Глава двенадцатая ОТКРОВЕНИЯ
Мы все храним тайны, которые носим в себе годами.
Какие-то из них не опасны, другие же представляют смертельную угрозу для человека, его окружения, а может, и мира.
Некоторые тайны становятся известны через десятилетия, а другие так и исчезают в прошлом, хотя могли бы что-то изменить в настоящем.
К добру. Или злу. Этого мы уже никогда не узнаем.
Из лекции Дерека Однорукого, командира таувинов Лунного бастиона
Свет луны, бледно-серебристый, похожий на иней, что выступает на замерзшей траве пустошей Летоса в конце месяца Журавля, проникал между старых деревьев, растущих прямо перед окнами.
Тени от их ветвей, гротескные и измененные, растеклись на высоком потолке, медленно и лениво шевелясь, стоило лишь по саду особняка Бланки пробежаться слабому ветерку. Их движение гипнотизировало Шерон. Ей казалось, что она находится на дне, среди холодной бледной гальки, а над головой колеблются, подчиняясь течению, длинные широкие стебли бурых водорослей, что образуют на глубине целый лес для морских обитателей.
Нет. Не водоросли.
Щупальца чудовищного кракена, что порой утаскивает на дно не только рыбацкие лодки, но даже горбатых китов.
Нет. Не щупальца.
Волосы.
Волосы уин, плавающих в прозрачной, точно слеза, студеной воде. Живущих в развалинах скрытых морем городов погибшего Летоса. Поющих долгую песнь во время лютых зимних штормов. Трубящих в розовые раковины, играющих в грандиозных волнах, которые с ревом штурмуют берег час за часом, день за днем, год за годом и век за веком.
Ей хотелось встать с кровати, закрыть окно. Будет душно, но зато уины останутся где-то там, по другую сторону стекла, пускай указывающая все равно будет видеть их призраков на потолке своей спальни.
Желание было очень сильным, но она не пошевелилась.
Лежала, положив голову на грудь Мильвио, стараясь дышать как можно тише и слушая, как медленно, неспешно, ровно и спокойно бьется его сердце.
Он спал, и она боялась спугнуть краткий момент покоя. Боялась уснуть, чтобы потом проснуться и понять, что все это ей почудилось, его нет и возвращение Фламинго всего лишь ее мечты, а отсутствие – настоящая реальность.
Совершенно глупые мысли, Шерон вполне понимала, но ничего не могла с собой поделать.
Стоило лишь на мгновение представить – и страх сдавливал виски. Она боялась потерять треттинца. А еще хотела впиться зубами себе в ладонь, до боли и крови, лишь бы прогнать вызывающий острую панику ужас.
«Успокойся, – внезапно шепнул ей неделями молчавший браслет. – Дыши. Это не сон. Дыши! Ну же!»
Последние слова звенели точно опасная сталь.
И Шерон совершила волевое усилие, хотя первым ее желанием было сопротивляться. Артефакт отдавал приказ, хотя не имел на это никаких прав. Он стал ею, а не она им.
И все же она послушалась. Сделала глубокий осторожный вдох, с усилием втягивая в себя неожиданно загустевший воздух.
И паника, задрожав, отступила.
«Да. Я стал частью тебя, мы теперь едины, и именно поэтому бояться опасно. Тебе нельзя терять волю, власть над собой, нельзя отпускать контроль над даром. Он все еще испытывает тебя, и следует понимать последствия. Я не хочу. Ты не хочешь подобного. Знаешь, что тогда случится».
Она знала. И не могла позволить себе слабость. Не когда Мильвио вернулся.
Мотыльки падают на стекло, но оно выдержит их вес. Любой вес.
Так и будет.
Уины все так же жили на потолке, но теперь Шерон смотрела на них без ужаса и без ненависти. Внезапно она осознала, что в первый раз за многие годы с момента, когда Димитр погиб в море, ощущает себя полностью цельной, счастливой, и страх лишиться Мильвио, как до этого мужа, отступил от нее.
Слушая сердце человека, который теперь рядом, снова вспомнила их встречу в Каскадном дворце, тихий вскрик, его объятия, запах, то, как его пальцы глубоко зарылись в ее волосы на затылке.
– Прости, – сказала она, дрогнувшим голосом. – Я…
– О чем ты? – шепнул он.
– Наверное, ты не то ожидал увидеть. Я… слишком другая теперь. Так изменилась. Все чужое. Даже для меня. И не только внешне.
В его ярко-зеленых глазах было легкое недоумение, а еще озорная искорка насмешливого веселья.
– Ну, давай посмотрим, сиора. – Фламинго, придерживая Шерон за плечи, отодвинул ее, изучая с задумчивым видом человека, выискивающего изъян, о котором он и не подозревал, пока не сказали. – Изменилась? Радужка и волосы белее. Глупо спорить. Но, полагаешь, я не узнал бы тебя среди тысяч других? Ты все еще слишком похожа на Шерон из Нимада. Указывающую, которую я встретил на пароме.
– Теперь я…
– Тзамас, – спокойно ответил Мильвио, так и не выпустив ее из рук. – Думаешь, я не понимал, что будет, когда увидел тебя возле Мышиных гор? Или когда ты спасла «Радостный мир»? Или в Шой-ри-Тэйране? В день, когда оставил тебя в Эльвате? Дар в твоей крови, и никто не смог бы его у тебя отобрать, очистить кровь от смерти, что слушает тебя. Тзамас, указывающая – разница лишь в умениях. Не дар создает человека, а человек дар. Я чувствую, как ты формируешь его, и ты главнее, чем он.
Она была благодарна ему за эти слова. За то, что он принимает ее и смотрит, как прежде, но сочла правильным сказать:
– Ты просто не знаешь, что мне пришлось сделать.
– Не знаю, – не стал отрицать треттинец. – И ты обязательно расскажешь об Эльвате и дороге сюда. Но что бы ты ни сделала, в тебе нет ни зла, ни тьмы, ни той стороны. Уж поверь, подобные вещи от меня не скрыть. Так что перестань думать, что я не вижу, кто передо мной.
И она рассказала. Много позже, в ночной спальне. О том, как ждала его, как жила в Эльвате, о дэво, плене, карифском герцоге, крыле Скарабеев, книге Дакрас, путешествии с караваном, Бланке, даирате, Тэо, Аркусе.
Обо всем.
Он же поведал о боях в Горном герцогстве, о его цели, о белых львах, полете на Талорис.
О Найли.
У нее защипало в глазах и дыхание перехватило. Она не верила. Не могла поверить в такое.
– Ты уверен насчет нее? Не ошибся?
– Да. – Ответ последовал без колебаний, и ветви деревьев, словно подтверждая его слова, качнулись. – В этом я ошибиться не могу. Все так.
– Но… как? Как такое возможно? Разве…
Шерон не стала продолжать. Что тут скажешь? «Разве так бывает»? «Разве все, о чем нам говорили из года в год – ложь?»
– Я не знаю как, но это есть.
– И что нам делать?
Теперь он молчал очень долго, и она чувствовала его сомнение. Смятение. Слабую надежду. И еще что-то… почти неуловимое, то, что указывающая не смогла понять.
– Найли в безопасности. В твоем городе, и о ней позаботятся те, кому ты доверяешь.
– Но что, если шаутт снова ее заберет?
У них вышел долгий разговор, и Шерон ждала утра, чтобы услышать еще больше и чтобы ее друзья тоже это услышали.
А пока, лежа рядом с Мильвио, она наконец-то заснула, и ей снилось море Мертвецов, в сердце которого водили хоровод уины.
Свеча на столе горела ровно, а пиво в кружке пахло лесным орехом и землей. Странный вкус, чересчур горький. Дэйт, в одиночестве сидевший на просторной холодной кухне, не стал тушеваться. Он был голоден, но из еды, порывшись по буфетам (и едва не опрокинув фарфоровую супницу), нашел лишь вареные бобы, уже успевшие испортиться, зачерствелый хлеб и твердый соленый козий сыр с пожелтевшей корочкой.
Будучи непривередливым и, как уже говорилось, голодным, Дэйт удовлетворился сыром, хлебом и пивом. В пещерах не было и того, да и когда они направлялись на юг, с едой случались перебои.
После встречи с «Дубовыми кольями» все события скрутились в плотный клубок. Мильвио рвался в Риону и предложил спутнику любой из удобных ему вариантов: остаться и возглавить отряд, добравшись до столицы Треттини спустя несколько недель, или же, не мешкая, меняя лошадей, отправиться с ним.
