Часть IV. Агент.
Глава 1.
– Это будет очень длинный разговор, Малыш. Что бы ты подумал, если бы я сообщил тебе, что неандертальцы… Ты же знаешь, кто такие неандертальцы?
– Обижаете, Борис Ефимович…
– Хорошо. Так вот. Что, если б я сообщил тебе, что они не вымерли, а продолжают существовать параллельно с нами?
– Я бы решил, что вы, извините, гоните или собираетесь рассказать какой-то анекдот.
– Не хотелось бы тебя огорчать, но ни то, ни другое, Даниэль, к сожалению…
И Карлсон заговорил как заправский преподаватель, которому приходится из года в год повторять затверженный, набивший оскомину текст:
– Homo neanderthalénsis существуют гораздо дольше Homo sapiens. Самым древним обнаруженным останкам неандеров, как мы их называем для краткости, около полумиллиона лет, а самым старым костям Homo sapiens idáltu, или просто Идалту – человека разумного старейшего, – около ста шестидесяти тысяч. По данным официальной антропологии, последние неандертальцы жили около сорока тысяч лет назад и сосуществовали с Homo sapiens sapience – человеком современной анатомии – в течение пяти тысяч лет. На самом деле это не так, но вернёмся к этому позже…
Нужно понимать, что современные люди не являются потомками неандертальцев – наш общий совместный предок умер около миллиона лет назад. При этом у современных представителей европеоидной и монголоидной рас около двух процентов генов – неандертальские, у негроидов – до полупроцента, что говорит о том, что наши виды могли иметь совместное потомство, поскольку относились к одному роду – люди.
У неандертальцев была фора в несколько сот тысяч лет. За это время они заселили обширные территории в Европе и Азии. Научились делать орудия из камней и костей, шить одежду из шкур. Начали задумываться о мироустройстве и смысле жизни.
Проблемы начались у них с наступлением ледникового периода. До этого они занимали лучшие земли, а сапиенсы вынуждены были селиться в менее комфортных условиях. С приходом холодов неандеры мигрировали в местности, заселённые кроманьонцами (ранними сапиенсами), чему последние были, конечно, не рады. Между видами началась конкуренция за еду и территорию в условиях сурового климата.
Здесь, в Израиле, в двадцати километрах от Хайфы есть две пещеры: Схул и Кафзех, в них были обнаружены кости обоих конкурирующих видов. Выяснилось, что эти пещеры несколько раз «переходили из рук в руки»: более ста тридцати тысяч лет назад там жили неандертальцы, последующие пятьдесят тысяч лет – кроманьонцы, потом ещё двести веков – опять неандертальцы, а затем вновь люди современного типа.
Неандертальцы были неплохими охотниками, но тут надо сказать о некоторых анатомических и физиологических особенностях, которые давали преимущества сапиенсам. Несмотря на то, что неандеры ниже ростом, чем мы, в среднем сантиметров на пятнадцать, они были физически мощнее – мышечная масса у них на треть больше. Кроме этого и мозг у неандеров больше, чем у нас. Казалось бы, сплошные преимущества, но парадокс заключается в том, что бо́льшая масса тела и бо́льший объём мозга требуют дополнительной энергии, а значит – больше пищи. А это очень сильно отягощает жизнь в условиях отсутствия сельского хозяйства и пищевой промышленности. Плюс к этому теменные и височные доли неандертальского мозга развиты хуже – отсюда слабые коммуникативные способности, бедная речь. Как следствие, племена неандеров были малочисленнее наших – им сложнее было уживаться друг с другом. Поэтому в битвах за территорию победителями выходили более организованные сапиенсы. А вот более развитые лобные доли добавили неандерам возбудимости и хитрости, граничащей с подлостью. Как следствие, неандеры большие эгоисты и совершенно не готовы к самопожертвованию ради сохранения своего вида. Что является ещё одним фактором, из-за которого они должны были исчезнуть с лица Земли.
Речь Бориса Ефимовича становилась всё более эмоциональной, к этому моменту он уже не мог усидеть в своём кресле, вскочил и начал ходить между камином и входной дверью.
– Они абсолютно бездарны в творческом отношении, опять же из-за особенностей строения мозга, но при этом любят потреблять предметы искусства. Вкуса у них нет, поэтому они, как сороки, тащат в свои сокровищницы всё блестящее.
По сути психологическая конституция неандеров – это истероидные психопаты с маниакальной акцентуацией. Эти хитрые, подлые твари легко идут на убийство себе подобных.
Тут Карлсон шумно вздохнул, снова сел в кресло и после паузы продолжил:
– Так постепенно, проигрывая конкурентную борьбу с Homo sapiens на поверхности, они стали зарываться под землю. Углублять и углублять свои пещеры и всё реже видеть солнце. В условиях нехватки пищи неандертальцы стали злоупотреблять каннибализмом. Причём добывать для пропитания своих сородичей было гораздо проще, нежели более организованных Homo sapiens… Позже они научились отлавливать сапиенсов, но уже для других целей: именно неандертальцы придумали рабовладение. До сих пор они похищают людей и тащат к себе. Наши женщины им нужны как инкубаторы для гибридов. Также у них самих нет ни художников, ни учёных – особенности их психики не позволяют им концентрироваться на чём-то одном достаточно долго. Лучше всего они роют землю…
Оказалось, что наступила ночь. Карлсон опять встал, подошёл к камину, взял из стойки кочергу и принялся шевелить тлеющие угли – огонь ожил, и лицо его, суровое и печальное, проступило из темноты.
– Легенды о гномах, троллях, кобольдах, нибелунгах и прочей нечисти, живущей в шахтах, – это про них. Сейчас там целые города с мощнейшей системой защиты от проникновения с поверхности. Оттуда, из-под земли, они вмешиваются в управление нашим миром и тормозят прогресс человечества любыми способами. Устраивают войны, запускают религии и эпидемии. Это они придумали деньги… Их политтехнологии постоянно совершенствуются. К началу третьего тысячелетия они перешли от зомбирования отдельных стран и народов к общемировому зомбированию. И всё это для того, чтобы ослабить человечество настолько, чтобы неандертальцы смогли триумфально вернуться на поверхность.
Огонь в камине погас окончательно, всё погрузилось во тьму.
– Пойдём подышим, – предложил Борис Ефимович.
Они вышли на террасу. Малыш молчал подавленно. Он одновременно и верил Карлсону и не желал принимать услышанное.
И тут тоскливо завыли сирены, по чёрному небу поползли светлячки ракет и зачертили перехватывающие их лучи лазеров. Когда ракеты взрывались, приглушенный гром долетал до земли, как при отдалённой грозе, через несколько секунд. Как обычно, в это время начался ночной ракетный обстрел территории Израиля.
Карлсон как будто любовался этим салютом.
– Вот тебе, Малыш, и наглядное пособие к лекции. Непрекращающийся почти век арабо-израильский конфликт – тоже результат подрывной деятельности агентов Подземелья.
Когда они вернулись к камину, Борис Ефимович похлопал Даниэля по плечу.
– Ты проделал отличную работу. Стал апостолом новой религии и практически двойным агентом. Пора тебе наконец узнать об организации, на которую ты работаешь. Называется она Всемирная Служба по контролю подземной угрозы…
Они просидели до глубокой ночи, Карлсон подкидывал дров в огонь и рассказывал, потом отвечал на вопросы Малыша и снова рассказывал.
О том, что штаб-квартира ВСКПУ базируется на Кубе. Гордое «по контролю» в названии сохранилось ещё с советских времён, когда служба действительно могла что-то контролировать. Теперь честнее было бы поменять «контроль» на «сопротивление», но этих динозавров в штабе разве убедишь…
Что почти во всех странах есть собственные подразделения ВСКПУ. Иерусалимский филиал израильского подразделения возглавляет он, Очиповский Борис Ефимович, оперативный псевдоним Карлсон. А книжная лавка выбрана им для прикрытия как дань традиции – ностальгии по тем временам, когда информация хранилась на бумаге. На сегодняшний день этот род деятельности гарантирует не слишком большую посещаемость заведения – оперативной работе это только на пользу.
О том, что у Подземелья существует служба-антагонист ВСКПУ – Неандертальский Разведывательный корпус, сокращённо НРК. И что в последнее время отмечается явная активизация неандертальской активности на Поверхности и аналитики ВСКПУ подозревают, готовящуюся глобальную диверсию, возможно, имеющую своей целью уничтожение Homo sapiens как вида.
Прощаясь с Малышом, Карлсон с чувством стиснул ему руку.
