5

Сладкий соблазн

Люди со своими необузданными аппетитами часто становятся жертвами собственной еды и питья.

Элиан. О природе животных

Может случиться и то, что богатую землю Эфиру

Он посетит, чтоб, добывши там яду, смертельного людям,

Здесь отравить им кратеры и разом нас всех уничтожить.

Гомер. Одиссея

Ксенофонта вполне устраивало место для обустройства лагеря, выбранное им на территории близ Колхиды на берегу Понта, то есть на юго-восточном побережье Черного моря (ныне это северо-восток Турции). Земля здесь плодородна и богата водой.

Дело было в 401 г. до н. э., великий военачальник вел 10 000 греческих наемников долгим маршем домой из Вавилона на север – через Междуречье, Армению и Анатолию. Гоплиты отважно сражались во время попытки государственного переворота, которую предпринял персидский мятежник Кир Младший против своего брата – царя Артаксеркса II. Но когда люди Артаксеркса убили Кира во время битвы при Кунаксе (рядом с современным Багдадом), смысл сражаться исчез. Персы призвали греческих военачальников на переговоры. Однако на якобы дружеском обеде всех греков умертвили, и греческая армия оказалась брошенной в ужасной ситуации – без руководства и в тысячах километров от дома.

Ксенофонт был избран новым командующим. Убийство греческих вождей и хорошие познания в области истории Персии – вполне достаточные причины для того, чтобы повсюду видеть предательство и измену, но даже Ксенофонт не был готов к тому, что случилось на берегах Понта. «Прежде всего, если тебе придется разбить лагерь в определенной местности, ты должен позаботиться о здоровых лагерных условиях». Его войско по дороге из Вавилона сражалось против враждебно настроенных местных жителей и грабило города в поисках пищи. Здесь тоскующие по родине 10 000 солдат, казалось, могли отдохнуть и помечтать о том, как они вскоре достигнут Греции. В окрестных деревнях было много еды. «Здесь, вообще говоря, не было ничего необыкновенного, – вспоминал Ксенофонт, – кроме большого числа ульев». Дикого меда тут много – только бери. Вскоре ульи были обнаружены солдатами, которые отправились за лакомством.

Однако оказалось, что «солдаты, вкушавшие мед, теряли сознание» и вели себя словно пьяные. Они были не в состоянии стоять на ногах и тысячами падали на землю. Ксенофонт сообщает: «Такое множество их лежало на земле, словно эллины потерпели здесь поражение в бою». Солдаты совершенно обессилели, как будто их настигло проклятье. Кто-то даже умер. «Всеми овладело уныние», – писал Ксенофонт. На следующий день уцелевшие начали приходить в себя, но еще три-четыре дня были не в силах стоять. Все еще ослабленная армия снялась с лагеря и направилась дальше на запад.

Уязвимость войска для возможной засады на вражеской территории в тот момент, когда солдаты даже не могли оказать сопротивления, очень тревожила Ксенофонта. Ему было неизвестно, что причиной заболевания стал от природы токсичный мед, произведенный пчелами, собравшими нектар с ядовитых цветков рододендрона. Мощные нейротоксины, содержащиеся в рододендроне, безвредны для пчел. Все жители Причерноморья хорошо знали о прекрасных, но опасных цветах. Сок рододендрона применяли для отравления стрел, а в микроскопических дозах мед был лекарством – pharmakon – и применялся как тонизирующее средство. В современной Северной Турции и Закавказье такой мед известен как deli bal («сумасшедший мед»). Чайная ложка такого меда, растворенная в стакане молока, считается традиционным возбуждающим средством, а солидная порция, принятая с алкоголем, усиливает эффект. В XVIII в. deli bal (европейцы называли его miel fou – «дурной мед») активно экспортировался из Крыма. Тонны токсичного меда отправлялись в Европу, где его добавляли к напиткам, подававшимся в тавернах.

Люди, не знающие о том, что этот вкуснейший мед делается из ядовитых цветов, вполне могли принять слишком его большую дозу, как солдаты Ксенофонта, опустошившие ульи. Я однажды беседовала с американским студентом факультета антропологии, который чудом пережил отравление таким медом в Непале, где растут настоящие леса рододендронов. Его хозяева-кочевники, пастухи яков, предупреждали его об опасности дикого меда и рассказывали, как отличить безопасный мед от ядовитого. Один из методов – подержать мед в руке: ядовитый вызывает ощущение покалывания кожи. Но студент заметил, что пастухи целенаправленно собирали ядовитый мед. Он предположил, что мед может быть галлюциногеном, отправился на поиски улья в лесу рододендронов, нашел и съел около 30 г меда. «Приход» начинался, по его воспоминаниям, весьма приятно, но вскоре стало очень плохо. Покалывание и онемение кожи сменились головокружением, неукротимой рвотой и поносом. Начала путаться речь, а психоделические эффекты сделались пугающими: перед глазами заплясали яркие огни, поле зрения резко сузилось. В таком состоянии ему удалось добраться до деревни до того, как наступил паралич мышц и смерть. Местные жители смогли его реанимировать. Через несколько дней после этого случая, в точном соответствии с состоянием солдат Ксенофонта, студент был все еще слаб, но уже мог стоять на ногах. Он узнал, что пастухи скармливали крошечные дозы меда своим якам в качестве возбуждающего средства. Они рассказали, что порции, которую принял студент, хватило бы, чтобы убить огромного тибетского мастифа.