– Они не будут драться в ближайшее время. Отступление продолжается. И нас все равно слишком мало, чтобы мы были серьезной силой, – подумав, сказал Дэйт. – Зидва и Дикай справятся, мое имя начало привлекать в отряд новых бойцов. Всех тех, кто не встал под знамена Эрего. Уже пришла сотня, а будет больше. Но если ты едешь в Риону, то надо узнать, есть ли там кто-то из знати Горного герцогства. Кто-то выше меня по титулу. У де Бенигно.
Мильвио чуть прищурился, улыбнулся:
– Как интересно мыслит сиор.
– Неожиданно для мне подобного? – понимающе усмехнулся Дэйт.
– Да. Не подозревал, что ты интересуешься такой игрой.
– Не интересуюсь, – признался он. – Но всегда был там, где в нее играли, пока служил Кивелу да Монтагу. И я понимаю, что беглецов, изгоев и солдат из моей страны очень много. И нужен тот, к кому они придут и вместе с кем станут сражаться в будущем. Сотня это мало, но тысяча – уже сила.
– А что потом? – небрежно спросил Мильвио.
– Потом? – Дэйт не понял. – Потом мы будем драться. Война придет.
– Потом. После войны, сиор.
– После. – Он словно пробовал слово на вкус. – Если случится чудо и победим? Прикончим Рукавичку и мальчика, которого я когда-то носил на руках?
– Он не тот мальчик.
– Для меня все еще тот. Не знаю. Скажи мне сам, что потом.
– Люди объединяются вокруг лидера. Да. И я думал так же, как и ты. Собрать вокруг тебя солдат, которые пока сражаются лишь для того, чтобы выжить, а не победить. «Дубовые колья» отличное начало для этого. А потом ты сможешь стать тем, кто принесет мир в твою страну. И чем Шестеро не шутят – ее возглавить.
Дэйт хохотнул, словно далекий гром прогремел.
– Так вот как поступают волшебники? Создают герцогов из пустоты?
– Ты не пустота. И это всего лишь вероятность, сиор. Многое может случиться. Мы проиграем. Тебя убьют. Найдется лучший лидер, или за тобой не пойдут. Но ты прав. Иногда династии получаются и из пустоты.
– Уже проделывал такое прежде?
– Не я. Но подобное случалось. Как с последней правящей династией Треттини. Очень давно.
– Мне не нужна власть. Мне нужен мир, а для этого требуется победа. За мной солдаты моей страны пойдут. Но пока – все мы изгои, люди, потерявшие дом, и нет того, кто примет нас. Возможно, владетелю в Рионе будет выгодно дать нам кров, еду и оружие.
– Выгодно. Но он попросит что-то взамен.
– Что?
– Не представляю. И не знаю, станет ли он говорить с тобой или у него уже есть кто-то на примете, чтобы объединить солдат Горного герцогства.
– Ты упоминал, что вхож в его круг.
Мильвио кивнул:
– Он называет меня другом. Я учил фехтовать его детей, а после дал ему несколько полезных советов. Каскадный дворец открыт для меня. И да. Я помогу тебе с ним встретиться, а также попрошу за тебя.
– Будешь использовать меня? – без злобы усмехнулся Дэйт.
– Конечно. Ведь ты когда-то сам сказал, что твоя помощь мне пригодится, чтобы остановить тьму. Так и есть. Пригодится. Так что поедем в Риону вместе, а «Колья» нас нагонят. Я договорюсь, чтобы их пропустили через границы и снабдили всем необходимым.
И вот Дэйт в Рионе. Городе, о котором столько слышал. Южной жемчужине Единого королевства.
Он уловил ухом негромкий шорох возле распахнутой двери, думая увидеть или Мильвио, или его подругу, северянку со странными, тревожащими его глазами, или госпожу Эрбет, что приняла их в доме, но там стояла незнакомая женщина.
Ее лицо скрывалось в тенях, он видел лишь небольшую светлую полоску у нее на лбу. Она опиралась плечом о косяк, рассматривая Дэйта, и он, отхлебнув из кружки отвратительного треттинского пива, негромко произнес:
– Тоже не спится?
Молчание. Он неспешно съел кусок хлеба и сыр, ничуть не смущаясь взгляда, пытаясь понять, кто она такая, и спустя несколько минут произнес:
– Это у тебя нож в руке?
И снова нет ответа. Дэйт меланхолично пожал плечами.
– Не хотел тебя пугать. Вполне допускаю, что ты немая и не можешь мне ответить.
– Я онемела от твоей наглости. – Она не шевельнулась. – И от странного зрелища, признаю. Благородные еще не залезали в мой дом, чтобы опустошить буфет и найти в нем жалкие крохи.
– Я думал, это дом рыжей леди.
– Что ты за хрен?
Она позабавила его хотя бы тем, что в таком тоне с ним мало кто решался говорить. Особенно из простолюдинов. Иной бы встал и дал ей затрещину за неуважение, а будь в своих владениях, высек бы кнутом, но Дэйт лишь отхлебнул из кружки.
– Можешь называть меня милорд да Лэнг.
– А могу и не называть. Где тебя откопала Бланка? В том дурацком дворце? Она с Шерон жива или ты их прикончил этой уродливой секирой?
– Госпожа Эрбет у себя. Шерон тоже.
Женщина снова помолчала, сделала движение рукой, убирая нож.
– Пойду проверю. Не привыкла доверять словам незнакомцев. Надеюсь, ты не крал куриных яиц.
– Я их не нашел.
– Тем лучше.
– К маленькой госпоже мертвых я бы не ходил, – проронил Дэйт. – Она не одна и, полагаю, занята.
– С кем же? Еще один здоровяк из замшелого холодного герцогства?
– Он треттинец.
Женщина чуть склонила голову, прежде чем спросить:
– У него есть имя?
– Мильвио.
– Смотри-ка, рыба полосатая, – непонятно к чему совершенно нелепо произнесла незнакомка. – Ну надо же. Получилось.
Дэйт не стал уточнять, о чем она. А женщина, уже не обращая на него внимания, развернулась и ушла, едва ли не насвистывая.
Пожав могучими плечами, он встал и начал обшаривать комоды и буфеты. Слова подруги хозяйки дома о куриных яйцах не шли у него из головы.
Прямой удар ногой под правую ключицу заставил челюсти Вира громко клацнуть.
Неожиданно, быстро и очень больно. Вся стратегия, которую он выстраивал в последнюю минуту, обернулась прахом, ни о каком нападении больше не могло быть и речи. Он постарался восстановить равновесие, но ловкая подсечка опрокинула на спину, и в следующую секунду два колена врезались ему в грудь, крепко прижимая к земле. Острие длинного ножа едва ли не втыкалось в уголок его левого глаза.
– Талант, – сказал он.
– Какой? – В голосе Лавиани слышалась насмешка.
– Э-э-э… – Вир перебирал возможности.
Нож уколол его кожу.
– Ай!
– Дураки и идиоты должны страдать. Это их прямая обязанность, потому что больше ни на что в этой жизни они не годятся.
– Слезь с меня.
– И не подумаю! – Она убрала клинок, но свободной рукой влепила ему болезненный щелбан. – Дурная пустая башка. Хорошо бы, чтобы в ней хоть что-то появилось до тех пор, пока не придет Шрев. Какого шаутта ты жевал сопли?
– Я ждал момента.
– Ну и дождался, что я использовала этот «момент» против тебя.
Сойка наконец-то встала, а Вир остался лежать, ощущая, как ноют ребра. Он немного жалел, что отказался от стеганой куртки и дрался с голым торсом.
– Ты слишком правильный, рыба полосатая. Нет, я не собираюсь превращать тебя в гадину, мальчик. Гадин и так достаточно вокруг, и я первая из них, но ты хотя бы должен это знать. Ты постоянно ведешь честный бой, в лучших традициях благородных поединков. И любой опытный противник просчитывает тебя на раз-два.
– Все так плохо?
Он наконец-то поднялся.
– Нет, – признала она. – Не все. Ты сильный и ловкий. У тебя длинные руки. Хорошо поставлен удар, и ты достаточно быстр, чтобы уложить какого-нибудь стражника или солдата поглупее. Но у тебя нет опыта прямой скоротечной схватки. Без всех этих стоек, расшаркиваний и поклонов рыцарей, которых уже давно нет.
– Я победил тебя семь раз, – напомнил ей Вир.
– А я тебя за эти два дня раз тридцать. Все твои синяки и шишки тому доказательство. Ты просто не понимаешь, когда и что надо использовать для максимальной эффективности. Лупишь талантами в небо. Так мальчишка стреляет из рогатки по воробьям, когда зажмуривается и не видит цели. Авось выйдет. А все потому, что тупая Нэ наградила тебя множеством картинок. Их на твоей спине, как золота у богача, и ты тратишь таланты не думая. Они для тебя… – Сойка задумалась. – Словно хлебные крошки, которые ты швыряешь птичкам. А должны быть самым ценным, что есть в жизни. Каждый – может дать силу, скорость, победу. Но ты их тратишь и остаешься ни с чем. И в этот момент прихожу я и надираю твою глупую задницу.
