Глава 11

— Учитель, — обратился я к кардиналу, который работал над очередным своим трудом, и лишь отвечал на те сложности с переводом, которые у меня возникали.

— Да Иньиго? — он поднял голову.

— Вы три дня назад попросили меня проверить для вас два перевода речей Квинтилиана, подписанные Георгием Трапезундским, — напомнил я ему о его задании, и кардинал кивнул, поскольку и правда поручал мне это.

— Что в них? — заинтересовался он.

— Ну, тут либо потерянные страницы, — я показал на два документа, копию с оригинала, хранящегося в римской библиотеке и саму работу переводчика, — либо я не понимаю, почему он пропустил целые куски текста.

Кардинал поднялся, подошёл ко мне и взял оба листа, сравнил их и поднял на меня задумчивый взгляд.

— Похоже Лоренцо Валла не зря обвинял этого Трапезундского в мошенничестве, — ответил он на мой вопрос, — качественные переводы стоят дорого, так что некоторые люди, не дорожащие своей репутацией, позволяют себе вот такое.

Тут он потряс листами в воздухе.

— Думаете мне стоит лучше присмотреться к его переводам? — поинтересовался я.

— Давай я завтра принесу тебе его самые ранние работы, — решил кардинал, — проверишь их, прежде чем я вынесу этот вопрос на курии.

Я согласно кивнул и вернулся к работе, поскольку это было действительно интересно.

— Ваше преосвященство, вы слышите, что мы говорим? — обратился один из кардиналов к задумчивому греку, который словно отрешился от всего происходящего.

Тот перевёл задумчивый взгляд на своего давнего недруга.

— Более чем ваше преосвященство, — ответил он, возвращаясь в действительность, — поэтому поднимаю вопрос об изгнании Георгия Трапезундского из Италии с запретом ему навсегда появляться на этой территории.

В курии повисла тишина.

— Мы уже изгнали его из Рима кардинал, — тихо заметил папа Николай V, — на чём основано ваше предложение, поскольку Альфонсо Великодушный предлагает нам хорошие отступные за то, чтобы мы его простили и разрешили вернуться.

— Я попросил своего ученика найти и проверить все работы этого лжепереводчика, — сурово ответил папе кардинал Виссарион, — практически все свои первые переводы он заканчивал либо с ошибками, либо вообще второпях, явно желая как можно быстрее сдать работу.

— У вас есть ученик? — удивился папа.

— Кардиналы Борджиа и Торквемада рекомендовали мне его, и я не смог устоять, — спокойно ответил Виссарион, видя как склонили головы указанные люди, показывая, что оценили его жест, — мальчик оказался настолько способным, что уже самостоятельно может работать над переводами с греческого и истинной латыни, хотя со времени нашей учёбы прошло всего несколько месяцев. Мне достался неогранённый алмаз, который со временем может превратиться во что-то прекрасное.

— Это правда? — папа с интересом посмотрел на Борджиа.

— Его второй учитель, синьор Леон Баттиста Альберти также весьма высокого мнения о нашем подопечном, — спокойно ответил гордый Альфонсо.

— Готовим себе смену Ваше святейшество, — улыбнулся и кардинал Торквемада.

Николай V уважительно покачал головой.

— Весьма похвально синьоры, весьма, — сказал он, — это очень правильное и богоугодное дело, все мы смертны, и должны позаботиться о том, что следом за нами придут те, кто достойны нас.

— Истинно так Ваше святейшество, — подтвердил Борджиа слова папы.

— Пришлите мне эти работы кардинал Виссарион, — решил Николай V, — я попрошу своих помощников проверить заключения вашего ученика о качестве переводов Трапезундского.

— Сегодня же будет сделано Ваше святейшество, — склонил голову Виссарион.

— Тогда с этим вопросом всё, перейдём к следующему на повестке, — решил Святой отец.

— Сеньор Леон, что случилось? Почему вас покинуло ваше обычное хорошее настроение? — обратился я к своему учителю математики и словесности, видя что обычно жизнерадостный и весёлый человек сегодня очень грустен.

Альберти тяжело вздохнул, вытащил из-за пазухи бумагу и протянул её мне.

