Глава 21

Оказываться правым в ситуации, когда у тебя температура под сорок и всё тело зудит было таким себе самоуспокоением, но хотя бы все смотрели на меня большими круглыми глазами и делали всё, что я говорю ещё быстрее, чем прежде. Они почему-то решили, что я специально заразил себя этой болезнью, чтобы понять, как помочь дочери графа. Разубеждать их у меня к тому времени не было ни сил, ни желания.

— Запарьте кору дуба в кипятке, — сквозь туман от температуры приказал я, — настоем обмывать всё тело два раза в день. И не забывайте давать нам обоим куриный бульон.

Все мои распоряжения тут же бросились выполнять, единственное, что я ещё сделал, рыкнул на брата Иакова, который помолился у девочки и собирался помолиться у меня.

— Я не умру отец, — попытался отогнать я его от себя, — за девочку вот не уверен, так что молитесь лучше за неё.

Он меня не послушал, всё равно произнёс пару молитв за моё выздоровление, но основную часть времени был рядом с нею.

На наше всеобщее счастье, первой на поправку пошла Даниэла. Не знаю помогла моя помощь или нет, но хуже точно не сделала, так что, когда я увидел, что она впервые открыла глаза и стала звать родителей, я приказал срочно её унести в другую комнату и никого, кроме брата Иакова к ней не пускать, даже родителей, чтобы не дай бог не подхватила ещё чего-то. Мои слова выполнялись всеми без колебаний, так что когда закутанную девочку вынесли, я наконец мог вздохнуть спокойней и заняться собой. Почему-то у меня была твёрдая уверенность, что нейроинтерфейс не даст мне умереть просто так, и вера была настолько крепкой, что я просто ждал, когда болезнь отступит, так в конце концов и произошло.

Я проснулся оттого, что на меня смотрят. Открыв глаза, мой взгляд столкнулся со взглядом брата Иакова, который стоя на коленях и держа чётки в руках, молился у моей кровати.

— По-моему мы договорились отец, что вам нужно молиться за малышку, а со мной ничего не случится, — проворчал я.

Он улыбнулся, но молитву не прервал и только закончив, мягко посмотрел на меня.

— Каждый достоин того, чтобы за него молились перед богом.

— Как Даниэла? — поинтересовался я.

— Полностью здорова и я разрешил выпустить её из комнаты, куда вы её заперли своей неукротимой волей, — с лёгкой улыбкой сказал он.

— Я был болен, — отрезал я и на меня внезапно накатило, — и знали бы вы отец Иаков, как вы меня раздражаете. Если бы не вы, то не было бы этих бесконечных остановок и мы были бы уже где-то под Неаполем.

— Я не слепой сын мой, — он протянул руку и легонько дотронулся до моей, но сразу убрал, видя, как я дёрнулся, — но в отличие от тебя и остальных, я вижу твоё доброе сердце и спасение одной детской души стоило того, чтобы задержаться с выполнением приказа папы.

— Очень надеюсь, что он думает также, — огрызнулся я и закрыл глаза. Через некоторое время, видя, что он не уходит я снова на него разозлился. Своим умиротворённым видом он меня стал не просто раздражать, а выводить из себя.

— Отец прошу вас, идите молиться в другое место! Господь вас услышит везде, а не только возле моей кровати.

Он улыбнулся, перекрестил меня и вышел из комнаты, оставив меня злиться на него и дальше.

Через три дня мне стало значительно лучше и я приказал Алонсо переодеть меня, чтобы продолжить путь дальше, чем взбудоражил всех в замке. Ко мне в комнату зашёл сам граф с графиней, синьором Таддео и моими людьми, вместе с отцом Иаковым.

— Синьор Иньиго, — мужчина взволнованно на меня посмотрел, — как так можно? Вы только поправились и сразу уезжаете? Останьтесь у нас хотя бы на неделю!

