3
Отравленные воды, смертельные миазмы
Аквиллий наконец завершил Азиатскую войну нечистоплотным приемом, отравив источники в нескольких городах.
Флор, 120 г. до нэ.
Смерть от жажды ужасна. Греческий историк Фукидид описывал кошмарные итоги отступления афинян из Сицилии в 413 г. до н. э., которое стало их худшим поражением во время Пелопоннесской войны. Во время неудачной осады Сиракуз афиняне разрушили водопроводы, подводившие к городу питьевую воду (общепринятый прием в античном военном деле). Но ситуация изменилась, и сиракузяне отплатили им тем же. Они преследовали деморализованное афинское войско по суше, постоянно отрезая им доступ к воде. Когда истощенные воины, страдающие болотной лихорадкой, наконец достигли реки, возник хаос: толпы обезумевших солдат давили друг друга, пытаясь первыми добраться до воды. Сиракузяне же стояли сверху на речных утесах и хладнокровно убивали афинян, которые продолжали пить мутную воду, загрязнявшуюся кровью и гноем, пока реку окончательно на запрудило множество тел.
В следующем столетии в Индии греческая армия Александра Македонского страдала жаждой настолько, что отчаявшиеся солдаты в полном снаряжении прыгали в колодцы. Историк Страбон писал, что обезумевшие люди шли ко дну, при этом до последнего пытаясь пить. Их раздувшиеся тела всплывали на поверхность, тем самым загрязняя единственный доступный источник воды. В данном случае греческая армия портила воду сама себе, но индийские военные стратеги той поры знали много способов загрязнить воду на пути следования неприятеля.
Одним из методов нападения служило перерезание доступа к воде, чтобы вынудить врага сдаться, но жажда усугублялась, если удавалось заставить его пить дурную воду. Непосредственное отравление воды – более сложная стратегия, особенно эффективная при осаде. Еще одна широко применявшаяся биологическая хитрость – использование нездорового ландшафта: врага оттесняли в малярийные болота или на другие территории, где дурная вода или воздух вызывали заболевания солдат и избыточную смертность.
Самый ранний случай отравления питьевой воды зафиксирован в Греции во время Первой Священной войны. Примерно в 590 г. до н. э. несколько греческих полисов создали амфиктионию, или Дельфийский союз, для защиты религиозного святилища в Дельфах, где находился прославленный оракул Аполлона. В Первой Священной войне Дельфийский союз, во главе которого находились города Афины и Сикион, напал на хорошо укрепленный город Кирру, контролировавший дорогу в Дельфы от Коринфского залива. Кирра присвоила себе часть священных земель Аполлона и дурно обращалась с паломниками в Дельфы. Согласно афинскому оратору Эсхину (IV в. до н. э.), Дельфийский союз посовещался с дельфийским оракулом по поводу религиозных преступлений Кирры.
Оракул ответил, что разрешает вести самую жестокую войну против Кирры: город нужно полностью разрушить и сровнять с землей. Дельфийский союз добавил и собственное проклятие, тоже во имя Аполлона: земля Кирры не должна порождать плодов, все дети должны рождаться чудовищами, как и детеныши скота, «все население должно полностью исчезнуть». Биологическая катастрофа, описанная в этом проклятии, вызывает в памяти сцены «ядерной зимы». Затем Дельфийский союз взял в свои руки божественную способность Аполлона насылать болезни и уничтожил Кирру за счет биологической военной хитрости. Эти события привлекли значительное внимание античных историков.
Во время осады Кирры кому-то «в голову пришел хитроумный план». В разных источниках эта хитрость приписывается четырем разным людям. Согласно военному стратегу Фронтину, который писал в I в. н. э., Клисфен из Сикиона, командовавший осадой, «прорвал водопровод, ведший в Кирру; когда вскоре жители стали страдать от жажды, он вернул им воду, испортив ее чемерицей». Ядовитое растение подействовало так, что жители «ослабели от поноса» и «он их покорил».
По свидетельству Полиэна (II в. н. э.), осаждавшие «нашли тайный подземный ход, ведущий от источника, полного воды», в город. Полиэн заявляет, что генерал Эврилох предложил «собрать в Антикире большое количество чемерицы и смешать ее с водой». Антикира – это порт к западу от Кирры, где в изобилии росла чемерица. «Киррейцы, когда пили ее, повредили желудки и все лежали ослабленные. Амфиктионы без труда захватили город, а враги не могли встать».
Павсаний посетил руины Кирры примерно в 150 г. н. э., более чем через семь веков после разрушения города. «Равнина над Киррой совершенно обнаженная, и местные жители не желают разводить на ней деревьев или в силу какого-либо тяготеющего по этому поводу проклятия», – пишет он. Павсаний приписывал роковой план Солону, великому афинскому мудрецу. В этом варианте Солон отвел канал от реки Плист, так что вода перестала течь в Кирру. Но киррейцы продолжали держаться, черпая воду из колодцев и собирая дождевую. Тогда Солон «велел набросать в реку Плист корней чемерицы». Когда он посчитал, «что вода достаточно впитала в себя этого снадобья, он вновь направил ее по прежнему руслу». «Жители Кирры, накинувшись с жадностью на воду, чрезмерно напились ею, и поэтому из-за непрекращающегося поноса вынуждены были перестать охранять город», – описывал Павсаний. Оказавшихся беспомощными жителей Кирры истребили, когда в город хлынули гоплиты Дельфийского союза.