– Привык я к тебе… Да и некоторые будут недовольны, что им придётся вернуться к обязанностям продавца. Ну что ж… как говорится, «Хаваль аль а’зман». Ребята расскажут тебе о неандерах поподробнее, пока ты в апостольскую келью свою не съедешь.
Малыш задержался на пороге.
– А что вы, Борис Ефимович, думаете по поводу бессмертия?
Карлсон нахмурился.
– Бессмертие – оно, конечно, штука полезная, но мы к нему пока не готовы ни морально, ни материально. Это неандертальские выдумки для продвижения, возможно, самой опасной для нашей цивилизации религии. Не огорчай меня лишними вопросами и иди спать спокойно.
Глава 2.
На следующий день, ближе к полудню, в торговый зал спустился Евген.
Он стал ходить между полками, вытаскивать и листать книги. На место он их не ставил, запихивал как попало, некоторые просто клал горизонтально на книжный ряд. В конце концов сунул себе под мышку том с «Илиадой» и «Одиссеей». Подошёл к прилавку, за которым сидел несколько раздражённый Малыш – ему теперь предстояло навести порядок на разворошённых полках.
Евген не нравился Даниэлю: некрасивый, дёрганый, чересчур ироничный, явный мизантроп, с неприятным, бегающим взглядом. Он бухнул книжку прямо под нос продавцу.
– Помнишь, с чего там всё началось?
– Привет, Евген, – намекнул Малыш на то, что по правилам хорошего тона для начала не мешало бы поздороваться.
– Привет-привет, – досадливо пробормотал Евген, не глядя в глаза. – Смотри. Эриду, богиню раздора, не позвали на праздник – это ж догадаться надо! Вот вам и яблоко с надписью «Прекраснейшей», вот вам и суд Париса. Вот вам взятка от богини: Афродита обещает Парису любовь прекрасной Елены. Мужней жены, заметьте! И не чьей-нибудь, а Менелая – царя Спарты на секундочку… И вот вам десять лет осады Трои: кучи трупов, тысячи здоровых мужиков, оторванных от радости созидательного труда, штабеля стройматериалов, потраченных на гигантскую статую лошади…
Малыш подумал, что в своё время у себя там, в тель-авивском университете, преподавателем Евген был неплохим: материал, во всяком случае, подаёт необычно.
Евген продолжил, дав слушателю переварить информацию:
– Так вот, Эриду одна неандертальская шпионка изображала, а Афродиту – другая. С древнейших времён почти любая война начинается с подачи неандертальцев. От разборок между африканскими племенами из-за раздела охотничьих угодий до конфликтов между мировыми державами. Занимаются этим специально обученные шпионы, диверсанты и провокаторы в тесном сотрудничестве с предавшими и продавшими свой народ правительственными чиновниками.
Агенты неандертальцев воспитываются и обучаются в специальных академиях под землёй, куда они попадают в ясельном возрасте. Как правило, это потомки сапиенсов с разной степенью примеси неандертальской крови. У неандертальцев существует целая наука о смешении крови двух видов Homo, они называют её «гибридология».
Метисы сильны и кровожадны – это чаще всего боевики. Удачная смесь, вобравшая в себя плюсы той и другой наследственности, даёт совершенного воина – могучего, как неандерталец, и ловкого, как сапиенс. Квартероны неандертальца храбры, стойки к пыткам и коварны. Из них получаются отличные военачальники и прорабы. Квартероны сапиенса – самые сильные и выносливые воины, правда, с потерей скорости и ловкости по сравнению с метисами, зато преданные и бесстрашные до безрассудства…
– Погоди-погоди, – попросил Малыш. – квартерон неандертальца, квартерон сапиенса…
– Ну что тут непонятного?! – тут же рассердился Евген. Малыш подумал, что, наверное, всё-таки студентам было с ним не просто. – Квартерон неандертальца – это когда четверть их крови, три четверти нашей. Дедушка у него неандерталец. Квартерон сапиенса – наоборот. Понял? Я могу продолжать?
Малыш кивнул.
– Спасибо! Октороны неандертальца умны и похотливы. Часто красивы. Самые лучшие шпионы и боги…
– Боги? – переспросил Малыш.
– Боги-боги. Про Эриду с Афродитой помнишь? – Евген похлопал по то́му ладонью. – Об этом позже… Октороны сапиенса практически не отличаются от «чистых» неандеров. «Высшая гибридология» изучает наследование признаков по материнской или по отцовской линии (видите ли, для метиса не одно и то же, кто у него мама, – неандерталка или женщина Sapiens), а также различные гибриды гибридов, там вообще сам чёрт ногу сломит. Про гибридологию, пожалуй, хватит…
У рабынь с сапиентной кровью детей отбирают сразу после родов и отправляют на сортировку, а после в профильные детские дома, где воспитывают различных военных и гражданских специалистов. Чистокровные неандеры растут в семье и, по достижении зрелого возраста, входят в правящую элиту. Неудачные гибриды, уроды, мутанты отбраковываются и либо становятся рабочей скотиной – «гномами», либо, если вообще ни на что не годятся, уничтожаются…
– Как так «уничтожаются»?!
– А вот так. И очень просто. Как в древней Спарте…
Евген помолчал, то ли нахлынули собственные мысли, то ли дал передохнуть слушателю.
– Среди их диверсантов часто попадаются гибриды с преобладанием неандертальской крови и даже «чистые»… Их можно вычислить по акценту: они немного в нос говорят, и у них проблемы с произношением букв «Л» в твёрдых слогах и «Р» в любых, они обе у них на «В» похожи – следствие особенностей строения речевого аппарата. Это тебе надо будет с Силеном поговорить. Он у нас наполовину неандерталец, между прочим… Перебежчик.
У Малыша брови поползли вверх.
– Что-то я не слышал у него этого акцента.
Евген хмыкнул.
– Внимательно послушай его историю о том, как он попал к нам – Силен с удовольствием её расскажет, – и ты всё поймёшь… Итак. Кроме войн, ослабляющих, разоряющих и разобщающих человечество, есть у пещерных мерзавцев ещё одно оружие массового поражения – это религия, которая, очевидно, сама по себе прекрасный повод для войн. И если война больше тормозит материальный прогресс, то религия – духовный: и в культурном и в научном аспекте. Вернёмся к древнему примеру, – Евген открыл Гомера, полистал рассеянно и, по всей видимости, не найдя того, что искал, оставил книгу раскрытой на гравюре с двумя воинами в гребенчатых шлемах и лесом копий за ними. – Как ты, я надеюсь, уже понял, роли древних богов, египетских и греческих например, играли люди – гибриды сапиенсов и неандертальцев. У них там под землёй даже школа была специальная, актёрская, с двумя «божественными» факультетами: египетским и греко-римским. Сценариев и догм тогда не было; боги эти постоянно импровизировали, были взбалмошны и, мягко говоря, неидеальны. Внешне попадались вполне приличные экземпляры: красивые, как сапиенсы, и мощные, как неандертальцы. Ну и либидо, как у кроликов. Поэтому у южно-европейских народов процент неандертальских генов в крови сейчас самый высокий. Но внутренне… Эгоисты, маньяки, садисты. Типичные неандертальские выродки… Поэтому и растеряли они уважение и веру в себя. И на смену политеизму пришёл монотеизм.
Евген захлопнул Гомера и демонстративно отодвинул книгу в сторону.
– Оди́н идеальный бог, которого и не видел никто. Источник благости, любви и справедливости, мудрый и всевидящий, и так далее, и тому подобное по тексту…
Первую попытку предприняли через Нефертити, которая была неандертальской седецимионкой, то есть прапрадедушка её был неандерталец. Эта египетская Мата Хари была любимой женой фараона. Она внедрила в сознание мужа страстное, трудно мотивируемое желание упразднить всех богов кроме Атона. Он даже имя поменял: был Аменхоте́п, то есть «Амон доволен», а стал Эхнато́н – «Полезный Атону». Но попытка провалилась. После смерти Эхнатона его нововведения были отменены, а имя его предано проклятию и забвению.
Тогда к вопросу подошли более системно. Для начала решили всё упростить и конкретизировать. Кто-то догадался разработать сценарий, который расписали с самого́ основания Мира. И авторов неплохих где-то взяли, – он процитировал нараспев: – «Вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Непонятно, правда, откуда там вода взялась…
Историю иудейского народа переписали задним числом, ввели якобы исторического персонажа Моисея с непростой и довольно интересной судьбой. Прямых последователей Моисея оказалось немного. Дело в том, что авторами священных писаний становятся чаще всего евреи, и в качестве гонорара за свой труд кроме прочего они выторговали возможность в рамках нового учения сделать свой народ богоизбранным. Чем они думали – непонятно, так обособляя и возвышая евреев; в итоге обрекли своих потомков на страдания и гонения вечные. Но в общем проект оказался более чем успешен. Авраамические религии получили распространение по всему земному шару. Христиане различных концессий сейчас составляют треть народонаселения планеты, мусульмане – почти четверть.