— Простите ваше сиятельство, но долг зовёт меня в дорогу, — я отрицательно покачал головой, — главное, что ваша дочь поправилась и теперь мы должны продолжить наш путь.

— Но синьор Иньиго, — ко мне обратилась уже графиня, молитвенно сложа руки, — мы ведь даже не познакомились с вами толком, вы спасли нашу дочь и сразу уезжаете.

— Не просите остаться, — я не хотел тут дольше находиться, так как чужая благодарность мне и правда была не нужна, поскольку я тут оказался только по вине брата Иакова, — долг превыше моих желаний.

— Как дворянин, я понимаю вас синьор Иньиго, — тяжело вздохнул граф, — я понимаю деньги были бы для вас оскорблением, но чем мы можем вам помочь, чтобы облегчить дорогу?

— «Вот они конечно лишними вообще не были бы, — грустно вздохнул я про себя, но брать их в данной ситуации было бы ниже достоинства дворянина».

Я задумался, но затем мой взгляд упал на разбитые и много раз чиненные сандалии священника. Идея пришла сразу.

— Хорошие и крепкие сандалии для брата Иакова, было бы разумной благодарностью за нашу помощь, — кротко ответил я, вызвав слёзы в глазах графини.

На моё удивление священник не стал отказываться и сказал, что с благодарностью примет их. Граф же сказал, что отправит управляющего к лучшему мастеру, чтобы этой обуви не было сносу.

Когда все ушли я посмотрел на брата Иакова.

— Вы выбросили посох, отчего не отказались от сандалий?

— Чтобы ты обо мне не думал, я разумный человек, сын мой, — добил он меня, — моя обувь и правда нуждается в замене. А поскольку это не я её попросил, то не могу и отказаться, когда мне её дают с добрыми намерениями.

— То есть не экономить нам время и не ехать в повозке вы тоже считаете разумным? — изумился я.

Старик с лёгкой улыбкой кивнул.

— Алонсо готовьтесь к отъезду, как только отец обретёт новую обувь, мы сразу выезжаем, — приказал я.

— Слушаюсь сеньор Иньиго, — склонился в поклоне мой управляющий.

Это была вторая и худшая поездка в моей жизни. Постоянные остановки, ожидания отца Иакова — раздражали меня. Ночёвки в монастырях, где нам были откровенно не рады, и советовали остановиться в тавернах или деревнях вблизи монастыря — бесили и всё это накладывалось на проклятый холод, который будто специально преследовал меня по пятам.

Все мне говорили, что ближе к марту здесь становилось обычно теплее, но видимо для меня наверху сделали скидку и было довольно холодно, термометр нейроинтерфейса показывал всё те же десять градусов, что и в Риме. Так что въезжал я в Неаполь в сильно подавленном настроении.

— С какими целями прибыли синьор? — поинтересовался у Алонсо стражник на воротах.

Тот посмотрел на повозку.

— С туристическими, — буркнул я, отодвинув шторку на окне, — хочу посмотреть ваш прекрасный город.

Стражник изумлённо посмотрел на меня, отодвинулся, перекрестился и назвал размер налога за въезд, со всех нас.

— Пусть посчитает ещё францисканца и четырёх стражников при нём, — напомнил я и Алонсо передал мои слова стражнику и тот заверил, что уж монаха, путешествующего в компании четырёх вооружённых швейцарцев, он точно запомнит и пропустит, раз пошлина уже будет оплачена.

Алонсо отсчитал ему деньги, и мы въехали внутрь городских стен. В нос почти сразу ударил запах тухлой рыбы, которым казалось было пропитано здесь всё.

— Едем в монастырь, подождём там брата Иакова, дальше решим, что делать, — выбрал я наш путь и наёмники Бернарда стали спрашивать путь, мешая в своей речи итальянские и швейцарские ругательства, которые, как ни странно, всем были понятны и нам охотно показывали дорогу к нужному монастырю. Где, что не удивительно, нам были снова не очень рады.