Коварство, в которому прибегли афиняне, чтобы сломить оборону города, что впоследствии привело к жестокому истреблению жителей, напоминает окончание легендарной Троянской войны – хитрость с Троянским конем и ее результат. Хитроумный маневр привел к изнасилованию троянских женщин и истреблению греческими воинами стариков и детей.
Мифологический и исторический рассказы сходятся в одном: как только армия прибегает к тактике, лежащей за пределами конвенционального ведения войны, за этим следуют дальнейшие нарушения честных правил, такие как массовые убийства гражданских лиц. Часто применение неконвенциональных методов – следствие отчаяния, а тогда коварное и бесчестное поведение оказывается единственным путем к победе, которым открывается путь к жестокости. Разрушение Кирры в 590 г. до н. э. перекликается и с другими мифологическими событиями. Город находился к западу от Дельф – неподалеку от того места, где некогда умер от стрелы Геракла, отравленной ядом гидры, кентавр Несс (см. главу 1). Согласно древней легенде, гниющий скелет кентавра отравил воду поблизости, пить ее стало невозможно. В середине XIX века Г. Н. Ульрихс из Баварской академии наук обнаружил близ Кирры солоноватый источник, вода из которого вызывала сильнейшую диарею. Возможно, осаждавшие знали об этом естественном источнике и почерпнули оттуда идею отравить киррейцев сильнейшим слабительным – чемерицей.
Четвертый претендент на авторство плана по отравлению Кирры – врач по имени Небр, асклепиад, то есть последователь легендарного целителя Асклепия, сына Аполлона. Согласно античным медицинским трактатам, Небр – предок великого врача Гиппократа, написавшего в V в. до н. э. клятву Гиппократа. Рассказ о Небре, включенный в Гиппократов корпус, приписывается Фессалу – врачу и писателю, которого считают сыном Гиппократа. Фессал посещал Афины в конце V в. до н. э. как посол Коса – столицы Гиппократовой медицины. Он писал, что во время осады одна лошадь, наткнувшись на тайный водопровод с водой для киррейцев, сломала копыто, и Небр помог осаждающим, «введя в водопровод снадобье, которое вызвало у киррейцев внутренние болезни, что позволило союзникам взять город».
Сообщение о том, что в истреблении населения Кирры участвовал врач, поразительно. Можно ли предположить, что Небр, насылая болезнь на Кирру, чувствовал себя посланцем Аполлона? Оправданием безжалостной войне послужил оракул бога и проклятие. Фессал, пытаясь найти объяснение тому, что Небр участвовал в разрушении города, не назвал конкретное снадобье, хотя во всех остальных источниках указано, что это чемерица. А Фессал утверждал, что вещество имело лишь временный слабительный эффект, но такое положение дел практически невозможно. Кто угодно, тем более врач, понимал, что чемерица исключительно опасна, а ее дозировку чрезвычайно трудно рассчитать. Было известно, что чемерица убивает крупных животных, ее ядом отравляли боевые стрелы. Врачи никогда не прописывали чемерицу старым и слабым пациентам, а также женщинам и детям. Предательское добавление в питьевую воду для целого города «большого количества чемерицы» несло болезнь не только стражам и солдатам Кирры, но и всем, кто находился за городскими стенами, от мала до велика. Застигнутые врасплох и уже страдающие от жажды, они не успели бы подготовить противоядие. Сознательное причинение вреда гражданским лицам явно противоречило древнегреческим представлениям о честной войне, но во время осад городов врагами считалось все население.
Эта античная попытка оправдания якобы «временного» яда для того, чтобы сломить сопротивление, напоминает достаточно современный случай биохимической атаки на мирное население в Ираке в 1920 году. После падения в 1917 году Оттоманской империи курды стали сопротивляться британской оккупации Ирака. Согласно Джеффу Саймонсу и его книге 1994 года «Ирак от шумеров до Саддама» (Iraq: from Sumer to Saddam), в 1920 году министр по делам колоний Уинстон Черчилль предложил «научный метод» усмирения «мятежных племен» Курдистана. Он предлагал пустить ядовитый газ для подготовки к обстрелам деревень. Некоторые воспротивились этой идее, указывая, что крестьяне окажутся беззащитными, ведь они не обладают медицинскими познаниями в противоядиях. Возражая против «брезгливости в вопросе применения газа… против нецивилизованных племен», Черчилль провозгласил, что химический газ, который лишь недавно произвел такие опустошения и вызывал отвращение мирового сообщества во время Первой мировой войны, причинит лишь «неудобства или болезнь, но не смерть», так что это хороший способ деморализовать врага.
На деле же газ приводил к слепоте, убивал детей, больных и стариков. Как и Кирра, курдские деревни с легкостью зачистили сразу после применения газа. Согласно вечной тенденции вторично преступать законы честной войны после того, как их уже нарушили, в Курдистане впервые опробовали и несколько других бесчеловечных типов оружия – результаты оказались ужасающими.