На третьем месте индуисты, их пятнадцать процентов, однако их религия вторична; азиатские отделения неандертальского Управления Верой и Правдой получили удачно обкатанную на Ближнем Востоке и в Европе модель Ветхого Завета в качестве образца для написания своих скрижалей.
– Погоди, Евген, что-то не сходится… – остановил его Малыш. – Треть, плюс четверть, плюс пятнадцать процентов… – он задумался на секунду, – уже семьдесят три процента. А сколько же остаётся на атеистов?
Евген усмехнулся.
– А ты верующих китайцев посчитал? У них своя тема… А буддисты? А сикхи? А собственно иудаисты? И прочая, прочая, прочая… Есть ещё куча нетрадиционных и новых религий… Атеистов, дружок, три процента.
– Как три?! – Малыш выпучил глаза. – В двадцать первом веке?
Казалось, Евген сам расстроился.
– Неким утешением является то, что четвёртое место после индуистов занимают колеблющиеся, то есть агностики – их процентов десять. И ещё то, что за последние пятнадцать лет доля неверующих увеличилась в полтора раза. Это, кстати, вызывает огромное беспокойство под землёй. Много голов полетело с плеч в прямом смысле этого слова. Там до сих пор рубят головы. Это высшему эшелону, гибридов же варят живьём – отсюда все эти россказни про геенну огненную. Мы отвлеклись…
За тысячу лет ветхозаветное умозрительное божество на фоне развития наук и искусств стало вызывать всё больше сомнений в своём существовании. Кроме того, закончился очередной этап передела территорий и постоянных войн. Призыв «око за око», то есть к войне и убийству, стал не так актуален. Он уступил место востребованной временем рекомендации подставлять щёки, буде кому захочется их потрепать – покорность и смирение стали новым божественным императивом.
Сначала, конечно, было слово – написали новый сценарий. Чтобы не конфликтовать с предыдущей, весьма успешной, версией веры, решили её дописать, сделать, так сказать, сиквел – Новый Завет. Людям дали живого Бога. Его воспитали из числа обыкновенных наземных сапиенсов, чтобы был он буквально «по образу и подобию», чтобы свой в доску. Рождение будущего мессии обставили очень основательно. Зачатие бога-сына, знаменующее собой мост между Ветхим и Новым Заветами, действительно было непорочным. Такая технология уже давно использовалась в Подземелье: для разведения своих ублюдков неандертальцы осеменяли рабынь своих как коров – не до всех у подземных владык, так сказать, руки доходили.
Историю с избиением младенцев скопипастили с истории Моисея – добавили драматизма с помощью спекуляции на детских страданиях и смерти. Только в первый раз всё это было не по-настоящему – просто миф, а вот через тысячу лет убивать реальных младенцев Ироду помогали метисы из свежесформированного Христианского отряда арамейского отделения неандертальского Управления Верой и Правдой. Волхвов сыграли самые даровитые артисты Подземелья. То, что всё это было спланировано, косвенно подтверждается некоторыми внутренними документами различных диверсионных и разведывательных групп Подземелья, попавшими в наши руки: они датированы годами с первого от Рождества Христова до тридцать третьего.
– Да-да! – воскликнул погребённый под свалившейся на него информацией Малыш. – Вот я и хотел спросить: откуда известна вся эта альтернативная история?
– Во всех филиалах нашей Службы во все времена имелся свой летописец. В современном Израиле и Палестине, например, это ваш покорный слуга, – Евген слегка наклонил голову.
Когда он ушёл, Гомер остался лежать на прилавке, являя собой символ наивности и добродушия древнего многобожия.
Глава 3.
Вечером Даниэль застал Силена в подвале, в тренажёрном зале. Гибрид неандертальца почти каждый вечер проводил там часа по три, Малыш заходил туда пару раз в неделю после работы размяться и побить грушу.
Силен лежал на скамейке и жал от груди штангу, гриф которой прогибался от тяжести навешенных на него блинов. Малыш прикинул общий вес – 245 килограммов вместе с замками. Раньше он изумлялся огромной, чемпионской силе Силена, но теперь она объяснялась его неандертальским происхождением.
Медленно подняв штангу в очередной раз и увидев Малыша боковым зрением, Силен сдавленно бросил:
– Помоги!
Малыш быстро встал у него за головой и приготовил руки, чтобы подхватить гриф. Следующий повтор Силен сделал сам, дугой выгнув спину. Шумно попыхтел и снова опустил штангу себе на грудь. Она пошла вверх, но остановилась на полпути, Малыш протянул было руки, но Силен мотнул головой. Жилы на руках и низком лбу его, казалось, сейчас лопнут. Глаза под мохнатыми бровями лезли из орбит. По сторонам широкого, не раз поломанного носа вздувались и опадали могучие ноздри. Заросшее клочковатой бородой лицо тряслось. Штанга звенела, но не двигалась вверх ни на миллиметр. Тогда атлет резко опустил штангу, да так, что затрещали рёбра. Снаряд отпружинил от грудной клетки и Силен с диким, животным стоном дожал его до верха. Малыш подумал, что теперь он поставит штангу в стойку, но… она снова пошла вниз. И снова встала на полпути к рогаткам. Теперь оскаленный Силен чуть кивнул, Малыш подставил ладони под гриф и тихонько потянул вверх. (В самый первый раз, когда он бросился помогать слишком рьяно, получил выговор и тяжёлый удар ребром ладони по четырёхглавой мышце бедра, от которого нога на несколько минут онемела). Силен снова взвыл. Штанга плавно поднялась над рогатками и с грохотом и лязгом бухнулась в них.
Амбал рывком встал и принялся прохаживаться по залу, шумно дыша и потряхивая руками. Он был немного ниже Малыша, но чрезвычайно широк. Везде. В плечах, в талии, в тазу. Как знаменитая статуя Геркулеса.
– Силен, можно тебя кое о чём спросить?
– Валяй, – буркнул тот, цепляя на тяжелоатлетический пояс три блина по двадцать килограмм.
– Расскажешь, как ты стал перебежчиком? – Малыш решил начать с самого интересного.
Силен тяжело взглянул на него.
– Я не любитель чесать языком, тем более на эту тему.
– А Евген сказал, что ты с удовольствием это расскажешь, – искренне удивился Малыш.
– Сука твой Евген, – проворчал амбал и полез на брусья.
– А Карлсон сказал, что я могу спрашивать обо всём, что захочу! – решился на блеф Малыш, когда Силен закончил подход.
– Ну если Ефимыч так хочет… – Силен тяжело вздохнул и сел на скамейку, не снимая пояса с отягощением. Малыш присел на сиденье блочного тренажёра. – Если можно так сказать, меня явили свету под землёй. Мамы своей я не помню, меня отняли от неё в два месяца. Так поступают они с потомками сапиенсов. Всего шесть эпизодов, когда я мог видеть своего отца, и ни одной беседы. Он большой начальник там, в Подземелье – у него десятки детей…
Нас, мальчиков и девочек метисных и иных смесей, начали готовить к шпионской деятельности с двух лет. Мы учились калечить и убивать одним пальцем. Использовать любые ножи, сабли, мечи, копья, пистолеты, винтовки, автоматы, пулемёты и пушки. Бомбы, мины, динамит, ТНТ и иные ВВ. Бегать как пуля, быть в воде как дельфин. Водить земные, надводные, подводные и воздушные машины. Составлять и отгадывать тайные письмена. Обходить коды, запутывать защитные и сигнальные системы. Быть увлекательными для людей всех сексуальных идентификаций. Обманывать и читать мысли. Эффективно пытать и пользоваться ядами…
Малыш помнил совет Евгена: слушать Силена внимательно, тогда станет ясно, как он скрывает неандертальский акцент. Так он и делал… и вот только тут до Малыша дошло. Слово «увлекательным» в данном контексте резануло слух. Он радостно закричал:
– Я понял! Ты совсем не используешь ни «Р», ни твёрдую «Л»! Как ты это делаешь?!
Силен скромно улыбнулся. И снова полез на брусья.
