Чума началась в Вавилоне, где чумной дух вырвался из золотой шкатулки в храме Аполлона.
Юлий Капитолин
Один из самых часто упоминаемых инцидентов в истории применения оружия, как считается, произошел в 1346 году в Крыму. В 1344 году татаро-монголы из Золотой Орды осадили Кафу – генуэзскую крепость в Крыму на Черном море. В 1346 году в татарском войске началась бубонная чума, и им пришлось отступить. Современник событий, итальянец Габриэле де Мусси сообщил, что татары, снимаясь с лагеря, катапультировали тела собственных солдат, умерших от чумы, через стены Кафы «в надежде, что нестерпимый запах убьет всех, кто находится внутри».
Некоторые подробности этого зловещего эпизода, часто называемого первым случаем эксплуатации биологического оружия и долго считавшегося источником попадания бубонной чумы, распространяемой блохами, вшами и крысами, из Центральной Азии в Европу, сейчас вызывают сомнения. Историк Ханна Баркер считает, что черная смерть попала из степей в Европу иным образом. По ее мнению, главным источником распространения чумы стали корабли, перевозившие причерноморское зерно (а с ним крыс, блох и бактерии) из Кафы в Венецию, Геную и другие европейские города. Эти корабли свободно перемещались после снятия осады и эмбарго. Баркер заключает: «Перемещение “черной смерти” по Черному морю произошло определенно не вследствие биологического терроризма во время осады Кафы».
Но стреляли ли татары вообще чумными трупами из катапульты, как писал Мусси? Подобные действия означали бы, что они сознательно распространяли болезнь. Доказать этот факт невозможно, хотя он и выглядит правдоподобно. Среди осадных машин татар под Кафой действительно находился десяток катапульт. Баркер отмечает, что «тела или отсеченные головы иногда забрасывали в осажденные города», но утверждает, что эффект предполагался чисто психологический, а не биологический. Но заявление Мусси доказывает, что люди его времени действительно боялись сознательных попыток распространять заразу через контакт с жертвами чумы.
Что примечательно: Мусси писал, как те, кто находился внутри городских стен, старались скорее оттаскивать тела и выбрасывали их в море – очевидно, чтобы избежать нежелательного контакта. Мусси также упоминает «зловоние» как способ передачи инфекции. Начиная с античности причиной эпидемии обычно считалось вдыхание тлетворных запахов гниющих трупов или отвратительных миазмов. Ко времени осады Кафы было уже известно, что черная смерть может передаваться при близких контактах – даже при разговорах с зараженными людьми или вдыхании одного воздуха с ними. Задолго до появления научных представлений о патогенах и эпидемиологии опыт научил людей, что близость к трупам во время эпидемии практически гарантирует новые смерти.
И действительно, контакт с телесными жидкостями, кровью, открытыми ранами или выделениями зараженных трупов может привести к передаче бубонной чумы, а вдыхание микробов Yersinia pestis вызывает ее еще более вирулентную легочную форму. Телесные жидкости, блохи и вши, остававшиеся на телах или одежде мертвецов, могли занести черную смерть в Кафу. Некоторые исследования показывают, что человеческие эктопаразиты – лобковые вши, блохи и клещи – в большей степени ответственны за распространение бубонной чумы, чем крысы. Впрочем, другие исследования это опровергают.
Помимо биологических последствий ужасного деяния татар, предполагался чудовищный психологический эффект, а устрашение врага – одна из целей применения биологического оружия. Например, только на психологию людей и нацелен эпизод с использованием катапульты в 207 г. до н. э. во время Второй Пунической войны, когда римляне метнули голову карфагенского военачальника Гасдрубала в лагерь его брата Ганнибала. В этом случае действия римлян имели целью деморализовать Ганнибала, развеяв его надежды на получение подкреплений, без которых тот не мог завоевать Италию. Интересно, что впоследствии сам Ганнибал применил катапульты, метая ядовитых гадюк в расположение другого противника в Малой Азии.
Так или иначе, никаких следов применения катапульт для метания зараженных трупов или одежды до XIV века не наблюдается, а вот сознательное распространение инфекции иными средствами могло произойти задолго до инцидента в Кафе. Хотя точные механизмы передачи инфекции оставались неизвестными, во многих древних культурах понимали, что «дурные и смертельные миазмы поднимаются» от трупов умерших от чумы, а одежда или другие предметы, принадлежавшие жертве, тоже могут нести смерть. Это понимание позволило сделать трупы павших от эпидемии животных и людей и их одежду военным оружием.
Рис. 14. Довольно давно люди осознали, что контакт с трупами жертв эпидемий или вещами покойных может привести к распространению заболеваний. Римская мозаика, I в. до н. э., Аппиева дорога, Италия
Историк Аппиан рассказывал, как осаждающая армия потерпела поражение из-за мертвых. В 74 г. до н. э. Митридат VI Понтийский начал долгую осаду Кизика – города на Черном море. Защитники Кизика сопротивлялись изо всех сил: веревочными арканами повреждали стенобитные машины врага, лили на осажденных горящую смолу. Осада не заканчивалась, и войска Митридата начали страдать от голода и болезней. Затем, когда «трупы, брошенные поблизости без погребения, вызвали чуму к довершению голода», Митридат отказался от штурма и ретировался. Хотя не вполне понятно, сознательно ли защитники Кизика распространяли эпидемию, перебрасывая трупы через стены, или же заражение несли тела самих осаждавших, данная история показывает, что связь между трупами и распространением чумы хорошо осознавалась (рис. 14).
Греческие и латинские историки высказывали интуитивно верные соображения относительно эпидемий. Они отмечали, что те, кто ухаживал за больными, заболевали сами, что незахороненные или несожженные трупы переносят заболевание (см. главу 3).
В I в. до н. э. римский историк Тит Ливий писал, что во время эпидемий «мертвые убивали больных, а больные точно так же убивали здоровых». Фукидид в истории Пелопоннесской войны описывал великую афинскую чуму, появившуюся в Пирее – порту Афин – летом 430 г. до н. э. Чрезвычайно заразная эпидемия (современные историки медицины выдвигают различные конкурирующие гипотезы, считая болезнь оспой, тифом, корью или бубонной чумой) убила более четверти населения – примерно 80 000 человек. Фукидид эпидемию пережил и прекрасно осознавал роль контакта с больными при распространении инфекции. Стоит отметить, что афиняне первым делом обвинили спартанцев в том, что те отравили их колодцы.