Вир поднял с земли короткий меч с затупленными краями, который вручила ему Лавиани перед боем:
– Не собираюсь отчаиваться.
– Это правильно, рыба полосатая. Ты умеешь гораздо больше, чем любая начинающая сойка. Через год я превращу тебя в бойца, но проблема в том, что года у нас нет. Шрев появится раньше.
Он не стал ей говорить, что учится гораздо быстрее. Что пусть голоса и стихли, но с каждым звоном колокольчика к нему приходят образы из прошлого и дают ему знаний больше, чем когда с иными учениками Каренского университета делятся книги. И тот опыт, который отдает ему она, он поглощает с безумной скоростью. Лавиани бы не поверила, подняла его на смех. Так что пока не время.
Вир даже еще не решил, стоит ли ей полностью доверять. Нэ просила никогда не полагаться на слово соек, а он, несмотря на то что ему пришлось сражаться вместе с изгоем Ночного Клана, все еще не понимал, насколько эта острая на язык женщина способна стать его учителем или другом.
– Хватит с тебя на сегодня?
– Утро только наступило, – ответил он. – Если ты не устала, я бы продолжил.
– Всегда рада отвесить несколько тумаков, – ухмыльнулась та. – Ну, тогда за дело.
Сойка без предупреждения напала, Вир «утек» в сторону, избегая хитрого укола ножа под подбородок, рубанул мечом по ее левому запястью. Конечно же не получилось, но, когда она хотела ткнуть свободным кулаком ему в солнечное сплетение, он взялся за колокольчик – и кулак Лавиани врезался в щит.
– Ах, чтоб тебя! – ругнулась она, тряся разбитыми костяшками, и, к его удивлению, сказала: – Хорошо! Наконец-то начал импровизировать, а не жевать сопли. Как ты это провернул?
– Он и сам, полагаю, не знает, – раздался новый голос.
У входа в зал, рядом с Шерон, стоял высокий треттинец, из-за плеча которого торчала рукоятка полуторника.
– Рыба полосатая, Фламинго. Даже не знаю, чего хочу больше – дать тебе по роже за столь долгое отсутствие или обнять?
Гость, не скрывая улыбки, церемонно поклонился:
– Я так соскучился, что приму любой приятный для тебя вариант.
– Твоя подкупающая лесть вгоняет меня в краску. – Лавиани убрала нож, показывая, что на сегодня урок все-таки закончен. – Придется крепко подумать, прежде чем решить. Но обнимать тоже не буду. Эти телячьи нежности на людях испортят мою и без того порядком подмоченную репутацию.
– А ты Вир? – Тот, кого назвали Фламинго, протянул руку, и его рукопожатие оказалось крепким. – Я Мильвио де Ровери, сиор. И не скрою, для меня честь познакомиться с питомцем Нэ. Мы с ней очень старые друзья.
– Что? – опешил Вир. – Серьезно?! Вы видели ее в Пубире, сиор?
– Не в Пубире, в Фихшейзе этой зимой. У нее появились дела на севере.
Ученик Нэ не мог поверить, что старуха покинула любимый город, отправилась в другое герцогство. В ее-то возрасте, когда порой ему казалось, что она и ходит с трудом.
– Вы старые друзья? – подозрительно прищурилась Лавиани. – Вот уж удивил.
– О. Я еще даже не начинал. Вижу, у тебя появились вопросы.
– Да уж. Появились. К тем, что и так были.
– Я обо всем расскажу, как только мы соберемся вместе. Наберись терпения, пожалуйста.
Взгляд спутника некроманта устремился на колокольчик в руке Вира, и уроженец Пубира внезапно ощутил, что у него засосало под ложечкой. Ему сразу захотелось убрать этот предмет как можно дальше, словно не он был владельцем, а Мильвио.
– Интересные татуировки. – Шерон подошла ближе, рассматривая спину Вира, покрытую свежими синяками. – У Мальта был точно такой же рисунок. Светлячки.
– Ты не говорила об этом раньше. А никто из нас не спросил о такой детали. Даже любопытный Тэо. Значит, как у Мальта? – Вопрос сойки предназначался Мильвио.
Тот чуть приподнял брови, как бы выражая недоумение, что его спрашивают об этом:
– Между мной и Мальтом тысячи лет, сиора. Эпоха. Я только что сам узнал о том, что у одного из Шестерых был такой же рисунок, как у юного Вира.
– Татуировщик знает, что у него получится? – спросила Шерон, пока ученик Нэ под их взглядами натягивал рубашку.
– Таувины не спешили делиться секретами с подобными мне. Но, насколько я знаю, что выйдет, выбирает не художник, а вот он. – И Мильвио указал на колокольчик.
Лавиани походила на мать-кошку, у которой забрали котенка, чтобы подержать его на руках и погладить. И в общем-то ничего страшного, особенно если это делает человек знакомый, которому доверяешь, но все равно следишь, чтобы он не сотворил какую-нибудь невероятную глупость, свойственную двуногим (по мнению всех приличных и уважающих себя кошачьих).
Вот именно так и смотрела сойка на Мильвио, когда тот изучал ее нож.
Они собрались в саду особняка после того, как вернулся Тэо и в Рионе прошел небольшой теплый дождь, принесший с собой вечернюю свежесть.
– Ты счастлива? – спросил у Шерон акробат.
– Да.
Теперь асторэ сидел рядом с Виром. Они вместе притащили с первого этажа длинную лавку, поставив ее возле кустов мирта, которым давно требовалось внимание садовника. Ученик Нэ чувствовал себя среди незнакомых людей вполне уверенно, но указывающая заметила в его глазах некоторое сомнение, точнее, вопрос: «Правильно ли, что я здесь?..» Судя по этому, он не любил большие компании, привык быть одиночкой и теперь не очень понимал, чего от него хотят.
Лавиани тоже не понимала, но здесь решающее слово произнес Мильвио.
– Так хотела бы Нэ, – сказал он Виру, и тот задумчиво посмотрел куда-то в небо.
– Хотела бы?
Треттинец верно понял:
– Она не знает, что мы встретились. Но, когда закончит со своими делами, будет искать и тебя, и меня. И хорошо бы, чтобы мы уже находились близко друг к другу, дабы пожилая сиора не тратила время. К тому же так у тебя гораздо больше времени, чтобы понять, для чего она взялась за твое обучение.
У Вира была тысяча вопросов, но парень лишь кивнул и остался, разумно предполагая, что ему все объяснят. Если не сейчас, то со временем. Уйти-то он может в любой момент.
Теперь ученик Нэ поглядывал на собравшихся, словно искал ответы, и Шерон старалась не улыбаться, когда его внимание доставалось Бланке. По сути, он с трудом отводил от нее взгляд.
Интересно, знает ли госпожа Эрбет?
Бланка пыталась обсудить что-то с Шерон еще во дворце, но, «увидев» Мильвио, отложила разговор. Однако времени за неполные сутки так и не представилось, и указывающая напомнила себе, что после этой встречи ее надо обязательно выслушать.
Милорд Дэйт – единственный, кто держался особняком. Стоял, опираясь могучим плечом о дерево. Он не понимал, кто эти люди, на что они способны и как связаны с треттинцем, который привел его сюда. Шерон дружелюбно кивнула ему при встрече, он ответил, хотя в его глазах была некоторая толика… нет, не страха.
Сомнения.
Она хорошо понимала воина. Перед ним самая настоящая тзамас, повелительница мертвых из древних мифов, и, если бы не Мильвио, ее бы стоило опасаться. А сейчас… сейчас он чувствовал себя неуютно, а потому то и дело трогал большим пальцем дубовую заостренную палку, торчащую у него из-за пояса. Это было бы забавно, если бы Шерон не знала о том, что с ним случилось и сколь смело себя вел Дэйт при встрече с шауттами.
Этот суровый человек заслуживал ее уважения.
Указывающая улыбнулась ему, словно желая сказать: мы все здесь друзья, хоть и выглядим странным сборищем.
Он не улыбнулся в ответ, но чуть склонил голову и убрал руку с колышка.
Мильвио вернул нож Лавиани:
– Ничего не могу сказать.
– Ты издеваешься, рыба полосатая?! Ты, великий, мать его, волшебник!
Шерон заметила, как брови Вира поползли вверх, он быстро изучил лица присутствующих, ожидая увидеть или удивление от подобного заявления, или смешки из-за странной, сказанной невпопад шутки, но все остались серьезны. К его чести, он и теперь не стал ничего спрашивать. Лишь подался вперед, чтобы ничего не пропустить.
