Глава 7
После нашего переезда, Алонсо ещё три дня спустя сокрушался, что все итальянцы ворюги и он ни одного из них близко к нашему дому не подпустит. В принципе я понимал его возмущение, слуги хозяина дома и правда вынесли всё, кроме мебели, так что пришлось тратить ещё приличную сумму на то, чтобы купить нужные инструменты, вещи и продукты. Мои слуги занимались уборкой и вычисткой дома, чтобы мы не жили в свинарнике, а я дочитывал книгу из библиотеки кардинала.
— Сеньор Иньиго, к вам посетитель, — служанка мышкой поскреблась в дверь и после моего разрешения, взяла меня на руки и отнесла вниз.
Гостем оказался кардинал Торквемада, которого слава богу пригласили внутрь и устроили в приёмном зале.
— Ваше преосвященство, рад вас видеть, хотя с момента переезда вы даже не зашли ко мне в гости, — легко попенял я ему, когда служанка усадила меня на кресло рядом с его.
— Я не прохолаживался Иньиго, — улыбнулся он мне, — готовил твоё расписание и опрашивал знакомых, ища достойных учителей.
— О-о-о! — обрадовался я, заболтав ногами, — когда приступаем⁈
— Твоей активности могут позавидовать многие более взрослые ученики, — тихо рассмеялся он, — но умерь свою порывистость, для начала тебе нужно научиться итальянскому, иначе жизнь твоя в Риме весьма сильно усложнится.
— Ваше преосвященство, готов приступить хоть сейчас, — заверил я его.
— Я нашёл учителя, молодого, но весьма старательного парня одних моих знакомых, которому не будут лишними деньги, — продолжил он, — за десять флоринов в год он готов тебе помочь выучить итальянский.
— А кто он? Где учится? — поинтересовался я.
— Не беспокойся сын мой, — улыбнулся Торквемада, — кроме того, что он отлично знает не только итальянский, но и в совершенстве латынь, он ещё и учащийся Феррарского университета, отучился два года по направлению «юриспруденция и право», но дальше его родители отказались давать ему деньги на продолжение обучение. Так что как видишь, он вернулся в Рим и всеми силами старается заработать и вернуться туда, чтобы доучиться оставшиеся годы.
— Это весьма похвально, — согласился я, — хорошо, пусть завтра с утра тогда и приходит.
— Договорились, я сообщу его родителям о твоём согласии, — кивнул кардинал, — что касается наших с тобой уроков богословия, я бы хотел с тобой договориться на вечернее время, когда я буду свободен.
— Ваше преосвященство, скажите час и место. Я буду там, где вы скажите, — заверил я его.
Торквемада улыбнулся.
— Думаю семь вечера как раз самое то.
— Конечно ваше преосвященство, — тут же согласился я, — останетесь на ужин? Я попросил Алонсо купить что-то приличное для гостей.
— Прости Иньиго, но мне нужно посетить ещё пару мест, папа дал мне поручение, ради которого и вызвал в Рим, — с явным сожалением отказался он.
— Принесу вам и монсеньору кардиналу тогда это вино в качестве подарка, — не сдался я, — вы оба мне так помогаете в новом месте.
— Поверь Иньиго, мы оба верим в то, что тебя ждёт блестящее будущее, — сказал с намёком кардинал и я тут же продолжил.
— И я никогда не забуду своих наставников ваше преосвященство, — тут же продолжил я то, что он недосказал сам.
Торквемада улыбнулся и поднявшись с кресла, попрощался со мной. После его ухода я позвал служанку, которая унесла меня обратно в мою комнату на втором этаже, и я продолжил чтение. Вскоре вернулся Алонсо, снова начавший жаловаться на повсеместную дороговизну Рима, так что мы с ним поужинали вдвоём, поскольку слуги, разумеется, ели отдельно на кухне.
— Всё дорого сеньор Иньиго, — отрезая куски курицы, он их складывал мне и себе, — продукты, вещи, даже бумага и письменные принадлежности, что вы попросили меня купить, стоят в три раза дороже чем у нас.
— Кто знал Алонсо, — вздохнул я, — можно было бумаги купить побольше с собой.
— Верно говорите сеньор Иньиго, — согласился он, — я бы вообще сюда всё кастильское перевёз, так меня раздражают итальяшки эти визгливые.
— Да, кстати насчёт этого, утром придёт мой учитель, пусть что-нибудь нам приготовят перед учёбой, а также на обед и на ужин, перед его уходом. Негоже парню учить меня с пустым животом.
— Эх, добрый вы слишком сеньор Иньиго, — вздохнул Алонсо, — мы ведь ему платить будем за работу, зачем же ещё и кормить? Кстати сколько?
— Десять флоринов в год, — ответил я, едва не улыбнувшись при виде страдальческого лица Алонсо, что мне напомнило о данном ему поручении.