Мирко Грмек, хорватский историк науки, специализирующийся на медицинской этике, посвятил работу истории Кирры. Он указывает, что в интересах Фессала, целителя и сына Гиппократа, было оправдать Небра – врача и предка Гиппократа, ведь Небр составил план, который совершенно очевидно нарушал Гиппократов принцип «не навреди». Клятву Гиппократа формально записали только в V в. до н. э., но врачи предыдущих поколений, действуя в соответствии с традицией Асклепия, как Небр, все же стремились исцелять, а не причинять вред. Отравление Кирры – классический пример того, как с помощью специальных знаний о природе вредят, а не несут людям добро. Это заставляет задуматься, не стал ли неблаговидный поступок Небра, предка Гиппократа, причиной того, что тот записал свою клятву.
Конечно, мы не можем знать этого наверняка, но поразительно, что ответственность за первый зафиксированный эпизод отравления гражданского населения во время войны, согласно одному из источников, несет именно врач. Это первое – и уж точно не последнее – свидетельство того, как профессиональные медики помогали разрабатывать и применять биологическое оружие. Действия Небра повторяли впоследствии многие врачи разных эпох и народов. Например, в 1495 году некий итальянский врач применил против французской армии бактериологическое оружие, а французские лекари совершали нечто похожее во время Франко-прусской войны. Один американский врач попал под военный суд за то, что в Гражданскую войну намеренно распространял желтую лихорадку. Нацистские и японские медики творили ужасающие вещи во время Второй мировой войны, а в ЮАР в ходе процесса 1999 года над доктором Воутером Бассоном – знаменитым кардиологом, в 1980-е годы руководившим правительственной биохимической программой по созданию ядов для борцов с апартеидом, – выяснилось столько подробностей, что ему дали прозвище Доктор Смерть. Врачи принимали участие в грязных экспериментах с биологическим оружием в Ираке при Саддаме Хусейне в 1980–1990-е гг. Этот скорбный список можно продолжать.
Оправданием необычайной жестокости в ходе Первой Священной войны в 590 г. до н. э. служили предсказания оракула и проклятия. Некоторые ученые предположили, что разрушение Кирры может быть легендой, но оно упоминается в записанной речи афинского оратора Исократа и описывается многими достойными доверия источниками, так что большинство историков убеждены, что Кирра пострадала на самом деле. Грмек заключает: независимо от того, является ли легендой или действительным фактом победа над Киррой при помощи чемерицы, история об отравленной воде и то внимание, которое уделили ей античные авторы, доказывает, что в античном мире использование биологического оружия воспринимается неоднозначно. Уже и то, что идея его применения приписывается четырем различным людям, показывает, что современники не понимали, ставить им это в вину или восхвалять их. Велись ли под стенами Кирры дискуссии между участниками Дельфийского союза об этической стороне применения чемерицы, как в 1920 году, когда некоторые британские политики возражали против плана Черчилля отравить курдов? Этого мы никогда не узнаем, но известно, что раскаяние насчет способа разрушения Кирры последовало вскоре после самого события.
После битвы при Кирре был подписан документ – предшественник Женевской конвенции 1924 года (созданной в ответ на ужасы газовых атак Первой мировой войны): защитники священных Дельф согласились, что отравление воды в ходе религиозной войны недопустимо, и обязались не применять эту тактику впредь друг против друга. Согласно новым правилам войны Дельфийского союза, сформулированным афинским оратором Эсхином, заражение питьевой воды запрещалось в конфликтах особой, священной природы.
Военные историки отмечают, что законы против применения биологического оружия почти такие же древние, как и оно само, но их эффект всегда сомнителен и неустойчив. Например, «Законы Ману» – кодекс поведения индуистов высших каст, датируемый примерно 500 г. до н. э., – считаются самой ранней попыткой запретить биологическое и химическое оружие в культуре, где яды и военные хитрости широко распространены и общепризнаны. В главе 2, однако, говорится, что жители индийской Гармателии атаковали армию Александра Великого оружием, отравленным смертельным змеиным ядом, несмотря на все запреты в «Законах Ману». Документ гласит: когда человек «бьется с врагами в битве, он не должен применять скрытое [или вероломное] оружие или же оружие с шипами, отравленное или горящее». Законы также предостерегали против «порчи воды врагам», хотя военный трактат той же поры «Артхашастра» прямо призывал правителей активно пользоваться широким арсеналом биохимического оружия.
Несмотря на все благие намерения и соглашение не загрязнять больше питьевую воду, заключенное после Первой Священной войны и после взятия Кирры, было зафиксировано много случаев и слухов о массовом применении ядов при осаде. При этом не все подобные случаи порицались. Чисто защитная биологическая тактика считалась оправданной. Например, в 478 г. до н. э. афиняне намеренно отравили собственные емкости с водой, оставляя город персидским захватчикам во главе с царем Ксерксом I. Они следовали общепринятой и древней защитной практике, известной как тактика выжженной земли: чтобы не оставить ничего завоевателям, защитники сжигали урожай, портили запасы пищи, воды и других ресурсов.
Данный принцип легитимизировал использование биологических методов против агрессоров. Но если сами агрессоры исподтишка отравляли запасы воды в осажденном городе, как произошло в Кирре, такое вызывало куда больше споров. Подтверждение того, что подобные методы в античности устрашали и пробуждали подозрения, можно найти в «Истории Пелопоннесской войны» афинского автора Фукидида. Когда в 430 г. до н. э. афинян осаждали спартанцы, на афинскую гавань обрушилась опустошительная чума (см. главу 4). Возможно, припомнив знаменитую историю Кирры, афиняне немедленно обвинили спартанцев в том, что те отравили их колодцы (рис. 12).