– В эпохах теряется истина, сиора. А «великие» не означает «всезнающие». О том, что у Шестерых были артефакты, – известно. Но не больше. Мы знали лишь о некоторых. Например, браслет Мерк. Он подчинялся некромантам, но даже они отказались от того, чтобы использовать его. Сила, что спит в нем, сводила тзамас с ума и убивала.
– Но не Шерон, – произнесла Бланка.
– Но не ее. – В голосе Мильвио слышалось облегчение.
Указывающая помнила, о чем они говорили ночью, когда он осторожно, подушечками пальцев, гладил ее левое, деформированное запястье.
– Здесь нет твоей вины. – Она пыталась его успокоить.
– Разве? Я привел тебя в Эльват, оставил рядом с этим предметом. Значит, ответственность на мне.
– Ты просил меня не подходить к Небесному дворцу. Не брать ничего из него. Ты привел меня туда, чтобы я слушала смерть Поля Мертвых. Смогла привыкнуть к голосам тех, кто уже ушел, перестала бояться и поняла свой дар. Я должна была дождаться тебя прежде, чем касаться его. Но я нарушила твой наказ, и вот теперь…
– Теперь все сложилось куда лучше, чем я рассчитывал. Он не убил тебя. Дал силу.
– И я до сих пор боюсь себя. Того, что он может сделать.
– Не может, – не согласился Мильвио. – Иначе бы давно уже сделал. Браслет тысячи лет был одинок, возможно, именно тебя он и ждал.
– Я не Мерк.
– Ты такая же, как она. Способная. И возможно, куда более человечная. Не бойся смотреть в будущее.
И она ощутила довольное урчание браслета. Тот был совершенно согласен со словами Фламинго.
– В Аркусе Шерон видела статуи Шестерых, – между тем продолжала настаивать сойка. – И там был не только браслет.
– Я не встречал там статуй. Не был в том зале. Но знаю о браслете. Еще о роге, которым владела Мири, и о том, что он призывал ее друзей. Тех, кого называют белыми львами.
– Имел честь летать на спине одного из них, – проронил Дэйт.
– Я хотел бы узнать подробности… после, если милорд будет добр, – попросил Тэо, и воин кивнул, соглашаясь.
– Браслет никогда не интересовал волшебников. После того как его забрали у тзамас, просто хранили. Рог в последние годы прошлой эпохи был у Нейси. Подарок от Гвинта, его семья владела им сотни поколений. Артефакт мог призывать д’эр вин’емов, но эти существа, жившие среди нас, ушли в мир Трех Солнц и Двадцати Лун после Катаклизма. Кроме браслета и рога еще был колокольчик Мальта.
Все посмотрели на предмет в руках Вира.
– Да вы издеваетесь, – пробормотал он. – И как он попал к Нэ?
– Об этом чуть позже, друг. Колокольчиком всегда владел орден таувинов. И подчинялся он в полную силу только настоящему таувину. Например, оборачивался щитом. Именно благодаря этому щиту выжила Мерк, когда во время Битвы на бледных равнинах Даула ее защитил Мальт, сам, к слову, погибнув. С тех пор лишь Катрин Золотой Искре удавалось пробудить щит. Ну и тебе, Вир.
Минуту стояла тишина, пока все осознавали услышанное.
– Я не знаю, как это работает. Наследие Мальта не очень понятно для тех, кто не является рыцарем света. Об этом следует спрашивать настоящего таувина, а не меня. А свойства твоего ножа… До сегодняшнего дня я даже не слышал о нем, но Шерон уверена, что видела его. И я не сомневаюсь в ее словах.
– Он резал доспехи темных таувинов, словно те были из бумаги.
– Доспехи искари, как и их оружие – концентрированная тьма. Они опасны для живых. Несут болезни, проклятия, приманивают порождения той стороны. Ведь там живут не только шаутты, но и создания, о которых мы мало что знаем. И если клинок способен бороться с мраком, то, полагаю, они братья. – Мильвио положил руку на Фэнико. – Старший и младший. Но мой меч может убивать демонов, а твой нож, как понимаю – нет. Интересно, справится ли он с другими?
– Фэнико – артефакт Шестерых? – удивилась Шерон. – Но я видела меч Моратана, внешне он совсем другой.
Треттинец задумчиво потер лоб, кажется решая, с чего надо начинать историю.
– Мое поколение учеников Мелистата было самым молодым, а оттого и беспечным. Считали себя всесильными и бессмертными.
– Так много слов, – проворчала Лавиани. – Назвал бы просто глупыми, мы бы поняли и пожалели.
Мильвио улыбнулся:
– О да. Глупостей мы наворотили немало. Однажды после жуткой попойки в Билгаме, когда мы едва не утопили Марида, упавшего в канал, Гвинт начал отрывать страницы от книги, которую он в то время читал. Делал птичек, швырял в воду, надеясь обыграть меня в этом. Он всегда хотел обыграть… – Глаза Мильвио стали темнее, словно он вспомнил о чем-то неприятном. – Нейси вырвала из его рук одну из страниц, она в ту пору из Гвинта веревки вила, прочитала про Аркус. Гвинт снова мне проиграл, и Нейси помахала у него перед носом тем злополучным листком. Вот где был вызов умению и мастерству. Пройти запретный город, оставить там доказательство своего присутствия и вернуться назад.
– Так это Нейси предложила? – спросила Шерон.
– Да. Много позже те, кто был на стороне Скованного, посчитали, что сестры-асторэ оказались среди нас не случайно. Что это заговор шауттов, далеко идущий, сработавший совершенно не сразу. И что Нейси, отправившая нас в Аркус, знала, что делает.
– А ты не веришь в это?
Тот, кого раньше называли Войсом, чуть сжал зубы, отчего мышцы на его челюстях напряглись.
– Я не хочу верить. Она была не такой, как Арила, но неплохой. Пусть и считала себя самой умной да разбивала сердца. Гвинт, Голиб, Кам… многие тогда подпали под чары Нейси. Но дело не в этом. Мы условились прогуляться по Аркусу.
– Подумаешь, испытание. Там вполне безопасно, рыба полосатая.
Бланка сухо кашлянула в кулак. Тэо тоже не сдержался, усмехнулся. Черная полоса через город, мэлги, шаутты, искари. Совсем не «безопасно».
– Аркус и теперь место дурное. В прежние же годы, когда волшебство в мире существовало, а шауттов было куда больше, чем сейчас, опасность в его стенах грозила даже молодым великим волшебникам. Каждый из нас выбирал свой путь через этот город. Соответствующий умениям, уму и знаниям. Кто-то, как Кам, прорывался с боем. Кто-то, как Марид, использовал хитрость. Кто-то, вроде Нейси, Лавьенды и Арилы, объединялся. Тион прошел проще всех, шаутты, помня, как он разрушил башню Калав-им-тарка, которой они владели долгие годы, не стали с ним связываться. Мне помог ветер… Помог… – Он сразу стал как-то старше, печальнее. – Провел местами, которые не нашел никто другой. Комнатами, что менялись под моими шагами. Лестницами, которые двигались и пели о том, что меня не должно быть здесь. Но я не остановился, одолел весь путь, и вы видели мою запись на стене.
– Ты похвалялся, точно мальчишка.
– Да, Лавиани. Я тогда им и был. Очень доволен собой в тот день, потому что оказался быстрее всех. Вновь обыграл Гвинта. А еще увидел много интересного и… нашел. Вот его, например. – Он показал на свой меч. – Это был хороший клинок, добрый. Выглядел он чуть иначе. Другой эфес. И когда я вернулся на Талорис, то подарил его Тиону.
– Всегда считалось, что это ты сделал оружие для него.
– Новая рукоять и гарда. Моя работа. Он не любил вычурность, так что я заменил их, Фэнико стал таким, как сейчас. Все остальное сделал уже Тион. Дал ему способности своего веера, которым он защищался от молний шауттов. Когда я менял рукоять, то нашел на хвостовике клинка имена прежних владельцев. Моратан, один из Шестерых. Эовин, добрый рыцарь, таувин, друг Моратана, принявший от него этот клинок. И Лейта Легконогая, ученица Эовина, погибшая в схватке с шауттами. Эовин после гибели Лейты так и не нашел более достойного владельца для меча и отнес его в город, где он когда-то ковался.
– В Аркус.
– Верно, Тэо. Так спустя века у Фэнико появился новый хозяин – Тион. Он прошел с мечом всю Войну Гнева, победил, завершил эпоху, а умирая, передал мне.
