Марк Твен «Приключения Тома Сойера». Выбор Агнеты Мякитало. 4 июля 1980 года, пятница
Пожар начался около полуночи, на горе Торфьеллет выше Гранселя. Человек, отправившийся на болото Кальмюрен собирать незрелую морошку, увидел дым, окутавший пеленой солнечный диск, и тут же позвонил по номеру 90 000 – и это безумное везение. Спасательная служба Стентрэска прибыла на место через пятнадцать минут, но начальник пожарной команды – в те времена это был Биргер Густафссон – тут же понял, что своими силами им не справиться. Он вызвал подкрепление, и ближе к утру Эльвсбюн, Видсель и Йоккмокк прислали группы, машины с брандспойтами, машины с лестницами, машины с запасами воды и подъемный кран. В Будене стоял вертолет, готовый подняться в воздух, если потребуется, но, поскольку не было ветра, разносившего пламя, и благодаря раннему сигналу тревоги, оставалась надежда погасить возгорание с земли.
Собственно говоря, этот район назывался Стентрэск-Эльвстранд, но никто не называл его иначе, чем Трэск. Здесь, в самом низу долины, на первом этаже жила Агнета со своей мамой и кошкой.
Агнета еще не спала, когда мимо, завывая, промчались пожарные машины. На цыпочках она побежала в комнату мамы и приоткрыла дверь. Окна были затянуты рулонными шторами и обычными шторами, полоса света из коридора упала на узкую кровать. Мама спала, приоткрыв рот, слегка похрапывая. Агнета перевела дух. Светлые волосы у мамы разметались по подушке, руки лежали расслабленно, картина была почти что мирная. Агнета тихонько закрыла дверь в надежде, что больше машин с сиренами не будет.
Нелегко было уговорить маму принять снотворное. Никакие аргументы не действовали. Единственное, что могла сделать Агнета, – дождаться, пока закончится период отчаяния, и постараться попасть в тот момент, когда начинается перелом и депрессивный период сменяется маниакальным, делая маму неуязвимой. В конце концов Агнете пришлось раскрошить таблетки и подмешать их в коктейль из водки с апельсиновым соком. На этот раз мама вбила себе в голову, что власти (не совсем понятно, какие именно) охотятся за ней и хотят ее убить, а все лекарства – на самом деле капсулы с цианистым калием.
Встав у окна, Агнета вглядывалась в темноту в том направлении, куда уходила дорога, где по другую сторону холма бурлила река. Ведь на ракетной базе не могло случиться ничего плохого? Плохо, если мама получит подтверждение своим опасениям. Мама всегда утверждала, что там что-то нечисто, секретные эксперименты, опасные ядовитые опыты: разве сама она не видела там в детстве гриба после взрыва атомной бомбы, висящего как гигантский шампиньон над лесом со стороны Наусты?
Когда Агнета пыталась объяснить причины проведения симуляции испытаний атомного оружия в 1950-е годы, мама либо сердилась и начинала кричать, либо пугалась и становилась как потерянная, смысла в этих объяснениях не было никакого.
Если это не на базе, то что же это может быть?
По дороге проехала еще одна машина, на этот раз, к счастью, без сирен и мигалок. Пожарная машина – это Агнета успела разглядеть. По местному радио много говорят про опасность лесных пожаров. Она увидела, как машина сворачивает в сторону Гранселя по старому мосту. Если горит на западной стороне, то им нечего опасаться. Огонь может перекинуться далеко, но трудно себе представить, чтобы он смог перепрыгнуть реку Питеэльвен.
Пришел Киссе, начал тереться о ее ноги, Агнета взяла кота на руки и пошла в гостиную. Забралась вместе с котом на диван, взбила подушку, приладив ее к подлокотнику. Натянула на плечи пододеяльник и посмотрела на тени позади телевизора. Диван стал ей маловат, еще когда она училась в шестом классе. Счастье, что она растет так медленно. В процессе успевает привыкнуть.
Агнета задумалась о рассказе, над которым работала. В нем рассказывается о девочке по имени Диана. Она живет в большом городе, и у нее одна особенность – заячья губа. Еще в детстве врачи ей все зашили, однако складка и шрам остались видны. Ее подружки делали вид, что ничего не замечают, никогда не отпускали комментариев по поводу ее странной губы, но она знала, что они исподтишка посматривают.
Агнета придумала разные сценарии, героиней которых становится Диана и которые с разных сторон описывали ее аутсайдерство. В конце она повстречается с мальчиком, в которого немного влюблена, они подружатся, но, скорее всего, не станут влюбленной парой, она еще не решила. Слишком банально, если в конце они станут парочкой. Лучше, пожалуй, оставить финал открытым.
Может быть, девочка получит какую-нибудь травму, а мальчик ей поможет. Упадет или свалится с велосипеда…
Она улеглась на диване. Диван принадлежал когда-то бабушке, одна пружина посредине выбилась и упиралась в ребро, надо не забыть завтра ее поправить.
Молодежные литературные журналы обычно публикуют ее тексты. Собственно говоря, все, которые она им до сих пор отправила. За каждый рассказ ей платят по четыреста крон, это вам не баран чихнул. Несколько лет подряд издательство Åhlen & Åkerlund присылало ей сведения о ее доходах за год – для налоговой декларации, и тогда ей казалось, что все это так серьезно и торжественно. Словно она – Настоящая Писательница.
Кот спрыгнул на пол и свернулся клубочком под журнальным столиком. Так она и заснула – запустив пальцы в теплую шерсть кота.