Некоторые ученые заметили, что симптомы, от которых страдал мифологический герой Геракл, умирая из-за туники, отравленной ядом гидры, очень напоминают симптомы оспы. В версии мифа, созданной Софоклом ок. 430 г. до н. э. – как раз в то время, когда в Афинах бушевала эпидемия, – драматург использует медицинскую терминологию, упоминая пустулы и чуму для описания жжения от туники, убившей Геракла. В трагедии Софокла отражено общее мнение, что одежда может переносить не только яд, но и болезнь. Ту же идею выражал историк Георгий Кедрин, описывая киприанову чуму (пандемию, распространившуюся на территории от Египта до Шотландии примерно в 250 г. н. э.) и отмечая, что заболевание передавалось не только посредством прямого контакта, но и через одежду.
Впрочем, понимание того, что болезни могут передаваться через контакт с больными и их личными вещами, появилось еще у древних шумеров (в Сирии). Свидетельство тому – царская переписка на клинописных табличках, обнаруженных в архивах Мари – шумерского царства на Евфрате в Месопотамии. В одном из писем царь запрещал жителям зараженного города приезжать в здоровый город, чтобы «не заразить всю страну». В другом письме описана женщина, чьей чашки, стула, кровати и физического присутствия следовало избегать из боязни заразиться ее болезнью, очень вирулентной (она описывается словом mustahhizu, то есть «продолжает хватать или поджигать»). В современной этимологии такие передающие инфекцию предметы, как чашки и одежда, называются фомитами. Заражение через фомиты и принципы карантина, судя по всему, были известны уже 3800 лет тому назад. Однако древние описания эпидемий часто имели символическую форму: встречаются такие метафоры, как «разящие войска ангелов смерти» или «стрелы чумы», которые насылают боги. Из-за подобной образности многие ученые полагали, что рассказы об эпидемиях в ближневосточных, библейских и древнегреческих мифологических текстах – простые суеверные толкования, хотя на деле, как следует из писем в архивах Мари, они могли покоиться на твердых эмпирических основаниях.
Как уже говорилось, историки долго считали инцидент 1346 года в Кафе, рассказанный Мусси, первой зафиксированной сознательной попыткой распространения эпидемии ради военной победы. Однако в древних источниках есть описания гораздо более ранних опытов подобного рода. Некоторые из них, впрочем, носят легендарный или противоречивый характер, как история с осадой Кизика, но в других исторических свидетельствах явно читаются намерения хладнокровно наслать на врагов мор.
Первые свидетельства сознательных попыток вызвать заражение можно обнаружить в клинописных табличках древней анатолийской цивилизации хеттов (1500–1200 гг. до н. э.). Таблички рассказывают, как больных животных (и как минимум одну женщину) изгоняли на занятую врагом территорию, сопровождая процесс молитвой: «Страна, которая примет их, да заполучит эту ужасную чуму». Такие намерения не спутаешь ни с чем, и подобные средства могли быть весьма эффективными. В 2007 г. появилось еще одно похожее свидетельство. Во время Анатолийской войны 1320–1318 гг. до н. э. хетты столкнулись с более сильным врагом – конфедерацией племен Арцава. Однако они добились победы при помощи тайного биологического оружия. Хетты отправили на земли Арцавы овец и ослов, зараженных смертельной болезнью – туляремией. Смертельная «хеттская чума» посредством клещей и мух передалась и людям.
Древние хетты и вавилоняне почитали бога-лучника Ирру, насылавшего на врагов в битве чумные стрелы. В греческой мифологии те же функции выполнял Аполлон, уничтожавший невидимыми стрелами целые армии. Кроме того, он мог организовать нашествие грызунов, а их еще в античности считали переносчиками мора (см. главу 6). Данные мифологические поверья отражают тот факт, что эпидемии действительно часто сопутствовали военным нашествиям, и это было связано с образованием толп, антисанитарными условиями, стрессом, недостатком пищи и чистой воды, присутствием грызунов и прочих факторов заражения, а также встречей с новыми патогенами.
Когда в древности люди молили врагов наслать на захватчиков мор, заболевания, действительно распространявшиеся среди вражеского войска, доказывали, что их молитвы услышаны. Например, в IV в. до н. э. жители Пахина на Сицилии молили Аполлона наслать чуму на приближающийся флот карфагенян. И действительно, в 396 г. до н. э. среди карфагенян разразилась опустошительная эпидемия, так что они отказались от планов нападения на Сицилию.
Вероятно, вскоре люди решили, что нужно не полагаться на богов, а брать дело в свои руки, сеять заразу и создавать биологические проблемы врагам – например, как поступили хетты, отправлявшие зараженных животных к неприятелю. Некоторые современные комментаторы предполагают, что десять казней, которые Яхве по просьбе Моисея наслал на египтян ок. 1300 г. до н. э., можно считать одним из первых случаев достижения стратегических целей с помощью сил природы.
Не вызвана ли первая эпидемия – красно-бурые воды Нила, от которых погибла вся рыба и оказалась испорчена питьевая вода, – сознательным загрязнением реки сынами Израиля? Согласно Исходу, «маги» фараона могли вызвать схожее явление, что заставляет считать их одними из первых биохимиков в истории. Отравление рыбы подсыпанным в воду порошком из измельченных корней ядовитых растений и минералов наподобие извести, согласно Плинию Старшему, практиковалось в Месопотамии и в римские времена. Однако грязная кроваво-красная вода Нила могла быть связана и с природным явлением – ростом ядовитых водорослей или выпадением бурого осадка.
Появление лягушек и насекомых во время второй, третьей и четвертой библейской казни так же обусловлено сезонными явлениями, как град, нашествие саранчи и пыльная буря (хамсин) – в седьмой, восьмой и девятой. Но что насчет пятой и шестой казни? Пятая казнь, которую наслал Яхве, закончилась гибелью скота египтян; в ходе шестой дождь из «сажи» вызвал у животных и людей язвы и нарывы. Переход с животных на людей заставляет предположить легочную сибирскую язву, а нарывы от черной «сажи» могут быть черными язвами, которые образуются при накожной форме сибирской язвы – антракса (происходит от древнегреческого слова со значением «уголь»). То, что скот израильтян не пострадал, объяснить легко: возможно, животные паслись на отдельных, не таких сочных пастбищах.
Подобная же эпидемия описана в Илиаде Гомера (действие поэмы разворачивается ок. 1200 г. до н. э.): осаждающие Трою греки пали жертвой чумы, которую наслал Аполлон. Гомер реалистичен в деталях. Первыми от «черных стрел» Аполлона гибнут вьючные животные и собаки, затем начинают умирать люди.
