страшное оружие и чудовищная мощь. Если как следует в ней разобраться – так кто знает, может, и Гниль удастся повернуть вспять.
– То есть в Великую Осень вы, мэтр, не верите?
– А почему, дорогая Стайни, я должен в неё верить? Слова одного явно безумного, хотя и очень, очень могущественного чародея, – ещё не доказательство. Столь всеобщее утверждение не может не сопровождаться столь же весомым доказательным аппаратом, каковой…
– Довольно!
Стражевая лоза сидхи метнулась, удлиняясь, раздваиваясь, норовя опутать разом и Гончую, и алхимика. Нэисс точно рассчитала момент, когда на неё никто не смотрел, никому не было до неё дела.
Нельзя сказать, что Стайни и командор так и стояли, разинув рты. Ксарбирус ловко отпрыгнул в сторону, метнув разом две мелкие скляницы; их запас он, похоже, имел на все случаи жизни. Один эликсир разлился чёрной блестящей лужей на пути стражевой лозы, другой полетел прямо в лицо сидхи облаком уже знакомых зеленоватых капелек.
Гончая тоже сорвалась с места, взвилась длиннейшим прыжком, занося подобранный клинок; но стремившийся к ней отросток взвился петлёй, охватывая руку и плечи Стайни, рывком бросая её вниз, на раскрошившиеся плиты пола.
Другой отросток метнулся вперёд, опутывая отскочившего было Ксарбируса. Там, где живое оружие сидхи перечеркнуло чёрную лужу алхимического эликсира, раздалось шипение, повалил пар, стебель стремительно потемнел, роняя пожухлые коричневатые пласты. Однако стражевая лоза отращивала новую плоть куда скорее, чем яд Ксарбируса пожирал старую.
– Вот и всё, – выдохнула Нэисс. Казалось, она едва стоит на ногах.
– Что ещё за фокусы, тьфу, тьфу, да убери ж ты от меня эту гадость! – завизжал алхимик. – Она мне в рот лезет!
– Это не фокусы, – уже куда твёрже отозвалась Нэисс. – Дхусс принадлежит моему народу. И только моему.
– Это, тьфу-тьфу, почему же?!
– Потому что, дражайший мэтр. Сидхи слишком долго страдали и понесли слишком большие жертвы, чтобы упускать из рук то, что нам принадлежит по праву. Здешние обитатели – наши прямые сородичи. Следовательно, и ими созданное если кому и должно достаться, так это нам. Или вы, люди, и впрямь думаете, что сидхи – это такие дикари, сидящие на деревьях и ни о чём не помышляющие, кроме лишь выживания?! Как бы не так! – Щёки Нэисс раскраснелись. – Мы знали, что такое Беззвучная Арфа! Когда-то давным-давно обитатели Смарагда бывали на наших берегах! Но мы забыли, откуда они сами, забыли почти всё, загнанные в леса, едва удержавшиеся на краешке земли… А теперь Тёрн будет наш.
– И давно вы это, тьфу-тьфу, придумали? И откуда, – тьфу, пакость! – откуда про него узнали?
– А откуда про него узнали гномы? Мы, старшие расы…
– Антинаучное и ничем не подтверждённое утверждение!
– Мы, старшие расы, – с кривой усмешкой повторила Нэисс, – почувствовали сильное возмущение магии всего мира. Её не использовать, не применить, не согнуть и не подчинить своей воле, но предсказать кое-что она может. И тогда моя миссия была дополнена. Произошло удачное… совпадение.
– Так-так, очень, тьфу, интересно. – Ксарбирус отплёвывался от настойчиво лезущих в рост листьев. – Совпадение, значит. Смотрю, все, кому не лень, знали о дхуссе столько, что диву даёшься! Нэисс, может, всё-таки прекратишь дурить и…
– Не для того погибла моя Ветвь. – Глаза сидхи вспыхнули. – Великое дерево моего народа должно жить, даже если где-то отвалится сухой сучок. Это закон вечного леса. Зато вся сила погибшей Ветви теперь у меня… в чём вы и смогли убедиться. А теперь мы уходим.
– И ты даже не добьёшь нас? – Алхимик, несмотря ни на что, присутствия духа не терял. – Поистине нечеловеческая безжалостность.
– Народу сидхов не нужна ваша смерть. Ему нужна Беззвучная Арфа. Вы останетесь тут достаточно долго, чтобы мы смогли уйти.
– Уйти? – поднял брови Ксарбирус. – По-моему, дхусс и шагу ступить не сможет.
Нэисс усмехнулась.
– Бывайте здоровы.
Опутавшие Стайни и Ксарбируса отростки конвульсивно дёрнулись, отрываясь от породившей их стражевой лозы, и тут же зарылись в камень быстро удлинявшимися корнями. Сидха легко и упруго шагнула к замершим Тёрну, Алиедоре и Кройону; сила переполняла её, стражевая лоза извивалась, встав стоймя, словно змея, и источая ярко-зелёное сияние.
– Я освобожу его. А вы… вам я зла не желаю, даже тебе, Гончая. Ты была просто слепым орудием.