Отдышавшись после подхода, продолжил:
– В подземной школе нас учили меньше чесать языком, а ещё избегать шибболетов – то есть лексем, выдающих акцент. За использование «ненужных» букв били током. Так вот самое важное, чему нас учили, – это любить и защищать людей Подземелья и ненавидеть живущих под настоящим небом.
Но я не такой как все. Я не мог не замечать обмана и фальши. Если все остальные велись на эту гниль – я нет! Чтобы мы знали вас, тех, с кем нужно воевать, нам показывали ваши фильмы, давали читать ваши книги. Я постиг вашу суть, вы хотите любви, а не войны. Наши же мечтают только об одном: вылезти на свет божий и замочить всех сапиенсов. А я не мог постигнуть и взять в душу концепцию жизни Подземелья. Высшая этика сапиенсов учит, что любая осознанная жизнь священна. Наша же убеждает, что для оптимального существования подземного сообщества убивать можно и нужно – может быть, это и честно, но неидеально… Я не мог понять, как большинство может не видеть этого. Почему таких, как я, единицы?
Как настоящий диссидент, я не мог думать ни о чём, только о побеге. Под землёй таких вычисляют и наказывают, но я мог быть очень тайным…
– Извини, Силенчик, а ты можешь говорить не напрягаясь? «Мог быть очень тайным»… Кошмар какой… От меня-то ты зачем шифруешься?
Силен усмехнулся.
– Хочешь свышать наш акцент? Пожавуйста… Но знаешь, что я хочу сказать тебе, пвиятель, за ввемя моего обучения, чевез мой овганизм пвопустили мегаватты электвичества, и мне говаздо пвоще обходиться без этих пвоклятых букв. Каждый ваз, когда я пвоизношу их, меня как будто током дёвгает.
– Но ведь именно потому, что вы эти буквы не используете, вас и можно вычислить.
– Поэтому я и быв дивевсантом, а не везидентом. У гибвидов с меньшей долей неандевтальской квови это косноязычие почти незаметно. Анатомической особенности у них нет, есть только «подземный» акцент, от котового многие почти избавляются.
Подбирать слова он действительно стал медленнее, а потом и вовсе снова перешёл на «диверсантский». Силен открыл Малышу такую фишку: чтобы расколоть неандертальского шпиона, надо вывести его из себя, а для этого проще всего нелицеприятно высказаться про его папу. Воспитанники Подземелья могут не знать свою мать, но, кто их отец, знают обязательно, чтут его и гордятся им. Иногда достаточно сказать, что папа его хилая обезьяна, которая под землёй может оказаться только после смерти. Можно ещё сильно напугать. Вот тогда и будет вам «В» вместо «Л» и «Р» и характерное произношение в нос…
– Силен, такое ощущение, что ты уводишь меня куда-то в сторону, – заметил Малыш с нажимом.
– О’кей. Давай только хоть немного заниматься. А то зачем в зале находимся? – Силен жестом прогнал зануду с тренажёра.
Малыш для разминки принялся руками и ногами охаживать грушу. Силен стал прорабатывать переднюю дельту. Стандартного отягощения для него не хватало, и он с помощью цепи примотал к стопке чугунных обрезиненных плит две двухпудовые гири. После четырёх подходов Силен вернулся к своей истории.
– Заданием нашего отделения назначили уничтожение одной большой электростанции, после чего значительная часть Земли обетованной становится обесточенной. Потом вину за это возьмёт на себя Талибан – нужен повод для нового военного конфликта на Ближнем Востоке. Мы попали в вээскапэушную засаду на станции. Убили всех, только я смог выжить. Ефимыч помог мне остаться в команде.
Силен замолчал и стал цеплять на гантели блины от штанги. Потом встал перед зеркалом и начал поднимать гремящее железо на уровень плеч.
Малыш почувствовал себя обманутым.
– Это всё?! Что значит «помог»?
– Об этом всё! – жёстко поставил перед фактом Силен, только когда закончил подход. – Ефимыч сам пускай эту тему мучает, если хочет! Ко мне есть ещё что-то?
Малыш хотел было обидеться и уйти, но передумал.
– А откуда под землёй берутся женщины Homo Sapience? Твоя мать, например.
– Давай тогда так: я отвечаю – подход, отвечаю – подход. И ты тоже не сиди! Вон какой доходяга.
Малыш согласился.
Оказалось, в Подземелье есть фермы по разведению гибридов. Периодически для «освежения» крови лазутчики похищают женщин с Поверхности: большинство случаев пропажи женщин и девочек – их заслуга. Мужчин они тоже, конечно, похищают, но реже; в основном учёных и прочих ценных специалистов.
Ещё метис рассказал про старинное неандертальское средство, делающее любую женщину покорной и страстной. Как птенец, который принимает за мать существо, увиденное первым после того, как вылупится из яйца, так и женщине, опоённой средством, любой, даже самый уродливый и недалёкий, самец становится желанным мужем. Отсюда, кстати, сказки о вампирской неотразимости и приворотном зелье. Однако средство это применяют только для привлекательных женщин, от которых потомство хочется получать естественным образом. Остальных осеменяют искусственно. Бедняжки рожают каждый год. Обычно женщина успевает родить больше двадцати детей за жизнь.
И ещё многое рассказал бывший житель Подземелья в перерывах между упражнениями. О том, что «чистые» носят жёлтые одежды, метисы – голубые. (Отсюда, кстати, выражение «голубая кровь», просочившееся на Поверхность). У квартеронов одежда, если у них больше неандертальской крови, синяя; если сапиенсовской, – красная. Чистые сапиенсы носят чёрные робы. О том, что из десяти детей, попавших в шпионскую школу, до её окончания доживают четверо, а на выпускном экзамене курсант должен похитить и голыми руками убить сапиенса с Поверхности. О том, что продолжительность жизни рабочих не превышает пятидесяти-пятидесяти пяти лет, а когда они умирают, из них делают удобрения для подземных теплиц и оранжерей.
Глава 4.
На следующее утро Малыш поднялся с постели с трудом. После вчерашней тренировки в организме болели все мышцы, кроме жевательных – оказалось очень кстати, что сегодня магазин открывать было ненужно.
Была пятница. А в современном Израиле образца 2036-го года по пятницам не работало ничего, кроме кондиционеров. Как будто наступил апокалипсис после бомбардировки нейтронными бомбами: дома стояли невредимыми, но жизни вокруг не наблюдалось. Ортодоксы уже лет десять назад протащили в Кнессете законопроект о запрете любой некашерной активности в дни, когда «заходит и выходит» Шабат. Ранее этот запрет не касался верующих других конфессий и безбожников, но парламент Израиля посчитал, что его несоблюдение является проявлением неуважения к религиозным чувствам большинства населения страны. Максимум, что мог позволить себе в пятницу благочестивый иудей, – это пешком дойти до ближайшей синагоги.
Малыш всю пятницу оставался дома. Он то сидел в антикварном кресле-качалке у окна, то бултыхался в ванной и предавался размышлениям. Информация, свалившаяся на него в последние несколько дней, требовала серьёзной обработки.
Вся эта история с неандертальцами, живущими по сию пору в Подземелье, представлялась фантастической, но в то же время расставляла всё на свои места. В самом начале своей журналистской карьеры Максим задался вопросом: почему так медленно развиваются земные технологии? Почему целые тысячелетия прошли между появлением колеса и велосипеда? Почему изобретённая и опробованная задолго до нашей эры демократия была забыта на многие и многие века? Почему древние религиозные культы до сих пор помогают управлять государствами? Почему почти за восемьдесят лет полётов в космос люди не ушли дальше ближайшей к Земле планеты? Сколько ещё понадобится времени, чтобы человечество поняло, что война – это самый непродуктивный и дикий способ решения межгосударственных проблем? Посвящённую этим вопросам статью он тогда закончил выводом: весь этот идиотизм и мракобесие могут твориться только вследствие какого-то чужеродного, антигуманитарного умысла… И вот Карлсон со товарищи указали ему на истинный корень проблем цивилизации.
А с другой стороны… что если всё это сказки? Как было бы удобно списать все косяки человечества на козни неких реликтовых упырей, населяющих таинственное Подземелье! И не просто другой нации или вероисповедания, а другого биологического вида – лучший триггер для ксенофобов. Неандертальцы даже хуже инопланетян; те не имеют к человечеству ничего личного, им лишь бы ресурсы отобрать. А эти… старинные, природные враги, мечтающие отомстить за потерю планеты, ранее принадлежавшей им безраздельно. Очень полезный «внешний враг» – он всё оправдает, всё спишет. И если задуматься, эта сказка не более фантастична, чем многие официальные исторические теории…
Но постойте! Существование неандертальцев тщательно скрывается как ими самими, так и организацией, призванной с ними бороться. Никто же не пытается, основываясь на факте их присутствия на планете, отвлекать народные массы от экономических и социальных проблем или выстраивать милитаристскую пропаганду. Зачем тогда нужно было выдумывать эту подземную угрозу?