После Пелопоннесской войны военачальник, известный как Эней Тактик, обобщил собственный и чужой опыт и ок. 350 г. до н. э. написал руководство по осаде городов для командующих армиями. Эней советовал применять и биологические методы. Один из них – «порча питьевой воды»: загрязнение рек, озер, источников, колодцев и цистерн. В 1927 году британские комментаторы Энея пришли в ужас и объявили, что «эта ужасная практика шла вразрез с духом греческого военного дела». Но история Кирры показала, что такой метод импонировал безжалостным военачальникам начиная с ранней античности. Примеры можно найти по всему миру – от Древней Индии и Китая до Нового Света. Например, в 1710 году в Северной Америке более тысячи французских солдат слегли от болезни, когда ирокезы намеренно отравили питьевую воду гниющими шкурами зверей. Останки животных часто сбрасывали в колодцы во время Гражданской войны в США, да и в других бесчисленных конфликтах до и после нее.
Рис. 12. Женщины, набирающие воду у источника. Во время осады водные запасы города могли быть отравлены. Гидрия, 510 г. до н. э., вазописец Приам. Британский музей
Изменение течения рек служило еще одной древней военной хитростью. Фронтин, римский военачальник и автор «Стратегем», воевал против силуров в Уэльсе, хаттов в Германии и «других беспокойных людей» на границах Римской империи. Его книга написана простым языком, доступным для военных командиров, и содержит различные примеры разумных и успешных неконвенциональных военных хитростей из греческой и римской истории, включая случай с отравлением в Кирре. Интересы Фронтина в области укрощения воинственных племен и управления римскими акведуками вылились в раздел его книги под названием «Как отводить реки и портить воду».
Рассказывая об отведении рек, Фронтин вспоминает Семирамиду, легендарную царицу Ассирии (VII в. до н. э.), утверждавшую, что расширяет свои границы смелыми и хитроумными завоеваниями: «Я заставила реки течь, куда я захочу, а я хотела, чтобы они текли так, как это выгодно». Согласно Фронтину, Семирамида завоевала Вавилон благодаря уловке с отклонением течения реки. Евфрат протекал по Вавилону, деля город надвое. Семирамида, реализовав в ходе своего правления много гидрологических проектов, велела своим инженерам изменить течение реки, чтобы ее армия могла войти в город по осушенному руслу. Интересно, что подобная хитрость приписывалась древними авторами мифологической колдунье Медее и двум историческим завоевателям Вавилона – персидскому царю Киру Великому и Александру Македонскому.
Другая легендарная правительница – Нитокрис, упомянутая Геродотом, – с помощью реки отомстила за убийство своего брата его подданными в Египте. Она разработала коварный план и построила великолепную просторную подземную камеру, а затем пригласила убийц на роскошный банкет. Пока те праздновали, Нитокрис провела по тайному каналу в камеру воду из реки, и пирующие утонули.
В 143 г. до н. э. римский военачальник Луций Метелл, воевавший в Испании, изменил течение реки так, что та в прямом смысле смыла врагов. Испанцы неосторожно поставили лагерь на легко затопляемой долине вдоль русла реки. Римские легионеры запрудили поток и ждали в засаде, чтобы перебить бежавших в панике наверх испанцев. Полвека спустя, в 78–74 гг. до н. э., Рим начал трудную кампанию в гористом регионе Малой Азии – Исаврии, на востоке современной Турции. Исаврийцы – суровые и независимые горцы, которых римляне называли «разбойниками и бандитами». Публий Сервилий, военачальник римлян, смог взять укрепленные города Исаврии, отклонив горные потоки, откуда исаврийцы черпали воду. «Тем самым он вскоре заставил их сдаться, ибо они изнывали от жажды». Пару десятков лет спустя Юлий Цезарь в ходе кампании в Галлии (современная Франция) отвел воду от города племени кадурков. Поскольку город был окружен рекой и множеством источников, это потребовало изрядных усилий: римлянам пришлось выкопать обширную сеть подземных водопроводов. Затем Цезарь велел лучникам отстреливать всех галлов, пытавшихся подойти к реке. Стратегия оказалась успешной: в 51 г. до н. э. кадурки капитулировали.
Полиэн, македонский юрист из Вифинии, написал военный трактат для римских императоров Луция Вера и Марка Аврелия, совместно правивших в 161 г. н. э. В нем он утверждал, что мифический герой Геракл изменил течение одной из греческих рек, чтобы уничтожить минийцев, поскольку опасался вступать в открытую схватку со столь умелыми всадниками. Эта история оправдывала сомнительные методы ведения войн взамен рискованного противостояния лицом к лицу: императоры как раз вели утомительную войну против неуязвимых парфян, живших в Персии (Иране). Парфяне славились своей тяжелой кавалерией и конными лучниками и только что вторглись на восток империи. Собственно говоря, римляне их так и не победили.