– Совсем иначе воспринимаешь вещь, у которой такая история… – В тягучем, словно мед, голосе Бланки слышалась задумчивость и уважение.
– Выходит, мои глаза меня не обманули, – прогудел Дэйт, сделав единственный шаг от стены, чтобы получше рассмотреть узкий длинный клинок с чуть потертой рукоятью. – На Талорисе он становился веером. Что он умеет еще?
– Убивать шауттов.
– Достойная способность. Большего и не требуется.
– Ты просто увидел его на полу? На могиле таувина? – Тэо жаждал подробностей.
– Ветер, который через несколько лет станет известен как Бродяга, привел меня в заброшенную оружейную в Собрании таувинов. Среди клинков я увидел Фэнико, а когда уже хотел уходить, мой взгляд упал на лежавшую среди башенных щитов латную перчатку.
Шерон видела, что только Вир не понимает, какую перчатку нашел Мильвио.
– В ней была сила, непонятная мне. И я счел этот предмет интересной находкой. Достаточно интересной, чтобы взять с собой и показать ее Мелистату.
– Мне жаль, – сказала Бланка, на секунду опередив Шерон.
– И мне, – признался Мильвио. – Не себя, сиора, а всего того, чему мой поступок стал причиной. Ибо перед вами, друзья мои, человек, запустивший длинную цепочку событий, которая привела к гибели Арилы, Войне Гнева, а после к Катаклизму, навсегда изменившему наш мир.
– Ты не виноват. – Шерон подошла к нему, обняла за плечи. – Не мог мальчишка знать о том, что случится.
– Не виноват, – согласился Войс ровным голосом. – И все же во всех случившихся после этого событиях моя вина.
Вновь наступила тишина.
– Все это звучит… – наконец произнес Вир. – Так, словно вы меня разыгрываете. Глупо звучит. И в то же время страшно.
– Тебе придется поверить, парень, – с сожалением сказал ему Мильвио. – Поверить очень быстро и повзрослеть, как повзрослели все мы, когда спустя несколько лет Мелистат, которого ты знаешь как Скованного, убил Арилу. Я передал перчатку учителю, и в отличие от нас он сразу понял, что оказалось в его руках.
– Каким он был? – вновь подал голос Тэо.
– Умным, – чуть подумав, ответил треттинец. – Не злым. Немного отстраненным, но в ту пору я не смог бы сказать о нем ничего плохого. Он взял на себя великую ношу возглавлять волшебников и учить молодежь. Но, получив перчатку Вэйрэна, стал меняться. Мы не сразу это заметили. Далеко не сразу. Из года в год в нем росла подозрительность. К нам, в первую очередь к Тиону, который якобы планировал в будущем занять его место. И к асторэ. Раньше Мелистат и вовсе о них не думал, но потом словно сошел с ума. У него появилась мания – видеть во всех своих неудачах происки асторэ, а еще страх, что он будет именно тем волшебником, во время правления которого отобранная магия вернется к своим настоящим хозяевам. Это и сыграло свою роль в печальной истории, когда учитель понял, кто такая Арила. Дальше вы знаете. Долгая война всех против всех. Волшебники, таувины, асторэ, люди.
– Но вы победили. – Дэйт наконец-то сел, и Виру с Тэо пришлось подвинуться.
– Победили? Это как посмотреть, мой друг. Войну мы проиграли. Даже когда захватили рубеж Кама, а многие из тех, кто поддерживал Мелистата, пали. Силы обеих сторон были сильно истощены, но Талорис оставался сильнее. Мы наступали, а потом в целой череде сражений начали проигрывать. Лавьенда выжгла мой дар, армии были разбиты, вот-вот должен был наступить конец, и тогда Тион принял помощь асторэ. Взял их магию, смешал ее со своей кровью, изменился, лишь бы победить и совершить месть. Он дошел до Талориса, но прежде Мелистат заключил сделку с шауттами, пытаясь противостоять силе своего лучшего ученика. Вы знаете итог.
– Катаклизм.
– Да, Тэо. Скованный умер на своем троне, мир сгорел, магия утекла, Тион погиб через некоторое количество лет после «победы». Ушли знания, ушел опыт, потеряна память.
– Но ты остался. Ты жив и помнишь. Единственный из великих волшебников.
Мильвио едва заметно качнул головой:
– Я жив благодаря Тиону. Он дал мне этот дар перед своим уходом. Но не считайте его благом. Он сказал мне, что такова моя доля. Моя ноша. Мое наказание за то, что я принес перчатку Вэйрэна из Аркуса. Я должен был жить, ждать и надеяться, что случившееся в прошлую эпоху не повторится. Что переплавленную в статуэтку перчатку не найдут и не начнется новый круг мрачной истории.
– Ожидания не оправдались, – усмехнулся Тэо, помня тот день, когда они с Хенрином вытащили фигурку из земли. – Прости. И я тот самый асторэ, который вновь вернул то, что нельзя было возвращать.
– Постой! – перебил акробата Вир. – То есть ты самый настоящий асторэ?
– А почему, ты думаешь, у тебя в его присутствии темнело в глазах и крутило где-то в кишках, рыба полосатая? В твоей крови наследие таувинов, которые ненавидели и искали таких, как Попрыгун.
Дэйт, чуть откинувшись назад, оглядел Тэо, словно желал обнаружить изъян, затем обратился к Мильвио:
– Он похож на человека.
Акробат неспешно стянул с левой руки плотную перчатку, показывая измененные пальцы с когтями: бледную полупрозрачную плоть, сквозь которую видны сосуды с бегущими в них искорками света.
– А так?
– А так не очень, – степенно произнес Дэйт, и Шерон видела, как у него побелели костяшки, когда он машинально сжал могучие кулаки.
Пока Тэо заканчивал свою историю, указывающая сходила в дом, принесла четыре фонаря, расставила на траве, отгоняя ночь.
– Леди некромант, – после рассказа акробата прогудел Дэйт. – Асторэ. И великий волшебник. А вы, госпожа Эрбет?
– Я просто слепая, – промолвила рыжая, и Мильвио чуть нахмурил брови, но промолчал.
– Это сойка, – сказал он, кивнув в сторону Лавиани, несмотря на ее явное недовольство. – Наследие исчезнувших таувинов. А парень… возможно, в будущем он станет таувином. Если нам всем повезет. Так считает Нэ, а я склонен доверять ее мнению. К слову, не все великие волшебники умерли, как считается теперь.
И вновь потребовалось время, чтобы осознать услышанное.
– Кто эта Нэ? – спросила Шерон.
– Ее звали Нэко.
Тэо помотал головой.
– Но разве она не погибла у Мокрого Камня, сражаясь с тзамас?
– Нет. Она поссорилась с Тионом из-за пленных тзамас, ушла и не принимала участия в Войне Гнева. Не удивляйся, Вир. Некоторые из нас наделены проклятием долгой жизни. В том числе и твоя учительница. Нэко вернулась через несколько десятков лет после Катаклизма, когда Тион уже умер. Мир горел, она тушила пожары и старела в отличие от меня. У нее, как и у всех нас, больше не было магии, но она не только волшебница, а также таувин. Когда все рыцари света погибли, Нэко хотела возродить орден. Пубир в то время оставался безопасным местом, и Ночной Клан набирал силу. У него имелись ресурсы, возможности искать людей с даром. И она оказывала им услуги, создавала соек, надеясь, что из некоторых могут выйти настоящие таувины. Нэ пыталась много раз, но колокольчик не принимал то, что ему давали. Ты – первый, у кого получилось.
– Мне надо подумать, – сказал Вир, поднимаясь на ноги. – Надо все обдумать.
Его не останавливали и не задерживали.
– Почему она жива?
– Мне жизнь подарил Тион, ее жизнь поддерживают татуировки. Она сильнейший таувин в своем поколении и в последнем столетии прошлой эпохи. Старше всех других молодых волшебников. Нэко – моя наставница, учила драться на мечах не только меня, но и Тиона. Она та, кто так же, как и я, ждала, что перчатка Вэйрэна вернется в наш мир. То, что я расскажу дальше, всего лишь наши догадки, друзья мои. Нет почти никаких доказательств. Только домыслы… Мы полагаем, что в перчатке долгие годы жило нечто. То, что уснуло после победы Шестерых на бледных равнинах Даула и пробудилось, когда я принес часть доспеха Темного Наездника Мелистату. Оно влияло на него, смущало разум, надоумило попросить помощи у шауттов.
– Если это так, то оно – та сила, что разрушила орден великих волшебников и уничтожила магию. – Шерон чувствовала, как мурашки бегут по спине. – Это было выгодно тому, кто сражался против Шестерых и теперь вернулся снова. Вэйрэн?