— Простите синьор Иньиго, но мне придётся отдать вам часть денег за обучение, поскольку мне нечему больше вас учить, вы сейчас знаете столько же, сколько и я, а просто так тянуть коня за хвост мне не хватает воспитания.

— Сеньор Леон, — я поднял на него взгляд, — давайте договоримся, эти деньги ваши в любом случае, поскольку вы мне дали очень много как учитель и как я льщу себя этой мыслью — старший друг.

Альберти тут же закивал головой, поскольку мы оба за время наших занятий почувствовали друг другу привязанность. Он был всегда весёлый и спокойный, даже несмотря на мой бесконечный поток вопросов, так что я был ему благодарен, что он воспринимал меня не только как своего ученика, но и как сына, так что сам часто делал то, что обычно делал для меня Алонсо: таскал меня, записывал мне то, что я не мог записать сам из-за трясущихся рук. В общем как человек, он был мне очень приятен и ссориться с ним из-за денег, вот уж увольте.

— К тому же, есть ещё то, чему вы меня ещё не научили, — улыбнулся ему я.

— Чему же сеньор Иньиго? — удивился он.

Я показал на картину, которую мне привезли из Флоренции, где был изображён Палаццо Ручеллаи.

— Научите меня этому, ну и вы ещё упоминали, что неплохо говорите на арабском.

— Вы хотите сеньор Иньиго стать архитектором? — удивился он.

— Нет, просто хочу расширить свой кругозор, — объяснил ему я, — а арабский я хотел изучить уже давно.

— Хм, совесть мне не позволит учить вас этому языку, — задумался он, — но могу предложить учить его совместно у моего учителя? Он берёт очень недорого.

— Вот и договорились, — улыбнулся я, показывая, чтобы он убрал вексель и не доставал его больше.

— Фух, словно камень с плеч, — признался он так и делая, и снова хорошее настроение стало к нему возвращаться, Альберти широко улыбнулся.

— Признаюсь вам честно сеньор Иньиго, иногда я прошу бога, чтобы послал мне такого же сына, как и вы, — неожиданно сказал он.

Я скептически хмыкнул, показывая на своё уродство, на что он тут же зашикал на меня.

— Что с этой красоты синьор Иньиго, если человек червивый изнутри? — возмутился он, — если вначале ваша внешность ещё как-то меня затрагивала, то чем больше я вас узнавал, тем больше она переставала для меня существовать. Так что прекратите себя корить по этому поводу, вашей вины в том, что есть сейчас, точно нет.

— Для других людей есть, — в голове сразу промелькнули сцены из Гвадалахарского дворца, где собственные братья и сёстры обзывали меня уродом, выродком и плевались, желая смерти, когда меня редко выносили на потеху приезжим родственникам.

— Это плохие люди синьор Иньиго, — горячо заверил меня он, — не слушайте их.

Я вздохнул.

— Вернёмся к архитектуре, пока вы не заставили меня сеньор Леон уронить слезу, — сказал я полушутя, полусерьёзно, на что он закивал головой и пообещал завтра принести все свои чертежи и инструменты, чтобы начать обучать этому искусству, ну и также, мы договорились встретиться завтра в обед с его учителем для занятий арабским.

— Это и есть мой второй ученик, синьор Альберти? — искренне удивился человек, открывший нам дверь.

— Именно синьор Жозе, — довольно кивнул Леон, державший меня на руках.

— А он не мал для этого? — поинтересовался тот, рассматривая мою внешность.

— Достаточно взросл сеньор, для того чтобы знать греческий и латынь, — ответил я за себя.

— А-а-а, — тут его лицо прояснилось, — а вы случайно не тот самый синьор Иньиго де Мендоса, слухи о котором кружат над этим городом?

— Что за слухи? — тут же заинтересовался я.

— О вас дважды упоминали на курии, — заметил он, — причём в весьма положительном ключе.

— Вы так близки к папскому дворцу? — удивился я.

— Синьор Жозе служит в одной из папских канцелярий, а точнее руководит направлением международной почты, которая поступает для папы, — с улыбкой отрекомендовал его мне Альберти.

