24 апреля, понедельник
– Эта история произошла двенадцать лет назад, осенью, – рассказала Ника, когда они с Феликсом, вышли на площадь Льва Толстого и остановились примерно в той точке, с которой художник писал «Мёртвую». – Дождливая была осень, даже для Питера дождливая. Мы ко многому привычные, дождь тут обыденность, но нам, как правило, дают время просохнуть, а в тот год дождь как зарядил в конце августа, так и не мог остановиться до ноября, когда зима началась. То льёт, то капает, то моросит, то просто шуршит за окном. Вот тогда и появился Подлый Охотник – в самом начале сентября. Под дождём. Его сначала хотели назвать Мокрым, но Подлый лучше отражает суть – он подкрадывался сзади и убивал выстрелом в затылок. Один выстрел в затылок. Из одного и того же пистолета. И убивал только мужчин. Моего отца Подлый Охотник убил в парке, следующего – в арке, потом были улицы, переулки, даже подземные переходы. И никаких следов. Видеокамер тогда было не очень много, но ни на одной из них он не засветился. Девять жертв в первый месяц, шесть во второй. А потом Охотник исчез. Просто перестал убивать.
– Подозреваемые у полиции были?
– Об этом лучше спросить у Гордеева.
– Да, извини.
Ника кивнула, помолчала и продолжила:
– История Подлого Охотника для меня личная… в каком-то смысле. Поэтому я помню детали. Не смогу перечислить последовательность убийств, но первое и последнее я запомнила. Дело было громким, поэтому странно, что твои дружки-полицейские о нём не вспомнили.
– Я сам полицейский, – буркнул Феликс.
– И как ощущения? – осведомилась девушка.
– Иногда хочется задержать кое-кого.
– У тебя здесь нет полномочий.
– Есть. Я в командировке.
– А я надеялась, что ты хоть здесь побудешь обычным человеком.
– Разочарована?
– Тебя жалко.
Переговорить Нику не было решительно никакой возможности. Вербин понял это ещё несколько дней назад, но продолжал поддевать девушку: ему приятно было с ней общаться, в том числе – в таком ключе. Кроме того, лёгкая пикировка не мешала ему заниматься делами.
– Увидел что-нибудь?
– Ещё нет.
Феликс открыл фото «Мёртвой» на планшете, Ника – на телефоне, и теперь они сравнивали картину Абедалониума с реальностью, словно играя в «Найди отличия».
– Ты уверен, что должна быть подсказка?
– Обязательно.
– Почему?
– Потому что мы определили преступление – благодаря дырке в полотне, но не получили от Абедалониума никакой дополнительной информации о преступнике.
– Он хочет, чтобы мы сами догадались, – поняла девушка.
– Да, – отозвался Вербин, не отрываясь от планшета. – Но мы не можем догадаться, потому что нам не о чем догадываться, у нас нет деталей пазла: Подлый Охотник не оставлял следов. Значит, подсказка должна быть на картине.
– Пойдём выпьем кофе? – неожиданно предложила Ника, убирая телефон. – Мне холодно.
– Это моя фраза, – пошутил Феликс.
– Нет, моя, – рассмеялась в ответ девушка. – Приезжая в город, вы всегда надеваете на себя всё, что взяли, поэтому не мёрзнете.
День сегодня получился не особенно солнечным и ветреным, что и заставило Нику искать тепла.
– Сейчас пойдём, – пообещал Вербин. – Но сначала пересчитай окна четвёртого этажа на картинке и в реальности. – Вербин повернул к девушке планшет. – Только внимательно.
– В пределах десяти я всегда внимательна, – язвительно ответила Ника. – Потом, бывает, начинаю путаться.
– Даже если речь идёт о твоём гонораре?
– Размечтался! – рассмеялась девушка. А затем прищурилась: – На картине не хватает одного окна.
– Да, – подтвердил Феликс.
– Это может быть случайностью?
– Может. Но других отличий я не нашёл. А ты?
– Я и это не нашла. – Ника посмотрела на Вербина снизу вверх. – Что теперь?
– Узнаем, кто жил в отмеченной квартире двенадцать лет назад.
– Это понятно, – кивнула девушка. – Я о планах на день.
Феликс понял, что Ника имеет в виду ужины, к которым она начала привыкать, но был вынужден разочаровать девушку:
– Мне нужно встретиться кое с кем, а потом заехать в управление. И, возможно, я там застряну.
– Возможно?
– Скорее всего.
Гордеев отправился обыскивать особняк, в котором убили Костю Кочергина, и Вербин хотел дождаться его возвращения и узнать результаты.
– Есть какие-то подвижки? – догадалась Ника.
– Я не могу о них говорить, – очень серьёзно ответил Феликс. – Однако существует вероятность, что я просижу в управлении далеко заполночь.