В римское время «сумасшедший» причерноморский мед уже был хорошо известен авторам трудов по естественной истории. Плиний Старший отмечал парадоксальность того, что «сладчайшая, прекраснейшая, самая здоровая пища» может оказаться смертельной. Учитывая, что природа уже вооружила пчел ядовитым жалом, Плиний предполагал, что пчелы сознательно заимствовали яд ядовитых растений для создания дополнительного оружия, предназначенного для защиты ульев от человеческой жадности.

Критическая ситуация в войсках Ксенофонта возникла из-за случайного отравления, но осознание потенциала меда как биологического оружия было лишь вопросом времени. Джон Эмброуз, историк, занимающийся использованием насекомых в военных конфликтах, отметил, что древние «были достаточно умны, чтобы понять, что мед… может иметь военное применение, подобное современному ядовитому газу». Мед – всего лишь одна из привлекательных приманок, которые в античности могли служить тайным биологическим оружием для ослабления или убийства врагов. А страх перед биологическими токсинами породил поиски противоядий и средств выработки иммунитета, что, в свою очередь, тоже было основано на работе с ядами.

Спустя четыре века после Ксенофонта, примерно в 65 г. до н. э., через тот же регион проходила римская армия. Ее солдаты тоже не удержались от того, чтобы попробовать чудесный понтийский мед, и на сей раз последствия оказались фатальными. Армией командовал Помпей Великий в ходе долгих кампаний против самого опасного врага Рима в I в. до н. э. – великого Митридата VI Понтийского. Колоссальная армия Митридата, наводившая ужас адскими боевыми колесницами с вращающимися косами, приделанными к колесам, победоносно шествовала по Малой Азии, убивая десятки тысяч римлян. Предшественник Помпея Лициний Лукулл не смог завершить войну против неуловимого Митридата в ходе тяжелой кампании 74–66 гг. до н. э. Легионы Помпея все же сумели разбить великую армию Митридата в 65 г. до н. э., но коварный царь бежал через Кавказские горы в Крым и начал там планировать дерзкое сухопутное вторжение по земле в Италию. Митридат был известен тем, что боялся быть отравленным, и не без оснований: он сам убил собственную мать, брата, четверых сыновей и многих других людей, прибегая в основном к яду. Ему активно помогали агары – скифские лекари-шаманы (см. главу 2). Даже сон царя охраняли, как утверждают, необычные телохранители: бык, конь и олень. Когда кто-то входил в царские покои, эти животные предупреждали его настоящей какофонией: кто мычал, кто ржал, кто ревел.

Митридат еще в молодости разработал удивительный план личного спасения от яда. Он состоял в том, чтобы периодически употреблять внутрь крошечные количества яда или возбудителей инфекций, чтобы выработать иммунитет в том случае, когда организм вновь встретится с этим ядом (принцип гормезиса, на основе которого работают современные вакцины). Царь ежегодно проглатывал крошечные порции ядов и противоядий. Митридат был чрезвычайно начитан и изучал тексты на многих языках: в его время славилась индийская медицина, последователи которой были и в Риме. Царь мог знать, что в Древней Индии о страхах перед отравлением было написано в «Законах Ману» – индуистском священном кодексе правил, восходящем примерно к 500 г. до н. э. Возможно, идея организации такого режима питания появилась после прочтения следующей фразы: «Пусть вся пища короля будет приправлена лекарствами – противоядиями от ядов».

В поисках идеального териака – универсального противоядия от всех ядов – Митридат пробовал различные препараты на узниках, друзьях и себе самом. И со временем он создал очень сложное соединение более чем из 50 ингредиентов, включавшее противоядия и крошечные дозы ядов, смешав их в единое снадобье для собственной защиты. Этот особый состав стал известен как митридатий. Спустя годы после его смерти рецепт был улучшен рядом римских токсикологов, в том числе личным врачом императора Нерона, который примерно в 60 г. н. э. добавил еще десять ингредиентов, включая измельченную плоть гадюки и опиум. Врач Гален готовил ежедневные дозы улучшенного митридатия для трех императоров, опасавшихся отравления, в том числе для Марка Аврелия.

Сложные снадобья, которые, как считалось, могли служить противоядием от всех ядов, создавались и в Древней Индии. Индийские авторы медицинских трудов Чарака и Сушрута (ок. 400 г. до н. э.) упоминают два универсальных противоядия: одно из них – махадангхахасти – состояло из 60 компонентов, а другое – из 85. Митридатий ввозился и в Китай по Дороге специй. Склянки с митридатием пользовались большим спросом в Европе в Средние века и в эпоху Возрождения, а французские и немецкие аптекари продавали его вплоть до конца XIX в..

Командиры, которые использовали отравленное оружие сами, хорошо понимали необходимость противоядий или развитого иммунитета к ядам. Каутилья в руководстве по военному делу «Артхашастра» уделил главу препаратам, которые необходимо дать солдатам и боевым животным «до начала битв и осад крепостей», чтобы защитить их от биологической атаки врагов и возможного случайного воздействия собственного биологического оружия. Среди ингредиентов встречаются известные яды, такие как аконит, а также многочисленные вещества растительного, животного и минерального происхождения, способные оказать самое разное воздействие: шакалья кровь, желчь мангустов и крокодилов, золото, куркума и уголь (три последних имеют доказанную эффективность и в современной медицине). Предложения Каутильи по-прежнему актуальны: в 2002 году, когда США угрожали вторжением в Ирак (то есть в древнюю Вавилонию) с целью разрушить склады биологического оружия, Саддам Хусейн, как утверждается, пытался раздобыть большое количество противоядия против нервно-паралитических газов, чтобы защитить свою армию от собственного оружия.