Проснулась она от того, что в кухне диким голосом орала мама.
– Они идут, они идут! Они хотят сжечь меня на костре!
Должно быть, ее разбудил дым пожара – в квартире стоял резкий запах. Агнета выбралась из кровати, кошка стремительно забралась под комод в прихожей. Мама стояла посреди кухни, устремив взгляд на дорогу в Эльвсбюн – глаза полны слез, широко раскрыты от страха. Депрессия сменилась психозом, дело серьезное.
– Мама, – проговорила она как можно спокойнее, – Это я, Агнета. Н-никакой опасности нет.
Взгляд мамы заметался по кухне, устремился на Агнету.
– Не подходи! – прошипела она, отступая к окну.
Агнета стояла неподвижно, выжидая.
– Мама, – с казала она. – По другую с-с-сторону реки лесной пожар. Там сейчас п-пожарные тушат.
В глазах у матери что-то промелькнуло – момент рассудочности.
– Лесной пожар?
Она посмотрела в окно.
– Там горит? – спросила она, глядя на Агнету.
Та кивнула.
– Т-туда проехало несколько пожарных машин.
– Мы должны потушить! – воскликнула мама и кинулась к мойке.
Вытащила мусорное ведро и высыпала все его содержимое на пол. Засунула ведро под кран в раковине и открутила краны на максимум. Вода захлестала во все стороны, через край ведра, на пол. Агнета осторожно подошла к мойке и закрыла краны.
– Очень хорошо, что ты погасила, – сказала она, беря маму за руки выше локтя. – А теперь д-давай выпьем кофе.
Мама послушно пошла за ней в гостиную, села на диван, дала накрыть себе плечи пододеяльником.
Агнета выбежала в кухню и включила кофеварку. Собрала руками мусор, подтерла воду с пола тряпкой для мытья посуды, пока кофе с бульканьем перетекал сквозь бумажный фильтр в кофейник. Налила чашку кофе. Вышла в гостиную, где мама сидела в той же позе, в какой она ее оставила.
– Вот, мама, с молоком и с сахаром. Я х-хочу испечь булочки, ты б-будешь?
Мама взяла чашку с кофе обеими руками, но не ответила.
Проклятый дым. И открыть окна, чтобы проветрить, тоже нельзя. Раздражители, поступающие от органов чувств, могли запустить у мамы психоз. Не сами по себе, но в комбинации с алкоголем и недосыпом и запахи особенно опасны. Нужно попытаться чем-то вытеснить запах дыма – свежеиспеченные булочки обычно помогали. По крайней мере, ей удалось по спать часа три-четыре.
Снова пришел кот, стал тереться у ног Агнеты – проголодался, наверное. Она открыла банку кошачьих консервов – коричневый фарш с отвратительным запахом, но все, что перебивало запах дыма, сейчас казалось очень кстати. Взяла миску для смешивания теста, кастрюлю, чтобы растапливать масло и подогревать молоко. Свежих дрожжей у нее не было, но пакет сухих тоже сгодится, просто придется чуть дольше подогревать опару. Сделав пару шагов в сторону, она посмотрела на маму – та с отсутствующим видом пила свой кофе. Кофе она любит, но к кофеину очень чувствительна, теперь она больше не заснет.
Агнета сглотнула, закрыла глаза.
Либо обострение скоро пройдет, либо ей придется снова отправить маму в больницу. Бред такого калибра не предвещает ничего хорошего.
Булочки она готовила на автомате. Размешивала миксером тесто, отправила маму принять душ, пока тесто поднималось, высушила ей волосы феном. Раскатала полоски, пока мама слушала последний час Ночного радио. Щедро полила тесто маслом, посыпала корицей и сахаром, скатала в рулетики. Всегда маленькие, больших не допускалось. Мама считала, что большой рулет получается «сухой», хотя тесто абсолютно то же самое. Сверху побольше жемчужного сахара – так, чтобы хрустело на зубах, когда будешь есть. Достала молоко – тетрапак с изображением арктической малины (Rubus arcticus, цветок Норрботтена) и налила в большой стакан. Достала из духовки последний противень как раз в тот момент, когда по радио зазвучала музыкальная заставка программы утренних новостей.
– Послушай, мама, – проговорила она, ставя на журнальный столик стакан молока и тарелку с булочками, – я пойду ненадолго, займусь уб-боркой. Сиди и слушай музыку, потом будет утренняя гимнастика. Когда я вернусь, послушаем вместе Местное радио, договорились?
Мама подняла на нее глаза, посмотрела с неуверенностью.
– Летний фельетон?
– Лейтенант Робинсон, помнишь его? Послушаем его в-вместе, хорошо?
Она вышла в прихожую и оделась. Ночи и утренние часы холодные, красное солнце висит совсем низко и не греет. Крепко взяв ключи, она вышла на лестницу и заперла маму в квартире.
Одновременно с ней из соседней квартиры вышел Пекка Карлссон, ее бывший одноклассник. У его семьи четырехкомнатная квартира с балконом.
– Здорово, Агге, как дела?
Он устроился на лето охранником, ему выдали форму – он так ею гордился. Широко улыбнулся, выпятил грудь. Агнета улыбнулась в ответ.
– В-все хорошо. А у тебя?
– На этой неделе работаю в Будене. Приходится поездить.
Пекка добрый, но всегда пытается подойти слишком близко. Она отодвинулась от него.
– Тогда мне проще.
Он рассмеялся.
– Да, тебе до работы рукой подать. Хотя какой чертовски сильный лесной пожар, слышала? Половину Гранселя пришлось эвакуировать.