– А сейчас?
– Сейчас у меня встреча с женщиной.
– Я так и поняла, Вербин, и рада, что ты не стал мне лгать. – Девушка вздохнула. – И заметь: я не прошу взять меня с собой.
– Это деловая встреча.
– То есть ты собираешься ей заплатить? – притворно изумилась Ника.
Феликс рассмеялся.
– Когда всё закончится, я поделюсь с тобой деталями происходящего, а пока… Скажем так: мне нужна эта встреча, но я не в восторге от того, что она состоится. Там всё сложно.
– Вербин, ты ведь догадался, что я над тобой подшучивала?
– Да. – Он вздохнул. – Давай я напою тебя горячим кофе и посажу в такси?
– Мне на метро быстрее: нужно заскочить на телеканал и дать интервью.
– Ты крутая.
– И внимательная, – добавила Ника.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Феликс.
– Почему ты так легко меня отпускаешь? – быстро спросила девушка. – Вчера ты требовал, чтобы я заперлась на все замки и нос не высовывала на улицу, а сейчас даже не вздрогнул, узнав, что я собираюсь ехать на метро.
– Но ведь ты сумела добраться до «Манежа», – попытался пошутить Феликс.
– Вербин, пора бы привыкнуть, что я знаю, когда ты врёшь.
– А вот сейчас твои шансы резко упали.
– Не смеши меня.
Ника, возможно, знала, когда он лжёт, но Феликс, в свою очередь, видел, что девушка догадалась, что случилось нечто важное, хочет знать ответ и обидится, если он не ответит.
– Бандитов, которые на тебя напали, убили этой ночью.
Девушка вздрогнула, вопросительно подняла брови, беззвучно переспрашивая, поняла, что Феликс не шутит. и тихо спросила:
– Кто?
– Надеюсь, скоро выясним.
– Почему их убили?
– Не знаю, – развёл руками Вербин. – Но основная версия – их убийство связано с нашим дело.
– Они напали только на меня?
– Нет.
– Ага… – Ника покусала нижнюю губу. – Получается, кто-то очень захотел узнать, что происходит, возможно, начал собственное расследование, но другой кто-то объяснил, что этого делать не нужно?
«Не слишком ли быстро ты во всём разобралась?»
Однако вслух Феликс произнёс другое:
– Получается.
– Ох, Вербин, во что ты меня втянул?
У Феликса был не очень большой опыт длительных отношений, но он точно знал, что должен сейчас произнести:
– Извини, пожалуйста.
– Отлично, – одобрила Ника. – Мне нравится твой стиль, Вербин, поэтому, возможно, я всё-таки выйду за тебя замуж. Да не парься ты! – Она заметила взгляд Феликса и рассмеялась. – Значит, так, за меня не беспокойся: я быстро сгоняю на телеканал, а оттуда домой на такси. Так правильно?
– Да.
– А ты иди к своей бабе.
– Сначала к бабе, потом в управление.
– Вербин, о твоих бабах могу шутить я, но не ты. Тебе нельзя.
– Почему?
– Потому что мне не нравится. – Ника вновь посмотрела на «Дом с башнями». – И ты обещал напоить меня горячим кофе, потому что я замёрзла. Уже забыл?
Не забыл, просто не успел довести до кофейни.
– Перечисли, о чём я ещё забыл?
– Сам вспоминай, я не справочная. – Девушка взяла Вербина под руку. – Где твоя кофейня?
* * *
– Здесь удобное место, Урмас Маанович? – осторожно спросил водитель.
Кукк вздрогнул – последние минут десять он пребывал в глубокой задумчивости, огляделся и кивнул:
– Да. Нормально.
– Доставать? – уточнил сидящий на переднем сиденье телохранитель.
– Разумеется, – огрызнулся Кукк, открыл дверцу и широким шагом направился к берегу.
Он велел отвезти себя к заливу, в «тихое, уединённое место». Куда именно – безразлично. Кукк периодически ставил перед помощниками странные задачи, но водитель у него был опытным, город и окрестности знал отлично и привёз шефа именно туда, куда Урмас хотел, не придраться: берег совсем рядом, в сотне шагов от дороги, но построек поблизости нет и случайных прохожих, к счастью, не оказалось. Кукк постоял у края воды, видимо, продолжая размышлять, а затем, не оборачиваясь, спросил:
– Готово?
– Да, Урмас Маанович.
Пока Кукк предавался размышлениям, телохранитель вытащил из багажника специально купленный мольберт, деревянный, дешёвый и очень простой, установил его у воды и водрузил картину. «Демон скучающий». Авторская копия, сделанная лично Абедалониумом, о чём свидетельствовали подпись и послание, конверт с которым телохранитель так же закрепил на мольберте. Кукк несколько минут смотрел на получившуюся инсталляцию, затем взял протянутую телохранителем бутылку с жидкостью для розжига, старательно облил и чиркнул зажигалкой. И долго стоял, глядя, как огонь пожирает картину, уничтожая фигуру, лица которой никто и никогда не видел.