Такие военные хитрости, как отведение рек для получения легкого доступа в город или организации наводнения, можно считать примерами изобретательного ведения военных действий, а не биологических стратегий, основанных на особых познаниях в области природы. Если только все население города не смывало наводнением (как это подстраивали мусульманские армии в начале Средних веков), отведение рек не вызывало особых моральных возражений, поскольку хорошо подготовленному городу или армии следовало предвидеть такой поворот событий и успешно противостоять этой тактике. Но тайное отравление запасов воды и пищи врага – совсем другое дело, и подобные коварные методы часто вызывали в античном обществе вопросы. Например, во время Пунических войн, которые Рим вел против Карфагена в Северной Африке (264–146 гг. до н. э.), римлян обвиняли в том, что они отравляют колодцы, сбрасывая туда трупы животных. При этом многие римляне свирепели от идеи применения ядов в любой войне, поскольку это не соответствовало традиционным римским идеалам храбрости и боевых умений.
Рассмотрим тревожные слухи, которые бродили по Риму после восстания, подавленного в Азии в 129 г. до н. э. Говорили, что консул Маний Аквиллий разбил мятежников, подбросив яд в городские запасы воды. Аквиллий, хладнокровный командир, славился суровой военной дисциплиной. Каждый раз, когда его построения бывали разбиты врагом, он обезглавливал трех человек из каждой центурии (то есть сотни), чьи ряды поколебались. «История всех войн за 1200 лет», приписываемая римскому историку Флору и написанная около 120 г. н. э., излагает произошедшее в Азии.
Против римского владычества в только что завоеванной провинции Малая Азия поднялось восстание под руководством Аристоника из Пергама. Этот мятеж воспринимался римлянами особенно опасным, поскольку Аристоник успешно мобилизовал рабов и низшие классы. Несколько крупных малоазиатских городов присоединились к восстанию до того, как в 131 г. до н. э. на место прибыла римская армия. Аристоник в итоге попал в плен, его доставили в Рим и казнили, а Аквиллий, по словам Флора, «наконец завершил Азиатскую войну». Но победа омрачилась тем, что Аквиллий применил «нечистоплотный прием, отравив источники в нескольких городах, чтобы вызвать капитуляцию». Флор открыто писал о бесчестности подобных методов: «Это хотя и ускорило его победу, но покрыло его имя позором, ибо он опорочил римское оружие, до того не запятнавшее себя применением грязных приемов». Флор продолжал метать громы и молнии, утверждая, что действия Аквиллия «нарушили небесные законы и принципы наших предков».
Яростное обличение Флором «неримских методов» ведения войны наверняка пришлось по вкусу многим римлянам. В своей патриотической ностальгии он забыл о предыдущих случаях отравления римлянами зерна и колодцев в ходе безжалостных войн с Карфагеном, не говоря уже о бесчисленных политически мотивированных отравлениях в истории республики и империи. Тацит, оставивший назидательную историю правления первых двух римских императоров – Августа и Тиберия, – обратился в своих «Анналах» к столь же ностальгическим идеалам. В 9 г. н. э. в Германии началось восстание под руководством талантливого вождя Арминия, хитростью уничтожившего три римских легиона. Германцы коварно заманили легионеров в болотистый Тевтобургский лес близ современного Оснабрюка и истребили их, пользуясь тем, что люди и лошади вязли в зыбкой почве. Вождь соседнего племени хаттов написал императору Тиберию, предлагая отравить Арминия. Тиберий притворился, что глубоко оскорблен этим предложением, и ответил: «Римский народ отмщает врагам, не прибегая к обману, и не тайными средствами, но открыто и силой оружия». Таким «благородством ответа», по словам Тацита, Тиберий сравнялся с «древними полководцами», которые отвергли план отравить греческого военачальника Пирра Эпирского, предпринявшего в 280–275 гг. до н. э. попытку захватить Италию. Тогда личный врач Пирра Циннея тайно предложил за мзду отравить царя. Римляне ответили будущему убийце, что не желают побеждать коварством, и раскрыли замысел врача самому Пирру.
Такие историки, как Тацит и Флор, а также их читатели восхищались Вергилием – поэтом-пропагандистом, которому император Август поручил написать эпическое сказание о славном прошлом Рима и о том, как троянцы, легендарные основатели города, колонизировали Италию после Троянской войны. Историки предпочли не заметить сомнительное место в «Энеиде», где говорилось, что среди основателей Рима значился и специалист по отравлению стрел и копий.
Помимо отравления городских колодцев, во время войны можно воспользоваться и природными нездоровыми условиями или даже создать их для того, чтобы ослабить и заразить врагов. Загрязнение воды и растительности на пути вражеской армии широко применялось в Древней Индии. В трактате Каутильи «Артхашастра» содержались рецепты нескольких ядовитых смесей для отравления пищи и воды противника. В первой главе 14-й книги «Способы навредить врагу» он описывал порошки и притирания из различных растений, животных, насекомых и минералов, вызывающие слепоту, болезни, безумие, мучительную или мгновенную смерть. Одни ингредиенты, как считалось, имели магические свойства (крабы, козьи копыта, змеиная кожа, коровья моча, слоновые бивни, павлиньи перья), но другие действительно содержали яд. В книге рассказывалось об особом дыме, который может уничтожить «все живое на всей земле, куда его разнесет ветром», и о химических соединениях, способных отравить траву и воду и убить скот. Одно особо мощное соединение из ядовитых растений и минералов могло отравить большой резервуар воды «длиной в сотню выстрелов из лука». Оно убивало всю рыбу и любое живое существо, пившее оттуда или же просто касавшееся воды. Можно было даже отравить «товары», такие как специи или ткани, и отправить их врагу.