Попытки Митридата и Каутильи обеспечить иммунитет к ядовитому оружию имеют параллели и в других современных методах – как грубых, так и весьма изощренных. Например, в армии Индонезии практикуется употребление внутрь крови ядовитых змей; солдаты также дают им себя укусить, что должно повысить их устойчивость к змеиному яду и отравленным стрелам. В США в 2001 году во время рассылки порошка сибирской язвы и возросшего страха перед биотерроризмом компания Tetrahedron, специализирующаяся на выживании в условиях апокалипсиса, продавала набор «необходимых препаратов для подготовки к биологической войне», уверяя, что эти снадобья защитят покупателя от сибирской язвы и бубонной чумы.

Образцом непредвиденных последствий попыток защитить себя от собственных биологических методов может служить история, случившаяся в Европе во время Второй мировой войны. Немцы слили в большое водохранилище сточные воды, что в результате привело к эпидемии чрезвычайно заразного тифа. Нацисты, чтобы защитить себя, решили регулярно делать анализы крови у местного населения, чтобы избегать районов, где свирепствовал тиф. Однако в Польше методы нацистов обернулись против них. Местные врачи тайно впрыснули полякам вакцину, которая давала ложноположительный результат анализа на тиф, так что немцы решили держаться от этого региона подальше.

Как и изготовление отравленных стрел или работа с бактериями чумы, которые могли вызвать случайное самоотравление/самозаражение, древние и современные попытки выработки иммунитета к отравленному оружию тоже могут иметь эффект бумеранга. В начале войны в Персидском заливе 1991 года в армии США была проведена вакцинация американских солдат; им выдали препараты против биохимического оружия, которое, как ожидалось, будет применено Ираком. Однако спустя многие годы после войны оказалось, что ее ветераны страдают от серьезных проблем со здоровьем, известных как синдром войны в заливе, что отчасти связано с лекарствами, использованными для их защиты.

В древности император Марк Аврелий опасался, что его попытаются убить при помощи яда и/или смертельной инфекции. (Некоторые обвиняли его самого в убийстве соправителя Луция Вера в 169 г. н. э.) Для самозащиты Марк Аврелий каждый день принимал дозу митридатия, в который Гален добавил опиум. В результате император стал опиумным наркоманом и умер в 180 г. во время эпидемии чумы, которую занесла в Рим собственная армия, во главе которой некогда стоял Вер (см. главу 4).

Даже обширные исследования царя Митридата в области иммунитета к ядам в конце концов его не спасли. Спасшись от Помпея, царь скрывался в своем государстве в Крыму, планируя вторжение в Италию, но тут его сын поднял восстание. Митридат был осажден в своей крепости и в итоге в 63 г. до н. э. покончил жизнь самоубийством. Он принял яд, который всегда был у него под рукой. Римлянам нравилось утверждать, что его желанию спокойно умереть было не суждено осуществиться из-за многолетней привычки принимать яды и противоядия. Правда, есть более логичное объяснение: яд почти не подействовал, потому что доза в рукояти кинжала Митридата была спрятана только одна, и ту царь разделил с двумя своими дочерями, тоже оказавшимися с ним в башне. Они умерли, а Митридату яда не хватило. Пришлось ему приказать телохранителю пронзить его мечом.

Тем временем Помпей захватил резиденцию царя и все, что в ней находилось, в том числе огромную библиотеку по токсикологии на множестве языков (Митридат знал их больше 20). Помпей нашел и драгоценные записи самого Митридата об экспериментах с ядами и противоядиями. Осознав их ценность, Помпей отправил книги и записи в Рим, приказав перевести все на латинский язык.

Плиний, который писал спустя сто лет после событий, заглядывал в личную токсикологическую библиотеку Митридата и упоминал несколько противоядий, рецепт которых царь записывал по-гречески собственной рукой. В своих садах и лабораториях по созданию ядов монарх работал с мышьяком, кровью понтийских уток, питавшихся ядовитыми растениями, а также розовым цветком, который Плиний называет «митридатией» или «полемонией» – «тысячесильным растением». Плиний был глубоко впечатлен «непрестанными поисками и всевозможными экспериментами в области создания полезных противоядий из смертельных ядов».

Митридат, как царь Понта и специалист в области токсикологии, прекрасно знал об особенностях меда из рододендрона, характерного для его страны продукта. Он наверняка держал какое-то его количество в своих запасах, а возможно, и включил в свой митридатий. Разумеется, он был знаком и с отравленными стрелами, изготовляемыми его союзниками – соанами и скифами. И он знал все о встрече солдат Ксенофонта с ядовитым медом на территории его Понта. Тогда армия Ксенофонта уцелела, потому что, пока солдаты слегли, на них никто не напал. Обладая знаниями о действии местного меда из рододендрона, Митридат имел огромное преимущество над Помпеем и его римской армией, которая не имела представления об опасности, преследуя Митридата в Понте около 65 г. до н. э.

Гептакометов – союзников Митридата в Колхиде – Страбон описывал как обитателей высоких деревьев, питающихся мясом зверей и древесными плодами. Они вселяли ужас своей способностью внезапно прыгать на врагов со своих домов на деревьях, подобно леопардам. Возможно, гептакометы получили от Митридата особые указания насчет того, как заманить в засаду римскую армию. Мы знаем, что они собрали большое количество диких ульев с ядовитым медом и расставили их на пути войска Помпея. Римские солдаты останавливались полакомиться медом и немедленно лишались чувств. Катаясь по земле и стеная, они исходили рвотой и поносом, после чего лежали неподвижно, не в силах пошевелиться. Гептакометы таким образом легко перебили около 1000 солдат.

