8
– Вы ее убили! – закричал я. – Вы убили мою мать!
Мое тело сотрясает неудержимая дрожь.
– Вы только что себя выдали. Вы сказали, что Элизабет и соседка помахали друг дружке рукой. Об этом нигде не писали. Я прочел все печатные издания тех дней: ни в одной газете об этом не упоминалось. Единственные, кто был в курсе, – следователи!
На лице Лоры не отразилось никакого смятения, как если бы мои обвинения не задевали ее.
– Я любила Бетти больше всего на свете…
– И поэтому вам была невыносима мысль, что она может вас покинуть! В тот день соседка могла заметить только силуэт. Она видела лишь то, что ожидала увидеть: актрису Элизабет Бадина, выходящую из дома.
Чтобы заставить ее реагировать, я указал пальцем на фотографию в альбоме, раскрывшую мне глаза.
– Не молчите же вы! Элизабет и вы почти одного роста, у вас два или три года разницы! Вы были профессиональной гримершей, и вам не составило труда создать видимость, пока вы шли к «Шевроле»: платье моей матери, шляпка, умело наложенный грим… Настоящая киноактриса! К тому времени моя мать была уже мертва. Но вам было необходимо, чтобы кто-то ее видел или думал, что видит, чтобы обеспечить вас алиби. Достаточно было подождать, когда соседка покажется в окне кухни: с такого расстояния невозможно разглядеть, что это были вы!
Лицо Лоры оставалось непроницаемым. Она подняла чашку чая, поднесла ко рту и выпила одним длинным глотком.
– Говорите! Имейте наконец смелость признаться в своих поступках!
Просто необъяснимо: ни мой гнев, ни моя ненависть не достигали женщины, сидящей напротив меня. Я чувствовал себя растерянным и не находил никакого выхода.
– В тот день, когда вы приехали ко мне, я знала, что все кончено, – спокойно сказала она. – Я подумала то же самое, что Бетти в тот день, когда встретила того агента ФБР: «Много лет я ожидала того, кто придет, чтобы заставить меня заплатить за свои ошибки». Я поняла, что это всего лишь вопрос времени. В сущности, дело не было раскрыто лишь потому, что всему миру было наплевать на Бетти. Газеты и полиция видели в ней актрису, ведущую беспорядочный образ жизни; для съемочной группы она стала просто неудобством, едва не сорвавшим съемки. Что же касается Кроуфорда, он даже не осуществил свой план мести, который вынашивал месяцами. Только ты и мог открыть правду.
– Что вы сделали с моей матерью?!
Подсознательно я ждал этого момента всю жизнь, и он не имел ничего общего с тем, что я мог себе представить. Я осознавал, что слова, которые она сейчас произнесет, окажутся более жестокими, чем я мог бы предположить.
– В ту пятницу я вернулась к Бетти. Было около полуночи… Я знала, что не в состоянии провести уикенд, не увидевшись с ней, не поговорив начистоту. Она впустила меня с явной неохотой, и я сразу же поняла, что сейчас все будет очень плохо…
* * *
– Я совершенно без сил и хочу остаться одна. Ты должна уйти.
– Не раньше, чем ты расскажешь мне, что произошло.
Гостиная была освещена лишь крохотной лампочкой на столике у окна. Элизабет отошла от Лоры и уселась на подлокотнике дивана.
– Хорошо. Хочешь все знать? Они в курсе. У них есть фотографии.
– Но… эти фотографии у них уже не один месяц.
– Наши фото, Лора! В уикенд, когда мы ездили в Оушенсайд, кто-то за нами следил. Нас видели вместе на пляже и на террасе отеля… Когда тот мужчина протянул мне конверт… в глубине души я была уверена, что они все знают про наши отношения.
– И что это доказывает? Мы всегда были внимательны и не сделали на публике ни одного неуместного движения!
Элизабет повысила голос, уставившись на нее взглядом острым, как стрела.
– Что ты себе представляешь? Что им нужно застать нас за шалостями? Мой сын родился от незаконной связи, его отец – женатый человек, за несколько купюр я позировала обнаженной. Мое прошлое уже делает из меня бесстыжую девку. Даже самых невинных фотографий будет достаточно, чтобы поставить под сомнение мою личную жизнь.
– Значит, раз они все знают, теперь нам даже не нужно скрываться.
Элизабет резко выпрямилась.