На самом деле особых сомнений верить или не верить ВСКПУ не возникало. Состоялось же бескорыстное спасение Максима Одинцова из лап мрачного Профессора и превращение его в Даниэля Альтмана. Единственными понятными мотивами сего поступка могли быть либо человеколюбие, либо сомнительная полезность бывшего журналиста для его спасителей – в любом случае это хорошо их характеризует и вызывает доверие…
Ближе к вечеру в дверь постучал Карлсон.
– Ну что, Малыш, пора принимать взрослые решения! – заявил он, переступая порог и прикрывая за собой дверь.
Используемая в таком контексте инфантильная кличка неприятно кольнула ухо Даниэля.
От кофе и прочих напитков шеф отказался – явно куда-то спешил.
– Будем считать, что стажировку и ускоренную теоретическую подготовку ты прошёл успешно. Если ты согласен стать действительным агентом Службы по контролю подземной угрозы, тебе надо будет дать клятву. Это необходимо для дальнейшего сотрудничества с организацией и расширения доступа к информации. Вот текст клятвы.
И хотел уйти, но Малыш остановил его вопросом:
– Борис Ефимович, я вчера с Силеном говорил. Он наотрез отказывается рассказывать, как попал в вашу команду…
– Это он из скромности. Он скрутил меня в бараний рог, несмотря на то что я был в режиме. Отобрал пистолет. Я уже думал: «Всё…» А он меня отпустил, отдал оружие и говорит: «Или убейте, или возьмите меня к себе».
Карлсон вышел.
Малыш хотел было броситься ему вслед с уверениями, что ему не нужно никакого времени на размышление и что он готов дать любую клятву немедленно. Но что-то удержало его…
Он решил ознакомиться с текстом. На листке, который вручил ему Карлсон, было отпечатано следующее:
Клятва агента ВСКПУ
Я, Даниэль Альтман, он же Малыш, он же О́дин, урождённый Максим Одинцов, вступая в ряды Всемирной Службы по контролю подземной угрозы, перед лицом своих товарищей по борьбе клянусь:
Отдать всё до последней капли крови и самою́ жизнь на благо и процветание земного человечества. Нещадно уничтожать врагов его, если того потребуют обстоятельства.
Свято хранить тайны организации даже перед лицом пыток и смерти.
И если я по малодушию или злому умыслу дрогну в бою, оставлю товарища без помощи или выдам тайну людям Подземелья, – пусть позор и презрение станут моим уделом до конца дней и пусть рука товарищей смертью покарает клятвопреступника.
Жёстко… «Пытки», «смерть», «покарает» и прочие страшные слова. У него даже волосы на руках дыбом встали. Чисто рефлекторно подписываться на это не хотелось. Но если существует такая непримиримая, извечная борьба видов за выживание, должен же он занять чью-то сторону!
Или не должен?
В бытность свою О́дином, редактором веб-портала InfoOdin, он сам говорил своим сотрудникам, что в любом конфликте врут всегда обе противоборствующие стороны, стараясь обелить себя и демонизируя противника. Журналист, как и любой адекватный индивид, должен это понимать и занимать свою собственную, независимую позицию.
Чёртова клятва!
Ладно! В конце концов это только слова…
В крайнем случае… Карлсон сам сказал, что Малыш и так уже стал двойным агентом…
Он взял свой фолдер и отправил Карлсону сообщение: «Борис Ефимович, я готов!» Ответ пришёл через пару минут: «Поднимись ко мне в 23:00».
Пламя хоть и полыхало ярко, но освещало лишь небольшой пятачок перед камином. Ана́хну, который впустил Малыша, отошёл в угол комнаты и весь растворился во тьме, только глаза посверкивали. Остальные выглядели в этом свете как совет первобытного племени у костра. Особенно органично смотрелся кажущийся совсем первобытным лик Силена. Черты лица Евгена как будто заострились и стали необычайно суровы. Дора была дико прекрасна при любом освещении. Малышу показалось, что она улыбнулась ему. Как и подобает вождю, Карлсон восседал на своём троне. Он молча указал на место перед камином. Малыш встал туда. Он ожидал, что будут какие-то речи или пояснения, но вместо этого Карлсон встал на ноги и приказал:
– Читай!
Все, кто сидел, тоже встали.
Малыш прочитал, скорее угадывая буквы, чем различая их в красном мерцании. Прозвучала клятва достаточно уверенно и даже торжественно.
Стало тихо. Только камин потрескивал.
– Подписать что-то? – не выдержал Малыш.
– Конечно! Кровью, – мрачно изрёк Евген.
– Ничего подписывать не нужно. Брось листок в огонь, – без всякого пафоса сказал Карлсон.
Малыш так и поступил. Клятва мгновенно превратилась в чёрный искрящийся пепел и вылетела в дымоход.
После этого все стали подходить к Малышу, жать руку, хлопать по плечу и бормотать короткие поздравления. А Дора даже чмокнула его в щёку. Последним подошёл Карлсон.
– Добро пожаловать, агент. Это большая честь. И не подведи! Не то «рука товарищей смертью покарает клятвопреступника». И не сомневайся – рука не дрогнет.
И очень крепко сжал Малышу кисть.
Сегодня шеф предстал перед Максимом совершенно в ином свете. Из добродушного, молодящегося предпринимателя он вдруг превратился в непререкаемого и сурового командира военизированного подразделения…
Включили свет и расселись вокруг стола в обеденной зоне гостиной.
Глава иерусалимского филиала ВСКПУ Карлсон заново отрекомендовал всех, теперь как сотрудников секретной службы. Дора и Евген оказались головными агентами, Силен – начальником боевого подразделения, а Ана́хну – ведущим аналитиком.
Далее Карлсон изложил предысторию задания Малыша, видимо, специально для новоиспечённого агента, похоже, только он был не в курсе. Оказалось, что весной этого года аналитики израильской СКПУ отметили вспышку неандертальской активности вокруг некого Льва Бронфельда (объект «Писатель»). Аналитики установили, что литературное агентство, которое финансирует творчество Писателя, само получает средства со счетов, принадлежащих юрлицам, аффилированным с Подземельем. Предположительно Писатель является либо одним из агентов, либо объектом разработки Неандертальского Разведывательного корпуса на Ближнем Востоке. Первоначальной задачей Малыша было наладить контакт с Писателем, втереться к нему в доверие и установить причину заинтересованности в нём спецслужб Подземелья. С этой задачей Малыш справился с блеском, обнаружив группу создателей новой цифровой веры под предводительством агента НРК Амира-квартерона и войдя в круг её апостолов.
Теперь, уже в новом статусе – агента, работающего под прикрытием, – Малышу предстоит подготовить почву для дискредитации религиозного культа, создаваемого при непосредственном участии НРК, а также изучить возможности для его искоренения.
Около полуночи, через полчаса после того, как Карлсон распустил собрание, в дверь Даниэля кто-то постучал. Он не спал – пытался привыкнуть к статусу агента секретной службы. Это было приятно и, безусловно, тешило самолюбие, но в то же время странно… Его и раньше, ещё в бытность стажёром, посещало это чувство, но теперь он особенно остро ощущал нереальность происходящего, а себя не живым человеком, а киногероем или персонажем авантюрного романа.
На цыпочках, не включая света в салоне, новобранец секретной службы прокрался к двери и заглянул в глазок. За дверью стояла Дора. Он открыл удивлённый. После «урока по шпионскому делу» на складе магазина мулатка дала ему понять, что это было приключением одноразовым. Он не настаивал; меньше всего на свете хотел казаться навязчивым. Да и в глаза Карлсону так было смотреть комфортнее…
– Та-да-а! – пропела мулатка и показала руки, которые до этого прятала за спиной, в них оказалась бутылка шампанского. – Вот. Решила отметить твоё вступление в наш клан. Ты не против?
Малыш посторонился…
Когда от шампанского он осмелел достаточно, чтобы поцеловать её, она ответила. Даниэль, сделав над собой гигантское усилие, отстранился.
– Постой. А как же Карлсон?
– А он здесь при чём? – удивилась Дора.
– Как при чём? Разве ты не с ним?
– С чего ты взял?