Мед и хмельной напиток из него были в древнем мире единственными естественными подсластителями – непреодолимое искушение. Гептакометы просто воспользовались природными ресурсами, характерными для региона: местный дикий мед был смертельно ядовит, и этим биологическим оружием они обездвижили и истребили римлян. Те же преимущества может дать и ферментированный мед, если использовать его как приманку для врагов. Например, в том же Причерноморье древляне, враждовавшие с киевской княгиней Ольгой, в 946 году приняли несколько тонн хмельного меда от союзников Ольги. Был ли в составе напитка и deli bal? Этого мы не знаем, но напившиеся на тризне древляне были убиты, пока лежали, не в силах пошевелиться.

Элиан отмечал, что солдаты во время похода особенно уязвимы при приеме пищи и питья. Самой простой биологической уловкой, помимо лишения врага питьевой воды, являлось использование их голода или чрезмерного аппетита/любви к хмельному питью. Плиний отмечал: «Большинство проблем человека вызвано желудком… он умирает в основном из-за пищи». Эней Тактик в IV в. до н. э. советовал военачальникам подождать, пока враг не проявит неосторожность и не начнет «грабить, чтобы насытить свою жадность». Они «наполнят брюхо едой и питьем, а выпив, станут неосторожными… и ослабеют». В то же время Каутилья в Индии писал, как подсыпать яд «в рацион и другие средства телесного услаждения» врага.

Карфагенский полководец Ганнибал применил эту тактику во время вторжения в Италию в III в. до н. э. Заметив, что в окрестностях лагеря нет дров, и имея понятие о пищевых привычках римских солдат, он придумал хитроумный план. Он знал, что римские солдаты чаще едят не мясо, а кашу из злаков. Поэтому Ганнибал оставил лагерь, бросив там стадо скота, и ждал в засаде, пока римляне не захватили животных в качестве трофея. Они сразу же забили коров, но не смогли найти дров для костра и «набили себе живот сырой и трудноусвояемой говядиной». Непривычные к такой тяжелой, не приготовленной на огне пище, солдаты почувствовали себя плохо, у них началось разлитие желчи. Вернувшись ночью, когда нездоровые римляне «ослабили бдительность и пытались переварить сырое мясо», карфагеняне, как пишет военный историк Фронтин, «нанесли им тяжелый урон».

В своей первой победной битве в Северной Италии в декабре 218 г. до н. э. Ганнибал использовал еще одну несложную хитрость, основанную на биологической уязвимости. Подняв свои войска с рассветом, он втянул римлян в битву в самый мороз и снегопад, да еще до завтрака. Голодных и продрогших римлян легко уничтожили сытые карфагенские воины. Через несколько десятилетий Тиберий Гракх – римский полководец, бившийся в 178 г. до н. э. в Испании с кельтиберами, тоже прибег к голоду как к оружию. Через лазутчиков он разведал, что враги страдают от недостатка еды. Подобно Ганнибалу, римлянин снялся с лагеря, оставив там «огромное количество всевозможных припасов». После того как «неприятель немедленно кинулся на еду, Гракх неожиданно вернулся с войском и подавил отяжелевшего врага».

Если оставление врагам соблазнительной пищи выполняло свои функции, то предлагать им опьяняющие напитки работало более эффективно. На видном месте неприятелю оставляли бочонки с алкоголем или же посылали им вино в подарок (рис. 19). Во многих греческих мифах рассказывается о том, как получеловеческие существа – кентавры, сатиры и тритоны – опьянялись вином, после чего их ловили или убивали. Эта простая биологическая уловка фигурировала и в исторических документах, особенно в случаях борьбы с варварами (то есть не греками и не римлянами), которые считались особенно уязвимыми для алкоголя.

Рис. 19. Можно было отправить бочки с вином врагам или оставить их в брошенном лагере. Пьяных противников затем легко перебить. Фрагмент чаши из Апулии, 375 г. до н. э., Метрополитенмузей, Нью-Йорк

Один такой случай произошел в Северной Африке. Безжалостный император Домициан (81–96 гг. н. э.), раздраженный восстанием насамонян в Нумидии, заявил: «Я запрещаю насамонянам существовать!» Когда Флакк, поставленный Домицианом губернатором Нумидии, узнал, что насамоняне нашли бочонки с вином и лежат без чувств, то отправил войска, чтобы «напасть на них и истребить, уничтожив и все гражданское население также».

Полиэн, который составил для Марка Аврелия и Луция Вера учебник по «военным хитростям», во II в. н. э. предлагал советы по борьбе с азиатскими варварами. Он начал книгу с «археологии» мифологических примеров успешных военных хитростей, убеждая императоров, что храбрость и боевая мощь – это, конечно, хорошо, но самые умные полководцы должны знать, как побеждать без риска – иными словами, хитроумием и коварством.

Когда бог Дионис отправился в поход на Индию, то, по словам Полиэна, укрыл копья плющом и отвлек внимание противников вином, а затем напал на них, уже обессилевших. Полиэн также представил свою убедительную трактовку древнего мифа о Геракле и кентаврах. Хотя миф утверждает, что Геракл был вынужден биться с кентаврами, когда их неуправляемые толпы вломились на свадебный пир в поисках вина, Полиэн заявил, что Геракл заранее планировал стереть с лица земли всех кентавров и заманил их под смертоносные выстрелы ядовитых стрел, выставив сосуды с вином.