– Боже мой, – воскликнула она. – Какой ужас! Никто не пострадал?
– Видишь ли, я не знаю, но сейчас из Будена вызвали вертолет.
Папа Пекки служил в специализированном подразделении. Учитывая информированность Пекки, Агнета сделала вывод, что их подразделение привлекли к тушению пожара.
Он придержал ей дверь, она выскользнула наружу, пока он не успел ее облапать.
– Подвезти тебя?
Она помахала рукой.
– Мне быстрее пешком.
Она пошла вверх по склону в сторону стройки. Там она работала, убирая строительные бытовки. Четыре штуки, по часу на каждую. Иногда она справлялась быстрее – особенно если нет дождя.
На самом деле предполагалось, что работа выполняется вечером, но Агнета не желала оставлять маму одну надолго по вечерам, когда у той случались обострения, так что последнюю бытовку она убирала по утрам, до прихода рабочих. Им-то наверняка все равно.
Четвертую бытовку она обычно оставляла на утро – ею редко пользовались, так что там легче всего было убираться. Бытовка стояла по другую сторону моста, так что Агнете приходилось либо идти в обход по старому мосту, либо пробираться по недостроенному новому бетонному мосту. Строго говоря, делать так не разрешалось, но напрямик через стройку получалось куда быстрее. К тому же ее никто не видел – из городка моста не видно. Хотя идти по нему было страшновато. Тут и там торчала арматура, временами приходилось идти по балкам, балансируя на ветру. Далеко внизу шумела река.
В это утро оказалось, что желобом для справления малой нужды почти не пользовались. Она все равно выскоблила его средством для туалета и вытерла насухо до блеска. Обычно после ее уборки во всем бараке пахло свежестью, но сейчас запах дыма перебивал все остальные запахи. Агнета протерла стол, стулья и столешницу в кухне, подмела пол и провела по полу мокрой тряпкой. Взглянула на часы – прошло всего лишь сорок минут. Быстро протерла окна снаружи, замшевая тряпка стала черной от сажи. Тщательно прополоскала ее – такие тряпки очень дорогие, и поспешила домой.
Подойдя к своей квартире, она задержала дыхание. Когда она приоткрыла дверь, в нос ей ударил запах свежих булочек с корицей. В квартире было тихо.
В светлые периоды между обострениями мама всегда клялась, что будет принимать лекарства, как положено, что последний раз и останется последним. Временами проходило много времени, несколько месяцев, прежде чем она начинала снова пренебрегать таблетками. Ведь она так хорошо себя чувствует, с ней все в порядке – почему она должна запихивать в себя массу каких-то химикатов, от которых она толстеет и кожа становится дряблой?
Так что она переставала принимать литий, начинала пить, чтобы снять тревогу, которая тут же неизбежно подступала, и вскоре возвращалось маниакальное состояние.
В детстве Агнете нравилось, когда мама становилась такая веселая. Вместе они устраивали невероятные проделки. Уходили в лес и жили в палатке, как настоящие индейцы, – это было очень весело, пока не кончилась еда. Лес прочесывали два дня, прежде чем их нашли. Или когда они играли, будто сплавляются вниз по реке – к счастью, они перевернулись недалеко от берега до того, как их снесло к порогу.
С годами дела шли все хуже. Мама убиралась в здании муниципалитета, но под конец уже не справлялась с работой. Ее преждевременно отправили на пенсию, и тут все пошло вразнос. Работа была стержнем, на котором держалась вся повседневная жизнь, а теперь этот стабилизатор исчез. Агнета ходила в школу и больше не могла приглядывать за мамой. Во время маниакальных периодов мама нередко садилась на автобус и уезжала в разные места Норрботтена, покупая там самые невероятные вещи. Пока она сама возвращалась вечером домой, Агнета считала, что волноваться не стоит. Иногда бывало даже забавно – как в тот раз, когда она вернулась из Лулео в полной эйфории, купив сорок семь упаковок красной ленты для ее пишущей машинки.
В маниакальные периоды мама часто превращалась в поэтессу или художницу: знаменитую, прославленную на весь мир, всеми почитаемую. С поэтессой у Агнеты не возникало проблем. Поэтесса писала стихи или отдельные строчки на бумажках, которые прятала по всей квартире, – или же листок бумаги торчал в пишущей машинке Агнеты, когда та возвращалась из школы или с работы. С художницей приходилось сложнее, ей могло прийти в голову создать произведение монументальной живописи на стене в гостиной или на дверцах шкафов в кухне. Теперь Агнета стала опытнее, дожидалась, пока обострение закончится, прежде чем взять валик и все закрасить. Иногда несколько монументальных произведений ложились одно поверх другого.
Депрессивные периоды были одновременно и легче, и труднее. Легче потому, что мама просто лежала на одном месте. Иногда у нее возникала мотивация снова начать принимать лекарства. Труднее потому, что такое состояние иногда переходило в психозы – типа того, что Агнета почувствовала в то утро. В последнюю неделю мама переходила от маниакального состояния к депрессивному и обратно по несколько раз за день, и лучше не становилось.
– Мама!
Ответа не последовало.
Пишущая машинка стояла на кухонном столе, из нее торчал лист бумаги. Подойдя ближе, Агнета прочитала.
Ходили-бродили
В зеленом лесочке,
Бранились и пили
Дошла я до точки
Стало быть, сегодня поработала поэтесса.
Агнета зашла в гостиную. Мамина ночная рубашка лежала на полу. Одна из булочек была надкушена, остальные нетронуты.
