Вот и все, думала Милли, конец Барсоллу и ей заодно. Все ее надежды и чаяния погибнут здесь, вместе с человечеством и всем миром. Миллисента Эбигейл Эммануэль, вам каюк.

Их осталось человек двадцать, от силы тридцать. Вот Ноэль и Лора Кэддик; положив рядом с собой ружье, Лора обнимала Тару и малыша, беззвучно плача: ее слезы блестели в мерцании свечей. Рубен тоже притих; песик выгнул спину, припав на передние лапы, готовый кинуться на первого же неприятеля, который ворвется в церковь.

А вот Эми и Кевин Ли из китайского ресторана, которые приютили Ноэля в то первое ужасное нападение. Крис Брейлсфорд тоже здесь, но Вазончик с женой исчезли; Джона и Виктории Кеннард тоже нигде не видно. Если стариков не прибили снаряды, значит, твари схватили их при попытке бежать с Луговой рощи. Тут нужно было двигаться быстро, а проклятые выродки не щадили отставших.

Милли душили слезы; она слышала, как люди кричали, попав к тварям в лапы, как молили о помощи, а она ничем не могла помочь. Впрочем, как и остальные. Все, что они могли, это бежать дальше. Что еще она могла сделать? Да, им было страшно. Охренеть как страшно, само собой. Но, что еще хуже, у них не было выбора. Ни Милли, ни кто другой ничего не могли поделать. Никто. Ничего. Только бежать, оставляя несчастных позади – жить-то хочется, – и гнать мысли о тех, кому не смогли помочь.

Никаких следов семьи Куперов, как и мальчонки, которого они взяли на попечение. Милли надеялась, что они просто затерялись в толпе, но, оглядев церковь, поняла, что их действительно нет. Все, кто выжил на Колодезном тракте, сгинули, старания Элли пропали втуне.

Фил Робинсон находился здесь, но Милли практически не сомневалась, что лишь телом, но не душой. Он сидел молча, уставившись в одну точку; изредка улыбался, но как будто просто так, без повода.

А тем временем чудовища подбирались.

Ну вот и все. Против следующего нападения у них ни единого шанса. Их свет вот-вот погаснет, и тогда твари из-под холма соберут последний урожай кожи и плоти: шкуры, чтобы носить, и мясо, чтобы терзать его желтыми крысиными зубами.

Она видела, что они сделали с Мэдлин; слышала треск, будто обои срывали со стены, когда они сдирали кожу с мужчин, женщин и даже детей, как кожуру с апельсина, хотя эти звуки почти заглушались воплями. Милли пыталась представить себе их боль и не могла. Чего-то такого ожидаешь в Аду.

Такую кончину принял Святой Варфоломей, освежеванный заживо, но Милли сомневалась, что вынесет подобную муку. Она поняла, что тоже плачет, беззвучно, как Лора. Или пытается. Но тут у нее вырвался громкий, надрывный всхлип.

– Миль. – Ноэль притянул ее к себе. Она прижалась к нему, но внутри у нее зияла пустота, она была одинока. Отче, в руки Твои предаю дух мой!

Где Ты, Бог? Где Ты, Иисус? Где Ты, Господи? Теперь, когда вера ее пошатнулась, Милли как никогда нуждалась в ней. А что удивительного? Как раз в тот момент, когда вера грозит оказаться ложью или заблуждением, она нужнее всего.

Неизбежность страдания. Секунды или минуты Ада. Легко сказать, что все в жизни преходяще и мимолетно – мол, важно лишь то, что будет потом, – но при мысли об этих когтях, сдирающих со спины кожу, обо всех прочих истязаниях, что живописало услужливое воображение, трудно сохранять выдержку.

Поймет ли Господь, если она лишит себя жизни или попросит об этом Ноэля? У него дробовик и винтовка: одна пуля – и Живодерам она не достанется. Станет ли она после этого самоубийцей, а он – убийцей? Поплатятся ли они за это или Господь простит им?

Если она хочет спросить, то сейчас самое время.

– Я люблю тебя, – сказал Ноэль.

– Я тоже тебя люблю. – И это все упрощало. Такими и должны быть последние слова, сказанные любимому, не так ли? Уж точно не вопрос: «А теперь убьешь меня?»