– Ты была тогда в халатике у него на крыше…
Она засмеялась.
– У него там роскошное джакузи. Он разрешает мне пользоваться им, когда захочу.
Действительно. Малыш как-то оказался в ванной комнате Карлсона и оторопел от восторга и зависти. Там красовалось огромное джакузи, в сравнении с которым гидромассажное оборудование Максима в Москве было всё равно что моторная лодка супротив океанской яхты.
– Вот я дурак… – сказал он с облегчением. – А почему же тогда ты столько времени избегала меня? Неужели тогда, на складе, было так плохо?
– Никогда не спрашивай женщину, хорошо ей было с тобой или плохо, тогда скорее появится шанс повторить…
Под утро, когда уже ничего не хотелось кроме как спать, Малыш спросил:
– Дора, так почему же всё-таки ты пришла ко мне сегодня?
– Ты был такой милый, когда давал эту дурацкую клятву.
– Почему дурацкую? Я не увидел в ней ничего дурацкого…
– Об этом я и говорю. Ты был такой искренний и романтичный… – она потрепала его по щеке и внезапно рассердилась. – ВСКПУ очень древняя и консервативная организация, последней редакции её клятвы уже лет двести. Только наивный донкихотствующий придурок мог не заметить, как всё в ней формально и тухло!
Объяснять, что она имела в виду, Дора отказалась. Оделась и, несмотря на вялый протест Даниэля, ушла. Он подумал, что у некоторых женщин происходит как у кошек: в ответ на чрезмерную ласку они выпускают когти. И уснул сразу.
Глава 5.
Даниэль Альтман – один из двенадцати апостолов новой религии – поселился в городе Тве́рия, на берегу Кине́рета в начале сентября.
Кинерет, или Тивериа́дское озеро, или Геннисаре́тское озеро, или же Галиле́йское море – это тот самый водоём, по глади которого хаживал один небезызвестный персонаж Нового Завета, пока его апостолы тягали из него пескарей. Хотя верить этой истории, озвученной советской рок-группой, наверное, не стоит. Хотя бы потому, что рыба этой породы в израильском озере, конечно же, не водится. А водятся в нём сомы, которые, как на себе испытал Малыш, из озорства или из-за неумения соотносить свои размеры с размером жертвы кусают купальщиков за ноги – не больно, но довольно обидно.
Да и, вообще, вся эта библейская мифология вызывала и вызывает немало вопросов. То ли дело история, которую по мере сил должен был освещать Даниэль: простая, ясная, и все её персонажи живы по сию пору, в чём можно было легко убедиться.
Апостолам даже устраивали несколько сеансов видеосвязи с главным создателем технологии переноса сознания доктором Па́уло Оливе́йра да Си́льва. Португалец прочитал очень толковый курс лекций по основам вечной жизнедеятельности и произвёл благоприятнейшее впечатление на слушателей.
Хотя… Сейчас, во второй трети двадцать первого века, технологии моделирования видеоизображений продвинулись очень далеко. Тот ролик с молодым хасидом, отказывающимся прославлять бога по-арабски, Малыш увидел потом ещё раз, но с совершенно иной развязкой, в которой этот же самый хаси́д, с этой же самой полубезумной улыбкой произносит-таки такби́р. Его хлопают по плечам и отпускают невредимым. И кто знает, как бы Малыш повёл себя во время той незабываемой встречи с арабскими погромщиками, если бы сначала увидел этот вариант ролика… И тут уже не работают соображения типа «Так не сыграть!» – симуляция нейросети может сыграть всё что угодно. Ему никогда не узнать, который из роликов про хасида настоящий. Если был вообще настоящий…
А чему удивляться? Если уже несколько лет статуэтку Оскара за лучшие актёрские и сценарные работы получают далеко не всегда люди. Искусственный интеллект описывает и изображает страсти не хуже и обходится продюсерам гораздо дешевле, чем алчные приматы…
Агент ВСКПУ снял апартаменты на крыше самого высокого жилого дома в Тверии, выше которого была только водонапорная башня. Квартал располагался на самом краю каменной чаши, на дне которой плескался Кинерет. Отсюда он был виден весь и казался скорее прудом, чем озером, несмотря на свои двадцать километров длины и около двенадцати ширины.
Кинерет, с относительно чистой, пресной не щиплющей глаза водой, без морских волн, показался Малышу лучшим местом для купания в Израиле. Даже несмотря на кусачих сомов. Каждый день он ходил на озеро. Между первым этажом и цокольным было установлено большое зеркало, и, спускаясь, он лишний раз мог убедиться в том, как прекрасен в облике Даниэля Альтмана, к которому никак не мог привыкнуть уже почти год.
Амир предложил ему две тактики взаимодействия с оппонентами в Интернете.
Первая была агрессивной и прямолинейной. Предписывала, не отвлекаясь на нападки пропагандистов противоположных идей, доносить до аудитории тщательно скомпилированную и доходчиво сформулированную информацию. Если же игнорировать конкурентов становится невозможно, нужно хлёстко и грубо, не скупясь в том числе и на бранные эпитеты, развенчивать их позицию в заочном варианте противостояния, никогда не опускаясь до прямых онлайн-диспутов.
Вторая тактика была мягче, но и хитрей. Она призывала как раз делать упор на собственной оппозиции. Предлагала выбирать самых карикатурных, самых фрикова́тых персонажей из тех, кто отстаивает противоположные взгляды, и вызывать их на полемику, причём именно в прямом эфире. Это могли быть как обладатели внешних неприятных особенностей: идиотской причёски, странной манеры одеваться, диких татуировок, некрасивости и так далее, вплоть до физических недостатков и уродств. Так и внутренних отталкивающих черт: чересчур яркого гендерного поведения, излишне выраженных национальных особенностей, завышенного мнения о себе, хвастовства или придурковатости. Лучше всего, конечно, сочетание внешней «своеобычности» и «богатства» внутреннего мира.
Малыш выбрал для себя вторую практику; ему необходима была живая полемика для того, чтобы чувствовать себя в тонусе.
В октябре к нему приехала Дора. Это был в высшей степени приятный сюрприз. Она рассказала, что после выполнения ею какого-то особенно сложного и неприятного задания Карлсон дал ей две недели отпуска.
– У меня был выбор: или в Европу, или к тебе, Дани-бой. Так что тебе придётся придумать замену Лувру, и Колизею, – заявила Дора.
– Я тут один дивный пляж знаю… – начал было Малыш, но осёкся, увидев её гримасу.
– Нет! Так ты мне европейские достопримечательности не заменишь. Покажи-ка лучше, где тут у тебя спальня…
Они замечательно проводили время. Малыш чувствовал себя влюблённым и любимым… Он был почти счастлив.
Смущал его только один момент. Постоянное незримое присутствие Буратино.
– А ты думаешь, Карлсон о нас не знает? Ты уверена, что Буратино отключается, когда дело напрямую не касается выполнения задания? – как-то спросил он Дору.
– Надеюсь.
– Тогда ответь: в какой момент он включается?
– При критическом повышении уровня адреналина в крови или когда позовёшь…
– А как он узнаёт, что его позвали? Чтобы услышать свой позывной, он должен слышать всё.
– Есть вещи, о которых мы никогда не узнаем. И, может быть, это к лучшему.
Как у Карлсона, к обиталищу Малыша прилагалась огромная терраса. С неё звёзды казались очень близкими, ещё ближе, чем в Иерусалиме… На пятую ночь Малыш снял матрас с кровати и вытащил его под открытое небо. Они пили вино, смеялись и даже читали стихи.
А утром, когда Даниэль проснулся оттого, что солнце начало слепить его через закрытые веки, Дора сидела с бокалом вина в руке. Она была грустна и серьёзна.
– Что с вами, Доротея?
– Ещё раз так меня назовёшь… – без особой угрозы произнесла мулатка. – И никакой это не отпуск. На самом деле я здесь на задании.
– На каком? Почему сразу не сказала? – он почувствовал что-то неладное, но всё ещё пытался казаться весёлым.
– Не хотела тебя расстраивать. Я же вижу, как ты ко мне относишься. Ты мне тоже очень нравишься, Малыш.
– Ещё раз так меня назовёшь…
– Это тебе за Доротею… Ты должен понимать, что мы не просто мужчина и женщина, а прежде всего агенты.
– Слушай, ты так говоришь, как будто должна «убрать» меня. Что за задание?
– Я буду изображать твою взбалмошную и богатую фанатку-последовательницу. Я должна соблазнить Амира и выведать у него то, что ты выведать не можешь.