Огромный комплекс церкви Санта-Кьяра и францисканского монастыря при ней, с каменной оградой и небольшим фруктовым садом вокруг, выглядел как владения какого-то крупного феодала. Что меня не удивило, это когда заехав внутрь и спросив у первого же монаха кров над головой, мы получили отказ.

Алонсо беспомощно повернулся ко мне.

— Брат мой, — ласково обратился я к толстому монаху, лицо которого лоснилось на солнце, — настоятель на месте?

Тот испуганно на меня посмотрел, схватился за чётки и стал креститься.

— Это тебе не поможет, — заверил его я, — так что?

— На месте, — пискнул толстяк и быстро побежал от нас прочь.

— Идём к нему, — это уже я обратился к своим людям.

По пути нам дорогу преграждали различные братья, которые заверяли, что настоятель не принимает и вообще очень болен, но наёмники просто их отодвигали в сторону и мы шли дальше, взяв в заложники самого тощего, что нашли по пути, чтобы он показывал нам дорогу. Все остальные были здесь словно на подбор: сытые, холёные и упитанные.

— Я же сказал, никого не…

Открыв дверь в комнату настоятеля, мы увидели, что он обедает, за весьма богато уставленным едой столом. Так мы его и застали: в одной руке он держал куриную ногу, во второй кубок с вином.

— Отец, — спокойно обратился я к нему, — мы прибыли по заданию Святого престола, так что распорядитесь выделить нам нормальные комнаты и мы сразу уйдём, дав вам сполна насладиться этим прекрасным обедом. Познакомиться с вами мы можем и позже.

Пожилой монах с тоской посмотрел на меня, на свой обед и затем вынес правильное решение.

— Стефано отведи их к управляющему, — приказал он тому монаху, который служил нам проводником.

— Да брат, — склонился тот и мы сразу покинули комнату, услышав за своей спиной вздох облегчения.

Отвечающей за финансы монастыря, ещё более не рад был нас видеть, чем настоятель, но разрешение последнего, подкреплённое письмом от папы заставили и его изменить мнение в нашу пользу.

— Братьям придётся сильно потесниться, — со вздохом произнёс он, — у нас нет лишних келий.

— Отец, — нахмурился я, — я бы и сам не рад здесь остановиться, но отец Иаков настоял на этом, так что вы будете вынуждены нас терпеть.

Управляющий схватился за сердце.

— Иаков из Марке? — уточнил он слабеющим голосом.

— Не знаю откуда он, не интересовался, — ответил я, — но такой старик тощий, вредный, в одной только робе с сандалиями.

— Точно он! — монах стал сползать со стула, — боже помоги всем нам.

— А что, известная личность? — поинтересовался я у него, — а то он про себя ничего не рассказывает.

— Это один из самых известных инквизиторов папы в Венгрии, — слабым тоном ответил тот, — чудотворец и очень известная там личность.

— А-а-а, вот почему его тут мало кто знает, — понял я, — а вы откуда отец о нём знаете?

— Приходилось пересекаться, — судя по его лицу, это пересечение было не из приятных, что меня удивило, так как отец Иаков не производил на меня впечатление злого или недоброго человека. Он был сама кротость и милосердие.

— В общем выделите нам комнаты отец, — попросил я, — нам получше, а отец Иаков всегда довольствуется малым.

— Хорошо, — тяжело вздохнул тот, — мне нужно будет поставить в известность магистрат города, они должны знать, что в город приехали инквизиторы.

— «Да мы не инквизиторы!», — хотел было сказать я, но потом подумал, что в таком статусе нам быстрее выдадут места, так что не стал оглашать свои сомнения вслух, а лишь поблагодарил его за помощь и сотрудничество.

Мы не успели спуститься от него вниз, чтобы начать переносить вещи в выделенные комнаты или точнее сказать небольшие кельи рядом друг с другом, как новость о приезде инквизиторов словно лесной пожар пролетела по монастырю. Еда и вино срочно убирались из виду, а все начинали чаще молиться, особенно когда я повалялся на виду.