– Мама, где ты?
Дверь в спальню стояла нараспашку, там мамы нет. Стало быть, в ванной. Агнета подошла к двери и постучала.
– Мама, я собиралась поесть на завтрак лепешку, ты будешь? Тебе раскрошить или сварить в молоке?
На завтрак она обычно готовила и то, и другое – одно блюдо называлось брюта: лепешка, раскрошенная в молоке с брусничным вареньем, второе – блойта: тонкая лепешка, сваренная в молоке или бульоне, политая топленым маслом. Потом мама выбирала что-то одно, а сама она съедала другое.
Из-за двери ванной донеслось какое-то бормотание.
– Мама, я не слышу, что ты сказала?
Внезапно дверь распахнулась. Мама стояла возле раковины совершенно голая, с огромным кухонным ножом в одной руке и щеткой для мытья унитаза в другой.
– Не подходи! – проревела она с перекошенным от страха лицом.
Агнета тут же отступила, как ее научила Гунилла.
– Мама, никакой опасности нет.
– Они сожгут меня на костре! Они идут, они идут!
Не сводя глаз с мамы, Агнета отступила в прихожую, пошарила рукой на комоде в поисках телефона и набрала 90 000. Сердце стучало во всем теле, пока она ждала ответа.
Мама сделала шаг в прихожую, направив нож и щетку прямо вперед. В трубке щелкнуло.
– 90 000, что случилось?
– Мне н-н-нужна скорая п-п-помощь в Стентрэск-Эльв-с-с-странд 4Б, – проговорила она, отступая подальше, насколько позволял шнур телефона. – У м-м-моей мамы психоз, она уг-г-г-рожает мне ножом.
– Простите, я не расслышала, что вы сказали?
– Просто так не дамся! – крикнула мама и рубанула ножом в воздухе.
Агнета почувствовала, как внутри все похолодело от отчаяния.
– С-с-скорую! – выдавила она из себя. – С-с-ско-рее!
– Из какого муниципалитета вы звоните?
– С-с-с-с-тентрэск.
– Минуточку.
В трубке стало тихо, мама побежала в кухню, а затем обратно в прихожую, увидела Агнету и закричала страшным голосом. Вскинув щетку для унитаза, она изо всех сил швырнула ее в дочь, щетка попала Агнете по руке. Агнета бросила трубку, повернула замок входной двери и выбежала на лестницу. Мама кинулась за ней. Агнета побежала влево и спряталась под лестницей на второй этаж, мама пошла на свет и заковыляла направо, к выходу из подъезда. Открыв дверь, она вышла на затянутую дымом улицу, голая, с ножом в руке.
Агнета проскользнула обратно в квартиру к телефону.
– Алло! – окликнула ее оператор.
– Я з-з-здесь.
– К сожалению, машины скорой помощи в Стентрэске сейчас нет. Мы можем выслать ее из Эльвсбюна, но это займет не менее получаса.
– П-п-полиция?
– К сожалению, свободных полицейских машин в Стентрэске тоже нет. Все заняты на тушении лесного пожара.
– К черту! – крикнула Агнета и бросила трубку.
Она снова выбежала на лестницу и заколотила в дверь семьи Карлссонов. Эва-Лена – хозяйка дома, приоткрыла дверь.
– Что тут происходит? – спросила она, хотя прекрасно знала.
Мамины приступы в доме воспринимались как роман с продолжением, Агнета это прекрасно понимала.
– М-м-мама, ее нужно в б-б-больницу.
Эва-Лена чуть прикрыла дверь.
– У меня машины нет. Хенри на своей уехал на работу, а Пекка взял мою, он на неделе работает в Будене.
Услышав крики мамы во дворе, Агнета кинулась к двери подъезда. Мама стояла голая возле кустов сирени, размахивая ножом. Кому позвонить? Кто сможет их отвезти? Кристер Шильц только что получил права, но у него, кажется, нет машины? В Стентрэске есть такси, какой же у них номер? Погодите-ка, Викинг! Ведь он разъезжает на «гольфе» своей мамы.
Агнета кинулась обратно в квартиру, разыскала список класса в верхнем ящике комода. Дрожащим пальцем провела по списку. Стормберг… Стормберг… вот он! Она принялась набирать номер, пальцы соскальзывали с диска, пришлось начать с начала. На другом конце сразу ответили – так, как положено.
– 19791.
Набранный номер.
– В-викинг?
Она громко разрыдалась.
– П-помоги мне, – выдавила она из себя. – Мне нужна помощь. С м-м-мамой. Она совсем р-р-рехнулась.
– Агнета? Это ты?
Она кивнула, хотя он не видел ее.
– Угу.
– Ты дома, в Трэске?
– Угу.
– Хорошо, я еду.
Он положил трубку.
Она снова вышла в подъезд, посмотрела через стекло двери. Мама направлялась к детской площадке. Двое детей качались на качелях, а другие играли в песочнице. Агнета распахнула дверь, выбежала наружу.
– Мама! – крикнула она. – Соня! Соня Мякитало! Слушай м-меня!
Мама остановилась, медленно повернулась. В глазах горел страх.
– Соня Мякитало, – громко произнесла Агнета. – Я знаю, что тебе страшно, но все в полном п-порядке.
– Они хотят сжечь меня на костре, – сказала мама.
Сколько времени ехать от Кварндаммсвеген? Пять минут? Десять?
– Это н-недоразумение, – сказала Агнета. – Тебя никто не собирается жечь. Это б-булочки будут печься.