Отметим, что Каутилья приводил и противоядие против данного биологического оружия – на тот случай, если оно навредит собственным войскам или противники окажутся в силах отомстить. Другие индийские авторы тоже рассказывали о том, как бороться с боевыми ядами. Согласно древнему медицинскому трактату Сушруты «Сушрута-самхита», составленному между VI и I вв. до н. э., обнаружив намеренно отравленную воду, ее очищали при помощи минеральных и растительных противоядий, а также специальных ритуалов. Вода, которую отравили, как писал Сушрута, «становится илистой, резко пахнущей, пенистой, а на ее поверхности появляются черные линии. Лягушки и рыбы умирают без видимых причин, а звери и птицы бродят по ее берегам, словно бешеные, находясь под действием яда». В качестве контрмер против биологического загрязнения использовали практически применимые вещества, такие как уголь, глина и спирт, имеющие естественное фильтрующее либо дезинфицирующее действие, а также магические заклинания. Например, Сушрута рекомендовал очищать загрязненную воду пеплом – по сути, это вариант угольного фильтра. Сушрута перечислял следующие методы борьбы с загрязнениями: опрыскивание благовониями, вино, черная глина, желчь бурых коров и битье в барабаны, «смоченные противоядием». По меньшей мере содержащийся в вине спирт и глина, как природный адсорбент, действительно могли помочь.
Военачальники старались заботиться, чтобы солдаты не заболевали и не попадали в нездоровую среду. Ксенофонт – командир греческих наемников, оставивший воспоминания в IV в. до н. э., – советовал военачальникам неустанно печься о здоровье своих солдат: «Прежде всего, если тебе придется разбить лагерь в определенной местности, ты должен позаботиться о здоровых лагерных условиях». Он имел в виду, что нужно следить за чистотой воздуха и воды, а поблизости не должно быть болот и иных нездоровых мест.
Некоторые озера, ручьи и долины были заражены «миазмами» – возбуждениями атмосферы, причиняющими вред живым существам (от греч. miasma – загрязнения). В определенных местах, как утверждалось, вода и испарения несли такую опасность, что животные умирали на месте, а пролетавшие мимо птицы падали с неба. Такие места часто считали входами в Аид (например, Эфира в западной Греции, где в атмосфере ядовитых паров цвели ядовитые растения – см. главу 1). Еще один пример – смертоносная река Стикс на Пелопоннесе, водой из которой, как считалось, отравили Александра Македонского.
Современная наука подтверждает, что некоторые из этих мест отличаются высокой геотермальной активностью: фумаролы и горячие источники извергают здесь зловонные сернистые и другие газы. В древности люди видели устойчивую связь между дурными запахами и заболеваниями, основываясь на опыте и наблюдениях. Геологи показали, что метан и другие газы, поднимающиеся из земли, действительно могут оказывать отрицательное воздействие на людей и дикую природу.
Существовало и мифическое объяснение, почему зловонное болото в Пелопоннесе настолько гибельно, что ядовита даже местная рыба. Утверждалось, что здесь когда-то несколько кентавров, раненные отравленными стрелами Геракла, пытались смыть с себя яд гидры. Подобное же место с отравленными испарениями находилось рядом с Киррой – городом, побежденным при помощи яда: здесь некогда погиб кентавр Несс. Древние представления о том, что вода, почва и атмосфера могут быть заражены следами ядовитого оружия прошлого, находит современное соответствие в том гибельном загрязнении природы, которое обусловлено испытаниями биохимического и ядерного оружия и хранением соответствующих отходов.
Болота и трясины в целом считались опасными для здоровья, и не без причин: заболоченные земли и стоячая вода наверняка кишели комарами, переносившими малярию, которая в античности распространялась в определенных регионах. Истинных причин эпидемий, зарождающихся в болотах, еще не понимали, но то, что осушение болот идет во благо общественному здравоохранению, осознали еще в V в. до н. э., когда натурфилософ и врач Эмпедокл успешно поборол свирепую лихорадку (которая теперь считается малярией) в сицилийском городе Селине. Он разработал подробный гидроинженерный план осушения местных болот (малярию в итальянских болотах удалось искоренить лишь в пятидесятые годы XX века).
Вергилий в своем труде по сельскому хозяйству, написанном в I в. до н. э., описывал мор, убивавший домашний скот и диких животных, чьи трупы затем портили питьевую воду (рис. 13). Варрон (116–27 гг. до н. э.), хорошо образованный римский ученый, предвосхитил достижения современной эпидемиологии, отмечая: «Надо обратить внимание, нет ли тут и болот; кроме того, в болотах заводятся какие-то крохотные существа, которых нельзя уследить глазом, но которые попадают по воздуху через рот и нос внутрь тела и производят тяжелые заболевания». Лукреций – натурфилософ, писавший примерно в 50 г. до н. э., – тоже высказывал идею о невидимых микробах:
Существует немало семян всевозможных.
Как указал я уже, из которых одни животворны,
Но и немало таких, что приводят к болезни и смерти,
К нам долетая. Когда они вместе сойдутся случайно
И небеса возмутят, зараженным становится воздух.
Одни такие болезнетворные частицы поступают в организм через кожу, другие – при вдохе через ноздри, третьи поглощаются с пищей. Вдыхая зараженные частицы атмосферы, например, в болотистых местностях, мы, по словам Лукреция, «необходимо должны вдохнуть и болезнь, и заразу».