Ксарбирус зарычал, захрипел, дёргаясь в живых путах, но чары сидхов держали крепко.
Глаза Стайни опасно сузились, казалось, взгляд её сейчас прожжёт сидху насквозь.
– Я бы так не торопилась. – Голос у неё пресекался от ненависти.
– Вот даже так? – полуобернулась сидха.
– Даже так! – взвыла Стайни.
Руны на её ошейнике ослепительно вспыхнули – неправдоподобно ярким, режущим глаз белым огнём. Из стали высунулись острые шипы, вонзились в плоть Гончей, шея Стайни окрасилась кровью.
Она закричала, забилась, голова запрокинулась, на губах проступила пена; но руки с нечеловеческой силой уже рвали опутавшие их стебли.
– Нет! – Сидха успела вскинуть ладонь, успела бросить ещё одно заклинание, но чары безнадёжно опоздали. Мелькнуло что-то стремительное, росчерк по темноте, свистнул клинок; удар должен был рассечь горло Нэисс, но и посланница лесного народа оказалась не промах. Взметнулась стражевая лоза, перехватывая оружие, оплетая эфес и сжимавшие его пальцы, норовя выкрутить, вырвать его из небольшой ладони.
– Получай!
Левый кулак Гончей задел успевшую чуть отстраниться сидху. Отстранившуюся – но недостаточно далеко и недостаточно быстро.
С легким, почти неслышным стоном Нэисс опрокинулась. Она не рухнула тяжкой колодой, нет, плавно опустилась, словно лист, сорванный порывом злого ветра.
Стайни замерла над ней, тяжело дыша. По лбу, щекам и подбородку Гончей стекали струйки пота, капли срывались, одна за другой падали на пол, выбивая странный ритм.
– А теперь и впрямь всё. – Голос Стайни срывался, казалось, она едва держится на ногах.
– Браво, браво, браво. – Кое-как, насколько позволяли путы, похлопал в ладоши Ксарбирус. – Великолепно, моя дорогая Гончая. Прошу при случае засвидетельствовать моё глубочайшее почтение пославшим тебя Мастерам. Великолепная операция, ничего не скажешь. Однако они рисковали… или же нет? Или они вообще не мыслят подобными категориями? Удержится как бы бывшая Гончая, дотянет до известного алхимика – хорошо, ну а нет – ошейник сработает?
– Какое тебе дело… – прохрипела Гончая, нагибаясь к бесчувственной сидхе. – Надо же, жива. А я-то думала…
– Не только у других Игла-до-Сердца подводит, – ханжеским голоском заявил алхимик.
– А ты вообще молчи, мэтр недоделанный. – Гончая сплюнула кровью. – Теперь всё действительно кончилось…
– Э, э, меня-то, может, освободишь? – заволновался Ксарбирус.
– Как же, нашёл дуру… – фыркнула Гончая. Она старалась держаться прямо, но получалось это плохо. – Ы-ы-ы-ы-э-э! – Её начало мучительно рвать.
– Эк тебя, – посочувствовал по-прежнему спутанный Ксарбирус. – То-то ты, милая, с ошейником так и не рассталась.
– Ы-ы-ы-э-э-э-х!..
– Прекрасный, прекрасный ответ. Очень выразительный. Твои хозяева, не задумываясь, убили бы тебя, Гончая Стайни. А ты готова на всё, лишь бы им угодить. Не пора ли и о себе подумать?
– Я… х-х-х-ха… уже подумала. Вот о нём. – Девушка кивнула на неподвижного дхусса. – О нём подумала. И о себе. Мы уйдём. А все Мастера, командоры, Ветви и прочее может провалиться сквозь землю или самолично утопиться в Гнили. Мне без разницы.
– Ну, желаю удачи, – отвернулся Ксарбирус. – Я так понимаю, ты сейчас всех нас добьёшь? И меня, и сидху, и даже гнома?
– А он разве жив?
– Неужели я так похож на хладнокровного убийцу?! – возмутился алхимик.
– Не стоит скромничать, мэтр, – очень похож. С того самого момента, как выдал нас «чашникам».
– Не «вас», а только дхусса, – ворчливо поправил Ксарбирус. – Однако стоит признать, что это оказалось бы наилучшим исходом. Причём для всех. А так…
– Х-хватит. – Стайни пошатнулась, взмахнула руками, вновь обретая равновесие. – Я тоже не убийца. Я хочу сказать – больше не убийца. Как там сидха сказала – я вам зла не желаю. Так и я тоже. Никому зла не желаю. Мы уйдём с дхуссом – а вы как хотите.
– Прекрасное, благородное намерение – вот только что об этом скажет другая Гончая?
* * *
Алиедора медленно поднималась к свету из глубины тёплого и ласкового моря. Тёплого и ласкового моря, на котором она никогда не бывала, если не считать время на пути к Смарагду.
Она видела историю Тёрна. Не человека и не дхусса. Ясно, что сам он не мог этого видеть или запомнить, значит, рассказали. И скорее всего сама высокородная Омми з’Элма. Теперь это знает и она, Алиедора.