Мама замигала. Ноги у нее дрожали, черные волосы на лобке выделялись на фоне белой кожи.
– Булочки?
– Булочки с корицей, – кивнула Агнета. – И с кучей жемчужного сахара сверху.
Несколько родителей детей на площадке заметили их – особенно голую женщину с ножом. Они кинулись к своим детям, схватили их на руки и побежали к подъездам и машинам. Агнета судорожно хватала ртом воздух.
– Тебе кажется, что пахнет горелым? – продолжала она. – Т-так и есть. Один противень подгорел. Сильно подгорел. Но остальные б-булочки хорошие. Вкусные. Свежеиспеченные.
– Они говорят, что я колдунья.
Боже, сколько времени прошло?
– Нет, они сказали мне, что я болтунья. Я разговаривала на уроке математики.
Мама посмотрела на нее с недоверием, взгляд скользил по облакам, по земле, по контурам строящегося моста.
– Все небо горит, – проговорила она. – Я никогда не вернусь домой к Богу.
– Вернешься, – возразила Агнета. – Однажды, через много-много лет. Но сначала давай поедим булочек и попьем кофе с молоком.
Зеленый «гольф» пулей влетел во двор между домами, резко затормозил. Мама закричала и подняла нож.
– Это приехали булочки! – крикнула Агнета. – С-смотри, только что испеченные!
Из машины вылез Викинг. Рубашка у него была застегнута криво, наверное, он еще не встал, когда она позвонила. Он перевел взгляд с мамы на Агнету и снова на маму, закрыл за собой дверцу машины.
– Доброе утро! – крикнул он.
– Видишь! – крикнула Агнета. – Сейчас будут булочки.
Викинг сделал пару шагов в их сторону, улыбнулся маме с ножом.
– Точно, – сказал он. – Булочки.
Мама стояла неподвижно, на молочно-белой коже темнели соски, сморщившиеся от утреннего холода. Она никогда не подставляла тело солнцу.
– Я не хочу, – проговорила она. – Не хочу, чтобы меня сожгли на костре.
– Только один противень подгорел, – крикнула Агнета. – Мы должны проветрить.
Викинг встретился с ней глазами, вопросительно поднял бровь. Она осторожно приблизилась к нему.
– В психиатрическую, – проговорила она тихо, подойдя вплотную. – К-как мы запихнем ее в машину?
Викинг указал на свой задний карман.
– Я стырил у папаши наручники.
– Дай мне.
Он передал ей за спиной наручники, она засунула их в карман джинсов.
– Мама, – начала она, приближаясь к маме. – Как хорошо, что ты взяла с собой нож. Булочки такие большие, я больше половинки не съем. Ты можешь разрезать ее пополам?
Мама слегка попятилась.
– Нет, – проговорила она, – ни за что…
– Ну тогда я сама, – ответила Агнета. – Дай мне нож, я сама разрежу булочку.
Поначалу мама заколебалась, но потом протянула Агнете нож.
Агнета взяла его, кинула далеко за спину и повалила маму на землю. Тут уж ничего не поделаешь. Мама была в шоке, дико закричала – она довольно сильно ударилась о гравий. Агнета вытащила наручники, ей удалось защелкнуть один на запястье у мамы, и тут подскочил Викинг и защелкнул второй. Затем ловко повернулся и надел такие же маме на лодыжки.
Кричать мама перестала. Теперь она лежала в полной апатии, щекой прямо на гравии, тяжело дыша. Из разбитой губы у нее сочилась кровь.
– О’кей, – сказал Викинг. – Я подгоню машину. Агнета держала маму, пока Викинг подогнал «гольф». Они запихнули маму на заднее сиденье, Агнета села рядом. Викинг рванул с места, машина понеслась в сторону центра, мимо Кварндаммской школы, полицейского участка, церкви, вверх по склону Кулосен.
Соню Мякитало немедленно положили в закрытое отделение.
Собственно говоря, она больше оттуда не вышла.
Два года спустя она умерла в психиатрической больнице Фюрунэса возле Питео.
На ее похороны приехал один человек – дочь Агнета. Но тут мы слишком далеко забегаем вперед.
В тот день в июле 1980-го года, когда небо было ясным, но в воздухе повис запах гари, врач отделения скорой помощи Гунилла Ланде́н сидела с Агнетой в кабинете после того, как маму положили в отделение психиатрии. Так они сидели далеко не впервые.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить, – сказала врач, ставя перед Агнетой чашку кофе. – Ты могла позвонить нам раньше, когда поняла, к чему идет дело.
– Но м-мне обычно удается это остановить, – ответила Агнета. – Если только она перестает пить и п-поспит, приступ проходит.
Гунилла Ланде́н кивнула.
– Я знаю, что ты так думаешь, но ты не обязана нести на себе такую ответственность. Ты можешь сразу нам позвонить. Ты знаешь, что она может представлять опасность – для себя и для других.
Агнета опустила глаза, глядя на свои руки.
Ей уже исполнилось восемнадцать – в марте, так что теперь опасность миновала. Теперь ее не могут отправить в приемную семью, как тогда, когда их с трудом нашли, прочесав лес.
Гунилла Ланде́н откинулась на стуле, изучая ее с дружелюбным вниманием. Она знала, что Агнета ходит в «Полярный круг» – в тот же читательский клуб, что и ее падчерица.
– Ты закончила гимназию, не так ли?
Агнета кивнула.
– Экономическую п-программу. Двухлетнюю.
Этот последний факт говорит не в ее пользу. Все, у кого хорошие отметки, учатся на трехлетней программе.