Но боль, которую предстоит испытать…

Милли пыталась решиться, но не успела она спросить, как раздались крики.

В ушах у Элли звенело, она вся покрылась пылью.

Она открыла глаза. От пыли щипало в горле. На алтаре ревело пламя, но настоящее, обычное пламя. Серебристый огонь потух.

Плясуны лежали вповалку и слабо подергивались, объятые пламенем. Двое Жрецов рухнули; двое устоявших на ногах тоже пылали. Один повалился, как подрубленная деревянная башня; другой, шатаясь, сделал несколько шагов в сторону Элли и рухнул, окутавшись тучей пыли.

Fiat lux. Fiat, мать вашу, lux. По крайней мере, это положило конец Пляске. Другой вопрос, насколько вовремя, потому что Око осталось – огромное и золотистое, оно занимало всю стену пещеры.

Элли безуспешно пыталась представить себе размеры существа, которому оно принадлежало, и других существ, спящих в расщелине. «В глубинах Хаоса вижу их шевеление». Они способны менять и размер, и форму: сколько их под холмом?

Элли встала. Ноги дрожали. Око мерцало, но чудовищное кожистое веко вроде бы опускалось. Элли не смела в это поверить, но мало-помалу глаз закрывался; по-прежнему давясь прахом смолотых временем костей, Элли рассмеялась.

На этот раз Око, похоже, заметило ее присутствие. Оно сместилось совсем немного, но достаточно, чтобы Элли на мгновение ощутила его пристальный взор: крошечная частица времени, в течение которой она постигла его, а оно – ее. А потом веко опустилось, страшное золото погасло, и Око исчезло.

Элли рухнула на колени в пыль и повалилась бы в нее ничком, не схвати ее кто-то за руку. Кто-то что-то кричал в ухо. А потом грянул вопль, заглушивший все остальные звуки. Он звучал в отдалении, но состоял из бесчисленных голосов, ни один из которых не был человеческим, и, казалось, доносился отовсюду сразу. Это кричали твари: не в агонии, как при ожоге или попадании на свет, – то был вопль ужасной ярости и обманутых надежд. А кроме того, в нем, разумеется, звучала дикая жажда мести.

– Элли!

Этот крик перекрыл остальные, и Элли обернулась на него, пока ее подымали на ноги. На нее смотрело лицо – клоунская маска, выбеленная пылью, волосы торчат во все стороны, глаза красные. Зрелище показалось ей настолько чуждым, что она чуть не отшатнулась, но рот выкрикивал ее имя, и в слабом, еле слышном зове сквозил манчестерский акцент. Шарлотта. Шарлотта потянула ее за руку, и Элли заковыляла за ней. «Итаку» она потеряла, но сейчас это не имело значения. Элли закрыла глаза и позволила Шарлотте увлечь ее за собой, а бесчисленные вопли звенели и разносились эхом в ямах под миром.

На уступе над пещерой сознание Мэдлин Лоу перешло на другой уровень, и она увидела, как спящие под холмом сущности зашевелились, пробуждаясь. Но вдруг, наполовину проснувшись, они вновь начали погружаться во тьму. Обратно в Бездну, где останутся недвижимы.

Она ожидала, что тут и придет конец – ее труд завершен, цель достигнута; но боль и тошнота утихали, отступая, подобно отливу, и силы снова вливались в нее. Последнее одухотворение. Прикосновение Благодати: ты молодец, добрый и верный служитель. А может, это был дар – сила и ясность ума, чтобы спасти остальных.

Как и многие другие добрые и верные служители, Мэдлин подозревала, что ее удел – направлять других к спасению, которое ей не светит. Ничего страшного. Это она – ха-ха! – переживет. Она устала; она исполнила свой долг и была довольна. Осталось сделать совсем немного.

Она надела рюкзак. Ужасная тяжесть обрушилась на искалеченную спину, но боли не было, только ясность. Внизу загремели кости и камни – Элли и Шарлотта, обе покрытые пылью, карабкались по склону.

– Пойдемте, – сказала Мэдлин. Вопли эхом разносились по туннелям: твари бесновались от боли и ярости. – У нас мало времени, чтобы выбраться.

Элли посмотрела на нее красными, измученными глазами. Что она видела? Что узнала? Мэдлин хотелось поговорить с ней, по возможности успокоить, но на это не было времени.