– Многодостойная! – вдруг прорезался чей-то вопль.
Глаза Гончей открылись.
Над ней нависала жуткая физиономия рогатого демона. Рядом пошевелился и застонал Тёрн. А вокруг… вокруг явно только что разыгралась нешуточная схватка.
Гном, застывший вниз лицом; бессильно раскинувшая руки сидха, её стражевая лоза шипит и извивается, словно живая змея, никого не подпуская к хозяйке; алхимик Ксарбирус, накрепко связанный по рукам и ногам зелёными живыми отростками; и тяжело дышащая, вся покрытая потом девушка с окровавленной шеей; на полу валяется лопнувший ошейник Гончей.
– Делили добычу, – медленно проговорила Алиедора, обозревая поле боя. Всё было понятно без слов.
– А ты кто такая? – прошипела в ответ Стайни.
– Доньята Алиедора Венти, Гончая Некрополиса, – холодно ответила Алиедора. – А ты – беглянка, предательница?.. Что ты можешь сказать?
С губ Стайни не сходила кривая усмешка.
– Это я-то предательница? Спроси мастера Ошгрена, не своего Латариуса. Меня, а не тебя, гордячка, отправили на самое важное, самое трудное и опасное дело. Поэтому уйди с дороги… самое меньшее, или, что лучше, помоги мне. Дхусс должен быть доставлен в распоряжение Гильдии Мастеров. Таков приказ.
– Дхусс не вещь, чтобы его куда-то доставляли. – Алиедора встала в позицию. – Тебе придётся перешагнуть через меня, потому что я таких приказов – доставить Тёрна в Некрополис – не получала.
– Это будет нетрудно, – прошипела Стайни.
– Многодостойные! – взвыл демон, кидаясь между готовыми сцепиться девушками. – Храбрая Стайни! Доблестная Алиедора Венти! Оставьте ваш спор, он не имеет уже никакого значения. Как и все прочие приказы. Гниль сейчас будет здесь! Я чувствую прорыв, прорыв небывалый! Она грозит затопить всё и вся! Башня шатается, её основания дрожат! Надо убираться отсюда!
– Мэтр… Кройон… говорит… верно, – раздался слабый голос дхусса. – Башня Затмений… доживает последние мгновения. А вы… я вижу… – приподнявшись на локте, Тёрн покачал головой. – Друзья мои, я не вещь и не приз. Те силы, что наивно думают, будто Беззвучную Арфу можно заставить служить себе, ошибаются. Если мир не может её принять, значит, её не должно быть.
– Очнулся! – констатировал Ксарбирус. – Дорогой дхусс, не были б вы так любезны объяснить вашим чересчур горячим поклонницам, что сейчас…
– Мэтр Ксарбирус, нам надо уходить отсюда. Немедленно. Я ещё держусь… ещё держу… но сил почти не осталось. Помоги им, мэтр Кройон. Освободи мэтра Ксарбируса. Пусть приведут в чувство гнома и сидху. Нам не из-за чего ссориться. Я не стану ничьей добычей. Пришло время сделать последний шаг.
– Какой ещё шаг?! – разом вырвалось и у Стайни, и у Алиедоры.
– Последняя песнь Беззвучной Арфы. Для Семи Зверей. Прошу тебя, друг Кройон, сделай, что нужно.
Стайни заскрипела зубами, однако с места не сдвинулась – Алиедора глядела ей прямо в глаза.
– Только двинься.
– Сама только двинься! – процедила в ответ Стайни, однако Алиедора сейчас видела её словно насквозь: та держалась лишь на эликсирах, да таких, что даже она, почитая себя лучшей из Гончих, поостереглась бы вливать себе в жилы.
Кройон тем временем хлопотал над бесчувственной Нэисс. Наконец сидха застонала и приподнялась.
– Уф! – не мог отдышаться демон. – Мир сходит с ума. Мои заклятия перестают работать или работают так, что едва не убивают вместо того, чтобы излечивать. Так, теперь ты, гноме…
– Э-э-э… не надо… мне уже лучше… я уже почти в порядке… – простонал Брабер; верно, действие яда оказалось не столь сильным. – Ох, ну и трещит же башка, как пива перепил…
Ксарбирус хмыкнул. Демону пришлось потрудиться, освобождая его от пут, потому что Нэисс только и могла, что сидеть, уставясь в одну точку.
– Никто не проиграл. Никто не победил, – тихо проговорил Тёрн. – Оставьте ваши распри. Смешно звучит, правда? Но ничего лучшего тут не скажешь.
Стайни выругалась.
– Тёрн, я…
– Я понимаю. А сейчас – я постараюсь позвать. Если верны все предчувствия и предзнаменования, то нас услышат – именно здесь, где впервые под небом мира Семи Зверей прозвучала Беззвучная Арфа. Помоги мне встать, Алиедора! И ты, Стайни!
Две Гончие обменялись яростными взглядами, но, взявшись разом, поставили дхусса на ноги.