Вспышки сибирской язвы губительны как для скота, так и для людей. Например, эпидемия, которая пронеслась по Европе в 1600-е годы, убила миллионы животных и по меньшей мере 60 000 человек. Как и вирус черной оспы и другие патогены, споры сибирской язвы могут сохранять жизнеспособность очень долгое время, а люди – сознательно ими управлять. Однако в истории периодически случались естественные циклы эпидемий сибирской язвы.
Хотя ни в Илиаде, ни в Исходе не подразумевается, что мор сознательно вызван людьми, ответственность за эпидемии берут на себя жрецы Аполлона и Яхве. Это явно говорит одновременно о желании и намерении применить то, что мы сейчас назвали бы бактериологическим оружием, и показывает, что люди этого боялись. Ряд случайных успехов при вызове эпидемий в прошлом, вероятно, мог стать мотивацией для самостоятельной их организации. Десять казней египетских – скорее всего, стечение природных обстоятельств, оказавшееся весьма удачным для сынов Израиля. Но в результате у людей появилось осознание, что мор и биологические катастрофы могут оказаться мощным оружием. Десятую казнь – внезапную смерть первенцев египтян – прозвали «абсолютным биологическим оружием». Несмотря на то что детей израильтян эта участь миновала, в Исходе нет и намека на то, что виновники этих смертей – люди. Однако, если бы можно было систематически уничтожать генетический материал врагов, эта биологическая стратегия могла бы привести к решительной победе над врагом раз и навсегда.
Блокирование генетического воспроизводства врага в древнем мире эффективно помогало навеки отделаться от него – либо через истребление всей его популяции, либо путем убийства всех мужчин и/или систематического изнасилования женщин. Печально известный современный пример таких биологических стратегий – попытка нацистов уничтожить всех евреев и «цыган» (рома) во время Второй мировой войны. Однако этнические чистки, массовые убийства и изнасилования солдатами с тех пор неоднократно происходили в бывшей Югославии, Мьянме, Руанде, Сирии, Китае и Индии. Разрабатывались и более совершенные методы геноцида. После падения апартеида в Южной Африке Комиссия по установлению истины и примирения в 1998 году определила, что финансируемые правительством врачи искали «расово специфичное бактериологическое оружие» и «способы стерилизации… чернокожего населения». Уже в 2003 году в военном отчете США описывалось предложение по созданию «нелетального оружия» на основе «генетических изменений». К сожалению, изготовление «абсолютного биологического оружия», направленного на ДНК конкретных этнических групп, ныне является возможным благодаря методам генной инженерии.
В древности люди регулярно делали попытки вмешаться в воспроизводство человеческого ресурса противника. Например, еще до десяти казней египетских фараон приказал повивальным бабкам убить всех сыновей, родившихся у еврейских женщин. Затем, в I в. до н. э., царь Ирод нанес биологический удар – на всякий случай повелел убить всех еврейских детей в возрасте до двух лет. В греческом мифе после взятия Трои победители убили маленького сына Гектора, чтобы ветвь великого защитника Трои пресеклась окончательно (эта трагическая сцена изображена на многих греческих вазах).
Греческие и римские историки сообщают о войнах, в которых победители убили всех мужчин с вражеской стороны, а женщин похитили и изнасиловали. Известный пример – легендарное похищение сабинянок отцами-основателями Рима. Полиэн в своем исследовании военной тактики приводит эту историю, рассказывая, как римляне пригласили сабинов – итальянских аборигенов – на торжество, а затем похитили всех девственниц этого народа.
Индийское руководство по ведению коварных войн «Артхашастра» намекало на существование тайных способов влиять на деторождение у врагов: «Когда лучник выпускает стрелу, он может промахнуться, но интригой можно убить даже нерожденного».
Латинское выражение pestilentia manu facta – «искусственно вызванный мор» – свидетельствует о том, что сознательное распространение заболевания в римские времена по меньшей мере обсуждалось. Этот термин придумал в I в. н. э. философ Сенека, советник Нерона, говоря об эпидемии, которую многие считали делом рук людей. Тит Ливий и другие латинские историки без конкретики упоминали намеренное распространение моровых поветрий, а вот Кассий Дион, греческий историк, родившийся ок. 164 г. н. э., подробно рассказал о двух таких искусственных эпидемиях.
Согласно Кассию Диону, эпидемии устраивали вредители, действовавшие как в Риме, так и в провинциях, и желавшие посеять хаос и снизить популярность императоров. Первый случай произошел до рождения историка – в 90–91 гг. н. э. в правление Домициана (которого подозревали в том, что он отравил своего брата и предшественника Тита). Заговорщики погружали иглы в болезнетворные вещества и тайно кололи своих жертв, умиравших затем от смертельного недуга. Согласно Кассию Диону, распространителей чумы поймали и наказали после того, как их выдали сообщники.
Похожий заговор имел место при жизни самого Кассия Диона во время правления Коммода. Тот наследовал своему отцу, императору Марку Аврелию, умершему в 180 г. н. э. от чумы, занесенной в Италию и Европу римскими войсками из Вавилонии (см. об этом далее). Когда Коммод был императором, в 189 г. н. э. империю потрясла новая эпидемия: в Риме погибало по 2000 человек в день. Этот мор, по утверждению многих, распространяли вредители, которые «наносили смертельные яды на тонкие иглы и тем самым заражали множество людей». Обвинения могли быть истинными или ложными, но они ясно говорят: в древности верили, что распространять смертельные болезни могут не только боги, но и люди. Сам метод – нападение на жертв с зараженными иглами – определенно выглядит правдоподобно, и слухи о таком биологическом вредительстве вызвали в Риме настоящую панику. Собственно говоря, к биологическому терроризму можно отнести и сами слухи: подобная тактика неоднократно доказывала свою эффективность на протяжении всей человеческой истории. Слухи будоражили население США после рассылки писем с сибирской язвой в 2001 году, когда существовала серьезная угроза биологического терроризма. Во время пандемии COVID-19, которая началась в 2020 году, в США, Китае, Иране и других странах в ходу были теории заговора о сознательном распространении вируса.