– Ты что, с ума сошла? Для тебя только твое ничтожное счастье и важно… Моего сына попытаются отобрать, если узнают, какой образ жизни я веду!
– Твой сын? Но что ты сделала для Дэвида? Ты никогда им не занималась с самого рождения, а теперь изображаешь примерную мамочку!
– Как ты смеешь говорить мне такое?
Лора замерла с открытым ртом, будто впав в оцепенение, затем ее глаза начали наполняться слезами.
– Прости меня, Бетти. Я не хотела тебе этого говорить… Я знаю, что ты любишь Дэвида больше всего на свете.
Подойдя, Элизабет погладила ее по щеке.
– Я не сержусь на тебя, но тебе не надо все слишком усложнять. Ты хорошо знаешь, что между нами все кончено… уже несколько недель, а может быть, месяц.
– Нет…
– Ты еще отказываешься этому верить, но у этих отношений нет будущего. Я слишком боюсь за свою семью. Мы могли бы остаться подругами, что ты об этом скажешь? Мы могли бы продолжать видеться, но не так, как раньше.
– Ты что, думаешь, что можешь бросить меня, как всех этих мужчин – Уоррена, Кроуфорда… и всех грязных типов, которые задерживались в твоей кровати только на одну ночь? Ты никогда никого не уважала, Бетти, и у тебя никогда не было ни малейшего почтения к чувствам других людей.
– Пожалуйста, уходи отсюда!
Лора застыла на месте. Элизабет увидела, как у нее в глазах разгорается ярость.
– Я все расскажу, слышишь? У меня тоже есть фотографии… И это не считая страстных слов, которые ты мне написала! Сколько газет будут готовы осыпать меня золотом за рассказ о нашей связи? Будущая кинозвезда, которая на самом деле лесбиянка и мать-одиночка…
– Я слишком хорошо тебя знаю, ты никогда не осмелишься это сделать. Заодно ты разрушишь и свою жизнь!
– На эту жертву я охотно пойду, чтобы разрушить твою!
– Я была с тобой слишком мягкой.
Элизабет схватила ее за руку и принялась тащить из гостиной.
– Отпусти меня!
– Я сделала все, чтобы ты не страдала, но ты не оставляешь мне выбора. Я больше не хочу тебя видеть. Уходи из моего дома!
Глаза Лоры были полны слез, и она все различала очень смутно. Ее сердце бешено колотилось, тело сотрясалось от рыданий. Как ей хотелось бы, чтобы сцену, которая только что здесь разыгралась, можно было стереть, словно по волшебству. Ей не хотелось вести себя так жестоко. Это были всего лишь слова, сказанные в пылу ссоры. Никогда она не причинила бы вреда Бетти…
Вслед за раскаянием ее, будто цунами, захлестнула волна гнева на себя. Но было слишком поздно, Лора была словно парализованная, не в состоянии извиниться и добровольно уйти отсюда. Одновременно с этим она отбивалась, пытаясь освободиться от хватки Элизабет, которая будто тисками сжимала ее руки.
– Убирайся отсюда, слышишь!
У Лоры подкашивались ноги, она уже почти оказалась на коленях на полу. Издав грозное рычание, Элизабет грубо дернула ее вверх, чтобы поставить на ноги.
Лора сделала два шага вперед, снова потеряла равновесие и, пытаясь его восстановить, схватила первое, что попалось ей под руку.
Тяжелый холодный предмет, который она сжала изо всех сил. Сперва Лора не поняла, что это бронзовая статуэтка, которую она когда-то подарила Бетти, – копия греческого бюста, купленная в галерее в Беверли-Хиллз – безумный поступок, который обошелся ей в половину зарплаты.
Элизабет отпустила ее руку, чтобы схватить за волосы, при этом произнеся несколько непонятных слов, – возможно, оскорбительных. Лора не издала ни звука. Изо всех сил сжав бюст, она ударила. Дважды…
После первого удара Элизабет издала скулящий почти животный звук. Ударив второй раз, Лора почувствовала, как статуэтка глубоко вошла в череп.
Ее залитые слезами глаза не увидели, как Элизабет бесформенной кучей обрушилась перед ней на пол.
Теперь в доме царила мертвая тишина.
* * *
Лора рассказывала, только время от времени прерываясь, чтобы сделать глоток чая. Иногда мне казалось, что она не осознает, что я присутствую в комнате.