– Ты нашла себе работу?
Снова кивок головой.
– Я работаю на муниципалитет. И еще пишу.
Она не стала пояснять, что работает на полставки, убирая строительные бытовки.
– Пишешь? Как здорово. Тебе удалось что-нибудь опубликовать?
Агнета снова посмотрела на свои руки, почувствовала, как запылали щеки.
– Несколько рассказов, – ответила она.
– Замечательно! Очень рада за тебя.
Врач посмотрела на наручные часы.
– На некоторое время твоей маме понадобится уход. Сейчас она довольно спокойна, но я запросила помощь полиции, чтобы отвезти ее в Фурунэс. Посмотрим, когда у них найдется время отвезти ее туда. Обещай сообщить, если тебе понадобится помощь – в чем бы то ни было.
Она поднялась.
– У нас сегодня очень много дел, – проговорила она извиняющимся тоном. – Лесной пожар…
Агнета тоже встала. Они пожали друг другу руки, это было так по-взрослому.
Из отделения скорой помощи она вышла на парковку. Викинг стоял, прислонясь к зеленому «гольфу», ветер развевал его волосы.
– Ну как она там?
– Они ее п-положат. Это хорошо.
– Черт, как ты ловко справилась! Сперва выманила у нее нож, а потом завалила ее. Впечатляюще!
Агнета опустила глаза.
– Спасибо за помощь, – сказала она. – П-полиция и скорая были заняты. Мне больше н-некому было позвонить…
– Все нормально, – ответил он. – Подвезти тебя домой?
Поколебавшись, она все же кивнула. Села на переднее сиденье рядом с ним. Для такой маленькой машины он был великоват, упирался головой в потолок.
И снова они ехали по городу, но гораздо медленнее, чем по дороге туда. Солнце стояло на юго-востоке – стало быть, около девяти утра. Оно никогда не поднималось высоко, но и не заходило за горизонт.
– Она всегда была такая? – спросил Викинг.
Агнета кивнула.
– Более или менее.
– Как же ты все это выдержала, черт побери?
Она посмотрела наружу через стекло машины. Он и представить себе не может, какова была альтернатива.
– Послушай, – сказал он, – извини за бестактность, но где твой папаша?
Подняв на него глаза, Агнета впервые в жизни рассказала все, как есть.
– Мама не з-знает, к-кто он. Их было несколько.
И она снова разрыдалась.
Это случилось в один из первых маниакальных периодов. Мама отправилась автостопом в Стокгольм, где ее подобрала компания молодых парней, ехавших на ралли. После того, как она – более или менее добровольно – позанималась сексом с ними со всеми, мания отступила, и мама, пристыженная, вернулась домой, получив изрядную дозу спермы.
Викинг подъехал к дому и остановился у ее подъезда. Повисла тишина – заряженная, тяжелая от запаха гари.
– Может быть, зайдешь? – спросила Агнета. – Я в-ведь испекла булочки…
Он глубоко вдохнул задымленный воздух. Улыбнулся.
– О’кей, – ответил он. – Хотя я не пью кофе. У тебя найдется сок?
– Молоко подойдет?
Малина арктическая, Rubus Arcticus.
– Еще как.
С этого все и началось.
* * *
К презентации романа она подготовилась, внушая себе: говорить медленно, громко, четко. Часто она заикалась куда меньше, когда ее никто не слышал, – собственно, вообще не заикалась. Говорить или петь хором тоже прекрасно удавалось. Хуже всего было говорить по телефону, это полный ужас. Однако она не сдавалась, продолжала тренироваться – это единственный путь вперед. Когда она нервничала, все сильно ухудшалось, когда же она не задумывалась об этом, становилось куда лучше. Она знала: среди тех, кто страдает заиканием, большинство составляют мальчики и мужчины, а среди тех, кто перестает заикаться в подростковом возрасте, большинство девочек, но ее это не коснулось. Очень типично. Причины заикания до конца не изучены, однако есть наследственный фактор. В ее случае он явно не по материнской линии – подарок от ее неизвестного отца.
– «Т-том Сойер» Марка Твена, – начала она, – стал одним из первых романов, отпечатанных на пишущей машинке – более ста лет назад. К-кроме того, это был первый полноценный роман Марка Твена или Сэмюэля Ленгхорна Клеменса, как его на самом деле звали. Это книга для подростков или, вернее, «воспитательный роман» – о том, как мальчик превращается в м-м-мужчину.
Сусанна сидела и вертела в руках свою жвачку, София спрятала конфету на палочке и сосредоточенно записывала каждое слово Агнеты.
Карина сидела, удобно откинувшись, на одной из подушек-кресел, скрестив руки, и смотрела на нее, слегка покачивая ногой. Ее окружала своего рода высокомерная аура. Не враждебность, а интерес – подобно тому, как ученый интересуется подопытным животным.
Биргитта не приехала. Все лето она просидела в Питео, в квартире своей мамы.
– Как я это понимаю, – продолжала Агнета, – это рассказ об аутсайдерстве. Том Сойер – сирота. Он живет у своей тетушки Полли, которая любит его, но не умеет с ним с-справляться. Его лучший друг Гекльберри Финн еще более одинок, его отец – известный в городе пьяница. Он вообще не ходит в школу. Марк Твен делает этих двух мальчиков своими г-героями, что тогда, сто лет назад, было воспринято весьма неоднозначно. Твен был журналистом и сатириком. Это заметно. Он не испытывает ни малейшего почтения к церкви, власти и обществу в ц-целом. Мальчики нарушают массу правил, но у них все складывается хорошо, и в конце они даже становятся богаты. Мне кажется, это выдающийся роман…
Едва она замолчала, как Карина подалась вперед, опустив руки по бокам.