А когда языки пламени прорвали холст, раздался приглушённый звонок. На третий сигнал Кукк нехотя достал из кармана телефон, посмотрел на экран и поднёс трубку к уху.
– Что-то плохое?
– Как ты догадался? – угрюмо спросил Селиверстов.
– Позвонил бы ты минут через десять, я бы спросил про хорошее, – ответил Урмас, продолжая смотреть на горящую картину.
– Не буду интересоваться, чем ты занимаешься. – Селиверстов выдержал короткую паузу. – Мой товарищ сказал, что они нашли тот самый дом.
– Этого следовало ожидать, – обронил Кукк.
– Да. Но мы ни при чём. – Селиверстов вздохнул. – Мы всё ещё ни при чём.
* * *
Единственное, в чём Феликс был сейчас абсолютно уверен, так это в том, что они тонут, а точнее, что их сознательно топят в огромном количестве «нитей» и «зацепок», которые требовали времени и сил на проверку, давали результаты, но вели туда, куда запланировал Абедалониум: к мешку с доказательствами и трупу, на который эти доказательства указывали. После расшифровки очередной картины в группу добавляли людей, которые начинали тщательно проверять новые улики и проводить прочие оперативные мероприятия, необходимые с точки зрения протокола, но дающие результат только по одному конкретному преступлению. По одному из четырёх. Связанных между собой исключительно Абедалониумом. Группа богатых педофилов, развратник из правительства, спятившая сутенёрша и киллер, решивший набраться опыта на обыкновенных людях. В последнем Феликс ещё не был уверен, но чувствовал, что Подлый Охотник будет представлен именно так.
Четыре абсолютно разных преступления. Четыре мёртвых человека. В последнем Феликс ещё не был уверен, но догадывался, что владелец квартиры, на которую указывала «Мёртвая», уже погиб. И человек, который всё это придумал и дал старт происходящему, тоже якобы мёртв. Абедалониум пребывает в идеальной позиции для того, чтобы остаться в тени. Кто будет искать художника, если все подозреваемые мертвы, включая его убийцу, каким наверняка окажется Подлый Охотник? Абедалониум становится Альфой и Омегой расследования, с него оно началось, на нём и закончится. Четыре громких преступления раскрыты, четыре преступника мертвы. Все довольны.
– И даже меня ты попытаешься сделать довольным, – пробормотал Феликс, припарковав машину у заведения, в котором у него была назначена следующая встреча. – Ты отдашь мне убийцу Чуваева. И позаботишься об убедительных доказательствах.
В этом деле по-другому не бывает.
В заведении Вербин должен был встретиться с Димочкой Кляйном, главным помощником Барби, приходящимся, по слухам, ей сыном. С ним, разумеется, уже пообщались, но прочитав отчёт, Феликс понял, что оперативники не напрягались и ограничились стандартными вопросами. Дело ведь ясное: Барби рехнулась, убила одну из своих девочек, а затем отравилась. Всё это она проделала в одиночестве – в выводах экспертов никто не сомневался, и Димочка прошёл по касательной. Наверное, обрадовался такому обороту и был весьма недоволен назначением ещё одной встречи.
– Меня попросили уделить тебе время, – сообщил он Феликсу, старательно давая понять, что, не исходи просьба от важного человека, ни за что не снизошёл бы до болтовни с полицейским. – Но затягивать не будем. – И посмотрел на дорогие швейцарские часы. Солидный деловой человек, готовящийся унаследовать бизнес Барби, не мог себе позволить тратить время на пустяки.
Кляйн оказался худощавым брюнетом с большими ушами и чрезмерно узким, вытянутым к животу лицом, зачем-то небритым. Модная щетина, больше похожая на прилипшую пыль, Димочке абсолютно не шла, но Кляйн от неё не избавлялся, возможно, надеясь, что она придаст ему хоть немного мужественности, которая напрочь отсутствовала в нескладной фигуре.
– Хочу поговорить о Валентине Мульченко. – Учитывая обстоятельства, Феликс пренебрёг и приветствием, и тоном, в котором был хотя бы намёк на дружелюбие – только сухая деловитость.
– Что именно интересует?
– Она пользовалась популярностью?
– Обойдёмся без уточнений. – Кляйн сделал всё, чтобы голос прозвучал уверенно.
– Я не уточнял, – пожал плечами Вербин. – Я вопрос задал.
– Эффектная и умная, – ответил после короткой паузы Димочка. – С ней многие хотели познакомиться. – Он пошевелил пальцами. – Будет её не хватать.