– Ты шутишь так, Дора? – спросил Даниэль с надеждой и сразу понял, что она не шутит.
Его охватила волна отвращения и отчаяния. Бутылка с остатками вина разлетелась о бетонный парапет.
Дора оставалась спокойной.
– Соберись! Ты же взрослый мужчина. Супермен. Джеймс Бонд.
– А ты что, Матой Хари себя возомнила?
– Ну почему же возомнила? Ей было бы чему у меня поучиться. Давай относиться к этому как свингеры. Некоторых людей возбуждает, когда его женщина с другим…
Дора попыталась поцеловать его. Но он оттолкнул её и закричал:
– Не могу! Меня это не прикалывает. Совсем! Я скорее чувствую себя котом при проститутке. А Карлсон, он… сутенёр.
Она вскочила с матраса.
– Ты совсем дурачок! Я знала, что тебе будет тяжело это принять, но это просто детский сад какой-то!
И зло направилась внутрь квартиры.
С этого момента для Малыша всё превращается в пьесу, в которой он одновременно и актёр и зритель, но где он сам – непонятно…
Глава 6.
Вот в домофон звонит Амир. Амир-квартерон. Агент Неандертальского Разведывательного корпуса.
Малыш проводит его на террасу, где их встречает Дора вся в белом и золоте.
– Это Дора. Мы просто друзья, – скрепя сердце произносит Малыш. – Дора, это Амир.
– Очень приятно, Амир. Даниэль много рассказывал мне о вас, – Дора протягивает арабу руку как для поцелуя.
Тот учтиво жмёт кончики пальцев.
– Очень приятно, Дора.
Амир оценивает картинку:
– Прекрасный вид, прекрасная женщина. Ты уже привыкаешь быть богом, Даниэль?
Очевидно, что он гораздо более очарован Дорой, нежели горизонтами; он просит позволения пойти внутрь дома. Говорит, что у него агорафобия с детства.
Пока Малыш жарит снаружи бараньи стейки, Амир и Дора беседуют на диване в салоне.
– Даниэль сказал, что к нему приедет его духовный отец, – Дора обворожительно улыбается.
– О нет, я мало гожусь на роль духовника возможного месси́и… Я всего лишь скромный посредник между наукой и человеком, – смущённо улыбается Амир.
– Почему вы сказали «возможного»? Вы сомневаетесь, что Даниэль победит в этом конкурсе?
– Я буду только рад и всей душой желаю победы именно Даниэлю. Всех остальных пришлось искать, а он чудесным образом вышел на нас сам. Я думаю, это знак.
Дора улыбается в том смысле, что она и сама так думает. Про знак. Но не говорит ничего, решив, видимо, что не должна всё время развлекать гостя. Амир не даёт затянуться паузе:
– Мне кажется знакомым ваше лицо, Дора.
– Я люблю гламурные вечеринки. Мы могли встречаться на одной из них.
– О нет! – смеётся Амир. – Это не про меня.
– Тогда не знаю. Мир тесен… А ещё я помогала Даниэлю с двумя последними роликами. В одном сыграла католическую религиозную фанатку, в другом – фанатку новой религии. Вашей. Может, вы там меня видели?
– Точно! – радуется Амир. – Вы замечательно сыграли этих отрицательных персонажей.
– Католичка понятно, но… Я неправильно раскрыла образ вашей последовательницы? – расстраивается мулатка.
– Напротив! Вы сумели показать, что фанатики – это в любом случае too much, – спешит утешить её араб. – Они нам не нужны. Нужны люди здравомыслящие, способные сомневаться, с критическим складом ума. Вот как Даниэль, например. Все предыдущие религии рассчитаны на внушаемых психопатов. Сомневающихся, требующих доказательств предавали анафеме, объявляли неверными или вообще сжигали на кострах. А мы рассчитываем на таких, потому что за нами наука и истина – нам не нужна слепая вера.
– А вы? Вы разве не фанатик своей веры? Мне кажется, вы должны являть собой образец непреклонности.
– Вы думаете, если я араб, значит должен быть фанатичен и непреклонен? – эти слова звучат беззлобно и сопровождаются приятной светской улыбкой, но Малыш, который зашёл проверить, как дела у гостей, всё равно напрягается.
– Не обижайтесь. Наверное, я что-то не то сказала. Просто от вас так и веет уверенностью… – не особенно тонко льстит Дора и смотрит на араба так, что у Малыша всё внутри переворачивается.
Он никогда не видел, чтобы Амир столько улыбался – обаяние новоявленной Маты Хари неотразимо.
Малыш снова уходит на террасу, так и не найдя, что сказать.
Потом они весело напиваются под баранину. У Амира находится жирный джоинт с медицинской травой. Дора сноровисто раскуривает его…
Когда мулатка с арабом уходят, уже давно темно. Пьяный Малыш ложится грудью на парапет и смотрит, как они садятся на заднее сиденье кабриолета. Автопилот плавно выводит его на дорогу. Малыш думает о том, как было бы здорово спрыгнуть им прямо на головы… Вернувшись в комнаты, он отыскивает бутылку коньяку и, несмотря на бурный протест Буратино, который предупреждает об опасной концентрации этанола в крови, надирается вдрызг.
Просыпается он оттого, что фолдер его заливается, как серена противовоздушной обороны. Он с трудом подавляет желание разбить его о стену, тем более что это звонит Амир. Араб просит Даниэля приехать в отель за своей подружкой.
Удивлённый такой постановкой вопроса, Малыш быстро собирается и едет на электровелосипеде в отель на берегу Кинерета.
С отвращением проходит он через вестибюль этого логова разврата.
Входит в лифт, принюхивается. Может, здесь они начали? Пахнет обычной израильской затхлостью.
Он подходит к номеру. От ревности кружится голова и тошнит. Или это похмелье?
Стучит в дверь. Слышит шаги Амира. Как смотреть ему в глаза? Но спокойно… Дора – всего лишь подруга…
– Привет! Как спалось? – очень криво улыбаясь, выдавливает Малыш.
Араб молча сторони́тся.
Дора лежит на кровати в крохотном номере. Одетая. Прямая. Руки по швам. Дыхания незаметно…
Малыш резко разворачивается к Амиру. В лоб ему смотрит дуло пистолета. Он хочет произнести триггерную фразу, но Амир опережает его:
– Сядь на кресло, Даниэль! И ни слова! Попробуешь активировать шайтана у себя в голове, я успею вогнать туда пулю, можешь не сомневаться.
Даниэль опускается в кресло под пристальным взглядом араба.
– Вот так. Вы, люди Поверхности, слишком поверхностны во всём. В том числе и в шпионской работе. Вы так уверены в себе, кажетесь себе такими хитрыми… Тем смешнее наблюдать за выражением ваших лиц, когда вы понимаете, как облажались, – Амир кивает в сторону кровати, не сводя с Малыша глаз. – Давай не будем соревноваться в скорости реакции. Я уверен, мы можем договориться…
Амир садится во второе кресло и кладёт пистолет на подлокотник.
– Вот это поворот! – тут же выкрикивает Малыш.
Араб успевает только схватить пистолет в руку, но в следующий момент оружие летит в стену, выбитое ногой, а кулак Малыша обрушивается на голову врага.
У Доры есть пульс, и она дышит. Ему показалось с перепугу… Может, ничего не было? Вон на тумбочке в ведёрке бутылка с остатками шампанского. Она напилась и уснула. Но как?! Она же профессионалка… Почему она не просыпается? Даже от прохладной воды из ведёрка? И даже от пощёчин? Что он с ней сделал?
Малыш пытается привести в чувство араба. Хорошо, что на тренировках с Силеном много времени было уделено тому, чтобы научиться контролировать себя в триггерном состоянии. Но Амир всё равно не сразу приходит в себя.
– Что с ней? – спрашивает Малыш, замахиваясь.
Араб поднимает руки, сдаваясь.
– Даниэль, успокойся, прошу тебя! С ней всё в порядке. Обычное снотворное. Через пару часов она проснётся. Мы можем спокойно поговорить?
– А зачем ты пистолетом в меня тыкал?
– Прости. Я боялся твоей первой реакции. Как видишь, не зря…
– Что здесь было?
– Ничего, если ты о сексе.
– Правда? – выдыхает Малыш обрадованно.