В Индии в IV в. до н. э. безжалостный стратег Каутилья явно предлагал разносить во вражеском стане инфекционные заболевания. В «Артхашастре» он приводит такой рецепт: нужно сжигать внутренности лягушек и ядовитые растения, чей дым, по его утверждению, вызовет у противника гонорею, а при добавлении в эту смесь человеческой крови должно начаться сильнейшее легочное заболевание. Измельченные в порошок пиявки, язычки птиц и мангустов, ослиное молоко, дурман (ядовитое растение, родственное белладонне) и прочие яды должны, по его словам, вызывать лихорадку, глухоту и другие заболевания. Существовало четыре рецепта, как наслать на врагов проказу: например, нужно было выдержать специальные семена в пасти белой кобры или ящерицы в течение недели, а затем смешать их с коровьим пометом и яйцами попугаев и кукушек. Для современного читателя подобное сочетание ингредиентов может показаться полностью бредовым, но не стоит забывать, что сам Каутилья прежде всего хотел устрашить врагов биологическими угрозами.
Как уже отмечалось, древние идеи «искусственной эпидемии» в свете недавних открытий в области генной инженерии приобрели новое, зловещее значение. Ричард Престон в своей известной книге «Темная биология» (Dark Biology) – гибрид художественной и научно-популярной литературы – еще в 2002 году писал, что ученые легко смогут создать более заразный штамм вируса мышиной оспы, добавив ген млекопитающих в оспоподобный вирус. В экспериментах с человеческими заболеваниями ученые доказали, что синтетические копии эпидемических вирусов могут быть созданы химическим путем в лаборатории с нуля, даже без живых клеток – посредством одной только репликации опубликованной последовательности ДНК природного вируса. В одном из первых экспериментов использовались схема строения полиовируса, скачанная из интернета, и химические материалы, которые можно заказать по почте.
Через 2000 лет после того, как Сенека придумал выражение pestilentia manu facta для характеристики сознательно организованной и распространяемой людьми эпидемии, возможность того, что террористы или сумасшедшие правители ее устроят, стала суровой научной реальностью. Генетически модифицированные и синтетические патогены можно сделать биологическим оружием благодаря технологии генетического редактирования CRISPR и вирусологическим экспериментам Gain of Function (GOF – наделение функцией).
Греческий миф о Пандоре, открывшей запечатанный кувшин и обрушившей на человечество чуму и мор, – одно из первых мифологических проявлений древнего представления о том, что болезнь содержится в некоем запечатанном сосуде (рис. 15).
Связанная с этим идея запечатывания в сосуде опасного вируса, чтобы осознанно выпустить его на врагов, которые по незнанию сломают печать, – широко распространенный фольклорный мотив, к тому же вполне правдоподобный с точки зрения науки и истории. Некоторые из историй о биологических атаках отражают лишь фантазии или, наоборот, воплощают худший сценарий. Но сознательное распространение эпидемий таких заболеваний, как оспа или бубонная чума, совершенно реально, поскольку инфекция на фомитах и в виде аэрозоли (крошечных частиц, передаваемых по воздуху) может сохранять жизнеспособность в течение очень долгого времени.
Рис. 15. Греческий миф о ящике (кувшине) Пандоры – одно из ранних проявлений идеи о том, что заразную болезнь можно «поймать» в запечатанный сосуд. Краснофигурная амфора, 460–450 гг. до н. э., вазописец Ниобид. Художественный музей Уолтерса, Балтимор
Приведенная в книге Самуила библейская история о трудностях, возникших у филистимлян с Ковчегом Завета, – весьма ранний пример этого фольклорного мотива. В XII в. до н. э., когда филистимляне воевали с израильтянами, они опасались, что Яхве нашлет на них мор, как на египтян. И действительно, когда филистимляне отвоевали у израильтян Ковчег Завета и забрали этот священный деревянный ящик в свою столицу, началась эпидемия, скосившая множество людей (рис. 16). Болезнь характеризовалась опухолями (бубонами) в паховой области – типичный признак бубонной чумы, а по земле во множестве бегали крысы. Уцелевшие филистимляне отправили Ковчег в другие свои города, и в каждом начиналась подобная эпидемия. Филистимляне приписали ее козням Яхве и связали с нашествием грызунов (бубонная чума передается с блохами и вшами, живущими на грызунах).
Рис. 16. В XII в. до н. э. чума бубонного типа и крысы во всех городах филистимлян следовали за Ковчегом Завета – священным деревянным ящиком, который самим израильтянам запрещалось трогать. «Чума в Ашдоде», гравюра Дж. Толосано с картины Н. Пуссена
Рассказ об эпидемии чумы, начинавшейся в каждом городе, куда прибывал специальный Ковчег, ставит любопытные вопросы. Возможно, филистимляне, перевозившие Ковчег по городам, сами являлись переносчиками болезни. Но существует множество нарративов, записанных различными народами на разных этапах истории, где после вскрытия запечатанного ящика, захваченного у врага, начинаются эпидемии. Сегодня известно, что такой сценарий в принципе возможен. Нельзя не задаться вопросом, не мог ли в Ковчеге находиться некий объект – например, кусок материи, содержащий бактерии чумы в виде аэрозолей, или насекомые – переносчики инфекции, заразившие в стране филистимлян сначала грызунов, а затем и людей? Ковчег Завета впоследствии вернули и установили в Храме Соломона в Иерусалиме. Понимать принцип действия фомитов или переносчиков инфекции необязательно: всему можно научиться на собственном опыте посредством наблюдений. Характерно, что сами израильтяне никогда не прикасались к Ковчегу Завета и тем более не открывали его. Его все время переносили на шестах, цепляя за специальные кольца; любой физический контакт исключался. А один израильтянин, который случайно все же потрогал ковчег, сразу умер.
Судя по двум другим историям об Иерусалимском храме, материал, содержащий чумные бактерии, могли прятать в безопасном месте на случай военного вторжения. Вспомните, например, древнюю легенду о ловле «демонов чумы» и помещении их в Храм. Эта легенда приводится в «Завещании Соломона» и других древних еврейских, гностических и греческих текстах I–IV вв. н. э., но основана на более ранней устной традиции. Соломон – историческая личность, царь, построивший в X в. до н. э. Первый Храм в Иерусалиме. Согласно легенде, он призвал злых духов болезней и горестей и заставил их помогать строить великолепный храм.
Затем Соломон заточил демонов в медные сосуды и запечатал их серебром. Медь, которую в древности добывали в пустыне Негев, обладает антимикробными свойствами, не подвержена коррозии и замедляет размножение бактерий и плесени. Серебро также имеет антибактериальные свойства. По легенде, Соломон поставил эти запечатанные сосуды в огромные вазы или ящики и замуровал в основании храма.