– Так-то оно лучше, – заметил довольный Кройон. – Керван нерушим, несмотря ни на что.
– К-какой ещё керван, – простонала сидха. – Мы все пришли сюда по приказу пославших нас. Алхимик – от ордена Чаши, Гончая – от Некрополиса, я – от сидхских Ветвей, гном – от подземных властителей. Один только мэтр Кройон был честнен и искренен от начала и до конца…
– Я тоже, – пожала плечами Алиедора, не спуская глаз со Стайни. – Мастера Смерти послали меня следить за дхуссом, и это я делала. Я не лгала никому и никогда.
– Верно. А теперь всё, забыли о приказах! Они уже всё равно безнадёжно устарели. – Тёрна шатало, но голос не дрожал. – Тихо! Пусть скажет Арфа.
Он выдохнул, опустил голову. Пальцы ощутимо сжали запястья Алиедоры и Стайни, ярко вспыхнул клановый знак на щеке.
– Но Звери… мертвы… – неуверенно начала было Стайни.
– Нет, – вдруг вырвалось у Алиедоры.
– Нет, – одновременно с ней отозвался и дхусс. – Я слышу их. Их гнев и ярость. Чувства их живы, они не покинули Райлег. Впрочем… – он глубоко вздохнул, – довольно слов.
Его руки шелохнулись, пальцы словно пробежали по незримым струнам; и Алиедора готова была поклясться, что она на самом деле слышит музыку. Безмолвную музыку Беззвучной Арфы.
Но, против всех её ожиданий, это оказалась отнюдь не та колыбельная, к каким она привыкла. Гром бушующей бури, грохот штормовых волн, разбивающихся о скалистый берег, крик хищной птицы, камнем падающей на добычу, утробное рычание зверя, рвущего ещё тёплую плоть, – вся мощь сурового мира звучала сейчас, звучала беззвучно; как? – этого Алиедора постичь не могла.
Башня Затмений – это место, где Арфа впервые ожила, вдруг поняла Гончая. Камни помнят самые первые аккорды, когда ноори едва только вступили под этот небосвод. Изгнанники, напуганные и растерянные, они бежали из умирающего мира, чтобы – не в первый раз! – обрести новый дом.
И они обрели его. Какое-то время они даже дерзали делать вылазки, корабли под зелёными парусами осторожно пробирались вдоль чужих берегов, Беззвучная Арфа сперва огласила, кроме смарагдских, пустынные в ту пору берега острова Луал, а потом и иных земель. Однако ноори было слишком мало, чтобы захватить огромные пространства, населённые молодыми и жестокими народами, познавшими свою собственную магию и не желавшими сдаваться без боя.
Великая башня Затмений, шедевр Мудрых народа ноори; магия здесь сплавлена воедино с камнем, создав новую сущность. Тёрн пел, пел беззвучный гимн Семи Зверей, и ему отзывались сейчас каждая плита, каждая потолочная балка и каждый вытесанный блок из стен. Башня словно вспомнила, для чего изначально предназначали её создатели, для разговора с силами, иными, нежели человеческие.
Оцепенев, дхусса слушали и все остальные. Ксарбирус застыл, уголки рта скорбно опустились, и стало видно, как же он всё-таки стар. По щеке медленно катилась одинокая слеза, алхимик забыл и утереть её, и отвернуться, чтобы другие не видели его слабости.
Нэисс сидела, подтянув колени к груди, забывшись, глядела на дхусса, и глазищи лесной чародейки сияли, словно два огромных изумруда. Стайни уронила руки, серая пелена исчезала из её взгляда, ярость и помутнение, вызванные жуткой алхимией, уходили, растворяясь без следа в новой, уже чистой крови.
Слабо и неуверенно, но улыбался чему-то своему Брабер, позабывший даже о красно-золотом клинке. Рядом с ним застыл мэтр Кройон – чувствительный демон рыдал, ничуть не скрываясь.
Стайни глубоко вздохнула, протянула руку сидхе – и та не отдёрнулась. Бывшая Гончая села рядом с недавно ещё смертельным врагом, потому что иная сила, грозно провозглашённая Беззвучной Арфой, властно вступала в свои права, навсегда ли или на миг – никто бы не сказал, но сейчас она была всепобеждающей.
Клановый знак на щеке Тёрна пылал уже не багряным, не ярко-алым, но чисто-белым пламенем; а по челюсти и шее дхусса обильно текла кровь, словно жилы под нанесённым рунным росчерком лопнули, не выдержав напора.
Отзывались и оставленные ножом кора Дарбе руны на теле Алиедоры. Эхо магии отдавалось глубоко под самыми нижними из фундаментов башни, камни покидали веками предназначенное им место, ибо, когда ярятся Стихии, что может устоять перед их гневом?
Беззвучная Арфа прощалась и звала, всё вместе. Сопровождала торжественное шествие Семи Зверей, навсегда покидающих свою юдоль, покорно склоняющихся перед силами куда более могучими, непредставимыми для смертных, силами, что правят всем Великим Древом Миров; или же – нет, не склоняющихся, напротив, вставших на последний и безнадёжный бой, как и положено истинным Хранителям, чей долг – умереть, но не сдаться.