У меня кружилась голова. Затем я ощутил, как внутри меня поднимается тошнота при мысли, что орудие преступления торжественно стоит у меня на каминной полке. С самого начала расследования я вижу этот предмет каждое утро.
– Я сразу увидела, что Бетти больше не дышит. Самое странное, что крови почти не было. Только совсем маленькое пятнышко на полу, за головой. В чертах ее лица больше не было гнева, теперь оно казалось умиротворенным. Сперва я толком не поняла, что произошло. Должно быть, я долго неподвижно сидела на корточках рядом с телом. Я знала, что совершила нечто ужасное, но сейчас я находилась подле нее и ничего важнее этого для меня не было. Когда я наконец поднялась на ноги и посмотрела на часы, было около часа ночи. Я поняла, что должна как можно скорее покинуть этот дом… Но перед этим нужно было стереть все следы. На кухне я взяла тряпку и принялась вытирать все, на чем могла оставить отпечатки. После я обшарила спальню и кабинет Бетти. Я нашла письмо, которое ей не хватило храбрости послать мне. Разумеется, я не знала, что где-то мог остаться черновик. Я взяла те немногие фотографии, на которых была сама. Писем, которые я писала Бетти, нигде не было: думаю, она уничтожала их сразу же, как только получала.
Лора чуть оттянула вырез одежды – достаточно, чтобы я смог увидеть у нее на шее висящее на золотой цепочке кольцо моей матери. Лора принялась бережно крутить его между пальцами.
– Вы взяли ее кольцо… – прошептал я, не сводя с нее взгляда.
– Оно лежало у нее на ночном столике. Должно быть, Бетти тем утром забыла его надеть… в последний день его на ней не было.
– Вы все время так и носили его на шее?
– Все сорок лет я не расставалась с ним, несмотря на риск, с этим связанный. Мужу я сказала, что это семейная драгоценность, которая досталась мне от бабушки…
Я понимал, что кольцо являлось единственным материальным предметом, той крохотной уликой, которая могла бы доказать виновность Лоры. И, по сути дела, не было никакой уверенности, что она подтвердит свои признания перед полицией.
– Что вы сделали с ее телом?
Глаза ее забегали, а затем она посмотрела на меня, будто на злоумышленника, вломившегося к ней на кухню.
– В последний момент, уже готовясь убежать, я изменила свое намерение…
– Почему?
– Я приходила дважды за вечер и знала, что соседи могли видеть меня или, по крайней мере, мою машину, припаркованную у тротуара. Убегать тайно, по-воровски, не имело смысла. У меня возникла идея: тело Бетти никогда не должны найти. Более того: когда я буду далеко от Лос-Анджелеса, все должны думать, что она еще жива. Я понимала, что не могу действовать одна. Мне требовался сообщник.
Ответ предстал передо мной во всей своей очевидности.
– Ваш брат.
– Из дома Бетти я не могла позвонить Уоррену: полиции было бы нетрудно отследить этот звонок… Тогда я рискнула, выйдя и позвонив из уличной телефонной кабины. Мы с братом были очень близки; я никогда от него ничего не скрывала. Он все знал о нашей связи… Я не очень хорошо помню наш телефонный разговор, но того немногого, что я сказала брату, оказалось достаточно. Я вернулась к Бетти, на этот раз припарковавшись на значительном расстоянии. Только вернувшись в дом, я на самом деле поняла, что натворила. Тело Бетти в едва освещенной гостиной… Ее лицо уже изменилось, я даже ее не узнала.
– Это ваш брат увез тело?
– Уоррену понадобилось меньше двадцати минут, чтобы приехать. Я сказала ему, что произошел несчастный случай, что у меня и в мыслях не было сделать ей что-то плохое. Он был на удивление спокоен, в противоположность мне, уже начинавшей впадать в истерику. Уоррен заставил меня проглотить транквилизаторы, которые нашел в ванной комнате. Затем я объяснила ему ситуацию: возможно, меня видели, к тому же я не могла исключить возможность, что кто-то в курсе наших отношений. Тело Бетти должно исчезнуть, и, чтобы избежать подозрений, мне надо занять ее место.
– Он ничего не сделал, чтобы вам помешать? – воскликнул я.
– Он колебался, но хорошо знал, что у нас нет выбора. Сидя в темной гостиной, мы разработали план. Уоррен подождал середины ночи, чтобы заняться Бетти. Без колебаний, подвергнув себя опасности, он подогнал свой грузовичок к самому гаражу. Затем он заехал ко мне, чтобы взять одежду, в которой я собиралась быть у него на свадьбе. Остаток ночи я провела одна… Я вытерла следы крови и проверила, не осталось ли после меня каких-нибудь следов.