Данную легенду можно считать свидетельством верований в то, что злых духов можно волшебной силой заключать в сосуды (вспомним джиннов в бутылках). Однако шумерские таблички из Мари доказывают, что жители древнего Ближнего Востока издавна понимали: предметы могут распространять смертельные заболевания. Как и в ветхозаветном рассказе о Ковчеге Завета и вспышках эпидемии у захвативших его врагов, это понимание придает легенде о Соломоне более глубокий смысл. Действительно, библейские рассказы об эпидемии, которую Яхве наслал на египтян во времена Моисея и на филистимлян, похитивших Ковчег Завета, уже закрепили в сознании представление об инфекции как об оружии, так что действия Соломона по сохранению источников заражения можно считать подготовкой оборонительного оружия. В своем завещании Соломон предсказывал, что, когда Иерусалим будет разрушен царем халдеев, окажутся духи болезней на свободе. И действительно, в 586 г. до н. э. Навуходоносор (жестокий царь халдеев – Нововавилонской империи) разграбил и сжег Иерусалимский храм Соломона. «Во время грабежа», как пишет греческий хронист, захватчики обнаружили медные сосуды и решили, что в них таится сокровище. Вавилоняне сломали печати, после чего из сосудов вылетели демоны болезней и «снова стали заражать людей».
Древняя легенда о Соломоне, заключившем злых духов в Иерусалимском храме, хорошо известна и в исламских преданиях. Некоторые фундаменталисты, относящие себя к приверженцам «исламской науки» – наукообразное ответвление исламского мистицизма, – считают невидимых сверхъестественных джиннов источниками ядерной энергии и эпидемий. Они указывают на способность Соломона «укрощать могущество» джиннов и утверждают, что особыми «духами» атомной энергии и заражения (например, сибирской язвой) можно управлять посредством тайного знания. В 1980–1990-е гг. ведущий пакистанский инженер в области атомной энергии Башируддин Махмуд рассказывал и писал об «общении» с невидимыми, но могущественными духами-джиннами, которых некогда «усмирил царь Соломон». С 2001 года Махмуд находится в пакистанской тюрьме после того, как в его офисе в Афганистане нашли планы и диаграммы для создания устройств по распространению сибирской язвы.
Храм Соломона вновь построили в V в. до н. э. В 1945 г. в Наг-Хаммади, что в Египте, обнаружили несколько раннехристианских документов, зарытых там около 400 г. н. э. В одном из свитков записана другая версия легенды о Соломоне, датированная I–II вв. н. э. Во время осады Иерусалима будущим римским императором Титом в 70 г. н. э. Второй храм был разрушен, и, согласно свиткам, римские солдаты обнаружили древние сосуды, зарытые по приказу Соломона, и разбили их в поисках сокровищ. Демоны чумы, томившиеся в заточении со времен Соломона, вышли на свободу. Кстати, Светоний, латинский биограф Тита, сообщает, что «правление Тита отмечено рядом ужасных катастроф», в том числе «одной из самых страшных в истории эпидемий чумы».
Почти через век в том же географическом регионе практически повторился тот же сценарий. На этот раз римские солдаты разграбили греческий храм в Вавилоне.
Ужасная эпидемия 165–180 гг. н. э. распространилась из Вавилонии на Ближний Восток и в Средиземноморье, попала в Рим и даже в Галлию и Германию. Великий врач Гален подробно описал симптомы мора, и ведущие историки медицины высказали мнение, что это была эпидемия оспы или кори. Опустошительный мор именуют антониновой или галеновой чумой. По современным оценкам, его жертвами стали от семи до десяти миллионов человек.
Обвинения, изложенные в двух латинских источниках IV в., посвященных Парфянской войне в Вавилонии – в «Истории Августов» и истории Аммиана Марцеллина – заставляют предположить, что эта чума, или по крайней мере древние слухи о ней, должна войти в историю применения биологического оружия. Пандемия началась во время римской военной кампании против парфян в Месопотамии, проводимой совместно правившими императорами Луцием Вером и Марком Аврелием (рис. 17).
Парфянская империя в то время располагалась в Центральной Азии, простиралась от Инда до Евфрата и постоянно угрожала власти римлян. «Болезнь, как утверждают, возникла в Вавилонии, где spiritus pestilens, тлетворный дух, вырвался из золотой шкатулки в храме Аполлона», – писал биограф Вера, известный как Юлий Капитолин (на самом деле это один из псевдонимов, используемых анонимными авторами «Истории Августов»). Некий римский солдат «взломал шкатулку, и после этого [мор] наполнил землю парфян, а затем и весь мир», делаясь на своем пути из Персии на Рейн все опаснее.
Рис. 17. Марк Аврелий и Луций Вер, соправители во время Великой чумы 165–180 гг. н. э., которая, по античным сообщениям, началась после того, как солдаты Вера взломали золотую шкатулку в вавилонском храме Аполлона, тем самым выпустив «духов чумы». Мраморные бюсты, 160–170 гг. н. э., Британский музей. Фото Кэрол Раддато
Сирийцы и прочие обвиняли Луция Вера в намеренном распространении болезни. Но Капитолин возражал, что Луций Вер здесь ни при чем, а вся вина лежит на чрезмерно амбициозном генерале Вера Авидии Кассии. В 164 г. н. э. кровожадный Кассий пошел на штурм Селевкии – греческого города на Тигре в Вавилонии (парфяне сделали из этого города свою летнюю столицу). Армия Кассия с неслыханной жестокостью взяла Селевкию и сровняла город, один из последних оплотов греческой культуры, с землей, хотя жители Селевкии поначалу отнеслись к римлянам хорошо.
Тем самым Кассий нарушил общепринятые правила войны, воспрещавшие нападать на дружественный город или нарушать перемирие. Именно солдаты Кассия разграбили греческий храм и дали ход инфекции, согласно свидетельствам Капитолина и Аммиана.
Представление о том, что разграбление храма или другого священного объекта или места будет наказано мором, весьма древнее. Захват филистимлянами Ковчега Завета, за которым последовали вспышки чумы, – один из ранних примеров такого рода убеждений. Еще один пример упоминался в главе 3: карфагенская армия в 396 году пала жертвой эпидемии под Сиракузами. Этот мор начался после того, как карфагенские солдаты ограбили греческий храм Деметры и Коры. Аппиан рассказывал, как чума истребляла галлов, когда они попытались ограбить оракула Аполлона в Дельфах в 105 г. до н. э. После того как галлы бежали, болезнь стала распространяться среди гетов и иллирийцев. В изложении Капитолина ясно читаются намеки на то, что Кассий и его люди оскорбили Аполлона, то есть именно того бога, который имел обыкновение насылать болезни на захватчиков.