Согласно историку Титу Ливию (I в. до н. э.), именно из-за последствий устройства лагеря в нездоровой низине заболели галлы, напавшие на Рим примерно в 386 г. до н. э. В тот год стояла чрезвычайно жаркая погода, и ветер нагнал «удушливые облака пепла и пыли» от пожаров, устроенных галлами в том регионе. Инфекция распространилась по всему галльскому лагерю, и истощенные воины, которым удалось выжить, собрали целые горы трупов и сожгли их. Это место впоследствии получило название «галльских костров».
Рис. 13. Иллюстрация мора, описанного в «Энеиде» Вергилия: «Воздух был отравлен, и ужасная, тлетворная болезнь» уничтожала людей и посевы. «Морбетто. Чума во Фригии», Маркантонио Раймонди, 1515–1516 гг., гравюра на основе картины Рафаэля
Тит Ливий и Силий Италик описывали ужасную эпидемию во время Второй Пунической войны в ходе осады Сиракуз жаркой осенью 212 г. до н. э. Болезнь распространилась на обе воюющие стороны: 40 000 римлян под предводительством Марцелла и сицилийско-карфагенское войско численностью 50 000 во главе с Гимильконом.
Причиной мора стала невыносимая жара и «смертельное зловоние» стоячих болот. Сначала умирали собаки и дикие животные, а затем тысячами стали гибнуть солдаты. Трупы лежали без захоронения, что еще сильнее отравляло воздух и воду. «Мертвые наводили ужас на больных, а больные – на здоровых», – писал Тит Ливий. Однако стоит отметить, что Марцеллу удалось увести войска на более возвышенное место, а сицилийцы ушли из лагеря карфагенян при первых симптомах заболевания. Карфагеняне же полегли все до одного, включая и самого Гимилькона.
Описывая чуму в Афинах, случившуюся во время Пелопоннесской войны, Диодор Сицилийский пришел к выводу, что причиной эпидемии стали наводнения, произошедшие предыдущей влажной зимой, в результате чего образовались болота, полные «гнилых, дурных испарений, которые загрязнили воздух» и испортили посевы. Афиняне, находившиеся под спартанской осадой в своем жарком и перенаселенном городе, оказались легкой жертвой болезни. К IV в. до н. э. военачальники уже хорошо понимали, что армия не должна пить дурную или болотистую воду. «Грязная вода подобна яду и вызывает мор», – предупреждал римский военный стратег Вегеций. Более того, если армия слишком долго стоит на одном месте, воздух и вода «становятся грязными и нездоровыми». Если не менять лагерь постоянно, предупреждал он, «начинаются серьезные заболевания».
Совет Ксенофонта никогда не ставить лагерь в нездоровом месте частично основывался на том, что он знал причины поражения афинян в их роковой экспедиции на Сицилию в 415–413 гг. до н. э. Уже упомянутую ранее болотную лихорадку, которая чуть ли не полностью истребила греков во время сицилийской катастрофы, описывали Фукидид, Диодор Сицилийский и Плутарх. Все они соглашались, что сокрушительное поражение афинян на Сицилии частично связано с лихорадкой (ныне доказано, что их поразила малярия), которую они подцепили в болотах, где неосторожно разбили летние лагеря. Диодор Сицилийский указывал, что впоследствии, в 396 г. до н. э., карфагеняне поставили лагерь в той же болотистой лощине, что и афиняне, и тоже пали жертвой мора. Примерно в том же районе карфагеняне погибли и в 212 г. до н. э., о чем уже упоминалось.
Непонятно, сделали ли афиняне эту роковую ошибку по собственной инициативе или же сицилийцы «приняли определенные меры, чтобы завести афинян в столь ужасные условия». Как неоднократно отмечал Фукидид, сицилийцы пристально следили за тем, чтобы не предоставлять грекам выгодного пространства, постоянно отрезая их от источников воды и пищи. Местные жители, должно быть, хорошо знали эндемичные болезни района Сиракуз. Вполне правдоподобно, что афинские захватчики пали жертвами военной хитрости сицилийцев.
Некоторые современные военные историки исключают маневрирование с целью оттеснения противника в «антисанитарные» условия из дискурса биологического оружия, однако, по словам Грмека, в античности эта стратегия, основанная на твердых биологических познаниях, работала весьма эффективно. Зная свойства местных болот и стоячей воды, даровитый командир мог спросить себя: «Как использовать природные ядовитые миазмы против моих врагов?» Заманить или оттеснить врага на эти своеобразные минные поля с микробами порой значило одержать победу в войне.
Германские племена блестяще умели оттеснить врагов в опасные для них местности. Когда в 106 г. до н. э. римляне воевали с тевтонами, римские инженеры, по предположению военного историка Фронтина, «безрассудно избрали место для лагеря» близ укреплений германцев, не понимая, что единственный источник воды – река, вдоль которой стоят вражеские частоколы. Тевтонские лучники поражали каждого, кто приближался к реке. Впрочем, в данном случае такое место для лагеря могло быть выбрано командиром Марием сознательно. Плутарх утверждает, что Марий нарочно стремился к тому, чтобы его люди испытывали сильную жажду и оттого более яростно атаковали врага. Когда пришедшие в отчаяние солдаты стали жаловаться, он указал на реку между лагерем и тевтонским укреплением. «Вот ваша вода, – сказал он, – но ее нужно купить кровью». Тогда римляне взмолились, чтобы Марий дал приказ штурмовать крепость «прежде, чем наша кровь высохнет!».