– Бедняга. Влюбиться в шпионку ВСКПУ… Это всё равно что в проститутку. В дорогую, ухоженную, но… с определённой профессиональной спецификой, абсолютно не предполагающей серьёзных отношений. Отвечаю на твой вопрос: правда. Зачем мне портить отношения с тобой – с человеком, с которым я хочу договориться? Мне было бы гораздо сложнее общаться с тобой сейчас, – Амир потирает ушибленную голову, – если бы я воспользовался, так сказать, служебным положением и переспал с твоей «подругой». Кроме того, я не хотел бы погибнуть как самец богомола в результате соития, потому что уверен: конечной целью агента Доры было убить меня.
– С чего ты это взял?
– Подумай сам, что нового, чего ещё не знает ВСКПУ от тебя, я мог бы рассказать ей, даже распалённый профессиональным эротическим массажем? А ещё подумай, какой ущерб новой религии могла бы сейчас нанести моя смерть. Главный идеолог исчезает, а главный пропагандист, то есть ты, публично отрекается от своих взглядов… Всё нужно начинать сначала.
– О чём же ты хочешь со мной договориться?
– О том, чтобы ты продолжил свою работу на благо всего человечества: и земного, и подземного.
– А у них, оказывается, одно благо? – тон Малыша полон сарказма.
– Как это ни странно… Я очень хорошо себе представляю, что Карлсон и его команда рассказали тебе о жителях Подземелья. Но я надеюсь, ты понимаешь, что такое пропаганда и как вредно делать выводы, основываясь только на утверждениях одной из конфликтующих сторон… Может, ты дашь возможность представить тебе иную картину мира?
– Попробуй. Даже интересно, – Малыш закидывает ногу на ногу.
– Неандертальцы появились раньше, и это была их планета. Они пустили сюда людей нового вида, разрешили им плодиться и размножаться и очень долго пытались сосуществовать с ними в мире. Но в конце концов стали жертвой алчности, коварства и жестокости сапиенсов и ушли под землю.
Уже из-под земли в попытке договориться неандертальцы дали сапиенсам религию. Но те переделали, перелицевали её в соответствии со своей гнусной природой. Самые хитрые и подлые подмяли её под себя для того, чтобы заставлять других работать, убивать и умирать не ропща… А ведь какая замечательная вещь любая Вера по своей изначальной сути! Она учит любви и терпению, добру и справедливости, скромности и щедрости. Она учит не бояться смерти, наконец. Даёт своим адептам и жить, и умирать проще… Но сапиенсы переписывают и дополняют скрижали. Сажают на троны посредников между толпой и богом в шитых золотом одеждах. Потом интегрируют религию во власть, чтобы сделать её инструментом подавления свободолюбия и инакомыслия.
Вера – как топор, которым можно нарубить дров для костра, чтобы согреться и приготовить пищу, а можно им же и череп ближнему раскроить… Или нет. Тут более уместна аналогия с оружием массового поражения. Ядерное расщепление, которое поначалу было задумано как способ получения энергии, а потом оказалось, что с его помощью можно истреблять братьев по разуму целыми городами.
– Ну и зачем же вы возитесь с нами, если мы такие плохие и неблагодарные?
– ДНК современного человека и неандертальца идентичны на девяносто девять с половиной процентов. Что несёт в себе разница в полпроцента кроме незначительных физических и физиологических отличий? Сапиенсы изобретательнее – неандертальцы рациональнее; сапиенсы креативнее – вторые чувствительнее; первые хитрее – вторые храбрее. Вы больше технократы, мы ближе к природе. Люди Поверхности много говорят, подземные жители много делают. Сам по себе напрашивается вывод: мы можем дополнить друг друга. В идеале – смешение кровей, взаимная интеграция и появление Сверхчеловека, несущего в себе лучшие черты обоих видов.
– А что если в этом гибриде сложатся минусы, а не плюсы? И получится тупой и кровожадный экземпляр с агорафобией и клаустрофобией одновременно?
– Будут и такие. Биологического мусора подавляющее большинство в любом обществе. Но будущее за лучшими представителями рода Homo!
– От этой идеи за версту разит нацизмом.
Араб отмахивается.
– Не надо путать евгенику и нацизм! Мы предлагаем изучить, а затем улучшить природу человеческую путём смешения разных видов и рас, а нацисты, наоборот, хотят сохранить чистоту собственной расы и уничтожить все остальные. Люди очень часто извращают прекрасные общественно-политические идеи, которые мы подкидываем им наряду с религиозными. Чтобы ты знал: и Ленин, и Гитлер – это наши провальные проекты. Один воспринял наше представление о справедливом устройстве общества, но решил, что к социально ориентированному государству можно прийти через насилие, а другой неверно истолковал учение о Сверхчеловеке…
Влияние Подземелья на человечество Поверхности через века и ошибки всё равно благотворно. Люди медленно, но верно усваивают, что хорошо и что плохо». Вы становитесь лучше век от века. Гуманней, цивилизованней. Периодически случаются, конечно, срывы в первобытное прошлое, которые, как правило, заканчиваются войнами, но мы всё равно движемся в лучшее для обоих видов будущее.
– Так вы же устраиваете войны и эпидемии, разве нет? Для того чтобы замедлить прогресс…
– Самому не смешно? По-твоему, чтобы спасти человечество, нужно его уничтожить?
– Так кто же тогда всё это устраивал?
– Сами сапиенсы и устраивали. Ну не эпидемии, конечно, они в большинстве своём появлялись самопроизвольно, но войны – дело рук самих сапиенсов. Результат их алчности и кровожадности. Ваш прогресс мы замедляли, но другими способами и по причинам, отличным от тех, что рассказали тебе в ВСКПУ.
– Тебя послушать, так сапиенсы – ксенофобы и каннибалы, а неандертальцы – ангелы во плоти…
– Конечно, это не так. Но скажи честно: разве ты до сих пор не убедился в том, что предложение вечной жизни, которое неандертальцы делают сапиенсам, более чем щедро?
– Это при условии, что всё это не антинаучный бред, как это утверждают мои товарищи.
– Давай так. Решишь сам, кто ангел, а кто демон… Твоё путешествие под землю даст ответ и на этот вопрос.
– Моё путешествие под землю?!
– Да. От имени людей Подземелья приглашаю тебя к нам как журналиста. Будешь одним из немногих после Геракла и Орфея, кто побывал в подземном царстве при жизни. Гарантирую также твоё возвращение на Поверхность по первому твоему требованию. Слово джентльмена!
– Я должен подумать…
– Скоро проснётся твоя подруга… Даю тебе пять минут. И второй раз предлагать не буду.
– Я выйду на балкон.
– Ну иди, – ухмыляется араб. – Поговори со своими демонами.
– Буратино, что с Дорой? Ты же мониторишь её показатели?
– С ней всё в порядке. Она спит под воздействием снотворного препарата на основе бензодиазепина. Малыш, ты понимаешь, что под землёй связи со мной не будет? Мы там никак тебе помочь не сможем.
– Я это понимаю, Буратино. Но всё равно считаю, что должен попробовать…
– Что попробовать?
– Ну как… проникнуть в их логово. Кто-то из ВСКПУ бывал там когда-то?
– В последний раз это были переговоры между спецслужбами ровно сто лет назад.
– Но вот! Видишь…
– Что видишь? Переговоры Второй мировой войной закончились… И что ты будешь делать в их логове?
– Как что?.. Что должен агент делать в логове врага? Добывать информацию.
– Понятно. А как ты собираешься вернуться?
– Амир дал слово джентльмена. Я ему верю.
– Малыш… это глупо. И я в принципе не могу согласиться с этим решением без санкции Карлсона. Подожди, я поговорю с ним…
– Стой! Ты же понимаешь, что он не разрешит?
– Конечно.
– Тогда какой смысл? Буратино, родной, да пойми ты наконец… Это же такой шанс! Я же журналист всё-таки. Кто в здравом уме на моём месте отказался бы от такого? Пойми, не всегда целесообразно слепо следовать правилам…
– Малыш, я запрограммирован беспрекословно выполнять инструкции ВСКПУ, и если начинаю размышлять об их целесообразности, то висну и перезагружаюсь. Потому и посоветовать ничего в данной ситуации не могу кроме одного: поступать так, как скажет Карлсон.
– Как вы задолбали уже меня со своим «Малышом»! Дебильное всё-таки погоняло какое… Даниэль уже на худой конец зови.
– Нельзя. По инструкции при обращении к агенту, находящемуся на задании, я должен использовать его оперативный позывной. Даже учитывая твоё психоэмоциональное состояние, я не могу нарушить…
– Да в жопу ваши инструкции! И заткнись ты наконец, Буратино, я больше тебя не слушаю!
Малыш хлопает балконной дверью, как будто может оставить Буратино снаружи.