Согласно надписям, обнаруженным археологами, оракул в храме Аполлона в Кларе на побережье Малой Азии во время этой эпидемии выдал много суровых прорицаний, приписывая чуму гневу бога и советуя поставить во всех городах статуи Аполлона Длинноволосого, натягивающего лук, чтобы отразить духов болезни, освобожденных римскими мародерами. Связь между храмами и чумой вновь возникла в 540 году, когда византийский император Юстиниан приказал разрушить храм Исиды в египетских Филах. На следующий год бубонная чума (известная как юстинианова) распространилась из Египта по всей Римской империи: проникла в Константинополь, Персию, Италию, Испанию, Галлию и Британию.
Но каким образом храмовая шкатулка вообще могла сделаться вместилищем вредоносных бактерий? Рассказы о том, что в храмах хранилось биологическое оружие, вызывают множество вопросов. Зачем вообще держать в храме потенциально опасные материалы?
В греко-римском мире храмы часто совмещались с музеями почитаемых реликвий, где выставляли разные виды оружия, имевшего историческую или мифологическую значимость. Например, первое в истории биологическое оружие – отравленные ядом гидры стрелы Геракла – хранилось, как утверждалось, в одном из храмов Италии: лучник Филоктет посвятил их Аполлону – богу, чьи стрелы вызывали эпидемии (см. главу 1).
Однако предметы, обладающие смертоносным биологическим потенциалом, наверняка не просто так сохранялись для потомства. Уцелевшие данные позволяют предположить, что жрецы храмов Аполлона хорошо разбирались в ядах и изучали их действие. Например, знаменитый токсиколог II в. до н. э. Никандр служил жрецом храма Аполлона в Кларе – того самого храма, оракул которого прорицал о чуме 165 г. н. э. Никандр составил энциклопедию ядовитых змей, растений и насекомых. Аполлон также покровительствовал врачам: как уже говорилось, врач Небр воспользовался своими познаниями в ядах, чтобы помочь разрушить Кирру – город, оскорбивший Аполлона (см. главу 3). Зная все это, можно сделать предположение, что в некоторых античных храмах, как в своеобразных лабораториях, проводились эксперименты с ядами и противоядиями, болезнями и даже примитивными вакцинами.
Отдельные греческие храмы действительно служили убежищем подлинных носителей болезни. Аполлон был покровителем грызунов (в античности их не делили на мышей, крыс и полевок). Полчища грызунов – предзнаменование эпидемий, ведь все грызуны могут быть переносчиками бубонной чумы, тифа и прочих заболеваний. При одном только храме Аполлона – в Гамаксите близ древней Трои – содержалось множество священных белых мышей или крыс. Они жили у алтаря и кормились за счет жертвователей.
Еще один интригующий пример, показывающий связь храмов с переносчиками болезней, относится к Афине, греческой богине войны. Ее храм в Рокке на острове Крит славился бешеными псами, а к Афине Роккской обращались для излечения бешенства у человека. Элиан описывал сложный эксперимент, проведенный каким-то напоминающим шамана стариком в окрестностях Рокки, в ходе которого тот использовал морские биотоксины, полученные из желудочного сока морских коньков, для борьбы с бешенством у подростков, укушенных бешеными собаками. Сейчас известно, что в организме морских коньков содержится катепсин В – противовоспалительный энзим. Тем не менее, как признавал сам Элиан в другом месте, укус бешеной собаки всегда смертелен. Интересно, что, рассказывая о различных ядах и отравленных стрелах, Элиан упомянул и бешеных собак. Слюна бешеного пса могла даже пропитать укушенный кусок ткани, что вызывало вторичное, не менее смертельное бешенство у любого, кто этот кусок ткани трогал. Это зловещее замечание Элиана намекает на то, что «яд» бешеного пса мог потенциально использоваться в качестве оружия, хотя нет никаких доказательств, что он действительно применялся для отравления стрел в Древней Греции или Риме.
Однако в «Артхашастре», написанной в IV в. до н. э., приводятся два рецепта биологического оружия, которые, вероятно, свидетельствуют о том, что подобные попытки предпринимались в Индии. В одном рецепте говорится, как получить отравленную стрелу, смешав несколько ядов «и кровь мускусной крысы». Как писал Каутилья, любой, кто будет сражен этой стрелой, начнет кусаться и должен будет укусить десять своих товарищей, которые, в свою очередь, укусят других. Другое зелье, составленное из красных квасцов, ядовитых растений, козьей и человеческой крови, вызывает «кусачее безумие». Эти повторяющиеся указания на укусы подозрительно напоминают бешенство. Спустя примерно 1000 лет Леонардо да Винчи описывал создание бомбы из слюны бешеных псов, яда тарантула, ядовитых жаб, серы, мышьяка и жженых перьев (содержащих двуокись серы; см. главу 7). В 1650 году идея использовать бациллы бешенства для метательного оружия пришла в голову и одному польскому генералу артиллерии. Он писал, что можно заряжать в катапульту «полые сферы со слюной бешеных псов, чтобы вызвать эпидемию».
Вернемся к сути дела – рассуждению о храме как хранилище ядов, патогенов и противоядий. Сделаем следующий шаг и зададимся вопросом: не хранили ли жрецы храмов Аполлона или Афины смертельно опасный биологический материал, чтобы применить его в случае кризиса? Легко себе представить полоску ткани или другой предмет, зараженный, например, высохшей оспенной коркой, который ждет своего часа в золотой шкатулке, надежно укрытый от тепла, света и воздуха в вавилонском храме Аполлона (рис. 18). Подобные предметы могли сохранять необычайную вирулентность патогенов в течение многих лет.
Помимо литературных указаний на то, что храмы могли служить тайными арсеналами для переносчиков болезней и фомитов, существуют исторические и археологические доказательства, что в Античности в храмах действительно хранили боевое оружие. Например, в Парфеноне – великом храме Афины в афинском Акрополе – нашли коллекцию болтов для катапульты, датируемую 370 г. до н. э. Их разместили в храме спустя поколение после изобретения в Сиракузах катапульты арбалетного типа – ужасного оружия, которое вывело военные разрушения на новый уровень.
Оружейные склады обнаружены и в других храмах Греции, Анатолии и Бактрии. Например, перед великой битвой при Херонее в 338 г. до н. э. греческие храмы пожертвовали оружие на нужды обороны.