– Я согласна, – сказала она. – Твен создал сложные и непредсказуемые характеры, которые бросают вызов судьбе и находятся в постоянном развитии.
Глаза Карины сияли, участвовать в литературных дискуссиях – ее любимое занятие. Теперь она завела долгий разговор об образе рассказчика и происхождении воспитательного романа. Жонглировала понятиями, которых Агнета до конца не понимала: драматургические дуги и воплощение, однако приятно, что Карине понравилась книга, которую она выбрала.
– Что тебя больше всего зацепило? – спросила Сусанна, когда она закончила.
Карина ответила, не раздумывая.
– То, что Том в конце все же выступил в пользу Маффа Поттера. Решился на этот шаг, хотя ему было чертовски страшно. Это пример потрясающего гражданского мужества. Кульминация всей книги, на мой взгляд.
Она взяла «шейк», который протянула ей Сусанна.
– А тебя?
Сусанна довольно долго обдумывала ответ.
– Там есть одна вещь, которую я до конца не поняла, – проговорила она, когда Карина начала проявлять нетерпение. – Что Гекльберри Финн не захотел жить в большом доме у заботливой вдовы. Он смог ходить в школу, носить хорошую одежду – и все же перебрался на свое старое место позади бойни.
– Чего ты тут не понимаешь? – спросила Карина.
Сусанна развела руками.
– Как можно предпочесть грязь и бедность благополучию и заботе!
– То есть лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным, так? – уточнила Карина.
– Да, примерно так.
Карина застонала и снова откинулась на кресло-мешок.
– Мне кажется, ты шутишь, – проговорила она. – Ты не поняла всей критики общества? Что Гек Финн не выносит норм и притворства? Что он бунтует против всеобщей лжи?
Сусанна взглянула на Карину. В ее взгляде читалось нечто похожее на грусть.
– Да, но мне кажется, что он поступает глупо и неблагодарно. Если есть возможность выбора между хорошей жизнью и плохой, стоит, наверное, выбрать хорошую? Ложь так или иначе есть везде.
Карина пожала плечами.
– София, а что думаешь ты? – спросила она.
София дописала предложение в блокноте, потом подняла глаза.
– Мне тоже очень понравилась книга. Веселая и увлекательная. Больше всего мне понравилось, как мальчики вошли в церковь, когда их собирались хоронить. Хотя мне кажется, что им следовало подождать и не признаваться, чтобы послушать, что о них скажут другие. Было бы потрясающе побывать на собственных похоронах. Услышать, что о тебе говорят люди после твоей смерти. И еще меня очень порадовало, что злой индеец умер. Так ему и надо.
– Это, п-пожалуй, единственное, что вызывает у меня внутреннее сопротивление, – вставила Агнета. – Индеец Джо оп-писан очень стереотипно – про него говорится, что он плохой, потому что в его жилах индейская кровь. Р-расизм чистейшей воды. И черные тоже описаны с презрением…
Карина снова выпрямилась с явным раздражением.
– Послушай, нельзя же так, – возразила она. – Действие происходит в 1840-х годах. Так тогда и было, люди тогда так мыслили.
– Я п-п-просто говорю, что это не очень с-симпатично написано…
– Ну и что теперь делать? Переписать Тома Сойера? И все остальные книги, написанные в прежние времена? Может быть, еще и картины перерисовать?
Сусанна закатила глаза, поднялась и бросила жвачку в корзину для бумаг у двери.
– А на тебя что произвело самое сильное впечатление? – спросила она, глядя на Агнету.
Агнета сделала глубокий вдох, чтобы снизить пульс, – эту фразу она заранее разучила.
– Бекки с-случайно р-рвет книгу учителя, но Том берет вину на себя. Учитель устраивает ему порку и оставляет сидеть после уроков, но Том идет на это ради того, чтобы спасти Б-бекки. П-помочь другому человеку, принести себя в жертву ради другого – это п-произвело на меня самое сильное впечатление.
– Я, по крайней мере, знаю, что больше всего понравилось бы Биргитте, – усмехнулась Сусанна и села на место. – То, что они нашли кучу денег и стали очень богаты! Она бы точно сказала, что теперь они свободны и могут сами распоряжаться своей судьбой!
Карина засмеялась, и Агнета улыбнулась. Да, так и есть. Биргитте легко отстаивать свои принципы – ей не больно падать.
На самом деле читательский клуб проходил куда веселее, когда ее не было с ними. Они начали разговаривать и смеяться, как прежде – обсуждать книги, фильмы, передачи по телевизору. В конце концов Сусанна взглянула на свои часы – совершенно новые.
– Слушайте, девчонки, – сказала она. – Мне пора, есть одно дельце. Давайте закругляться?
Все начали собираться, Агнета с Софией прибрались в комнате.
– Пойдем выпьем кофе? – спросила София, когда они сдали ключ от библиотеки администратору полицейского участка.
– М-мне надо работать, – ответила Агнета. – К сожалению.
София пожала плечами. Всю дорогу до Бэкосена они прошли молча. В воздухе по-прежнему ощущался запах гари, но не так сильно, как утром. Последнее, что Агнета слышала по местному радио перед тем, как выйти из дома, – пожар взят под контроль, но работы по тушению будут продолжаться еще несколько дней. Причина пожара по-прежнему не выяснена, но нет оснований подозревать преступный умысел.