– Пойдемте, – повторила она и повела их обратно через туннели.

Казалось, обратный путь занял намного меньше времени, но Элли, до сих пор пошатывающаяся, оцепеневшая, потрясенная увиденным в пещере, едва сознавала это. Словно в тумане мчалась она по широкому туннелю; ковыляла по каменному мосту над пропастью, глядя в черноту, куда погрузились бледные силуэты, мельком увиденные ею раньше. А потом пробиралась по бесконечным, еще более узким туннелям под холмом.

А затем размытый калейдоскоп впечатлений рассеялся сам собой, превратившись в подобие времени и реальности, некогда ей знакомых. Они с Шарлоттой и Мэдлин находились в куполообразной пещере, где зияли ямы, набитые разделанным мясом, а пол был устлан костями и усыпан солью. Твари по-прежнему неподвижно торчали в своих нишах, закутанные в плащи из рваной кожи, но теперь их головы запрокинулись, тупые морды скалились, исторгая горестный вой. Звук был ужасный; Элли зажала уши и слегка удивилась, что из них не струится кровь. Взгляд ее упал на маленькую знакомую фигурку, которая сидела в другом конце зала, привалившись к стене и раскинув ноги, а темные волосы крысиными хвостиками свисали ей на лицо.

Элли вырвала руку из пальцев Шарлотты и упала на колени подле Джесс Харпер. Шарлотта попыталась ее поднять.

– Элли, Элли!

– Секунду. – Элли просунула руки под Джесс, напряглась и приподняла ее. До нее вдруг дошло, что девочка застыла в той же судорожной позе, что и Тони, когда его нашли замерзшим в роще.

– Элли, она…

– Я знаю. – Протиснувшись мимо Шарлотты, она поспешила вслед за Мэдлин. – Обещание есть обещание.

Шарлотта не стала спрашивать, кому и что обещала Элли: времени не было, а впереди Мэдлин перешла на бег. Элли припустила за ней между рядами ниш, в которых бледные, оборванные сновидцы кричали в ярости и страдании, обманутые в час своего величайшего триумфа, но будто не замечали, что происходит у них под носом.

А потом она оглянулась и увидела, как первый из них зашевелился. Медленно, неуклюже, как старый заржавленный механизм, лишенный жуткой скорости и грации, присущей другим Живодерам. Но его длинные конечности разгибались, кожаный плащ трепетал вокруг тела, а голова рывками поворачивалась к Элли; при этом существо исторгало все тот же ужасный вой.

– Вот черт, – долетел до нее голос Шарлотты; она тоже остановилась, чтобы потянуть Элли за собой, и оглянулась. Еще несколько тварей зашевелились, выбираясь в зал.

– Давай быстрее! – крикнула девушка Элли в ухо, разрушив наваждение, и они побежали.

Элли следовала за Мэдлин. Вой тварей стал громче; она оглянулась, но увидела только Шарлотту с вытаращенными глазами и разинутым ртом. Шарлотта опять оглянулась, развернулась и подняла дробовик.

Одно из чудовищ мчалось к ним по туннелю. Оно, только что пробужденное, еще двигалось скованно, рывками, иначе давно бы настигло их. Шарлотта пристроила приклад к плечу и выстрелила. Вспышка озарила безглазую морду и острые зубы Живодера, а потом тварь опрокинулась навзничь и завопила еще громче. Огонь распространялся; в считаные мгновения плащ и длинные машущие конечности охватило пламя. Но уже мчались на подмогу остальные, вздрагивая и отшатываясь от яркого света.

Шарлотта выстрелила еще раз, потом еще – и стала перезаряжать. Элли выкрикнула ее имя, но девушка помотала головой, подняла дробовик и опять выстрелила. Воздух наполнился едким зловонным дымом. Шарлотта попыталась еще раз перезарядить ружье, но патронов не осталось; отшвырнув дробовик, она заорала:

– Бежим!

Элли увидела, что туннель превратился в хаос из пылающих, бьющихся конечностей: раненые твари продолжали прибывать, напирая друг на друга, и образовали горящую баррикаду, сдерживающую остальных.