– Мы с Нэко именно так и считаем, – подтвердил Мильвио. – Его доспех сковали шаутты, передали с той стороны, и он не умер после чудовищной битвы, когда бросил… хм… перчатку и вызвал Шестерых на бой. Его дух сохранился в единственной уцелевшей части доспеха, а в финальные дни Войны Гнева, когда войска Тиона штурмовали школу магов, захватил Мелистата, но было уже поздно. А после этот некто оказался заперт в мертвом теле на десять веков. Я понял это, побывав на Талорисе.
– Получается, когда на статуэтку пролилась кровь Хейнрина и я ее коснулся, он пробудился?
– Нет. Он был заперт в костях и не мог освободиться. Лишь влиять на события с помощью тех, кто служил или же помогал ему.
– Шаутты, – скривилась Лавиани.
– Да.
– Меня использовали, – неожиданно осознала Шерон, выпрямляясь и чувствуя боль где-то в позвоночнике. – Спаси свет! Меня использовали! Похитили Найли, заставили прийти на Талорис и пробудили дар управлять мертвыми! Я…
– Твоя сила дала ему свободу. Вэйрэн больше не был прикован к телу Мелистата, наконец-то он получил возможность действовать. Но ты оставалась для него очень опасна в то время. Полагаю, одного щелчка твоих пальцев было достаточно для того, чтобы убить его. Поэтому он отослал тебя, придумал историю о Тионе, которого надо найти. Лишь бы ты быстрее ушла, не угрожала ему, пока он слишком слаб.
– Темный Наездник не собирался возвращать Найли.
– Не собирался. Он начал осуществлять следующий этап своего плана, вряд ли забыв о тебе, но на время потеряв из виду. И мы получили проблему в Горном герцогстве, которая теперь распространяется по миру. Пускай, полагаю, и гораздо медленнее, чем рассчитывал падший асторэ.
– Ты знаешь, чего он хочет? – Тэо хмурился. – Неужели отдать моему народу магию, которую когда-то у нас забрали?
– Твоего народа почти что и нет, мой друг. Чтобы выйти с той стороны, им пришлось стать людьми. Лишь иногда в вашей крови просыпается прошлая сила. И вас нельзя найти, пока этого не случится. Поверь, я искал хорошо, но за столетия нашел очень немногих. Не думаю, что Вэйрэн все затеял ради трех-четырех подобных тебе. Сейчас не времена перед Битвой на бледных равнинах Даула. Тогда вас были тысячи, теперь же… – Мильвио развел руками. – Думаю, он банально мстит Шестерым. Желает стереть все их достижения из памяти людей. Чтобы окончательно забыли тех, кого ныне считают богами.
– Это просто, рыба полосатая. Кто в наши дни помнит, что Мальт был таувином, а Мерк некромантом? Не так уж и придется трудиться вашему Вэйрэну. Выпусти шауттов, от которых Шестеро не очень и защищают, предложи свою помощь да подави всех несогласных. Делов-то.
– И я о том же, сиора. Но шауттов пока все еще мало, и он обходится силами людей.
– «Мало»? Будут еще? – нахмурил кустистые брови Дэйт.
– Так считает Нэко… Раньше в мире существовало несколько широких проходов, через которые они попадали к нам. В Аркусе. И в Калав-им-тарке, к примеру. Пока Тион не разрушил башню.
– Говорят, новый герцог отстраивает укрепление.
– Вэйрэн. Не Эрего да Монтаг. Тот, кто теперь вместо него, и когда башня будет готова… – Мильвио пожал плечами. – Я не знаю, способен ли он пригласить в наш мир не сотню, а тысячу шауттов. И не понимаю, почему они ему помогают, в чем их выгода. Но, если у него получится, мы уже вряд ли сможем хоть что-то исправить. В наше время нет такой силы, которая способна противостоять стольким темным сущностям.
– То есть когда башни будут достроены, мир обречен?
Треттинец покачал головой:
– Башни уже были построены когда-то, и с миром ничего не случилось. И демонов раньше тут находилось куда больше, мы постоянно с ними сражались. Бесконечно долго они не могут существовать среди нас, и им приходится уходить назад. Мир не будет обречен, Тэо. Он просто в очередной раз изменится. В худшую сторону, полагаю. Во всяком случае, непривычную для нас. Где не будет памяти о Шестерых, где станут поклоняться Вэйрэну, где шаутты сделаются таким же обыденным явлением, как солнце или дождь. И где люди будут куда менее свободны и счастливы, чем теперь. Возможно, Вэйрэн думает, что сумеет контролировать демонов, но этими существами никто не может управлять. Они действуют лишь в своих интересах.
– Калав-им-тарк построен, – сказала Бланка и пояснила: – Слышала об этом в Каскадном дворце. Башни вновь высятся в Шаруде. Значит ли это, что уже поздно?
– Нет. Пока статуэтка у нас. Именно с помощью доспехов Вэйрэн призывал свои силы и свою армию.
– Я не отдам ее ему. – Голос госпожи Эрбет стал холоден.
– Когда придет шаутт, ты вряд ли сможешь что-то сделать, – посулила Лавиани.
– Я? – Бланка нехорошо усмехнулась. – Уж поверь. Смогу. А ты мне поможешь в этом.
– Попытаюсь помочь, – не стала отрицать сойка. – Все попытаются. Вот только не знаю, получится ли, если демон будет не один, а с десяток.
– В Аркусе получилось, – напомнил Тэо. – Так в чем цель, Мильвио? Разрушить башни?
– Нет. Остановить Вэйрэна. Не дать ему победить в войне. Лишить последователей. А после уже загнать его туда, где ему самое место – на ту сторону.
Она распустила волосы, оставив свою неизменную заколку в комнате. Решила не брать с собой. Как знак доброй воли, в первую очередь для Шерон.
– Перестань, – сказала та, встречая подругу. – Если бы он хотел, то уже забрал бы ее.
Бланка осторожно кивнула, желая верить, но сомнения все еще жили в сердце.
Мильвио, подойдя, протянул ей низкий бокал с ленчи – бледно-желтым и немного мутным треттинским лимонным ликером – терпким и сладким. Она сделала скупой глоток, но сейчас вкус показался не сладким, а горьким, и эта горечь теперь теплыми пальцами обхватила горло, слабо садня.
– Не хотите присесть, сиора?
Госпожа Эрбет только мотнула головой и встала у стены, чувствуя лопатками холод камня. Лямка сумки врезалась в плечо сильнее обычного.
– Я очень благодарен тебе за спасение в Скалзе. Без твоей помощи ни я, ни Дэйт не выбрались бы. И Шерон сказала, что ты рискнула жизнью ради этого.
– Пожалуйста. Мне придется сожалеть об этом?..
Его молчание длилось на несколько секунд дольше, чем требовалось для ответа, и сердце Бланки застыло.
– Я не хочу забирать ее у тебя.
– Но заберешь?
Он смотрел, чуть нахмурившись, словно думал над словами, которые надо сказать:
– Я ценю в людях свободу выбора, сиора. Человек имеет право выбрать, как поступить, и ему представляется возможность оценить последствия своего поступка. Я не сойки, что держали тебя в плену, и не хочу что-то решать силой. Поэтому, полагаю, ты сама мне отдашь статуэтку.
Госпожа Эрбет издала сдавленный смешок, ей он показался таким же жалким, как писк маленького котенка.
– Я не желаю отбирать твои глаза. И этого не произойдет. Ни сегодня, ни в ближайшем будущем.
Она сделала еще один глоток ленчи. Тот был все таким же горьким, как прежде.
– Но произойдет.
– Тион пытался ее уничтожить. Но магии у нас уже не было, и… – Мильвио чуть заметно пожал плечами, в этом жесте чувствовалось разочарование. – Не вышло. Хотя я сомневаюсь, что получилось бы даже у волшебника. Это металл, пришедший с той стороны, и силы, скрытые в нем, сопротивляются правилам нашего мира. Мы много думали о том, что можно с ней сделать.
– Вернуть туда, откуда она пришла, – тихо произнесла Шерон, и оба повернулись к ней. – Обратно в мир демонов. Там ее место.
– Да. Если она останется здесь, даже если убить Рукавичку и Эрего да Монтага, всегда есть шанс, что все начнется снова. Через сто лет, или через тысячу, или через целую эпоху. Чтобы прекратить это раз и навсегда, следует отправить перчатку во мрак.
– И ты можешь это сделать, – сказала Шерон Бланке. – Там, в даирате, ты разорвала ткань миров. Когда появилась брешь, которую пришлось сшивать.