Переходя к реальным битвам, Полиэн приводит в пример кельтов. Как и все варвары, кельтские племена, по его словам, «по природе неумеренно склонны к вину». Он напоминает своим читателям-императорам, что во время мирных переговоров с кельтами римляне отправили им множество подарков, в том числе «большое количество вина, словно бы в знак дружбы». После того как кельты «выпили много вина и лежали пьяными», римляне, как пишет Полиэн, «напали на них и изрубили на куски».

Примечательно, что в исторических свидетельствах использования вина в качестве приманки жертвы коварство подчеркнуто именовалось варварами, то есть неполноценными народами по сравнению с цивилизованными культурами греков, римлян и карфагенян. Подобные же оправдания приводили в Великобритании для решения использовать химическое оружие против «невежественных и нецивилизованных» народов Азии и Африки в начале XX в. Греческие и римские военные стратеги, приводившие эти истории, постоянно подчеркивали неумеренное пристрастие варваров к алкоголю, пытаясь оправдать применение биологической хитрости, которая не сработала бы против более культурных и благородных противников. Например, Полиэн советовал императорам, как победить азиатов, обратив против них самих их «естественную склонность» к хитростям и подрывным действиям, а также любовь к отравляющим веществам.

Судя по всему, Полиэну самому очень нравилась возможность побеждать врагов при помощи отравляющих веществ. Он описывал историю Томирис, царицы массагетов, которая, как утверждается, в 530 г. до н. э. заманила в смертельную ловушку Кира Великого, персидского царя. Однако Полиэн, писавший через семь веков после этих событий, изложил их по-своему. В его версии Томирис притворилась, что в ужасе бежит от персов, бросив в лагере бочонки с вином. Персы пили это вино всю ночь, отмечая предполагаемую победу. Когда они легли спать пьяными и радостными, Томирис напала на персов, которые почти не могли двигаться, и перебила всех, включая царя.

Кир действительно погиб во время войны с Томирис, но, согласно греческому историку Геродоту, именно Кир опоил непривычных к вину кочевников, любителей молока. Версия Геродота основана на сведениях, полученных им из личных бесед со скифами примерно через век после событий, так что выглядит более правдоподобной, чем вариант Полиэна.

Массагеты, которыми правила Томирис, являлись сако-скифскими кочевниками, конными лучниками, жившими к востоку от Каспийского моря. Эти неукротимые воины были незнакомы с вином: они опьянялись гашишем и ферментированным кобыльим молоком (кумысом). Когда Кир начал войну, чтобы присоединить их территорию к своей империи, советники предложили царю хитроумный ход. Поскольку массагетам «незнакома роскошь персидского образа жизни и недоступны ее великие наслаждения», их можно легко истребить, устроив для них соблазнительный пир, «выставив огромное количество сосудов цельного вина».

Геродот подчеркивал моральный аспект изложенного: Кир применил биологическое оружие, потому что его людям не хватало умений и храбрости для честного боя. Греческий историк Страбон, который также писал об этом эпизоде, сделал важное замечание: Кир отступал, проиграв битву с кочевниками, и в итоге вынужден был прибегнуть к недостойной хитрости. Кир приказал выставить в персидских шатрах богатый стол и ретировался, оставив лишь самых слабых и ненужных солдат. Армия Томирис прибыла и быстро перебила хилых вояк, которыми Кир пожертвовал ради своей хитрости. Поздравив друг друга, кочевники заняли места за пиршественными столами и выпили столько вина, что не могли двигаться. Кир вернулся и убил всех пьяных массагетов. Он взял в плен и сына Томирис, но юноша, протрезвев на следующий день, убил себя.

Возмущенная кровавой резней, которая к тому же была устроена благодаря столь простой приманке, Томирис отправила Киру послание, в котором сравнила вино с ядом: «Кровожадный Кир! Не кичись этим своим подвигом. Плодом виноградной лозы, которая и вас также лишает рассудка, когда вино бросается в голову и когда вы, персы, напившись, начинаете извергать потоки недостойных речей, – вот этим-то зельем ты коварно и одолел моего сына, а не силой оружия в честном бою». Она требовала от Кира уйти из ее страны, иначе, как она сообщала, «я действительно напою тебя кровью, как бы ты ни был ненасытен». Кир послание проигнорировал.

Последовавшая битва была одной из самых жестоких в истории, по утверждению Геродота. Его источники сообщали, что противоборствующие стороны обменивались тучами стрел, пока те попросту не закончились, после чего перешли к рукопашной схватке, сражаясь копьями и кинжалами. К концу дня большая часть персидского войска полегла на месте. Томирис отправила своих людей на поиски тела Кира в грудах трупов персов (рис. 20). Отрезав ему голову, она погрузила ее в мех с кровью убитых персов. «Вот теперь я, как и грозила тебе, напою тебя кровью», – приговаривала она.

Степные кочевники царицы Томирис пили только молоко и не были знакомы с действием вина, что делало стратегию Кира особенно возмутительной. В других случаях, впрочем, использование неосторожного увлечения врагов едой или питьем не казалось несправедливым, поскольку считалось, что полководец должен уметь ограничивать своих обладающих свободным выбором людей. Однако добавление в вино ядовитых веществ рассматривалось как особенно злокозненное, потому что в данном случае элемент свободного выбора отсутствовал, а уж присылка отравленного вина в дар была еще большим коварством, поскольку нарушала принципы доверия и честного обмена подарками.