– Элли, мать твою, шевелись! – рявкнула Шарлотта, толкнув ее. Элли споткнулась, чуть не уронив Джесс, но устояла на ногах и подчинилась. Мэдлин терпеливо ждала, держась за стену туннеля; теперь она повернулась и снова бросилась бежать. Элли и Шарлотта следовали за ней.

Больше не было смысла оглядываться на тварей; Элли не сводила глаз с Мэдлин и старалась не вспоминать о том, что они провалились в заваленную шахту из обрушившегося туннеля, а значит, теперь, возвращаясь по своим следам, в итоге упрутся в тупик.

Но они свернули налево, направо, потом опять налево, зигзагами, и туннель пошел в гору, причем довольно круто. Уклон становился все сильнее, замедляя продвижение, а со всех сторон по-прежнему звенели вопли.

Элли скорее почувствовала, чем увидела, что впереди что-то изменилось. Миг спустя туннель окончился, и они спотыкаясь припустили по усыпанному костями полу к знакомому желто-белому холму. Луч Шарлоттиного фонарика осветил груду костей и дыру над ней, выхватив из темноты свисающую веревку.

Мэдлин остановилась, изнемогая от усталости; Элли вытащила у нее из-за пояса ракетницу и, сунув себе за пояс, опустилась на колени, чтобы обвязать веревку вокруг талии Джесс.

– Элли, какого хрена! – заверещала Шарлотта.

– Я вытащу ее, – просипела Элли.

– Бога ради, Элли, послушай! Они приближаются!

Элли подняла голову и прислушалась, продолжая возиться с узлами. Вопли становились все громче, особенно громким эхом отдаваясь в туннеле, откуда они только что выбрались. Видать, ублюдки пробились-таки через останки своих товарищей. Даже если их движения по-прежнему замедленны, они будут здесь с минуты на минуту.

– Все, – сказала Элли. Веревка надежно обхватывала талию Джесс. – Я обещала ей. Ладно. Давайте…

Но тут затрещали-забряцали кости, и на нее пала тень. Элли обернулась, нашаривая ракетницу, но ее пальцы были слишком толстыми, слишком неуклюжими. Получив в лицо прикладом, она отлетела назад, потеряла равновесие и рухнула на груду костей; неподвижное тело Джесс покачивалось у нее над головой.

Ухмыляясь кровавым ртом, Лиз Харпер подняла дробовик и дослала патрон в патронник. Половина ее лица превратилась в красно-черное месиво, уцелевший глаз дико сверкал.

– Не уйдешь теперь, сучара, – сказала она.

Лежа на полу шахты с переломанными костями, пока Их когти терзали ее одежду и кожу, Лиз чуть не сошла с ума от отчаяния. Служить так преданно, столь многим пожертвовать – и закончить вот так, освежеванной и покромсанной на солонину! Она бы завыла от ярости, да сил не было.

А потом боль неожиданно отступила, и когти больше не касались ее кожи. Она чувствовала, как Они отступают в темноту, оставляя ее одну.

Почти одну, но не совсем. С ней было что-то еще: Присутствие. Голос.

Это было неразборчивое бормотание, но Лиз нутром чувствовала его вибрацию. Ей не требовалось понимать слова: их значение переполняло ее. А потом к ней вернулась подвижность. Ее кости больше не были сломаны. Фонарик разбился, но и без него, пошарив в темноте минуту-другую, она отыскала дробовик.

Голос и сейчас пребывал с ней: Их голос, а может быть, Их владык – какая к черту разница. Главное, он указал ей путь, и Лиз пошла, спотыкаясь, бродить по туннелям. В темноте, шелестя одеяниями из человеческой кожи, сновали твари, но они беспрепятственно пропускали ее.

Наконец узкие стены расступились, а под ногами захрустели кости. Стены сочились слабым светом, и Лиз поняла, что находится в пещере под Пустотами, увидела свисающую веревку, пирамиду из раздробленных костей.