– Как Барби относилась к Мульченко?
– Как к ценному активу.
– Без зависти?
– Кто завидует «шкурам»? – искренне удивился Кляйн. – Только будущие «шкуры».
– Я имел в виду: к молодости Мульченко? К её красоте? – уточнил Вербин.
– Барби не могла похвастаться ни тем, ни другим, причём красоты у неё никогда не было, но зависть… – Димочка покачал головой. – Нет. У Барби было всё, о чём эти красотки могли только мечтать. В том числе – мужики. Когда Барби была молода, они на неё слетались, как му… – Он вовремя спохватился и поменял версию: – Как пчёлы на мёд. Я сам удивился, когда узнал. Нет, не от Барби узнал, если ты подумал, то есть это был не хвастливый трындёж старой тётки, а честный рассказ её ровесника. Барби много с кем тут переспала, но чем она мужиков брала, мне непонятно…
О мёртвой работодательнице можно говорить любым тоном.
– Как Барби отнеслась к той истории с Мульченко? – перебил Кляйна Вербин.
Резко перебил, потому что увидел, что Димочка увлёкся и потерял над собой контроль – самое время сбить его неожиданным вопросом. А вопрос Феликс сконструировал наугад: он понятия не имел ни о какой «той истории», но предположил, что карьера проститутки редко складывается без неприятных эпизодов.
Выстрел получился точным.
– Рассказали, значит, – проворчал Кляйн.
– Рассказали, – кивнул Вербин. – Но я бы хотел услышать вашу версию, Дима.
– Зачем тебе моя версия?
– Чтобы понять, могу ли я доверять вашим словам. – Короткая пауза и очень веское добавление: – Всем вашим словам.
– А-а… – Кляйн потаращился на свои дорогие часы, видимо, прикидывая, сколько времени он ещё может уделить полицейскому и как именно следует преподнести историю, и неохотно рассказал: – Моя версия не будет отличаться от той, которую ты уже слышал. А моё отношение в точности такое, как у Барби: мы считаем избившего Вальку ублюдка – ублюдком. К счастью, ей досталось не так сильно, как Аделаиде, но всё равно изрядно. А самое главное, она не была готова к такому обращению.
– Мульченко не была готова? – прищурился Феликс.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду: «шкуры» знают, что им может достаться в любой момент. Издержки профессии. Но нельзя вечно быть на стрёме и нервничать, так и сторчаться можно, поэтому, если их долго не бьют, в какой-то момент «шкуры» расслабляются. Валька сильно расслабилась, и то, что она огребла, к тому же сильно огребла, едва её не сломало, она неделю из квартиры не выходила. Барби была в ярости, но клиент повёл себя цивилизованно: извинился, оплатил лечение и щедро дал денег: и Вальке, и нам – компенсировал упущенную выгоду.
– Назовите его имя, пожалуйста, – попросил Вербин так, словно ему нужно было проверить уже известную информацию.
– Кукк, – неохотно проворчал Кляйн. – Урмас Кукк. У него, похоже, даже после кокса вставать перестал, вот и бесится, козёл.
«Урмас Кукк… – Феликсу задумчиво посмотрел на имя, которое он написал на новой странице. – Интересно, эта ниточка была запланирована или появилась случайно?»
* * *
– Места у нас хорошие, – зачем-то сообщил Воронов, начальник районного убойного отдела, оглядывая посёлок. – Очень люблю здесь купаться. Ну, не прямо здесь, а в этих местах.
– У тебя дача поблизости? – поинтересовался Никита.
– Сейчас – да, рядом совсем. А полюбил я здешние места с юности, однокурсник неподалёку жил, и мы часто у него зависали. Но у него, конечно, не такой домина был. – Воронов прищурился на цель их визита. – Не такой крутой.
Дом, в который Гордеев привёз группу, не то чтобы потрясал воображение, но привлекал внимание. И среди остальных зданий на этой улице с ним могли соперничать два или три, не больше. Трехэтажный особняк, парадный подъезд которого украшали четыре колонны, утопал в зелени… Точнее, сейчас, весной, только готовился в ней утонуть, а плотное сплетение кустарника и деревьев не оставляло сомнений в том, что, когда почки превратятся в листья, особняк предстанет во всей красе. К тому же, и это обстоятельство вызвало у Гордеева лёгкое удивление, высокий кирпичный забор окружал участок с трёх сторон – от соседей, а с улицы между кирпичными столбами были установлены изящные кованые решётки, благодаря которым у полицейских получилось и полюбоваться парадным подъездом, и оценить, насколько зелено здесь станет через месяц.
– Я правильно понимаю, что в доме никто не живёт? – уточнил Никита.
– И не живёт, и даже на выходные не приезжает, – кивнул Воронов. – Раз в неделю приходит домработница.
