пятнадцать лет назад

Он всегда поднимался пешком. Редко, очень редко пользовался старым лифтом, но вовсе не потому, что боялся, что повидавший на своём веку механизм подведёт и ему придётся униженно сидеть в кабине, ожидая появления мастера. А до его появления слышать шаги на лестнице и чужие голоса: «Опять поломался?» – «Опять». – «А внутри не Аркадий Соломонович, случайно?» – «Что вы, пришлый какой-то». – «Ну, тогда ладно». Неприятно чувствовать себя пришлым, да ещё «каким-то пришлым», да ещё подспудно обвиняемым в поломке антикварного лифта. Намного лучше неспешно подниматься по широкой парадной лестнице, наслаждаясь уникальной лепниной, барельефами на стенах и прикосновениями к старым, кованым перилам, создающими неповторимое ощущение Города.

А он любил чувствовать Город во всех его проявлениях.

Он не был в нём рождён, но был рождён для него. Так уж получилось.

На площадке нужного этажа задержался. Не потому, что запыхался, а в нерешительности, кнопку звонка надавил примерно через минуту, и ещё минут пять терпеливо ждал, когда откроют.

Дверь отворила хозяйка: молодая девушка в свободной куртке художника, под которой виднелась чёрная футболка, широких джинсах и кедах. Вся одежда была заляпана краской, в том числе – свежей, и характерный запах объяснил причину того, что ему пришлось подождать – юная художница работала у холста. Увидев гостя, она тоже замерла, и тоже в нерешительности, затем поправила волосы и сделала шаг назад, молча показывая, что мужчина может войти.

– Прости, не хотел тебя отвлекать.

– Мог бы позвонить.

– Ты не брала трубку.

– Я работаю.

Тоном она сказала: «Мог бы догадаться». Хотя на самом деле даже догадываться не надо, он прекрасно знал, что если она не подходит к телефону, значит, работает. Но не сегодня. То есть сегодня тоже, судя по запаху и свежим брызгам краски на одежде, но сегодня она могла не ответить по другой причине. Вот он и приехал.

– Нам нужно поговорить, – сказал он робко.

И эта робость абсолютно не вязалась с его властным видом, жёстким характером и уверенной манерой поведения – каким его знали. Эту робость видела только художница.

– В этом нет необходимости. – Её голос звучал ровно.

– Есть.

– Нет. – Она сделала ещё шаг назад. – Я всё увидела, и мы поговорили.

– Я не хочу, чтобы ты…

– Со мной всё в порядке. – Она сказала громче, впервые изменив ровному тону и тем показав, что спокойствие – деланное. – Я не могу похвастаться особенной проницательностью, я слишком увлечена тем, чтобы жить, и не замечала того, что делается с тобой. Или не хотела замечать. Но я чувствовала, что что-то не так. Я даже чувствовала когда. В эти дни и недели ты становился неуловимо другим. Я много думала… Сегодня… Вчера… Я много думала и поняла, что «неуловимо другим» не значит «пугающим». Ты просто становился другим. Но это вижу только я.

– Я не в состоянии с этим бороться. – Он смотрел ей в глаза.

– Я знаю. – Она видела только его взгляд.

Они уже говорили об этом. Он решил повторить.

– Прости меня.

– Тебе не за что извиняться.

– Прости, что тебе пришлось об этом узнать. Прости, что тебе пришлось об этом думать. Прости, если не можешь спать…

– Сегодня я не спала, – рассказала она.

– Прости…

– Но не потому, что думала… То есть я думала, но была и другая причина. – Теперь она улыбнулась. А потом взяла его руку и потянула за собой. – Пойдём.

Он догадался, куда она его увлекает, и удивился:

– Ты же не любишь показывать незаконченные работы.

– Я закончила.

– Так быстро?

– Это была длинная ночь, – сказала она просто. – Самая длинная в моей жизни.

Они зашли в мастерскую. Девушка впереди, продолжая держать его за руку, но остановилась, потому что остановился он – едва ступив за порог. Остановился и замер. Потрясённый до глубины души.

Картина была повёрнута от окон, и он увидел её сразу. Во всей красе. Во всём величии. С невысохшей краской, но абсолютно законченную. Бьющую наотмашь и его, так уж получилось, первого. В самое сердце.

– Ты… видишь меня таким… – Ему не нужно было спрашивать, над чьим портретом она трудилась самую длинную в жизни ночь. – Ты видишь меня насквозь.

– Кто, если не я? – Она встала рядом, положила голову ему на плечо и вздохнула: – Я назвала её «Демон скучающий».