Рис. 18. Женщина кладет ткань в ящик. Если этот материал принадлежал жертве эпидемии – например, оспы, то он мог оставаться заразным на протяжении многих лет. Терракотовая пинака из Локр. Национальный археологический музей, Калабрия
Связь святилища и оружия можно наблюдать и в более позднее время. Например, во время крестовых походов, когда в воинов вселяло ужас новое огненосное оружие – греческий огонь на основе сырой нефти, арабские источники сообщали, что в византийских церквях хранятся ее большие запасы. А в IV в. н. э. ходили слухи, что Дьявол тайно внес нефть, которую применяли как зажигательное оружие, в церковь святого Николая в Мире (побережье современной Турции).
Размещение болтов для катапульты в храме Афины в классической античности может свидетельствовать о том, что богиня войны брала на себя контроль над технологически передовыми баллистическими вооружениями. Точно так же можно считать, что за самым опасным биологическим оружием надзирал Аполлон, бог эпидемий.
Характерно, что защитники городов жарко «взывают с просьбами наслать мор на армию захватчиков или осаждающих» к богам чумы, таким как Аполлон, – отмечает Кристофер Фараоне, исследователь античной религии. Как и другие комментаторы, он посчитал рассказ о шкатулке с чумой в вавилонском храме Аполлона всего лишь еще одним «любопытным историческим анекдотом» – очередным доказательством того, что Аполлона почитали как бога эпидемий, часто происходивших после вторжения вражеских армий.
Однако эта история куда сложнее; она весьма значительна для истории оправдания применения биологического оружия. Сохранилось много древних рассказов о людях, призывавших богов эпидемий помочь им в сопротивлении захватчикам или угнетателям, так что, вероятно, биологическое оружие считалось приемлемым при обороне, но недопустимым в случае нападения. Например, в Исходе израильтяне молили Яхве наслать чуму на египетских угнетателей. В Илиаде Гомера Хрис, жрец Аполлона, призвал чумные стрелы на греческую армию после того, как захватчики разрушили его родной город и похитили дочь. Даже изобретатель биологического оружия, обожествленный Геракл, которого регулярно призывали на помощь греки в случае войны, мог ответить просьбам только в случае обороны. Например, когда сиракузяне принесли жертвы Гераклу во время афинского вторжения на Сицилию, Геракл смог предложить свои услуги лишь в том случае, «если они будут не искать сражения сами, но лишь обороняться».
Принцип призвания чумы на врагов для самозащиты, возможно, имеет предпосылки в реальности: захватчики «иммунологически наивны» и тем самым более уязвимы для эндемических заболеваний в зарубежных землях, чем местное население. Часто эпидемии губят атакующие армии сильнее, чем сопротивление местных жителей. Однако с древних времен следовало учитывать и еще один фактор: люди чувствовали, что использовать яды и инфекции можно только в отчаянном положении. Этот принцип позволял загрязнять воду на пути нападающей армии или ставить ловушки на заброшенных кордонах.
Тот же оборонительный принцип фигурирует и в современной Конвенции о запрещении биологического оружия (подписана в 1972 году и на 2021 год ратифицирована 183 странами), который запрещает использование наступательного биологического оружия, но разрешает исследования в области «оборонительного» оружия.
Многие военные лидеры не решались одобрить агрессивное применение биохимического оружия. Например, Людовик XIV наградил итальянского химика за изобретение бактериологического оружия, но лишь на том условии, что этот человек никому не откроет его рецепта. Людовик V отказался от предложения раскрыть «утерянный» секрет греческого огня. Даже Гитлер, горячий поклонник греко-римской культуры, по слухам, в 1939 году запретил дальнейшие исследования в области наступательного биологического оружия, хотя нацистские ученые продолжали разработку нервно-паралитических газов и других биохимических агентов. Конечно, запреты на использование бактериологического оружия в качестве наступательного систематически нарушались. Многие современные нации просто помещают разработку и производство биологического оружия под гриф «секрет обороны», хотя ничто не препятствует его применению и при наступлении. Вирусологи и военные специалисты воспроизводят логический порочный круг: дескать, сначала надо изобрести биологическое (и химическое) оружие, а потом можно подготовить контрмеры. Таким образом, оправдывается секретное производство. Самое любопытное в античных текстах – удивительная давность представления о том, что в наступательном бактериологическом оружии есть нечто отвратительное, но как оружие сопротивления, самозащиты или возмездия оно допустимо в качестве крайней меры.
Сирийцы и прочие народы обвиняли римлян в сознательном распространении чумы и перемещении ее в Рим. Но основными жертвами эпидемии пали сами римляне. Вполне возможно, что они обманулись, открыв своеобразный ящик Пандоры – временную бомбу, заложенную под захватчиков и активированную, несмотря на возможные последствия «огня по своим» (парфяне, враги римлян, тоже пострадали). Если это так, то ящик в храме похож на механические устройства, которые устанавливали против возможных расхитителей гробниц в Египте и Скифии, и является прототипом ловушек в виде ящиков с сокровищами, куда в позднем Средневековье подкладывали примитивные взрывчатые вещества. В этом случае попытку заразить только римлян, без возможного сопутствующего ущерба, нужно расценивать как крайнюю меру.
Представим себе сцену из вавилонского храма Аполлона Длинноволосого, бога чумы. Генералы Луция Вера уничтожают Вавилонию, а Кассий уже стер с лица земли дружественный греческий город Селевкию. Римские солдаты врываются в святилище в поисках поживы, прежде чем предать здание огню. Они замечают золотую шкатулку, а жрецы Аполлона позволяют трагической «случайности» произойти, понимая, что римская армия по меньшей мере столкнется с патогенами и распространит их дальше по всем своим провинциям вплоть до Италии. Солдаты, живущие далеко от дома и в переполненных палатках, как отмечает Кристофер Фараоне, представляли «великолепные мишени для множества новых бактерий и вирусов, к которым не имели иммунитета».
Какая-то часть местного населения, возможно, уже имела иммунитет к болезнетворным микроорганизмам, хранившимся в здешнем храме, но опасность при хранении тайного бактериологического оружия в собственном городе, безусловно, существовала. Часто трагические случайности происходили с теми, кто работал с отравленными стрелами и ядовитыми веществами; точно так же работа с микробами всегда подразумевает риск самозаражения.
Такие проблемы существуют и в наше время. Яркий пример «отравления отравителей» относится к 1941 году, когда японцы атаковали 11 городов Китая бактериологическим оружием. Сообщается о тысячах жертв в рядах самой японской армии при попытке заразить один только город Чандэ. По мрачной иронии, доктор Сиро Исии, возглавлявший эти атаки, сам пал жертвой увлечения биологическим оружием: он страдал от хронической дизентерии.