Вспоминая тяжелые кампании Германика Цезаря в Германии в I в. н. э., Плиний Старший отмечал, что ядовитые растения и животные представляли не единственную опасность в пути. Некоторые географические регионы и их воды тоже «причиняли вред». Германцы постоянно вынуждали римлян сражаться и ставить лагерь в нездоровых трясинах и болотистых лесах (особенно в окрестностях современного Оснабрюка), легко подстерегали легионеров в засаде и наносили им чрезвычайно тяжелые потери. Тацит описывал чувства Германика и его людей при виде груд скелетов лошадей и людей – всего, что осталось от трех римских легионов, истребленных за шесть лет до того в «гнилых трясинах и топях» Тевтобургского леса Арминием и его войском. Когда римляне наконец смогли принудить германцев к бою на ровной сухой земле, то издали, по словам Тацита, дружный боевой клич: «Честный бой! На честной земле!»
Плиния заинтересовала история ветеранов кампании Германика, которым пришлось разбить лагерь на влажных прибрежных землях Северной Германии, где нашлось только одно место, чтобы набрать питьевую воду. Однако вода оказалась болезнетворной: даже уцелевшие лишились всех зубов и испытывали сильные боли в суставах. Плиний, всегда оптимистично считавший, что природа поддерживает некое равновесие, указывал, что лекарством против этих заболеваний служило водное растение britannica, которое росло в местных болотах. Оттеснение германцами римских легионов на территорию, где тем пришлось пить зараженную воду, не зная о противоядии, можно считать биологической военной хитростью.
Гнуснейшим образом нездоровая местность была стратегически использована примерно спустя век после поражения греков на Сицилии. Особенно отвратительной эту историю делает то, что сам командир разработал план истребления собственных людей. Излагает ее Полиэн – военный стратег, составивший трактат о том, как защищать войска и побеждать врагов, для соправителей в начале Парфянской войны.
Опираясь на несколько исторических свидетельств, Полиэн рассказывал, как жестокий тиран Клеарх (один из нескольких тиранов, учившихся у философа Платона) в 363 г. до н. э. захватил власть в причерноморской Гераклее. Он окружил себя наемниками, которым приказал по ночам тайно грабить, насиловать и убивать жителей Гераклеи. Когда жители возмутились, тиран заставил их построить для него укрепленный акрополь. Окопавшись в новой цитадели, Клеарх, однако, не стал мешать наемникам, «себе же доставил возможность со всеми поступать несправедливо». Прибегнув к уловке, он арестовал всех членов Совета трехсот, а затем придумал коварный план по избавлению от всех остальных несогласных граждан.
Всех местных мужчин в возрасте от 16 до 65 лет он призвал на выдуманную войну против фракийского города Астака. Был разгар жаркого лета 360 г. до н. э., а Астак – город на западе современной Турции – лежал в болотистой местности. Клеарх, «словно бы собираясь испытывать тяготы осады вместе с наемниками», занял высокую местность с тенистыми деревьями, проточной водой и освежающим ветром. Всем остальным жителям он повелел стать лагерем в низине – в жарком, болотистом, нездоровом месте со стоячей водой. Для дополнительного истощения воинов он ввел круглосуточные дежурства. Затем он «до тех пор растягивал осаду, пока в летнее время болотистое и нездоровое место лагеря не сгубило граждан». Когда все жители погибли, он с наемниками вернулся в Гераклею, объяснив, что все граждане погибли от эпидемии.
Эта история поразительна, но весьма правдоподобна. Любой военачальник времен Клеарха понимал, что войска в подобных условиях очень скоро падут жертвами болезней – как мы знаем сейчас, это малярия и дизентерия. Возможно, есть некая мрачная справедливость в том, что через несколько лет после этого убили самого Клеарха. История тирана, обратившего биологическое оружие против своих сограждан, кажется слишком чудовищной, чтобы быть правдой, но есть и современные примеры, которые не позволяют считать рассказ Полиэна выдумкой.
Во время хорошо известной атаки в марте 1988 года Саддам Хусейн ответил на сопротивление иракских курдов бомбами с ядовитым газом. Погибло около 5000 мужчин, женщин и детей. После падения апартеида в ЮАР в конце 1990-х годов из показаний на суде выяснилось, что южноафриканское правительство планировало систематически травить граждан, протестовавших против апартеида в 1980–1990-е гг. История Клеарха, придумавшего, как истребить собственных граждан и солдат, загнав их в нездоровую местность, вызывает тревожные воспоминания о документально зафиксированных предательских экспериментах правительства США с ядерными, бактериальными и химическими вооружениями на собственных гражданах и солдатах во время холодной войны уже в XX веке.
Как указывает Грмек (и как демонстрируют многочисленные античные примеры использования ядов и нездоровых природных условий для изматывания врагов), ошибочно думать, что древние представления о «миазмах» и «испарениях» как об источнике заболеваний хоть в какой-то степени препятствовали «применению инфекционных болезней в военных целях». Еще в античности, задолго до формирования современной эпидемиологической терминологии, опыт и наблюдения породили идеи по эксплуатации болезней и их носителей в военных действиях. Могли ли древние как-то усовершенствовать этот инструмент, чтобы распространять эпидемии на целые народы?