– И одна моет эту махину?
– Вряд ли моет. Порядок поддерживает. – Воронов помолчал. – Наследники долго бодались, однако договориться, кому отойдёт дом, не сумели и решили выставить его на продажу. Обычное дело.
– Судя по всему, наследство им досталось хорошее.
– Дай бог каждому, – согласился Воронов. – Илья Ферапонтов большим человеком был.
– Кто-нибудь из наследников приедет?
– Старший сын с адвокатом. Две его сестры живут за границей… А вот и они, кстати.
Не сёстры, а старший сын с адвокатом.
Водитель чёрного Audi заранее нажал на кнопку брелока, в результате ворота открылись, когда автомобиль оказался рядом с ними, и Audi, едва притормозив, сразу проехал во двор. Следом вошли полицейские.
– Добрый день.
– Ордер покажите, – отрывисто бросил наследник, Николай Ильич Ферапонтов, крупный, плечистый мужчина, одетый в синий деловой костюм и белую сорочку с расстёгнутым воротом.
Однако даже не обозначил попытки взять протянутую Гордеевым бумагу – её принял адвокат, такой же высокий, как Ферапонтов, но худой мужчина в сером костюме. Прежде чем взять – поздоровался, затем внимательно прочитал документ, едва заметно кивнул Ферапонтову и произнёс:
– Мой клиент хочет сделать заявление. Этот дом являлся частным владением его отца, Ильи Семёновича Ферапонтова. Дом был приобретён Ильёй Семёновичем без каких-либо консультаций с моим клиентом после того, как мой клиент женился и стал жить отдельно. Мой клиент ни разу не был в этом здании до смерти Ильи Семёновича и не знает, чем здесь занимался его отец.
– Ни разу? – искренне удивился Гордеев.
– Мне отец отдал семейный особняк в Курортном районе, – объяснил Ферапонтов-младший. – Я его использую и как дом, и как круглогодичную дачу, в общем, дети у меня там живут почти безвылазно. Отец приезжал к нам в гости, а периодически и жил там, сколько хотел. Или когда хотел побыть с внуками. А этот особняк отец купил для себя – бывать на берегу в одиночестве и устраивать приёмы. Я, честно говоря, не думал, что здесь такие хоромы. Был очень удивлён, когда мы сёстрами приехали… Собственно, поэтому мы не смогли его поделить и решили продать.
– Вы работаете в компании отца?
– Это имеет значение?
– Приёмы, – тихо подсказал адвокат. – Если ты работал с Ильёй Семёновичем, то должен был бывать на приёмах.
– Я мог бывать на них и не работая с ним, – проворчал Ферапонтов. Но тем не менее ответил: – У меня свой бизнес. На старте отец меня поддержал и вошёл в большую долю, мы владели фирмой семьдесят на тридцать. Но он никогда не лез в управление и уж тем более в стратегию развития. Всё отдал мне и искренне обрадовался, когда я выкупил его долю. Он сказал, что гордится мной. А его бизнесом я занимаюсь последние месяцы и не могу сказать, что сильно этому рад.
– Что вы имеете в виду?
– У отца было много активов, и как следствие появилось много желающих эти активы захватить. В том числе из бывших деловых партнёров отца.
– Понимаю…
– Возможно. – Судя по всему, Ферапонтов-младший включал манеры только при общении с равными. – Что вы здесь ищете?
– Помещение, – ответил Гордеев.
– Помещение? – удивлённо переспросил Ферапонтов. – Какое помещение?
– В нашем распоряжении есть видео с признаками преступления, и есть весомые подозрения, что видео было сделано в этом доме, – рассказал Никита.
– Отец умер год назад. Какой теперь смысл искать помещение, в котором, возможно, было совершено преступление?
– Смысл в том, чтобы узнать правду, – жёстко ответил Гордеев. – Это во-первых. Во-вторых, если в здании действительно совершались те преступные деяния, которые мы предполагаем, то в них принимал участие не только ваш отец. И мы планируем отыскать этих людей. И наказать.
– А в-третьих, у вас есть ордер. – Адвокат повернулся к наследнику. – Коля, мне жаль, но мы можем только наблюдать за происходящим.
Ферапонтов кивнул, помолчал, покусывая губы, а затем неожиданно спросил:
– В чём вы подозреваете отца? – Причём совсем другим, не начальственным тоном.
– Педофилия, растление малолетних, убийство, – тихо, в тон Ферапонтову, ответил Никита.
Адвокат выругался.
– Это связано с делом Кости Кочергина? – уточнил Ферапонтов. Ему не потребовалось много времени, чтобы догадаться, о каком расследовании идёт речь.
– Напрямую.
– То есть видео, о котором все говорят…
– Было снято здесь, – жёстко сказал Гордеев. Подумал и уточнил: – У нас есть веские основания предполагать, что оно было снято здесь.