Вскоре прибыл и отец Иаков, которого встретил сам настоятель, лебезя и кланяясь, он повёл его к себе. Появился за ним и Бернард, который ушёл от нас в город узнать местные слухи. Судя по тому, что он вернулся с весьма хмурым выражением на лице, были они не очень.

— Что случилось капитан? — поинтересовался я у него.

— Мы застряли в городе минимум на два месяца, — хмуро ответил он, — час назад кто-то прибил к дверям центрального собора Святого Януария стандартное извещение о прибытии в город инквизиторов, так что всем отводится месяц на то, чтобы покаяться, иначе потом начнётся расследование. Городские ворота заперты и всех только впускают в город, никого не выпуская.

Алонсо, который был со мной всё это время, подавился вином и закашлялся, а я хмуро посмотрел на наёмника.

— У меня для тебя хорошая новость Бернард.

— С вашей вот этой интонацией синьор Иньиго, — смутился он, — звучит так, будто она и не очень хорошая.

— Эти прибывшие в город инквизиторы — мы, — добил я его.

— А? Что? — изумился он, — как это? Вы же говорили, что мы просто поехали в Неаполь, чтобы решить один вопрос папы.

— Мы сами об этом узнали только, что, — хмуро сказал я, — вот, сидим, ждём отца Иакова, чтобы поинтересоваться у него, как так получилось.

Долго его не пришлось ждать, он вскоре вернулся после разговора с настоятелем монастыря.

— Присоединяйтесь к нашей трапезе отец Иаков, — заюлил Бернард перед ним.

— Не слушайте его отец, он узнал, что вы инквизитор, — сразу сдал я швейцарца, — и у нас, в связи с этим, есть несколько вопросов.

Монах опустился на скамью и пододвинул к себе только хлеб, сыр и кипячёную воду, которую он знал, пил только я, остальные хлебали разбавленное вино.

— Какие сын, мой? — кротко поинтересовался он.

— Бумагу прикрепили к воротам собора вы?

Он кивнул.

— Почему я не знал, что застряну в городе на два месяца?

— Кардиналы на курии посчитали, что иначе тебя трудно было бы уговорить поехать, ты всё же не священник, а светское лицо, которое не подчиняется церкви, — спокойно ответил старик.

— А, то есть втёмную меня использовать, это достойное дело для Святого престола⁈ — изумился я.

— Ты можешь продолжать изливать на меня свою злость сын мой, — смиренно ответил он, — поскольку это в том числе предложил и я, когда узнал, как о тебе отзываются другие люди. К тому же я знаю, что эта злость не от чистого сердца, а возмущение твоё со временем пройдёт.

Где он нашёл во мне добродетель и сострадание, я так и не понимал, мне было плевать на людей. Запыхтев словно закипающий чайник, но видя, что он не подаётся на мою злость, я в конце стал успокаиваться.

— И что теперь? — буркнул я.

— Проведём обычное расследование, — спокойно ответил он, — в рамках которого решим и порученный нам вопрос.

Внезапно дверь в нашу келью от сильного удара едва не слетела с петель, а в комнату ворвался с обнажённым мечом незнакомец.

— Бернард! — показал я на него пальцем и швейцарец, не раздумывая запустил в него свободным табуретом, стоявшим с ним рядом. Силища у этого медведя была такая, что вошедшего едва не унесло обратно в коридор. Незнакомец бездвижно рухнул в объятья ещё четверых, которые шли за ним, но которые хотя бы держали мечи в ножнах.

— В дом божий, с оружием в руках! — возмутился я и отец Иаков согласно кивнул. Мы с ним, пожалуй, впервые хоть в чём-то сошлись.

— Вы кто такие? Чего надо? — грубо обратился я к ним, а по лестнице уже топали наши арбалетчики, которые взяли не званых гостей на прицел.