– Не выйдет, – не согласился Мильвио. – Это не мяч, который легко забросить в окно и забыть о нем. Риск, что брешь разойдется сильнее и ее не получится «сшить», слишком велик. Но еще и совершенно непонятно, как она среагирует на предмет, благодаря которому создана.
– И что ты предлагаешь? – Бланка не собиралась открывать никаких брешей. Она помнила, как «зашивала» ту маленькую дырочку собственными волосами и какой ужас испытывала от того, что смотрело на нее из кромешного мрака. Ну уж нет. Даже ради спасения всего человечества, которое, возможно, будет существовать на континенте лишь через тысячу лет.
– Остановить наступление армии Горного герцогства для начала. Справиться с Вэйрэном, а после вернуться туда, где когда-то Шестеро открыли путь на ту сторону. В Калав-им-тарк. Там, где брешь будет стабильна, потому что Шестеро – это не мы, и они некогда позаботились о защите своего мира.
– А ворота открою я, с помощью статуэтки, надо полагать?
Он чуть склонил голову, но госпожа Эрбет уловила его сомнение.
– Да? Или нет?
– Не знаю, – признался Войс. – Нам никогда не говорили об этом в легендах. Нет такой информации в книгах… А знание о том, как открыли дорогу Шестеро – уничтожено. Я, во всяком случае, ничего не нашел. Но надеюсь, что ты справишься.
– А Вэйрэн? Если он выпустит шауттов? Разве ворота не останутся открыты?
– Двери между мирами работают иначе, – объяснил волшебник. – Я сужу по миру Трех Солнц и Двадцати Лун, о котором мне рассказывали таувины. Пути не работают в обе стороны. Те, кто ушел туда когда-то, могут возвращаться шепотом для носителей подобного дара. Но дверь, открытая оттуда, не может пустить тех, кто находится здесь. Высока вероятность, что с той стороной все так же. Шестеро запечатали вход туда в давние времена, когда там побывал Темный Наездник, получивший от шауттов знания. Полагаю, запрет Шестерых действует до сих пор. И я хочу верить, что у тебя получится разорвать нити этих замков.
– А что потом? – Бланка почувствовала усталость, на плечи опустилась тяжесть. – Зашвырнуть туда статуэтку? Камень в окно, как ты сказал?
Мильвио не стал ей лгать. Смотрел серьезно, и госпожа Эрбет внезапно подумала, сколько в его взгляде непонятного сочувствия:
– Мне не кажется такой вариант надежным. Мало ли кому она попадет в руки. Ее придется отнести. И уничтожить уже там. На месте.
– В мире шауттов? – Это откровение показалось ей совершенно нелепым, а потому очень веселым. Она даже думать не желала, что за веселостью и насмешкой, пусть и неловкой, приходится прятать страх. Животный страх. Почти ужас. То, что предлагал выгоревший волшебник, пугало ее сильнее ночных кошмаров, в которых Шрев выжил и вместе с Сегу приходит за ней, пожирая вырезанные глаза. – И что же? Полагаю, спасителем нашего мира должна стать я? Мне придется отнести ее туда?
– Я, сиора, не из тех людей, кто загребает жар чужими руками, когда можно справиться самому. Если ты откроешь ворота и отдашь мне Арилу, на ту сторону пойду я.
Бланка не видела, как от лица Шерон отливает краска, но нити-эмоции вокруг ее головы потускнели как никогда.
– Та сторона – это смерть, – тихо сказала указывающая.
– Я бегаю от нее довольно давно. Должен же сделать хоть что-то, чтобы дать ей шанс.
Указывающая помотала головой:
– Нам надо найти другой способ.
– Его не было даже во времена Мали, которой пришлось уйти туда, чтобы у Шестерых все вышло. С тех пор никто не придумал ничего лучше.
– Тогда, когда придет время, я пойду с тобой.
– Конечно, пойдешь. – Он легко согласился, словно они говорили об утреннем дождике. – Ты тзамас, и я не смогу остановить тебя, как бы ни хотел и как бы ни убеждал в обратном. К тому же потребуется некромант, если я хочу прожить хотя бы несколько минут в мире, враждебном для человека и населенном смертью, что подчиняется тебе.
– Спасибо, что не споришь.
Бланке было жаль ее. А еще она ощутила внезапное уважение к этому треттинцу, которого только что посчитала из-за своего страха едва ли не врагом.
– Кто я? – спросила она у него.
– Ты? – Он словно бы удивился вопросу. – Ты Бланка Эрбет из Варена.
– Я волшебница?
Он дружелюбно рассмеялся, чуть откинув голову назад:
– Нет, сиора. Увы. Так Шестеро нам не благоволят, иначе все бы было гораздо проще в нашей истории. Ты не волшебница. И не тьма. И не та сторона. И не зло. Ты просто человек, который смог вступить… – Мильвио сделал неопределенный жест рукой, – назовем это дружбой. Вступить в дружбу с вещью зловещей и неприятной. Когда ты спасла меня там, в Скалзе, я очень хотел понять, кто или что это сделал. Найти его, задать несколько не самых вежливых вопросов. Полагал, что это игра Вэйрэна или кого-то из его слуг. Но, видя тебя, понимаю, что ты Бланка Эрбет из Варена. Про таких, как ты, раньше было известно. В эпоху, что была до той, в которой я родился. Вас называли пряхами. Или ткачами. Людьми, способными видеть основу мира, структуру, сотканную магией асторэ. Они различали нити, и Шестеро часто обращались к ним с вопросами. Но никто из прях, насколько я понимаю, не мог касаться этих структур столь сильно, как ты. Перчатка Вэйрэна усиливает твои возможности.
– Все пряхи были слепы?
– Неизвестно. Ничего не известно, кроме того, что Темный Наездник и его последователи уничтожили всех еще до начала Битвы на бледных равнинах Даула.
Бланка наконец-то отлипла от стены, что поддерживала ее, протянула Мильвио недопитый бокал:
– Как бы ни сложилось дальше, спасибо за честность.
– Сиора?
– Ты мог бы наврать. Сказать, что оставишь ее мне навсегда.
– И ты бы поверила?
– Я бы заставила себя поверить. – Горло сдавливал гадкий предательский ком. – Потому что хочу этого. Пребывать в самообмане порой легче, чем признать правду. А еще я благодарна тебе… вам… что вы не делаете меня пленницей.
– Это было бы глупо, – отозвалась Шерон, вполне понимая ее.
– Это было бы логично. Логично отобрать статуэтку прямо сейчас, не идти на риск, что я сбегу и скроюсь.
– Но ты не скроешься и не убежишь. Слишком хорошо я тебя знаю, моя сестра.
Бланка, вспомнив их разговор в Аркусе, в беседке, среди дождя, когда сожалела, что у нее нет сестры, на миг просветлела.
– Потому что твой мужчина сказал мудрую вещь: человек имеет право выбрать, как поступить, и ему представляется возможность оценить последствия своего поступка. Я не готова к последствиям бегства. Впрочем… к потере глаз я тоже совершенно не готова. Так что вам не стоит расслабляться и считать, что я смирилась.
– Ты Эрбет. Смирение не в твоей крови.
– Верно, сестра. Не в моей.
Она взялась за ручку двери, показывая, что разговор стоит завершить, но, вспомнив, остановилась и, посмотрев на Мильвио, сказала:
– Я видела твою копию во дворце. Человек с нитями, словно пепел, под которым тлеет умирающее пламя. И его тварь, сотканная из тьмы. Тебе он известен?
– Его зовут Кар, и когда-то мы были друзьями.
Вновь волосы уин танцевали на потолке, стоило только подуть слабому ветру.
– Значит, вас трое?
– Трое калек, лишенных дара. – Мильвио снова налил себе ленчи. Последнее, что оставалось в бутылке. – И мне менее обидно, чем им. Я проиграл в бою, Лавьенда взяла верх, и случилось то, что случилось. Они же оставались волшебниками. Никогда не задумывалась, почему таких, как мы, называли великими? У каждой магии есть последствия для его носителей. У всех. У асторэ, тзамас, таувинов. Мы же… мы творили мифы, считая, что никаких последствий нет, пока не случился Катаклизм. Глупцы. Тион забрал силу, и те, кто уцелел, потеряли себя. Нэко было легче, ее талант таувина не исчез. А Кар…
– Гвинт, – поправила его Шерон, все еще не веря и в то же время веря. Конечно же веря. Теперь она понимала, почему лицо Кара показалось ей знакомым. Она видела его на фреске, когда проплывала на пароме под куполом, на котором сохранилось изображение великих волшебников. Только там он был гораздо моложе.
Гвинт. Еще одна легенда, которая не канула в вечность, а живет среди простых людей.