Рис. 20. Массагетская царица Томирис мстит персидскому царю Киру за то, что он опоил ее воинов вином. «Томирис с головой Кира», гравюра Гаспара Дюшанжа (1713) на основе картины Рубенса. Метрополитен-музей, Нью-Йорк

И все же со времен Троянского коня, с помощью которого была разрушена Троя, бдительным генералам и их армиям приходилось быть настороже, принимая «подарки» от врагов.

В Одиссее Гомера порочные женихи терроризируют жену Одиссея Пенелопу и его сына Телемаха, но притом выражают опасения по поводу того, что Телемах может, подобно отцу, отравить их вино ядовитым растением из Эфиры и затем перебить, пока они будут лежать беспомощными (см. главу 1). В исторические времена два карфагенских генерала – Гимилькон и Махарбал – действительно, как считается, победили североафриканские племена при помощи отравленного вина. Согласно Полиэну, Гимилькон, «упорный солдат», по представлениям современных историков, большинством своих побед обязанный ошибкам врагов, проиграл несколько битв из-за того, что его армии в 406 и 400 гг. до н. э. выкосил мор. После того как ряды его войска поредели из-за болезни, Гимилькон разработал биологическую стратегию для завоевания в 396 г. до н. э. мятежного североафриканского племени. Гимилькон победил ливийцев, воспользовавшись их пристрастием к вину. Он подсыпал в кувшины с вином в своем лагере порошок мандрагоры, а затем притворился, что отступает.

Мандрагора – корень этого растения, родственного смертельно ядовитой белладонне (см. главу 2), обладает мощным наркотическим действием – росла в Северной Африке и потому была хорошо известна карфагенянам. Мандрагора часто фигурировала в страшных историях. Как и в случае с чемерицей, существовало два типа мандрагоры – белая (мужская) и черная (женская), а собирать растение должны были шаманы, знатоки определенных ритуалов. Повернувшись спиной к ветру, копатели сначала трижды ножом обводили круги вокруг растения, а затем выкапывали его, находясь при этом лицом к востоку. Некоторые считали, что корень мандрагоры, когда его выкапывают из земли, издает крики, услышать которые сулило мгновенную смерть. Чтобы этих криков не слышать, травник привязывал стебель мандрагоры к лапе собаки, которая и вырывала растение, когда ее подзывали к себе с безопасного расстояния. Пахучие корни резали ломтиками и вялили на солнце, а затем измельчали или отваривали и хранили в вине (возможно, это и натолкнуло Гимилькона на идею отравить мандрагорой вино).

Согласно Плинию, человеку делалось нехорошо от одних паров мандрагоры, а те, кто вдыхал их слишком сильно, лишались дара речи. Военный тактик Фронтин отмечал, что мандрагора – снадобье, чей «эффект – нечто среднее между ядом и снотворным». Микроскопическая доза, вдыхаемая или принимаемая внутрь, могла использоваться как снотворное или обезболивающее при хирургии, но «те, кто по невежеству своему принимал слишком большое количество», впадали в глубокую кому и умирали. И действительно, ливийцы «жадно выпили все вино», когда Гимилькон симулировал отступление. Далее, согласно проверенной временем тактике, карфагеняне вернулись и уничтожили все племя, уже бывшее без сознания.

Во время Второй Пунической войны (218–201 гг. до н. э.) вспыльчивый командующий конницей Ганнибала по имени Махарбал тоже применил мандрагору против каких-то неназванных варваров. Махарбал смешал большое количество вина с измельченным в порошок корнем мандрагоры и оставил его в лагере. «Варвары захватили лагерь и с жадностью выпили отравленное вино». Махарбал вернулся и «истребил их, ведь они уже полегли на земле, словно мертвые».

Возможно, Юлий Цезарь вдохновлялся махинациями карфагенян с мандрагорой во время своего конфликта с пиратами в Малой Азии в 75 г. до н. э. Во времена Цезаря киликийские пираты (базировавшиеся на побережье современных Турции и Сирии) сделались серьезной угрозой в восточной части Средиземного моря, и римляне принимали меры для того, чтобы очистить от них морские пути. В ходе путешествия морем из Рима в Вифинию (на северо-западе современной Турции) у мыса Малия молодой Цезарь попал в плен к киликийским пиратам, бороздившим коварные воды вблизи Южной Греции. Пираты направились в Милет – богатый римский город на побережье Малой Азии, где потребовали за Цезаря огромный выкуп.

Цезарь ухитрился отправить жителям Милета тайное послание с просьбой заплатить выкуп вдвое и прислать продукты для «большого пира». Согласно Полиэну, милетцы прислали деньги и большие кувшины вина, щедро приправленного мандрагорой, а также большой горшок со спрятанным внутри оружием. «В восторге от огромной суммы денег», ничего не подозревавшие пираты напились вина и полегли пьяными прямо на палубе корабля. Жители Милета вернулись и зарезали их всех, как свиней, Цезарь же вернул милетцам выкуп. После этого он преспокойно сел на следующий корабль в Вифинию.

Иногда те, кого греки и римляне называли варварами, применяли ту же биологическую тактику против других варваров. Например, когда кельты и автариаты вели длительную войну, историк Феопомп (IV в. до н. э.) писал, что кельты «отравили собственную пищу и вино расслабляющими травами и оставили все это в своих шатрах», а сами ночью снялись с лагеря. Автариаты решили, что кельты в ужасе бежали, «захватили шатры и без удержу стали есть и пить». Эффект был незамедлительным: они «упали без сил, сраженные жестоким поносом. Кельты вернулись и перебили их, пока те не в силах были оказать сопротивление». Можно сделать обоснованное предположение, что за ядовитая трава была использована: симптомы напоминают возникающие при отравлении чемерицей, сок которой, как известно, кельтские лучники использовали для смазывания стрел и с похожим результатом применили греки, отравив воду в Кирре.