— Родителям написал?
— Написать написал сеньор, но вы бы знали сколько стоит отправить письмо! — покачал он головой, — от папских гонцов я сразу отказался, огромные деньги берут паршивцы! К счастью, в банке мне удалось пристроить письмо на отправку, через неделю у них поедут в Кастилию купцы, всего за пять сольдо взяли и моё письмо с собой.
— Хорошо, подождём ответа, — кивнул я, — что ещё интересного узнал?
Тут Алонсо замялся, так что пришлось его понукивать.
— Соседи интересовались у меня и у слуг про вас, — смущённо признался он. — кто вы, откуда, знатного ли рода.
— Что сказал? — хмыкнул я.
— Правду сеньор Иньиго! — возмутился он, что я мог подумать, что он мог ответить, что-то недостойное.
— Не кипятись, — взмахнул я дрожащей рукой, — это я так, ворчу.
Алонсо улыбнулся и склонил голову.
— Ладно, отнеси меня к себе и переодень, — приказал я, — неизвестно когда придёт этот учитель, так что придётся встать пораньше.
— Конечно сеньор, — Алонсо бросил недоеденную еду и понёс меня наверх.
* * *
— Синьор Иньиго позвольте представиться, Бартоло Серда и Льоскос, — обратился молодой парень к Алонсо, который его встречал.
— Сеньор Бартоло, вам не мне нужно представляться, — склонил голову управляющий, хоть и не знавший латынь, но имя моё понял, так что показал на меня, сидящего на диване, — сеньор Иньиго — он.
Если сказать, что парень лет двадцати был удивлён, значит ничего не сказать. Он так широко открыл глаза и рот, что мне стало его жалко.
— Проходите сеньор Бартоло, — вежливо пригласил я его на соседнее кресло на латыни, — сейчас слуги принесут нам завтрак, за ним и обсудим учебный план. Вы как, завтракали?
Парень смутился, но его живот вдруг выдал такие звуки, что и без слов стало всё понятно, правда он от этого ещё больше покраснел.
— И синьор Иньиго, прошу вас, не называйте меня синьор, — тихо сказал он, садясь за стол, — я хоть и признанный бастард, но недостаточно знатен, чтобы меня так называли.
— Расскажите тогда Бартоло о себе, пока нам несут еду, — предложил я, а он стараясь не обращать внимания на ребёнка перед собой, стал отвечать так, будто разговаривал со взрослым.
В принципе всё было так, как и говорил мне кардинал, вот только причину отказа родителей давать ему денег на продолжение обучение, он отказался назвать, сильно смутившись при этом, так что настаивать я не стал.
Подкрепившись, я попросил его отнести меня наверх, где и должны были проходить наши уроки. Я выделил отдельную комнату для обучения, где поставил стол для учителя со стулом, парту для себя и конечно же доску, на которой можно было писать мелом. Всё это парня очень удивило, но и обрадовало.
Расположив свои вещи, он устроил меня за партой и превратился в мгновение в строгого учителя.
— Что же синьор Иньиго, давайте сначала проверим вашу латынь, — предложил он, — чтобы я ориентировался в том, насколько она позволит нам начать изучать итальянский.
* * *
22 апреля 1454 A. D., Рим, Италия
— Бартоло? Что тебя привело ко мне? — удивился кардинал Торквемада, увидев внебрачного сына одного из своих близких друзей, кардинала Антонио Серда и Льоскоса.
Молодой, симпатичный парень, сминая в руках берет, внезапно опустился на колени, что ещё больше удивило кардинала.
— Бартоло? Что случилось? — Торквемада от удивления отложил письмо, которое писал.
— Ваше преосвященство, — едва не заплакал тот от отчаяния, — я не знаю к кому больше обратиться! Прошу вас помогите мне!
— Да, конечно, говори, — кардинал впервые видел парня в таком состоянии.
— Синьор Иньиго, он уже выучил итальянский и знает его лучше, чем я! — слёзы брызнули из глаз парня, — а закончился только третий месяц обучения! Я не могу дальше его ничему учить, но и деньги не могу брать за просто так! Умоляю помогите мне, я не знаю, что делать!
Брови старого кардинала поползли вверх.
— Выучил язык за три месяца? Как это возможно? — ахнул он.
— Я не знаю ваше преосвященство, — парень помотал головой, — но у него просто удивительная память и он просто проглатывает всё, что я его не прошу сделать и просит ещё. Я даже книги ему теперь нашу на итальянском, поскольку он их читает быстрее меня.
Кардинал сдвинул шапочку на затылок и платком промокнул резко вспотевший лоб, он-то один думал, что его занятия с Иньиго проходят уж слишком в каком-то безумном темпе. Поскольку ребёнок прочитывал выдаваемые ему книги всего за день и мог наизусть процитировать любой параграф или страницу. Но, как оказалось, кардинал не один страдал от необычного ученика.