– Я слышала, что твою маму положили в больницу, – внезапно проговорила София.
Агнета покосилась на нее – от кого она могла это услышать?
– Да, – ответила она. – П-получился перебор…
Сзади приблизилась машина, они отступили к краю узкого тротуара. Машина сбавила скорость и остановилась – это был зеленый «гольф».
Викинг опустил боковое стекло.
– Привет! – крикнул он. – Как дела?
Агнета улыбнулась, почувствовав, как внутри потеплело.
– С-спасибо, хорошо, – ответила она. – У нас был ч-читательский клуб.
– Ты поедешь к Кристеру? У него сегодня вечеринка, родителей нет.
Она опустила глаза.
– М-мне жаль, – проговорила она, – но мне надо на работу.
– Бытовки? Сколько времени это займет?
Был вечер пятницы, и в обычной ситуации она могла бы смухлевать – пойти и убраться в воскресенье. Но строительство не укладывалось в сроки, и работяги работали по семь дней неделю. Теперь, когда мама в больнице, Агнета, по крайней мере, может сделать все за один заход, и не вставать в чертову рань, чтобы убрать последний барак.
– Ч-четыре часа.
– Я могу поехать к Кристеру, – сказала София.
– Само собой, – сказал он. – Но тебе придется пойти пешком. Если я тебе помогу, дело пойдет быстрее?
Последнее он сказал Агнете – та почувствовала, как глаза у нее вылезают из орбит.
– Ч-что ты имеешь в виду?
– Если мы будем вдвоем, то управимся за два часа. К десяти закончим.
Она невольно расхохоталась.
– Ты пойдешь убирать бытовки? С-со мной? В п-пятницу вечером?
Он играл с ключом зажигания – включил, выключил.
– Да, черт возьми, – ответил он, ухмыляясь. – Садись, поехали туда прямо сейчас.
Естественно, такое не разрешалось – приводить с собой постороннего в бытовки строителей. Совершенно дикая идея.
Агнета заулыбалась, была не в силах скрыть улыбку.
– О’кей, – выпалила она и, обежав машину, залезла на пассажирское сиденье.
Викинг рассмеялся.
– Увидимся у Кристера! – крикнула она Софии.
* * *
СТРАНИЦА 5
Диана мчалась на велосипеде домой, ощущая, как ее душат слезы. Генриетта не злая, не в этом дело, просто не думает о других. Жизнь не сводится к тому, чтобы выглядеть безупречно, как думает Генриетта. На свете есть еще так много всякого важного.
И погода такая ужасная. Дождь и ветер. Диана вытерла рукавом джемпера капли дождя с лица.
Мимо проехала машина, совсем близко. Диана дернула рулем, переднее колесо наткнулось на камень, и она упала.
Слезы хлынули градом – и не только из-за грязных джинсов и расцарапанного локтя.
С другой стороны появился мопед.
Это Маттиас!
– Вот придурок! – крикнул он и выехал на обочину, где она лежала под дождем. – Ты сильно ударилась? – спросил он, заметив ее слезы.
Она попыталась улыбнуться.
– Это от дождя, – проговорила она, отводя окровавленную руку.
– Но ведь у тебя кровь! – воскликнул он.
Она снова заплакала.
– Как ты? – спросил он. – Может, тебе надо в больницу?
Она покачала головой.
– Да нет, просто… – начала она и запнулась.
Он наклонился к ней.
– Я слышал, что твоя мама больна, – тихо сказал он. – Тебе, наверное, ужасно тяжело.
Она закрыла лицо руками.
– Садись, отвезу тебя домой, – сказал он.
– А мой велосипед?
– Полежит до завтра. Какой псих станет воровать велосипед в такую погоду?
Несмотря на все страдания, она невольно рассмеялась.
СТРАНИЦА 6
Он помог ей подняться, она поковыляла к его мопеду и села на задний конец седла. Маттиас вернулся к велосипеду и положил его в канаву, чтобы его не видно было с дороги. Потом сел на мопед и завел его.
– Держись крепче! – сказал он.
Ей пришлось прижаться к нему вплотную. Она спрятала лицо от капель на его широкой спине. Слишком быстро он остановился у ее подъезда.
– Спасибо, что подвез, – проговорила она и тут заметила, что он замерз. У него буквально зубы стучали.
– Ой, ведь ты промерз насквозь! – воскликнула она. – Зайди, согреешься и обсохнешь. У меня есть чай и горячий шоколад.
Он улыбнулся чуть кривоватой улыбкой.
– Хорошо, – сказал он, – от такого предложения кто ж откажется?
Он заглушил двигатель, прислонил мопед к стене и запер. Руки у нее немного дрожали, когда она отпирала дверь. Квартира у них была самая простенькая. Мебели мало, но она все утро убиралась, а букет полевых цветов на столе источал приятный запах.
– Ты любишь булочки с корицей? – спросила она. – Я испекла сегодня утром.
– Обожаю булочки с корицей, – ответил он.
От этих его слов она засмеялась, сама не понимая, почему.
Они сидели друг напротив друга, ели булочки, запивая горячим шоколадом. Смеялись и разговаривали, но потом он вдруг стал серьезен.
– У меня есть младший брат, – сказал он. – Не знаю, знаешь ли ты об этом.
Нет, о брате она ничего не слышала.
– Его зовут Хассе. Когда он родился, с ним что-то оказалось не так, но что именно, они не знают. Он не такой как все.
Маттиас поднял на нее глаза.
– Но я его очень люблю.
КОНЕЦ