Древняя практика отравлять вино или иные соблазнительные продукты – игра на слабостях противника, которые индийский стратег Каутилья назвал «телесными удовольствиями врага», – много раз использовалась и в позднейшей истории. Среди современных примеров можно найти такие, по сравнению с которыми античные образцы окажутся скромными. Врач-гуманист Андреа Чезальпино сообщал, что в ходе Неаполитанской кампании 1494–1495 гг. испанцы оставили французам деревню с бочками вина, в которое была подмешана кровь, взятая у больных проказой и сифилисом пациентов госпиталя Сен-Лазар. Во время Второй мировой войны доктор Сиро Исии, японский мастер биологического оружия, по некоторым сообщениям, раздавал китайским детям в Нанкине сладости в добавкой в виде возбудителя сибирской язвы. Еще один пример – заговор ЦРУ по поставке взрывающихся сигар для Фиделя Кастро в 1960-е гг. А в 1980-е годы правительственные агенты в Южной Африке отравляли пиво, виски, сигареты, шоколад, сахар и мятные конфеты, чтобы убить борцов с апартеидом.

В ходе реконструкции покрытого мраком мира древнего биохимического оружия становится понятно, что многие виды злокозненного оружия и военные хитрости разрабатывались экспертами по природным ядам, и они терялись в неизвестности, а сомнительная слава доставалась военачальникам, на которых они работали, например карфагенянину Гимилькону. Яд для стрел, получаемый из растений и гадюк, чемерица и мандрагора, которыми отравляли воду и вино, собирались и готовились шаманами, ведьмами, друидами, волхвами и другими опытными профессионалами в области темного искусства. «Те, кто обладал знаниями, хранил их ревностно», при этом обычным людям внушалось, что это знание «было получено сверхъестественным путем», как отмечает Ваман Кокатнур в своей статье о химическом оружии в Древней Индии. Обычно эти люди работали за кулисами, а успех их действий приписывался «мести богов» или волшебству, чтобы эффект от биохимического оружия казался еще сильнее и ужаснее. Эти первые специалисты по ботанике, зоологии, фармакологии, токсикологии (и магии) были, среди прочего, и первыми специалистами по ведению биологической войны, но их роль остается неизвестной историкам из-за завесы тайны, которая окружала их зловещие профессии. В результате можно назвать лишь некоторых профессионалов в области ведения биологической войны, а именно африканских псиллов и скифских агаров, которых нанимали полководцы Катон и Митридат соответственно. Митридат выделяется как уникальный экземпляр знаменитого военного вождя, который к тому же сам занимался токсикологическими экспериментами. Еще один признанный эксперт в военной токсикологии – Каутилья, советник царя Чандрагупты.

Есть, однако, пример известного очень раннего изготовителя биологического оружия – Хрисамена. Эта ведьма из Фессалии разработала блестящую военную хитрость, основанную на отравлении врага съестными припасами. Легендарная история, изложенная Полиэном, очень древняя и относится примерно к 1050 г. до н. э., то есть ко временам греческой колонизации Ионии (ныне Западная Турция). Кноп, сын афинского царя Кодра, вел войну с ионийцами, оборонявшими Эрифры – богатый город на побережье Эгейского моря. Кноп посоветовался с оракулом, чтобы узнать, как добиться победы. Оракул посоветовал ему послать в качестве «предводителя» за Хрисаменой – жрицей богини Гекаты в Фессалии.

Фессалия, область на севере Греции, являлась центром античного ведовства, а фессалийские колдуньи, подобные Хрисамене, славились умением накладывать заклятия, варить ядовитые снадобья и делать лекарства. Все эти навыки, как считалось, они получали от Гекаты – богини-волшебницы подземного мира, властительницы перекрестков и адских псов. Ей приносили в жертву небольшие хлебцы с горящими свечами и щенят. Кноп послал в Фессалию своего гонца, и Хрисамена согласилась приплыть в Ионию и возглавить его войско в борьбе с Эрифрами.

Будучи жрицей Гекаты, Хрисамена была знатоком ядовитых трав и смертельных снадобий. Под Эрифрами она изучила положение дел и составила сложный план, исходя из собственных умений. Она выбрала самого крупного и красивого быка из стад Кнопа, одела его вышитыми золотом пурпурными покрывалами, позолотила рога и украсила ему шею гирляндами. Затем колдунья подмешала животному в пищу возбуждающее зелье. Тем временем, поставив на глазах у врагов, расположившихся лагерем напротив, алтарь, она велела принести все необходимое для заклания быка. Ее план состоял в том, чтобы произвести видимость жертвоприношения. Хрисамена привела к алтарю великолепно украшенного быка. «Бык же, обезумев от зелья и бешенства, вскочил и побежал с сильным ревом», – пишет Полиэн. Он ревел и брыкался, как современные быки на родео (рис. 21). Изобразив разочарование, Хрисамена со скрытым удовлетворением следила за тем, как бык мчался к неприятельскому лагерю. Полиэн так описывает успех ее замысла: «Враги, видя быка с золотыми рогами, обвитого венками и несущегося на их лагерь от жертвенника противников, сочли это хорошим признаком и счастливым предзнаменованием».

Решив, что боги отвергли жертву Кнопа, жители Эрифр поймали быка и принесли его в жертву собственным богам. Затем они съели его мясо, принимая пищу «как дар божества и божественный знак предстоящей победы». Однако как только люди попробовали отравленное колдуньей мясо животного, их охватило безумие: «Все принялись бегать взад-вперед и в буйном веселье прыгать».