Но слышимая теми, кто должен во всех уголках огромного мира, Беззвучная Арфа требовала свою плату. Кровь текла уже по плечу и груди Тёрна, он дышал всё тяжелее – но плечи его не опускались, и угрюмая решимость никуда не исчезла из глаз.
Он сделал выбор, понимала Алиедора. Без меча и доспехов, дхусс бестрепетно шёл навстречу призрачному, ускользающему врагу, постоянно меняющему формы и обличья; рядом с дхуссом, Избранным ли, нет, Великим Тёмным ли, Светлым – никто бы не сказал – сейчас никого не было. Керван распался.
Арфа звала – но никто не отвечал. Никто не шёл на её призыв, полумрак в подземелье башни Затмений сгустился ещё больше. Что-то злобное, исчезающее, изменчивое, многоликое таращилось из глубины, но, увы, это чудовище не имело сердца, которое можно разрубить или проткнуть.
– Держись, дхусс, – прошептала Алиедора. – Держись, потому что…
* * *
И в этот миг всё кончилось, потому что башня Затмений стала рушиться.
Тёрн хрипло вскаркнул, взмахнул рукой, мешком обваливаясь на пол. Тело его словно налилось жуткой, неподъёмной тяжестью, так что даже Алиедора со Стайни не смогли удержать дхусса на ногах. Пол под ногами заходил ходуном, башня издала жуткий и громкий скрип-стон, вопль отчаяния и ужаса.
То ли Гниль в бесплодных, как казалось со стороны, атаках сумела подточить незримые опоры, то ли схватка адептов той самой магии, что возвела башню, внесла свою лепту – но по полу, стенам и потолку побежали многочисленные трещины, они стремительно расширялись. Башня падала не как обычные здания, её части словно раздавались в стороны, распираемые жуткой и необоримой силой.
Чёрный демон играючи вскинул неподвижного дхусса на плечо, заметался, но бежать было некуда, здесь не было лестниц или спасительных ходов. Здесь не было ничего, кроме магического средоточия власти ноори над Смарагдом, и сейчас это всё рушилось во прах.
Все ссоры и раздоры были мгновенно забыты.
Алиедора расширенными глазами, не шевелясь, глядела на мечущегося демона, на пытавшуюся что-то сделать с Тёрном сидху, на другую Гончую-беглянку, что яростно кричала что-то старому алхимику, на скрежещущего зубами гнома, что затравленно озирался, не в силах, верно, найти никакого выхода.
Они метались, а Алиедора не шевелилась. Идти и бежать некуда. Дорога закончена. Тёрн не дозвался, и Арфа умолкла окончательно. Все звуки умерли, Гончую заключила в стальные объятия страшная тишина. Нет врагов, некого убивать и резать.
А ведь ночь так и не кончилась, отрешённо подумала Алиедора. Страшная ночь, приговорившая Смарагд, а быть может, и весь остальной мир.
Что делать? Раздвигаются стены, мечется демон Кройон, на руках его окровавленной куклой болтается бездыханный Тёрн. Неужто всё вот так и завершится?
Что? Демон наконец остановился? Верно, чего мотаться… Тёрн жив, он открыл ей своё прошлое, он, наверное, убил себя в отчаянной попытке дотянуться до старых хозяев Райлега – зачем? А теперь осталось только ждать, и просить все силы, земные и небесные, чтобы ожидание не растянулось слишком надолго.
Да положи же ты наконец дхусса, болван. Ничему ты тут не поможешь. Я уже сделала, что могла. Ага, вроде остановился… и впрямь положил. Услыхал, что ли?
Башня Затмений меж тем неспешно и беззвучно рушилась, вернее сказать – раздавалась всё шире и шире. Трещины обратились разломами, стены словно уплывали; больше всего это напоминало распускающийся цветок.
Над дхуссом хлопотали и алхимик, и сидха, и вторая Гончая, и демон, и даже гном, а Алиедора сидела на холодном камне, равнодушная и безучастная. Рваться и метаться больше нет смысла. Пришли опустошение и спокойствие. Вот… не думала не гадала, а эвон как всё повернулось.
Однако шли мгновения, а стены башни отнюдь не падали на головы доньяте и её невольным соратникам. Плавно, словно поддерживаемые незримой рукой, они опускались в пропасть – да, в пропасть, потому что окружавшее башню скалистое плато исчезло напрочь. Вокруг одинокого каменного столпа кипел сплошной океан Гнили, повсюду, насколько мог окинуть глаз. Исчезли скалы, исчезли деревья и кусты, исчезло всё – осталось одна лишь Гниль.
И уровень её быстро поднимался.
В жёлтой жиже скользили бесчисленные тела многоножек, мокро щёлкали жвала, шуршали лапы и панцири, твари готовились к последнему броску.
Подступал враг, с которым не совладают и тысячи тысяч Гончих.