– Дом выставлен на продажу, – быстро произнёс адвокат. – Скажите, есть ли возможность не упоминать точный адрес…
– Кеша, заткнись, – угрюмо перебил его Ферапонтов. И вновь посмотрел на Никиту: – Ищите где хотите. Я подожду на улице.
И закурил.
И Гордеев заметил, как сильно дрожат его пальцы.
Нужную «локацию» отыскали быстро – через десять минут после начала обыска: по отсутствию окон Гордеев предположил, что комната находится в цокольном этаже и не ошибся – она оказалась рядом с «зоной СПА», как обозвал эту часть этажа Воронин, поскольку здесь располагались сауна, большая гидромассажная ванна и небольшой бассейн. А самое главное заключалось в том, что комната совсем не изменилась и выглядела точно так же, как на видеозаписи.
* * *
Синяя дверь, ручку которой украшает человеческий череп. Не настоящий, конечно, даже не в размер, а небольшой набалдашник, чётко работающий на создание правильной атмосферы. За дверью небольшой, очень уютный зал и множество бутылок рома на полках позади бармена. Ром, ром, ром и только ром – из всех возможных стран и всех возможных оттенков вкуса: от брутального жёсткого до мягкого фруктового. Ром и коктейли на его основе – ничего иного в баре St. Martin не подавали.
– Вас не удивило, что я предложила встретиться именно здесь? – поинтересовалась Ада.
– Я устал удивляться тому, что вы меня постоянно удивляете, – ответил Феликс, располагаясь напротив женщин. – Добрый день, Полина.
– Здравствуйте.
– Хорошо, что вы узнали друг друга, – рассмеялась Ада, внимательно глядя на Вербина.
– Это профессиональное, – улыбнулся в ответ Феликс.
– Вы могли сделать вид.
– Для чего?
– Просто предположила, – легко ответила женщина. – Я ведь совершенно не разбираюсь в нюансах детективной службы, вот и предполагаю разное. Феликс…
– Ада?
– Здесь подают прекрасный ром. Мы уже взяли по коктейлю, потому что Полине после пар нужно расслабиться…
Девушка негромко рассмеялась.
– А вам я рекомендую чистый. Здесь поистине великолепный выбор, а некоторые сорта можно попробовать только здесь.
– Я на машине.
Кожина выдержала очень короткую паузу, после которой негромко, но твёрдо произнесла:
– Нет. – И едва заметно улыбнулась.
– Почему вы так думаете?
– Узнав, где я предлагаю встретиться, вы проверили, что это за место, и оставили машину у отеля. Поэтому попросили перенести встречу на полчаса. – Снова улыбка. – Неужели я не права?
Отнекиваться не имело смысла.
– Какой ром порекомендуете?
– Я в них совершенно не разбираюсь, – прощебетала Ада. – Давайте кого-нибудь спросим?
Вербин повернулся, чтобы подозвать официанта, но уже оборачиваясь понял, что в этом нет необходимости: Аде не требовалось поднимать брови или шевелить пальцами, наблюдающий за Кожиной официант по мимике понял, что понадобились его услуги, и обернувшись, Феликс встретился с ним взглядом. Затем последовал короткий диалог, после которого перед Вербиным появился снифтер с янтарным напитком.
– Аромат чудесен.
– В таком случае, за встречу.
Бокалы соприкоснулись, Вербин с удовольствием покатал во рту крепкий ром с ярким цитрусовым вкусом и нашёл его великолепным.
– Феликс, я предложила встретиться, чтобы обсудить вопрос, который вы наверняка себе уже задавали. Я говорю уверенно, поскольку себе я его задавала. – А Вербина Ада считала умным. Таким же, как она. – Когда же я поняла, что не могу ответить на него самостоятельно по причине недостаточной квалификации, то позвонила Полине. И вы не представляете, Феликс, как я обрадовалась, узнав, что Полина размышляет над тем же самым вопросом.
Кожина намеренно не говорила, в чём заключается вопрос, и Вербин подыграл:
– Скажу честно: я стал задумываться об этом совсем недавно.
– Мы с Полиной не отвлекались на оперативные мероприятия, поэтому подумали чуть раньше.
– Конечно.
– До звонка Ады Николаевны я считала, что меня чересчур заносит, – призналась девушка. – Предположение выглядело фантастическим.
– Я сказала Полине, что не фантастическим, а неожиданным, и попросила посмотреть на выставленные в «Манеже» картины с новой точки зрения. Сравнить и поделиться выводами. Уверена, выводы вам понравятся, Феликс, не удивят, но понравятся. Полина?