В ходе разработки наступательного биологического оружия в США (1943–1969) поступали сообщения о более чем 40 необратимых «случаях заражения на рабочем месте», а с 1950-х годов военные эксперименты с биологическим оружием ассоциируются с несколькими вспышками заболеваний у гражданского населения. После того как в 1970-е годы искоренили оспу, вакцинация жителей прекратилась, а лаборатории во всем мире, как предполагается, уничтожили свои запасы этого вируса, кроме двух специально утвержденных центров – одного в США и одного в СССР. Ходили слухи, что этот вирус продолжали производить, а пробирки с новыми штаммами оспы (якобы устойчивыми к вакцинам) стоят в лабораторных морозильниках по всему миру. Эта опасная ситуация описана в книге Ричарда Престона «Дьявол в морозильной камере» (The Demon in the Freezer, 2002). Название сразу вызывает в памяти древних демонов чумы, пойманных в запечатанные сосуды в храмах.
Понимание древними опасностей мора как оружия ясно видно и в традиционных греческих молитвах, где Аполлона просят в мирное время отложить свой лук и колчан чумных стрел. И в молитве древних хеттов чумного бога также прямо просят разить врага, «но когда ты возвращаешься домой, то откладывай свой лук и закрывай колчан».
Биологический саботаж, который, по моему предположению, придумали храмовые жрецы в Вавилоне и Иерусалиме, основан на жадности захватчиков и их склонности к грабежам. Инфекция распространялась в виде привлекательной наживки. В следующей главе пойдет речь о том, как военачальники извлекали выгоду из желаний, грехов или попустительства своих противников. Но прежде, чем обратимся к ядовитым сладостям и отравленному вину на войне, мы рассмотрим уникальную военную хитрость, являвшую собой верную смерть в привлекательном обличье.
В Индии, где можно было найти любые ядовитые вещества, отравление служило излюбленным способом политических убийств – как в мифологии, так и в истории. Одним из самых изощренных методов, описанных в литературе на санскрите, была отправка подарка, перед которым было невозможно устоять, – так называемой Ядовитой девы (Вишна-канья). В «Катхасаритсагаре» («Океан сказаний») – сборнике индийских сказаний, составленном поэтом Сомадевой (ок. 1050 г. н. э.), царь Брахмадатта «отправлял ядовитых дев танцовщицами в лагерь врагов». То была древняя вариация на современную тему «спящих агентов» – никому не известных затаившихся киллеров или террористов, только и ждущих приказа об убийстве. Ядовитые девы тщательно «готовились» и применялись как тайное оружие. Прикосновение, поцелуй и тем более сексуальный контакт с одной из таких соблазнительных, но смертельно опасных особ влекли за собой верную гибель.
Представление о том, что некоторые люди могут быть ядовиты сами по себе и способны убить одним прикосновением или дыханием, – чрезвычайно давний фольклорный мотив. Согласно распространенному в то время мнению, человек мог стать ядовитым, если всю жизнь поедал различные яды, то есть действовал как реальный исторический персонаж – царь-параноик Митридат VI Евпатор, желавший стать неуязвимым для ядов. Эта тема возникает и в западной, в индийско-персидской литературе: в 1844 году Натаниэль Готорн написал рассказ «Дочь Рапачини»; подобное же говорили и о султане начала XVI века Махмуд-шахе. В рассказах отражены народные представления о возможности приобрести иммунитет к ядовитым растениям и змеиному яду (доказательством чего служило племя псиллов – североафриканских заклинателей змей), однако их можно считать и первыми попытками объяснения того, как вирусы и бактерии таинственным образом передаются от человека к человеку.
Согласно древним индийским и арабским легендам, царь Чандрагупта и Александр Македонский едва не стали жертвами ядовитых дев. Империя Маурьев в правление Чандрагупты после смерти Александра в 323 г. до н. э. сделалась самым могущественным государством Индии. Министр Чандрагупты Каутилья, автор «Артхашастры» – книги, исполненной макиавеллизма, – спас царя от многочисленных покушений. В VII в. н. э. историк Вишакхадатта рассказывал, как Каутилья предотвратил заговор, вовремя отправив ядовитую деву из спальни царя к одному из его врагов.
Подобный же заговор, по утверждению ряда античных и средневековых источников, имел целью убить Александра Македонского. Самая ранняя версия истории о том, как к завоевателю подослали ядовитую деву, появилась в 1050 году в книге на латинском языке, написанной на базе более раннего арабского перевода утраченной греческой рукописи. В этом рассказе царь Индии послал Александру множество драгоценных подарков, среди которых была и «прекрасная дева, которую кормили ядом, пока она не приобрела природу ядовитой змеи». Сраженный ее красотой, Александр «с трудом сдерживался, чтобы не обнять ее сразу же». Утверждалось, что не только ее укус или прикосновение, но даже само ее дыхание способно было убить монарха, но помешал доверенный советник, философ Аристотель. Тот разоблачил заговор и не дал царю приблизиться к «посланнице смерти».
История с Александром, разумеется, легендарная: Аристотель никогда не бывал в Индии. Но сама идея ядовитых дев, возможно, содержит зерно истины. Сравнение красивых девушек со змеями обыгрывает представление о том, что заклинатели змей получали неуязвимость к их яду, принимая внутрь небольшие дозы яда. Как отмечает фольклорист Норман Пензер, в античности существовало мнение, согласно которому укус заклинателя мог быть столь же ядовит, что и укус самой змеи. Пензер также изучил вероятность того, что «яд», передаваемый через половой контакт с ядовитыми девами, на самом деле был венерическим или другим смертельным инфекционным заболеванием, передающимся при личном контакте, – например, оспой. Наиболее вероятная расшифровка рассказов о ядовитых девах – это были переносчики инфекций, призванные заражать врагов.
Тактика использования привлекательных, но несущих болезнь и смерть женщин появлялась и в более поздние времена – например, в ходе Неаполитанской кампании 1494 года. Испанцы не только влили в вино для французов зараженную кровь, но и, согласно медику и писателю того времени Габриэле Фаллопио, «намеренно загнали красивых и больных проституток в лагерь французской армии». Хотя описанные биологические стратегии существуют уже около 3000 лет, испанские «отравленные проститутки» напоминают о древнем хеттском ритуале изгнания зараженной чумой женщины на вражескую территорию.
Предложение врагу соблазнительного, но смертельного дара – многовековой путь к победе посредством использования биологического оружия.