Алиедора глубоко вздохнула, села, поджав ноги, как любила сиживать в детстве. Что ж, она сделала всё, что могла…
«Не всё, Алиедора».
– А? Что? Кто?
«Твой долг ещё не заплачен, доньята».
– Кто ты? – вырвалось у Гончей.
«Посмотри сама».
– Гайто… – пролепетала Алиедора.
Соткавшись прямо из воздуха, перед ней возник огромный чёрный скакун, весь облитый чешуйчатой бронёй. Не сам, не во плоти – лишь невесомый призрак, но то был её гайто, сомнений быть не могло!..
Он пришёл. Услышал и пришёл.
«Настаёт твой черёд».
– Почему ты молчал раньше?! – исступлённо выкрикнула Алиедора, прижимая кулаки к груди. – Почему не приходил?!
«Я явился, как только смог. И как только смог – заговорил с тобой благодаря дхуссу Тёрну. Слушай внимательно, доньята Венти. Мы для того и спасли тебя на нашем капище, чтобы сейчас, в последний час, во время крайней нужды, обратиться к тебе напрямую, презрев старинные запреты и законы».
– К-кто ты?
«Ты знаешь, кто я. Мои братья и сёстры тоже здесь».
И точно – рядом с призрачным гайто появились тени ещё шестерых существ. Изменился и сам гайто – на лбу его появился длинный серебристый рог.
Единорог. Левиафан. Кракен. Феникс. Морской Змей. Сфинкс. Грифон.
Семь Зверей Райлега, явившиеся на зов.
– Вы живы?
«Если бы мы были живы, ничего подобного не случилось. Пока мы хранили наш мир, пока он был дик, Гниль здесь не могла укорениться. Но эти времена прошли, а мы слишком поздно поняли, что есть то, над чем не властны даже мы».
– Как Гниль?
«Как Гниль. Но, к счастью, мы нашли тебя. А ещё раньше одна прозорливая ноори завещала нам своего приёмного сына. Исполнились пророчества, произнесённые на заре времён, когда царила Великая Весна. Мы смогли действовать. Чтобы спасти тех, кто живёт на нашем Листе».
– Ничего не понимаю… – простонала Алиедора.
«Ты всё прекрасно понимаешь. Ты прошла путь, ты стала каплей крови Дракона. Настало время Его оживить. Только Он может дать бой Гидре и, значит, дать остальным время спастись. Дхусс Тёрн сокрушил преграды, воззвав к древнему и изначальному в Нём».
– Капля крови? Белого Дракона?
«Конечно. Неужто ты думала, что с тобой хоть что-то произошло совсем случайно, безо всякого смысла? Смысл крылся во всём. Ты выбрала правильный путь, доньята Алиедора. Ты принесла огромную жертву, но мир требует от тебя и всех нас большего, куда большего. В том числе и от дхусса».
– Что мне делать?
«Ты знаешь сама. Мы и так сказали слишком много. Лист не должен сорваться раньше времени».
– Лист? Сорваться?
Ей никто не ответил. Тени колыхались, истаивали, мрак жадно глотал их, словно спеша насладиться кратким своим торжеством.
– Как всегда, – сказала Алиедора, глядя прямо на кипящий гной внизу. – Бросить несколько напыщенных и загадочных фраз, после чего скрыться. Очень, очень разумно, Хранители.
Молчание.
– Что ж, я справлюсь и так. Ну же! Встань и иди! – приказала себе Алиедора и рывком вскочила на ноги. Призраки уже растаяли, вокруг неё кипела Гниль, одна лишь Гниль.
Белый Дракон, милостивый, милосердный. И капля Его крови. Не для того ли она нужна, чтобы в требуемый миг пробудить Дракона, дать ему сил для последнего боя?
Кажется, никто больше не заметил её разговора с Семью Зверями. Дхусс показал ей своё прошлое, объяснил… что заклят при рождении, что отдан Семёрке; но, подумала Алиедора, он неполон без неё, без капли крови, а Белый Дракон неполон без дхусса, вот и чудит, вот и бьётся, точно лишённый рассудка. А может, и просто лишённый.
Кажется, она знает, что надо делать. И что после этого случится с дхуссом, с Тёрном, которого она… в которого она… ой, нет, нет, про это лучше не надо. Это совсем не для Гончих, не про Гончих, это вообще из какой-то иной жизни. Из жизни, где не случилось ни замка Деркоор, ни Байгли Деррано, где она, доньята Алиедора, одна из многочисленных дочерей барона Венти, вышла замуж за славного и доброго рыцаря, во всём – ой-ой-ой! – похожего на Тёрна! – жила с ним душа в душу, рожала детей, строжила прислугу, вела дом, ездила в гости к батюшке с матушкой, к сёстрам и братьям, сбивалась со счёта, стараясь запомнить всех племянников и племянниц, плакала на похоронах нянюшки, сияла от счастья, когда старший сын, совсем юный рыцарь, вышиб из седла фаворита королевского турнира, выдавала замуж дочек, держала их за руку, когда они вопили «мама, мамочка!», рожая первенцев…
Нет, ничего этого не было. Но – милосердные Звери! – Алиедора подняла кружившуюся голову, и вся её неслучившаяся жизнь, тихая и счастливая, встала перед глазами в мельчайших подробностях.