Это явно остудило их пыл.

— Его высочество король Арагона, — ответил мне один из них, — возмущён тем, что город закрыли, а его не поставили в известность заранее о прибытии в город инквизиторов.

— И это позволяет вам входить в дом божий, обнажив оружие⁈ — искренне изумился я, — давно отлучение от церкви не получали?

Судя по побледневшим лицам, никогда, но слово взял отец Иаков.

— Возможно вы запамятовали, дети мои, поэтому напоминаю всем. По давнему договору, Святой отец является верховным сюзереном королевства Неаполитанского вне зависимости, кто в нём сейчас правит, так что он имеет право не оповещать своего вассала, если присылает в город инквизиторов, — спокойно и рассудительно сказал он, — так что можете возвращаться и передать мои слова своему королю.

Тот, что с нами говорил, склонился перед монахом и они утащили своего товарища с разбитой головой, не забыв забрать при этом и его меч.

— Чего я ещё не знаю отец Иаков? — я повернулся к монаху, на что тот с бесящей меня спокойной улыбкой ответил.

— Думаю, что многого, сын мой. Всё в силах знать, может только бог.

— Я конкретно про данную ситуацию имею в виду! — стал снова закипать я.

— Ты всё узнаешь, — он сделал паузу, — в своё время.

Затем он повернулся к сидевшему словно мышка Алонсо.

— Принеси пожалуйста сын мой тот свёрток, который я попросил тебя хранить у себя.

Тот кивнул, бросился к моему сундуку и вытащил какой-то кожаный свёрток, перевязанный слишком знакомой мне верёвкой.

Отец Иаков поблагодарил его, развязал узел и показал мне маленькую, сшитую словно на ребёнка одежду монаха-доминиканца.

— Его преосвященство Торквемада, хотел лично сделать вам этот подарок, — протянул он мне её, — но поскольку наше дело было важнее, он попросил меня, от его имени подарить её вам.

Я с гневом посмотрел на Алонсо.

— Ты почему мне ничего не сказал? — рыкнул я на него.

Тот стал оправдываться, что он думал, что это вещи монаха.

— Какие вещи⁈ — возмутился я, — он францисканец! Он даже посох выбросил! Какие его вещи, Алонсо⁈

— Сын мой, не нужно обижать своего человека, — тут же встал на его защиту отец Иаков, — если ты хочешь излить свой гнев, то выбери меня его целью, поскольку об этом я его попросил.

— Зачем мне роба? — я гневно посмотрев на Алонсо, вернулся к отцу Иакову.

— Инквизитором не может быть светское лицо, — спокойно заметил он, — а поскольку ты ещё слишком мал, чтобы быть рукоположенным в священники, мы решили рукоположить тебя в низший церковный чин чтеца, который не накладывает на тебя никаких обязательств и из него ты в любой момент сможешь выйти и снова стать мирянином.

— Так просто? — удивился я, чувствуя где-то подвох.

— Абсолютно, — с искренним и честным выражением на лице заверил меня он, — рукоположение проведём сегодня же в монастыре, чтобы завтра приступить к работе. Ты ведь поможешь мне?

— Я всё равно застрял в городе, что мне ещё тут делать? — проворчал я, смиряясь с действительностью.

— Кардинал Виссарион сказал ровно также, — улыбнулся мне отец Иаков.

— Вы ещё и по всем моим учителям прошлись, а не только к Торквемаде заглянули⁈ — сегодня для меня похоже был день удивлений, — что ещё они вам про меня сказали?

— Я же должен был знать, с кем отправлюсь в этот нелёгкий путь, — улыбнулся он мне, — что же до рекомендаций, я оставлю их втайне.

Осознание того, что он переиграл меня как ребёнка, претворясь простодушным и простым как булочка монахом, пришло ко мне и я заткнулся. Так ещё меня в этом мире никто не унижал и не ставил на место, ни сказав при этом не единого плохого слова.