Могло показаться, что девушка слегка смущается, однако голос прозвучал очень уверенно:
– Как я уже говорила, в карьере Абедалониума чётко прослеживаются два больших этапа: до написания «Демона» и после. Примерно два десятка ранних работ безусловно талантливы, но они никогда бы не заинтересовали своих нынешних владельцев, во всяком случае, за их нынешнюю цену, не появись «Демон». Сейчас я говорю не о репутации картины, а об уровне мастерства, с которым она написана.
Ром неожиданно закончился, и Вербин, поразмыслив, незаметно попросил официанта повторить. Решил, что где пятьдесят, там и сто, а разницы, по большому счёту, никакой. Тем более что взятый на пробу ром понравился Феликсу почти так же, как любимый виски.
– Но картины второго этапа, назовём его «мастерским», тоже неоднородны, – продолжила тем временем Полина. – Меня с самого начала охватило странное ощущение, что полотна несут неявные, но важные отличия, которые трудно отыскать с первого взгляда и трудно объяснить, но, когда я целенаправленно занялась изучением и сравнением выставленных полотен, всё встало на свои места. Есть несколько картин, примерно десять, работая над которыми Абедалониум приближался к той вершине, на которой возвышается «Демон скучающий». На мой, разумеется, взгляд, поскольку не все полотна высоко оценены на аукционах. В этот список я внесла картину «Радость замершая», самую дорогую работу Абедалониума; «Чей-то друг», которую критики разорвали, назвав «ещё одним пейзажем Аничкова моста»; «Времени портрет», «Бесконечность питерская»…
– Дорогая, мы поняли, что есть работы, которые произвели на тебя бóльшее впечатление, чем другие, – прощебетала Ада и распорядилась повторить и им с Полиной.
Девушка посмотрела на Феликса, в ответ Феликс чуть пожал плечами, улыбнулась и, глядя Вербину в глаза, продолжила:
– Тогда сразу о главном: я убеждена, что четыре картины из частной коллекции написаны не Абедалониумом.
– Как такое возможно? – выдохнул Феликс.
– Не знаю, – развела руками девушка. – Стиль необыкновенно похож, но при этом я бы не назвала его копирующим, как воспроизводят манеру мастера авторы подделок. Я бы сказала, что стиль этих работ близок до слияния с настоящими работами Абедалониума.
– То есть когда авторы подделок рисуют новую, никому не известную работу, якобы принадлежащую кисти известного художника? – уточнил Вербин.
– Пишут, Феликс, пишут, – вздохнула Ада.
– Извините, разволновался.
– Вы правы, – согласилась с полицейским Полина. Или согласилась с Кожиной. – Но как бы ни старался подражатель, всё равно будут нюансы, едва заметные штрихи, которые выдадут другую руку. Их нужно искать, очень внимательно изучая подозрительную картину и сравнивая её с другими работами автора, поэтому мою теорию легко разбить: ведь я целенаправленно искала отличия и, возможно, была чрезмерно увлечена поиском. То есть подсознательно не обращала внимания на детали, которые подтверждают авторство Абедалониума. Тем не менее мой вердикт таков: «Мальчика нет», «Лето волшебное», «Магазинчик сломанных кукол» и «Мёртвую» написал другой художник.
– А «Демона скучающего»? – быстро спросил Вербин.
– «Демон», без сомнения, работа Абедалониума. – Полина помолчала, но не позволила Аде вернуться в разговор: – Скажу честно: моя уверенность появилась не на пустом месте. Даже найдя упомянутые отличия, я всё равно сомневалась в том, что правильно их интерпретировала. Я не была готова заявить о своих выводах так, как только что это сделала. Я вышла из «Манежа», какое-то время гуляла по Исаакиевской площади, дошла до набережной, постояла, потом вернулась, пошла к Адмиралтейству и вдруг увидела даму с собачкой. – Ещё одна улыбка, на этот раз – ироничная. – Хотя на самом деле это была женщина с доберманом. Они тоже прогуливались. И увидев их, поняла, чем работы из частной коллекции отличны – в них есть Зверь.
И эта фраза объяснила всё.
Во всяком случае – Феликсу. Четыре картины – четыре преступления. Не простых, не по глупости совершённых, и не случайных – четыре хладнокровных, страшных, тщательно спланированных преступления. И слова Полины, ничем не подтверждённые, кроме ощущения, сказали о том, что человек, написавший четыре картины, не просто знал обо всех этих жутких зверствах – он к ним причастен. Каким-то образом, ко всем.
– Работы Абедалониума яркие, страстные, эмоциональные, очень глубокие. Он гениален. Но на этих четырёх полотнах над Гением стоит Зверь. Не рядом, не позади, не впереди, а над. Зверь не просто наслаждается, он – автор картины и автор того, о чём пишет.
– И он здесь, – очень тихо произнёс Вербин.
– Да, – в тон ему подтвердила Ада.
– Он здесь, – прошептала Полина.