Ужасаясь этой истории, я знал, что должен дослушать ее до конца.
– Затем вы изобразили мою мать, чтобы уйти из дома…
– Ранним утром я устроилась в комнате Бетти перед туалетным столиком и наложила макияж, чтобы быть похожей на нее. Даже зная мельчайшие подробности ее прекрасного лица, я не достигла убедительного результата. В то мгновение я была уверена, что мой план провалится… Я натянула одно из платьев Бетти и надела ее шляпку, чтобы скрыть волосы. Чтобы спрятать глаза, я надела солнечные очки.
– Как вы могли быть уверены, что соседи вас увидят?
– Твоя мать часто говорила о соседке, которая постоянно караулит за занавесками; ей казалось, что та подстерегает всякий раз, когда та выходит из дома. Спрятавшись за окном нижнего этажа, я ждала, пока та не покажется в кухне, а затем вышла. Сердце у меня билось так сильно, что казалось, вот-вот лопнет… Мы обменялись приветственными взмахами рукой. Удостоверившись, что соседка меня увидела, я поспешно села в «Шевроле» и поехала по направлению к Голливуду.
– И вы оставили машину на Уилкокс-авеню рядом с «Голубой звездой»…
– Чтобы и дальше запутывать следы: я надеялась, что полиция установит связь между исчезновением Бетти и ее встречей с агентом ФБР. Как и было условлено, Уоррен ждал меня. Он был в своем прекрасном костюме, чисто выбрит и свеж. Никто даже представить себе не мог бы, чем он занимался этой ночью. В машине я стерла косметику и переоделась, потом мы направились в Палмдейл. Я провела уикенд, разыгрывая комедию.
– Где находится тело моей матери?
Лора не ответила. Ее взгляд сделался отстраненным, на лице появилась гримаса горя. Ее тело все сотрясалось, будто от рыданий, но она не плакала.
– Лора, что с вами?
Когда она подняла голову, я заметил, что дыхание у нее стало неровным.
– Ничего, это просто… волнение. Долгое время я считала, что, если признаться в преступлении, мне обязательно станет легче, но этого не произошло… Вначале Уоррен отказывался говорить мне, что сделал с телом Бетти. Он больше не хотел ни одним словом упоминать о той ночи; ему было необходимо жить, будто ничего не произошло. У нас разгорелась ужасная ссора, и в конце концов брат мне это сказал. Он работал в Лос-Анджелесе, участвовал в работах по благоустройству…
– Подработка, которую получил через Кроуфорда?
– Да. В городе обновляли комиссариат юго-восточного района. Уоррен похоронил тело там, где на следующей неделе должны были все залить бетоном, чтобы устроить парковку.
– Комиссариат!
– С тех пор не одно поколение полицейских парковало там свои машины… Каждый год я езжу туда 23 января, в день ее смерти. Сколько раз я думала: а не лучше ли будет выйти из машины и постучаться в дверь полицейского участка? Но я не могла решиться. Я не имела права впутывать в это Уоррена: он помог мне из братской любви, и я единственная несу ответственность за то, что случилось.
Я почувствовал головокружение. В горле у меня пересохло, и я проглотил немного чая, который еще оставался в чайнике.
– Ты не обязан мне верить; мне хотелось признаться тебе гораздо раньше. Но на это у меня просто не было сил. Я думала: все будет гораздо проще, когда мы сможем быть все вместе…
– Все вместе?
И снова ее лицо исказилось гримасой. Лора встала, и это простое движение, похоже, доставило ей сильную боль. Судороги так сильно сотрясали ее тело, что ей пришлось опереться рукой о стол.
– Бетти, я и наш крохотный малыш, – с усилием произнесла она. – У нас украли счастье. Мы могли быть так счастливы в нашем доме.
– Какой малыш? Вы что, говорите обо мне?
– Все опять будет как раньше… Мы снова встретим твою маму, Дэвид. Уверена, она сможет меня простить.
Я проследил за взглядом Лоры, устремленным на чашку, а затем с ужасом посмотрел на свою. Поднеся руку ко лбу, я обнаружил, что тот весь мокрый от пота.
– Что вы положили в чай, Лора?
