двенадцать лет назад
Питерский дождь.
И каждый представил что-то своё…
Для кого-то резкий, очень шумный, за считаные минуты выливающий на старые крыши мегатонны воды, мгновенно смывающий с города надоевшую пыль, заставляя трясти головой и весело отфыркиваться. Для кого-то долгий, затянутый, когда серое плывёт перед глазами, а монотонный перестук навевает сон. Кто-то вспомнит мелкую морось, которая не любит, когда её зовут туманом; кто-то – сверкающие на солнце капли грибного дождя; а кто-то поёжится, представив, как холодная вода мешается с хлопьями снега…
В эту осень Город радовал жителей дождями на любой вкус.
Или одним непрекращающимся, бесконечно длинным дождём, периодически меняющим обличья, представляющимся то ливнем, то моросью и надёжно закопавшим солнце в толщу мокрых туч. Этой осенью питерский дождь исполнял соло. Вода была повсюду, не уходила и не пряталась, проникала под любую одежду и смеясь бежала по мостовым и тротуарам.
А рядом растекалась кровь.
Потому что в эту осень Город страшил жителей убийцей с громким именем. Безжалостным и неумолимым убийцей, который прятался в дожде и всегда подходил к жертве сзади. Но не преследовал, никогда не шёл за ней по пятам, рискуя оказаться замеченным или попасться на глаза патрулю. Никогда не преследовал, а появлялся вдруг: из-за угла, из-за дерева, из-за припаркованного фургона…
Сегодня – из-за припаркованного фургона.
К вечеру дождь усилился, не превратился в ливень, но стена из капель стала очень плотной и глушила свет окон и фонарей, помогая ночной тьме переделывать улицы на свой вкус. Город погрузился в дождливый мрак, различить в котором хоть что-то было весьма непросто, поэтому убийца чувствовал себя уверенно и спокойно. Вышел из-за машины, оказавшись в шаге за бредущим по тротуару мужчиной, поднял руку с пистолетом, но выстрелить не успел: несмотря на тьму, дождь и уличный шум, незамеченным убийца не остался – мужчина резко повернулся, одновременно взмахнув рукой и сбив руку убийцы вправо, что-то крикнул и бросился бежать. Надеясь, что ему помогут. Что рядом окажутся полицейские или убийца не станет стрелять при прохожих. Бросился бежать. Но лучше бы мужчина бросился сражаться, потому что есть мгновения, когда нужно полагаться на себя. Когда глубоко в душе, под толстым слоем цивилизационных запретов, юридических ограничений, наставлений мамы: «Лучше не вмешивайся», – и веры в то, что «кто-нибудь поможет», вспыхивает маленькое, почти задавленное, но такое важное пламя: «Сражайся!» Или тебя убьют. Или унизят. Или отнимут всё, что захотят, а захотят они всё.
Сражайся!
За свою жизнь. За свою честь. За свою веру. За возможность спокойно гулять по ночным улицам родного города.
Сражайся!
Но мужчина выбрал бегство. По абсолютно пустой улице, на которой никто не пришёл на помощь. Никто не стал свидетелем. Не спугнул убийцу, который с лёгкостью догнал мужчину и на ходу выстрелил ему в голову.