А может, всё по-другому? Они бы вернулись, она железной рукой навела бы порядок в Некрополисе, частично перебив, частично изгнав непокорных, сама провозгласив себя королевой?
Нет, пустое…
Мир послушно поворачивался иной стороной – она стала бы королевой, но в родном Меодоре. В конце концов, Гончая она или нет? А Мастера, что согласны были бы следить за полнотой её эликсиров, нашлись бы, она не сомневалась.
Тоже пустое.
Алиедора поднялась и, словно кукла, на негнущихся ногах шагнула к распростёртому на камнях дхуссу.
Она точно знала, что надлежит делать.
Ты, заклятый Семью Зверями и им вручённый, надежда и проклятие, Белый Дракон, которому ещё только предстоит стать поистине «милостивым и милосердным», – мы славно бились, мы ещё не проиграли. Пусть даже океаны Гнили накатываются на последний остров, пусть почти нечем дышать от смрада – у нас есть шанс. Равный с хранителями этого мира.
* * *
– Големы, благородный дон! – молодой дон Бранно Берлеа сиял, словно новенькая монета от королевского чеканщика. – Навсинай идёт на помощь!
– Навсинай? Откуда они тут взялись? – насторожился Дигвил. Что-то тут не то. Шли через Меодор, шли через дольинскую новосотворён-ную пустыню – ничего. Никому не были нужны. А тут, эвон, големы пожаловали.
– У них есть провиант? Кто предводительствует?
– Не знаю, – растерялся Бранно. – Я так спешил…
– Ничего. – Дигвил хлопнул молодого рыцаря по плечу. – Сейчас сами всё узнаем.
Караван весь короткий зимний день переправлялся через Сиххот. Река ещё не встала, однако не стоило труда найти мост – к нему вывел Латариус.
– Надо же, Гниль их не тронула. Всё сожрала в Долье, а тут – как её и не бывало, – заметил некрополисец. – Нам повезло.
Переходили реку под заунывный вой холодного северного ветра. Берег Сиххота вымер, пусто, ни тебе страшных зомби, ни ужасных некромансеров, ничего.
И никаких припасов тоже.
– Големы наступают на Скришшар… – пробормотал Дигвил себе под нос. – Что им здесь делать? Прикрывают бок главных сил? Вряд ли, слишком далеко оттянулись.
– Мне это не нравится, – выдохнул Латариус, нахмурившись.
– Мне тоже, – признался Дигвил. – Дон Бранно, собери рыцарей.
Дону Деррано очень хотелось приказать всем остальным выстроиться в боевой порядок, но, увы, он командовал не войском, а толпой. Толпой спасавшихся от жуткой смерти беглецов, с женщинами и ребятишками, с домашним скотом и скарбом, с узлами и тюками. Конечно, сани можно составить в круг, но…
– Вон они, – показал Латариус.
Из сумерек один за другим выныривали громадные фигуры големов, уродливых железных гигантов; ярко светились алым многочисленные глаза.
Они шагали, развернувшись широкой цепью и охватывая обширный лагерь беженцев полукольцом.
– Не меньше сотни, – заметил Дигвил. Руки его сами взялись за меч, но что может меч против такой брони? – Окружают. Зачем? Непохоже, чтобы и впрямь спешили на помощь…
Големы приближались, погромыхивая и лязгая. У кого-то из сочленений вырывался пар.
– Что-то не замечаю никаких припасов… – начал было Дигвил, когда ряды железных воинов Навсиная разом окутались дымом.
Грохот залпа слился с многоголосым воплем боли, ужаса и отчаяния. Не требовалось быть стратегом, чтобы понять – маги Державы скорее уложат всех беглецов в землю, чем позволят уйти к злейшим врагам.
Падали на снег люди, а големы, с лязгающими в их чреве рычагами, надвигались мерным, неспешным шагом, готовя мечи, копья, секиры, булавы и прочее, потому что приказ Навсиная надлежит выполнить буквально – не должно остаться ничего, даже трупов. Потому что трупы тоже могут обратиться в солдат вражеской армии.
Кто-то, размахивая мечом, бежал навстречу стальным гигантам, кто-то вскинул самострел, и с чёрной брони големов полетели искры; но дать настоящий отпор этим исполинам могли разве что варвары кора Дарбе. Толпа хлынула назад, кто-то падал, его топтали, а големы всё приближались и приближались. Сейчас они перезарядят арбалеты и аркебузы, и тогда…
Дигвил оглянулся. Вокруг него собралась кучка рыцарей, в броне и с оружием; слова не потребовались, все понимали, что осталось только одно – отвлечь на себя сколько возможно големов, дать хоть призрачный шанс спастись кому-то из бежан. Может, наткнутся на идущих с подмогой Мастеров…
– Они здесь, – услыхал он вдруг Латариуса. В голосе некрополисца слышалось совершенно ему несвойственное мрачное торжество. – Успели-таки.