— Сеньор Жозе, если вы скажете, что знаете ещё иврит или арамейский, то сразу получите себе в моём лице двойного ученика, — тут же отреагировал я, — я давно хочу изучить эти языки.

— Арамейский нет, но знаю того, кто может его преподать, — улыбнулся итальянец, — а с ивритом у меня всё очень даже хорошо.

— Предлагаю зайти внутрь и за обедом обсудить нашу дальнейшую учёбу, — весело заметил Альберти, — я внезапно почувствовал в себе такую необъяснимую тягу к изучению иудейского языка, особенно если за это заплатит сеньор Иньиго, а я просто посижу рядом и послушаю.

— Хорошо, что нас сейчас не слышат кардиналы, — покачал я головой, чем вызвал смех уже у обоих мужчин.

— Да, слухи о нём не врали, — когда урок был закончен, нового ученика унесли, а мужчины остались вдвоём.

— Я думаю вообще Жозе, что ему также хватит полгода, чтобы всё изучить, — грустно признался Альберти, — чувствую себя неполноценным рядом с этим мальчиком.

— Ты? — изумился его друг, — ты один из самых известных и уважаемых людей Рима Леон! Побойся бога говорить о себе такие вещи.

— Ты сам его сегодня видел, — тяжело вздохнул тот, — не ребёнок, а губка поглощающая знания, выжимающая тебя до капли.

— Если он такой умный, покажи ему свою нерешаемую задачу, — удивился Жозе, — ту, что ты мне показывал по венецианскому шифру.

Альберти на секунду замер, затем бросился и обнял друга.

— Ты — гений! — кинул он на бегу и побежал догонять ребёнка.

Те ехали весьма неспешно, так что он догнал их.

— Сеньор Иньиго! — Альберти решил ничего не объяснять, а просто достал из кармана короткую записку, за расшифровку которой ему пообещали сто флоринов, и протянул её Алонсо, чтобы он показал её ребёнку, — что здесь написано?

Тот, ничуть не удивившись такой странной просьбе, долго рассматривал несколько строчек, затем опустил взгляд на Леона.

— Мне нужно знать венецианский, без него я не смогу этого сделать.

Челюсть у Альберти отпала.

— Вы хотите сказать, что знаете, как это можно прочитать?

— Это простейшая криптография, — кивнул тот, — многоалфавитный шифр, реализованный в виде шифровального диска. Суть заключается в том, что в данном шифре используется несколько замен в соответствии с заранее заданном ключом, а поскольку это слово скорее всего на венецианском, судя по написанию слов, мне нужно знать этот язык, чтобы его подобрать.

От подобных слов, пот градом покатился со лба Альберти. Его давнее хобби, лелеянное и которому он посвящал свои ночи, жалея, что никто в мире не может разделить с ним эту магию цифр, внезапно, всего лишь в одно мгновение, превратилось в словосочетание «простейшая криптография», да ещё и произнесённое кем? Ребёнком!

— Сеньор Иньиго, а сколько времени вам понадобится для его изучения? — вкрадчиво поинтересовался он, — учителя я вам найду.

Тот задумался.

— Он по сути является итальянским, так что думаю месяц, — наконец тот вынес свой вердикт, а Альберти, который мучался над запиской уже три месяца, снова осознал, как многому ему самому ещё предстоит учиться.

— Сеньор Иньиго, мне пообещали сто флоринов, если я расшифрую, что здесь написано, — честно признался он, — я разделю с вами эти деньги, если вы согласитесь мне помочь.

— Сеньор Леон, деньги оставьте себе, ну или заплатите тому, кто будет обучать меня венецианскому, — отмахнулся от него ребёнок, — я буду рад, если помогу вам, как своему другу.

— Тогда завтра, вместо моего урока, у нас будет венецианский? — поинтересовался он.

Ребёнок показал, чтобы Алонсо вернул ему записку.

— Вы интриган сеньор Леон, теперь и мне интересно, что там написано. Так что да, да здравствует криптография в XV веке!

— Сеньор Иньиго, сеньор Алонсо, — Альберти поклонился обоим и пошёл к знакомому венецианцу, который готовил студентов к поступлению в университет Венеции. Тот без колебаний согласился, поскольку деньги в этом городе нужны были абсолютно всем.