И вывела на планшет самое известное полотно Абедалониума.
* * *
Погода позволяла. Дождя давно не было, асфальт сухой. Прохладно, конечно, но кататься можно, и Гойда с удовольствием катался, наслаждаясь «полётами» на спортивном мотоцикле, по которым успел соскучиться за долгую зиму. А разогнаться было где. В последнее время Гойда жил за городом, где ему было и приятнее – он любил лес, и спокойнее, поскольку там установлено намного меньше видеокамер, что при его основной «работе» было большим плюсом. Пробки преодолевал с лёгкостью, наслаждаясь завистливыми взглядами автовладельцев, а где можно – прибавлял так, что перехватывало дыхание. До сих пор перехватывало, несмотря на огромный опыт вождения. Вот и сейчас, поздним вечером, он мчался по пустынному шоссе так, словно опаздывал на свидание. В какой-то момент чуть сбросил – приближался опасный перекрёсток, и увидел в зеркало заднего вида брата-мотоциклиста, который, судя по всему, решил не осторожничать.
«Тоже соскучился…»
Гойда взял правее, чтобы не мешать сорвиголове насладиться, поехал медленнее, примерно сто двадцать, в зеркало больше не смотрел и потому не заметил, как, проезжая мимо, «брат» что-то метнул ему под колесо. Почувствовал только, что его подбрасывает… И больше ничего не почувствовал, потому что удар оказался очень сильным.
Что же касается «брата», то он остановился, подошёл к лежащему посреди дороги Гойде, присел, снял перчатку, под ней оказалась ещё одна, тонкая, латексная, и прикоснулся к шее Гойды. Убедился, что пульса нет, поднялся и спокойно направился к своему мотоциклу.
* * *
– Вербин, тебя когда-нибудь хотели убить?
Вероника задала вопрос непривычно грустным тоном, поэтому Феликс лгать не стал:
– Да.
– По работе?
– Конечно.
– И как?
– Почему спрашиваешь?
Сегодня они сидели в Smoke BBQ на Рубинштейна, потому что поняли, что хотят на ужин мясо, а потом поняли, что хотят на ужин брискет. Ника сказала, что знает отличное место, которое и впрямь оказалось отличным, с чудесной кухней и неплохим выбором вин, однако разговор не клеился. Словно поимка Арсена вырезала из их вечеров нечто очень важное, что позволяло им вести себя непринуждённо – общее дело. И теперь они не знали, для чего встретились.
Кто они друг другу?
И возникла душная неловкость, в которой оказался уместным вопрос про смерть.
– Почему спрашиваешь?
– И как?
Феликс уже знал, что если после вопроса губы плотно сжаты, а уголки опущены, то лучше ответить сразу – быстрее получится.
– Когда узнаёшь, что тебя хотят убить… Ну, как узнаёшь… Узнать тоже можно по-разному. Однажды я об этом узнал, находясь… гм… в процессе. Если можно так выразиться.
– Тебя хотели убить не однажды? – Ника не удивилась, просто уточнила.
– Ты сама периодически проезжаешься по моему характеру, – попытался пошутить Феликс.
– Продолжай, – велела девушка.
– В тот раз была глупость несусветная: рецидивист решил отомстить за то, что я посадил его брата. Выследил меня и как-то ночью, когда я возвращался домой, напал с ножом. Врать не буду – у него могло получиться, но я заметил тень и успел отбить руку с ножом. Потом ему навалял.
– А потом?
– Закрыл его за нападение на сотрудника.
И глупо спрашивать: «За что? Он ведь ничего не сделал!» Потому что мог сделать, имел умысел, просто оказался слабее.
– А во второй раз?
– Получили оперативную информацию, что на меня есть заказ, и я неделю жил на конспиративной квартире, – спокойно рассказал Феликс. – Двери открывал только своим и не подходил к окнам.
– И как ощущения?
– Тоска. – Вербин помолчал. – Зато потом, когда уходит чувство опасности… Не сразу, конечно, где-то через неделю… Начинаешь очень остро чувствовать себя живым. И как следствие, появляется желание наслаждаться жизнью.
– Долго наслаждался?
– Неделю. Мне дали отпуск и велели уматывать из города. – Феликс улыбнулся. – Теперь скажешь, почему спросила?
– Спросила, потому что захотела больше узнать о тебе, – честно ответила девушка. – А перед тем, как ехать сюда, я получила ещё один конверт.
– Что в нём было? – Феликсу удалось сохранить спокойный тон.
– Фотографии фотографий, – рассказала Ника. И пояснила: – Фотографии нескольких полароидных снимков, на которых изображены избитые девушки. И крупное фото картины «Магазинчик сломанных кукол».
Назад: БЕССОННИЦА
Дальше: пятнадцать лет назад