В данном случае можно исключить использование чемерицы – сильного слабительного. Яд Хрисамены, вероятно, имел галлюциногенное действие; возможно, она применила атропин, который получают из белены, использовавшейся в античности в определенных дозах для достижения состояния «игривого безумия». Однако что бы Хрисамена ни подмешала в пищу быку, этот препарат явно сохранил отравляющие свойства и после того, как быка забили и приготовили, и оказал воздействие на тех, кто это мясо съел.

Рис. 21. Жрица-колдунья Хрисамена из Фессалии разработала успешный военный план победы над ионийцами. Она отравила священного быка и направила его в стан врага. Священный бык, Парфенонский фриз, 438–432 гг. до н. э. Британский музей

Когда Хрисамена увидела, что стражники оставили свои посты, а весь лагерь находится в страшном смятении, она приказала Кнопу и его войску вооружиться и напасть «на врагов, неспособных защищаться. Таким образом, Кноп, уничтожив всех, овладел городом эрифрейцев, большим и процветающим».

«Нам нужно что-то… вроде успокоительных, обезболивающих препаратов, погружающих людей в сон или в хорошее настроение». «Я бы хотел иметь что-то вроде волшебной пыли, которая усыпляла бы всех, кто находится в здании, – солдат и гражданских лиц». «Было бы крайне желательно заполучить некий туман, способный быстро усыплять людей». Эти цитаты из высказываний высокопоставленных американских военных и редакционной колонки известной газеты говорят об особых препаратах, газах или химикатах, с помощью которых можно было бы контролировать террористов или толпы людей в случае гражданского неповиновения. Их высказывания перекликаются с античными стремлениями усмирять врагов посредством успокаивающих, усыпляющих или дезориентирующих веществ, вызывающих ступор, замешательство или гипнотическое состояние. Управление перспективных исследовательских программ Пентагона разрабатывало «систему, которая почти мгновенно превращает недружелюбную толпу в дружелюбную». Желание придумать некую «волшебную пыль», успокоительный туман и другие средства контроля за поведением толпы для умиротворения или нейтрализации врагов не ново: за много веков до нас те же методы применяли военачальники, оставлявшие бочки с отравленным вином, и Хрисамена с ее одурманенным быком.

Современные попытки найти «нелетальные» методы умиротворения врага начались во время Второй мировой войны, когда Управление стратегических служб (предшественник ЦРУ) пыталось найти способ химического воздействия на Адольфа Гитлера. Агенты УСС планировали тайно впрыскивать в предназначавшиеся для него овощи женские гормоны. Затем, в 1965–1967 гг., во время экспериментов с ЛСД и подобными веществами, Пентагон тайно испробовал на американских гражданах на Гавайях галлюциноген, который разрабатывался в качестве химического оружия. А в 2002 году сообщалось, что Управление по созданию общевойскового нелетального оружия Пентагона и Министерство юстиции США начали разработку так называемых «химических успокоительных». Это оружие должно было иметь седативный или изменяющий сознание эффект, его можно было подмешивать в воду, распылять в виде аэрозоля или начинять им резиновые пули. Смысл был в том, чтобы использовать его неизбирательным образом для больших скоплений людей – диссидентов, беженцев или «враждебных толп». После этого американские войска могли бы провести сортировку обездвиженных людей и выявить среди них врагов.

Нужно отметить, что во всех античных случаях отравления или обездвижения врагов вином или другими средствами за первой стадией неизменно следовала вторая – массовое истребление беспомощных людей, в числе которых часто оказывались и заведомо гражданские лица. И действительно, Пентагон признавал необходимость «обучать солдат воздерживаться от убийства людей, неспособных себя защитить». Вспомним, что в греческом мифе даже Одиссей, мастер коварных уловок, отказался от отравления врагов, разорявших его семейные владения, а вместо этого предпочел встретиться с ними лицом к лицу, пусть и прибегнув при этом к обману.

Потенциал возможных летальных побочных последствий применения таких веществ в современном мире был продемонстрирован в октябре 2002 года, когда российские войска закачали газ в московский театр, где 40 чеченских мятежников удерживали более 700 заложников. Планировалось нейтрализовать этим газом всех, кто находился в здании, после чего туда ворвался бы спецназ, расстрелял бы потерявших сознание террористов с близкого расстояния и спас бы заложников. Однако воздействие газа, как и в случае с отравлением чемерицей воды в Кирре еще в VI в. до н. э., оказалось неконтролируемым. В театре от газа погибли 127 заложников, а здоровью других был нанесен урон.

Министр здравоохранения РФ Юрий Шевченко после завершения операции сообщил, что газ «сам по себе нельзя было назвать летальным».

Марк Уилис, специалист по биохимическому вооружению, отмечал, что применение такого вооружения можно понять, но следует понимать и «всю серьезность возможных рисков и потерь». Это вооружение не только создает «нереалистичные ожидания бескровных битв», проблемы избыточной смертности и «огня по своим», но имеет и еще один недостаток: враги могут заполучить и использовать ту же самую технологию. Это в равной мере относится ко всему биологическому и химическому оружию. Нельзя не вспомнить слова, приписываемые пергамскому царю Эвмену, во II в. до н. э. разбитому в морском сражении благодаря плану Ганнибала метать из катапульты на корабли Эвмена живых змей (см. главу 6). Эвмен объявил, что «не думает, чтобы какой-либо полководец захотел одержать победу такими средствами, которые могут в конце концов обратиться против него самого».