— Хм, дело конечно необычное, — согласил кардинал, — но судя по твоей реакции, ты уже пообещал оплатить обучение из тех денег, что он тебе заплатит?
— Да ваше преосвященство! — закивал парень, — вы знаете, что я обучаю ещё несколько детей и суммарно, смогу проучиться на общую собранную сумму ещё год. Я так на них рассчитывал, что без этих десяти флоринов, я не смогу накопить нужную сумму к следующему году!
— Вот что Бартоло, Иньиго весьма здравомыслящий человек, просто маленький, — подумав несколько минут, вынес решение кардинал, — скажи ему то же, что и мне, и предложи свои услуги в качестве секретаря. Ты отлично знаешь Рим, а он в нём только обживается, думаю он не откажется от такого помощника. Опять же его люди не говорят на итальянском, так что твоя помощь может пригодиться и его управляющему.
Парень бросился вперёд, чтобы поцеловать перстень кардинала, и стал горячо его благодарить за мудрый совет.
— Иди сын мой, — улыбнулся тот, — я хоть и знаю истинную причину твоего желания вернутся в Феррару, но сделаю вид, будто вижу в тебе только стремление к обучению.
Бартоло покраснел, словно спелый виноград и кланяясь, быстро покинул кабинет, заставляя кардинала улыбаться горячим порывам молодости.
* * *
— Хм, — задумался я, когда парень неожиданно признался, что обучать меня ему больше нечему, а просто так деньги брать он не может. Честность — это то, что мне нравилось в людях, ведь самим я таким не был.
— Секретарь, — я обдумывал его предложение и не нашёл, почему могу отказать. Алонсо часто был занят домашними делами, так что использовать его как ездовой транспорт было проблематично, а тут сами предлагают себя в качестве его.
— Как у тебя с ездой на лошади? — поинтересовался я.
— Всё отлично синьор Иньиго, — заверил меня он.
— Что же, тогда ты принят моим секретарём на те же деньги, — хмыкнул я, соглашаясь, — и судя по тому, что твой живот опять тебя выдаёт, ты голодный, давай-ка переезжай ко мне, выделим тебе чулан какой и кровать.
Услышав такое щедрое приглашение, парень залился слезами и пообещал быть мне верным помощником. Правда, как радовался он, ровно также был недоволен Алонсо появлением с его слов ещё одного нахлебника в доме. Я его заверил, что это лишь до конца года после чего служба Бартоло закончится, на что он проворчал, что хоть это его безумно радует.
— Да, кстати сеньор Иньиго, — вскинулся он, вытаскивая из-за пазухи письмо, — пришло от вашего отца.
Вручив мне его в руки, он замер.
— А деньги? — хмуро поинтересовался я у него.
— Только это письмо сеньор Иньиго, — тяжко вздохнул он.
Сломав сургучовую печать, которой было запечатано письмо с оттиском перстня отца, я пробежался по первым строкам.
— «Ты в своём уме? Какие пять тысяч флоринов!».
Были в нём первые строки даже без «здравствуй любимый сын».
— Я же просил десять Алонсо, — я поднял взгляд на управляющего, и тот смутился.
— Сеньор Иньиго, я не смог написать такую сумму, — признался он, — это и правда было уже перебором.
— Алонсо, я предупреждаю тебя, — спокойным тоном предупредил его я, — это первый и последний раз, когда ты не посоветовавшись со мной, переиначиваешь мои слова.
Парень было дёрнулся, но прожив со мной три месяца отлично знал, какой у меня характер.
— Простите сеньор Иньиго, этого больше не повториться, — склонил он голову.
— Забудем тогда об этом, — кивнул я, возвращаясь к письму.
— «Также заявляю, что передам тебе ещё вексель на тысячу и это всё, что ты от меня получишь на этот год», — заканчивалось это весьма короткое письмо, без слёзных прощаний и поцелуев.
— Смотрю мама даже не черкнула мне ни строчки, — заметил я вслух, но больше про себя, — прямо отсюда чувствуется её любовь и забота.
Алонсо на это тактично промолчал, мне же хоть и самому было глубоко плевать на чувства родителей, но всё равно, как-то подобное поведение было обидным. Могли бы хотя бы сделать вид, что им не безразличен собственный ребёнок.
— Это письмо, — я показал ему ответ отца, — отправь дедушке, с моим искреннем заверением, что до прихода десяти тысяч флоринов я прерываю своё обучение и сажусь в одежде с гербами рода Мендоса просить милостыню, пока не наберу нужную сумму.
Волосы на голове Алонсо едва не поднялись дыбом, но он лишь тяжело вздохнул и согласился.
— Подготовь мою самую лучшую одежду, пусть служанки нашьют на неё наши гербы, — приказал я, — утром отправимся к Апостольскому дворцу.