В спины големов ударил густой рой стрел. Они возникли словно из ниоткуда, точно родившись в самом чреве снеговых туч. Если бы тут оказалась доньята Алиедора Венти, она припомнила бы почти такую же битву, с которой и начался её путь Гончей…
Големы тотчас развернулись. Кто бы ими ни командовал, он не был ни трусом, ни глупцом. Бомбарды и аркебузы изрыгнули пламя, со свистом рассекали воздух устрашающие лезвия; стальные чудовища Навсиная тем же мерным шагом пошли навстречу новому врагу.
Однако с той стороны тоже шли мёртвые солдаты, уже не боящиеся ни смерти, ни позора. Мёртвое вновь столкнулось с мёртвым, но по пятам за зомби следовали Мастера, и, похоже, они тоже не собирались отступать.
От ударов зачарованных стрел по чёрной броне големов расползались ядовито-зелёные дыры, обнажая бешено крутящиеся шестерни и червячные передачи механизмов. Копья в руках мёртвых пехотинцев били точно, стальные чудовища взрывались одно за другим, но и зомби погибали во множестве. Только теперь Дигвил Деррано понял, насколько страшным противником были созданные навсинайскими магами големы; казалось невероятным, что простая плоть когда-то погибших воинов способна противостоять железу.
Однако она противостояла. Из-за снежных занавесей выныривали всё новые и новые шеренги зомби, густо летели стрелы, и големы стали падать. Воинов Некрополиса падало куда больше, но они, с неумолимостью муравьёв, спасающих из огня личинки или матку, шли и шли вперёд, опрокидывая одного железного великана за другим.
– Успели-таки, – вновь вздохнул Латариус, когда последний голем рухнул, окутываясь клубами светящегося изнутри пара.
Ошеломлённые, люди замерли кто где. Зомби не двигались, не сходили с места, даже не пытаясь приблизиться к беглецам. Лишь одинокая фигура в тёмном плаще выступила вперёд, высоко подняв безоружные руки.
– Люди Меодора и Долье! Я Ошгрен, Мастер Смерти. Мы здесь, чтобы помочь. Не надо бояться. Вам доставлены припасы. Гильдия Мастеров, прознав о ваших бедствиях, тщится оказать посильную помощь. Мы проводим вас к ближнему лагерю, где вы сможете обогреться и поесть. Если вы позволите, наши лекари позаботятся о ваших раненых. Никто не будет зомбирован, даю вам честное слово. В том числе и погибшие сегодня, – он обвёл широким жестом окровавленный во многих местах снег. – Прошу вас, не медлите. Многих раненых ещё не поздно спасти, но время уходит.
– Мастер Ошгрен! – Дигвил подал гайто вперёд. – Я дон Дигвил Деррано, наследник сенорства Деррано и предводитель этих людей. Они напуганы, растеряны, сбиты с толку. Имя Некрополиса для них – страх и ужас. Поэтому не взыщите, если слова мои покажутся вам лишёнными вежества или благодарности. Согласны ли вы оказать нам помощь бескорыстно, ничего не требуя взамен, кроме лишь того, что люди захотят дать по своей собственной воле?
– Совершенно точно, благородный дон Дигвил, наследник сенорства Деррано, – без тени усмешки в голосе ответил некрополисец. – Мы готовы, и помощь будет оказана именно так. Зомби не приблизятся более ни на волос. Только чтобы доставить припасы. Пища не отравлена. Я готов остаться заложником. Убейте меня сколько угодно мучительным образом, если хоть с кем-то случится что-нибудь плохое.
Сбитые с толку меодорцы и дольинцы недоумённо переглядывались – до тех пор пока тишину не прорезал звенящий от слёз молодой женский голос:
– Лекаря, лекаря надо! Мальчонку у меня подстрелили, аспиды… сыночек мой… кроха совсем…
– Я лекарь, – решительно шагнул Латариус.
– Я тоже. – Ошгрен и виду не подал, что узнает соратника по Гильдии; швырнул плащ прямо на снег и раскрыл сумку, обычную кожаную сумку странствующего врача с инструментами.
Юная девушка, ещё почти девочка, едва ли старше восемнадцати, бросилась перед ними на колени, держа на руках окровавленный свёрток. Малыш тем не менее ещё дышал, хоть и слабо. Латариус и Ошгрен переглянулись.
– За работу, коллега, – сказал Латариус. – К огню давайте, к огню, – держа малыша возле самого пламени, он откинул окровавленные тряпки. Пальцы быстро пробежались по тельцу. – Гммм… Что ж, состояние пациента тяжёлое, но отнюдь не безнадёжное, как вы считаете, мэтр?
– Совершенно согласен с вами, досточтимый мэтр, – кивнул Ошгрен. – Отнюдь, отнюдь не безнадёжное.
Глаза молодой матери ожили.
– Правда? Правда, господа лекари?
– Правда, правда, – проворчал Ошгрен, уже сжимая в руке ланцет. И добавил, совсем буднично: – Припасы уже несут.