– Кар. Гвинт, Войс лишь прозвища из нашей школы. Я – Вихрь. Он…
– Скользящий, – перебила его Шерон. – Так на старом наречии звучит это имя. Почему его так назвали?
– Моего брата всегда тянуло к запретному. К той стороне. Он умен, но его любознательность часто приводила к неприятностям, которые приходилось решать всем нам. Он скользил, вот так. – Мильвио извлек из ножен Фэнико и провел пальцем, едва касаясь клинка, чтобы не порезаться. – На грани правил, и Мелистат позволял ему. Больше, чем Кар, о той стороне не знает никто. Он мог заговорить даже шаутта, подчинить себе на ненадолго, и делал так не единожды, парализуя своими умениями, предоставляя мне, Тиону, Мариду убить беззащитного демона. В этом был особый талант моего друга и соученика. Свою крысу он добыл на той стороне.
– Разве такое разрешалось?
– Когда ходишь в любимчиках учителя и держишь на плече столь «незначительную мелочь»? Волшебники творили множество дурацких вещей.
Шерон вспомнила забавную собаку, клянчившую пирожные. Облако ничуть не походил на крысу. И все же был ею. А еще чудовищем, способным блокировать способности таувинов гораздо легче, чем это проделала она с Виром.
– Он поможет нам?
– Нет. Наши отношения совсем не безоблачные. Скажем так, идет ливень с градом, и молнии не бьют лишь по чистой случайности. Кар винит меня во всем, что произошло. В том, что я нашел в Аркусе и принес оттуда.
– Но разве не Нейси открыла ту страницу? Не предложила ему пойти в этот город? Разве не с его книги все началось?
– Иногда людям проще винить других. Он живет среди нас благодаря Облаку, той стороне, что отманивает от него смерть. И давно не интересуется происходящим. Мы с Нэко пытались его переубедить, но ему куда больше нравится править здесь. Когда-то Кар посадил на трон Родриго Первого и теперь раз в несколько поколений приходит и помогает герцогам этого рода удерживать власть. Ему интереснее «возня», как он называет такое, чем решение проблем. Так всегда было.
– И все же он позволяет тебе посещать Каскадный дворец.
– Я друг герцога. Тот мне обязан. А мелкая мстительность не в породе и не в природе Кара. Особенно если я приношу пользу династии. Он легко потерпит меня. Но руку помощи не протянет.
– Я справлюсь с Гвинтом, если тот передумает терпеть тебя?
– Несколько лет назад ты даже не задала бы такого вопроса. – В его голосе не было неодобрения, лишь легкое веселье. – Пока рядом с ним Облако, не советовал бы сталкиваться с Каром лбами. Вряд ли у нас будут серьезные конфликты. Я пытаюсь спасти Треттини, и он, как бы ни ненавидел меня, не будет рубить протянутую руку помощи.
Из сада донеслась раздраженная ругань Лавиани.
– Ты удивишься, но мне этого не хватало, – улыбнулся Мильвио.
Шерон опустила босые ступни на ледяной пол, решив не искать обувь:
– Пойду узнаю, что стряслось. Не засыпай без меня.
– Ни один благородный сиор не будет спать, когда его дама отсутствует. – Он начал складывать из бумаги птичку.
Шерон прошла пустым коридором и стала спускаться по лестнице.
Тэо вернулся обратно в цирк, к Мьи. Он собирался выступить в «Радостном мире» через несколько дней, с открытием фестиваля, и они с Лавиани клятвенно пообещали прийти.
Из-под двери комнаты Бланки тек слабый свет. Дэйт – огромная фигура, выступившая из густого мрака, заставила ее вздрогнуть от неожиданности.
– Я, кажется, породил бурю, – проворчал он. – Эта женщина как жгучий перец.
– Вы наступили ей на ногу, милорд?
– Куда хуже. Взял из ее запаса куриных яиц. Как оказалось, у вашей знакомой отношение к ним, как у Торгового союза к бриллиантам.
Он, озадаченно сопя из-за произошедшего, ушел наверх.
– Мне не на ком сорвать зло, рыба полосатая, – увидев Шерон, сказала сойка. – И ученичок опять свалил. Подумаешь, узнал, что старая коза оказалась подружкой Мильвио, создала соек и умела творить фокусы-покусы. Ты его не видела?
– Нет.
Лавиани раздраженно цокнула языком.
– Он вернется, – сказала Шерон.
– Не то что бы мне было не плевать, но с чего ты так решила?
– Ему нравится Бланка.
Сойка недоверчиво покосилась на указывающую.
– Хм? Не обращала внимания.
– Ты не спросила, как мы провели время во дворце.
Лавиани продемонстрировала все возможное равнодушие:
– Думаю, умирали со скуки. Лично я бы умерла, если б выслушивала все ваши рассказы.
– Я видела твой портрет.
– А… – Равнодушия стало еще больше, хотя, казалось бы, это совершенно невозможно.
– Тебя рисовал старший брат герцога. Не желаешь поделиться подробностями?
– Посмотри на это лицо, девочка. – Лавиани ткнула в свою щеку пальцем. – Я очень похожа на человека, который бегает и рассказывает о себе?
– Абсолютно не похожа.
– Тогда что, все шаутты той стороны, ты от меня хочешь?
– Правды. От этого может зависеть моя жизнь. Наш успех. Я слишком близко к герцогу и должна знать.
Сойка взмахнула руками, словно призывая в свидетели само небо:
– Вот это «слишком близко» мне очень не нравится. Анселмо жучина, ублюдок и козий выродок. Надеюсь, он не очаровал тебя?
– Нет. Я понимаю, что он не мой друг.
– Уже хорошо. И повторяй это себе утром и два раза вечером, чтобы не забыть. Уж не знаю, как Мильвио с ним на короткой ноге, с этих волшебников станется и змеюку пригреть, но будь предельно внимательна. Если ты станешь представлять для него опасность, он избавится от тебя точно так же, как избавился от старшего брата, а потом и всей своей остальной семьи… Ладно, рыба полосатая. Кратко. А то ты не отстанешь до утра. Я была молода и приехала в Риону по делам Ночного Клана. Красивого зеленоглазого парня встретила на набережной. С чего мне знать, что это наследник? Он был художником, и с ним я становилась другой. Когда поняла, уже влюбилась по уши. Бретто привел меня в Каскады, имел право. Впрочем, я не обольщалась и понимала, что такое не будет продолжаться долго. Портреты, любовь, закатное море. Девица улицы и наследник? Что бы там он ни думал, но никто бы не позволил нам быть вместе. Уже тогда я не верила в слащавые сказочки.
– И уехала?
– Уехала. Увезла сына, о котором тогда ничего не знала.
– О.
– Ага. – Лавиани постаралась, чтобы тон был ровным. – Через пару лет мне пришлось снова вернуться сюда. И как-то, приканчивая одного благородного, подслушала разговор. О том, что грядет. Младший братец Бретто решил, что моя любовь недостоин венца герцога.
– Ты вмешалась?
– Не так, как ты думаешь. У меня был учитель. Клан. Задания. Моя жизнь в то время была подчинена другим правилам и законам. Я не стала бы убивать Анселмо без прямого приказа Борга. Рисковать жизнью сына – нет. Но я пошла к Бретто. Он все так же рисовал на набережной. Его больше интересовали композиция и свет, а не политика. Старший сын правителя был слаб. Красив, умен, но слаб. Он не понимал, к чему приведет его бездействие. И когда я рассказала ему, то не поверил. Сказал, что такого не может быть.
– И ты…
– И я, девочка моя, не стала бороться. Жалею ли я об этом сейчас? Да. Жалею. Вот столько. – Сойка едва заметно развела два пальца, показывая зазор не толще волоса. – Но жизнь человека, которого я все еще любила в душе, и жизнь моего ребенка, они на разных чашах весов. Так что я покинула Риону, теперь уже навсегда. А через несколько месяцев узнала, что старший сын герцога отравлен.
– О… Я соболезную.
Лавиани дернула уголком рта, словно говоря, что в сочувствии она не нуждается:
– Он сделал свой выбор. Точнее, ничего не сделал.
– Ты не мстила?
– Нет. И сейчас не хочу. На вершинах власти свои правила и свои игры. Мне не до этого. Ну а после смерти Бретто проявился «заговор» благородных семейств, случился мятеж, умер прежний герцог, его средний сын и еще куча народу. И к власти пришел Анселмо. Полагаю, что все это дело его рук. Или Кара, который тогда опекал щенка. Да все равно, если честно.
Ей было не все равно, и Шерон это видела.
– Я проявлю осторожность, – пообещала указывающая.
– Да. Прояви. Это все, о чем я прошу.
И, развернувшись, сойка ушла быстрым шагом, оставив девушку одну в ночном саду.