Она остановилась, присев на корточки перед огромной нарисованной фигурой на стене, и заползла за костяную пирамиду. Свечение потухло, и Лиз стала ждать возвращения Элли Читэм и остальных, если им вообще суждено вернуться…

А теперь они вернулись. До чего жалкое сборище! Мэдлин Лоу, бесполезная Христова прислужница, осунувшаяся, измученная, краше в гроб кладут. Шарлотта Фаму-Как-Там-Дальше, избалованная паршивка, никчемная глупая телка; Лиз не удостоила ее вниманием. Нет, плевать на них с высокой колокольни: Лиз слышала, как Они несутся по туннелю, вопя от голода и ярости. Они покончат с прислужницей и паршивкой. Нет, ей было дело только до Элли-паскуды-Читэм, стонавшей у подножия костяной пирамиды, и болтавшейся на веревке Иуды Джесс.

Стало быть, подохла-таки, сучонка. Славно. Лиз сожалела только о том, что не утопила бесполезную шалаву еще при рождении. Сколько горя удалось бы избежать! Кабы не Иуда Джесс, ее мальчики до сих пор были бы живы.

Элли, видать, решила вынести девку на поверхность, но Джесс принадлежит Тирсову долу и Пустотам. Она принадлежит Им. И пусть Их обвели вокруг пальца, тут Они своего не упустят.

А еще Они получат кровь той, кто Их облапошил: Элли-долбаной-прошмандовки-Читэм, которая, ошеломленная и безоружная, лежит у ее ног без надежды на спасение.

Лиз прицелилась, и ее палец на спусковом крючке напрягся.

Элли лежала, ошеломленная и завороженная, ожидая своей участи.

Лиз Харпер едва походила на человека. Ее разодранные и окровавленные лохмотья напоминали старую кожу, которую она вот-вот сбросит, а лицо, обгоревшее до костей, как будто уже наполовину прошло через этот процесс. В уцелевшем злобном глазу не было ни милости, ни разума – только ненависть, остервенелая жажда мести. А потом Лиз нажала на спуск…

Размытое пятно с криком взлетело на костяной холм и обрушилось на нее. Взвизгнув, Лиз рухнула навзничь; дробовик рявкнул, и обе фигуры исчезли за холмом из костей.

Шарлотта, поняла Элли. Это она кинулась на Лиз. Поднявшись на ноги, Элли заковыляла вокруг кучи, нашаривая ракетницу.

Но она не понадобилась. Обойдя костяной холм, Элли обнаружила, что лишь одна из фигур движется, а вторая лежит безмолвно и неподвижно. Шарлотта визжала и выкрикивала проклятия, а ее кулаки взлетали и опускались, взлетали и опускались, колошматя Лиз по лицу, по груди, по горлу. Лицо Лиз было залито кровью; второго глаза она тоже лишилась.

Элли оттащила Шарлотту. На пол брякнулся окровавленный нож с рукояткой из старой ружейной гильзы, какие мастерил Тони Харпер. Возможно, тот самый нож, которым Джесс защищалась от Пола.

Лиз перханула кровью. Ее разорванные губы зашевелились. Кровь струилась из носа и сквозь выбитые зубы.

– Тони, – просипела она (во всяком случае, Элли так показалось), потом содрогнулась и затихла.

Теперь Элли слышала лишь отчаянные стоны истерзанной земли внизу, плач тех, кто населял ее, и яростные вопли преследователей.

Элли помогла Шарлотте встать, и они спотыкаясь побрели к Мэдлин Лоу.

Мэдлин моргнула, выплыв из тьмы, в которую погружалась. Разве ее задача еще не выполнена? Она вывела их обратно, что еще от нее нужно?

– Мэдлин! – услышала она крик Элли. – Мэд! Давай рюкзак, быстрее!

Мэдлин сняла рюкзак и опустила на пол. Элли подтащила его к промежутку между двумя расчищенными проходами. Мэдлин услышала слабое шипение, резко запахло газом.

– Убирайтесь отсюда, обе, – скомандовала она.

Элли покачала головой.

– Пойдешь ты. Только вытащите заодно и Джесс.

– Что? – Шарлотта вылупилась на нее. Мэдлин заметила, что лицо и руки девушки забрызганы кровью. – Элли, не дури.

Пока они не смотрели, Мэдлин подобрала с пола увесистую толстую кость, возможно, лошадиную или коровью.

– Наверху еще не рассвело. Они за вами погонятся. А так наверняка. – Элли вытащила ракетницу. – У нас остался один выстрел. Ты только вытащи Мэд и…

Спорить не было времени, оставалось единственное решение. Мэдлин огрела подругу костью по голове, и Элли рухнула как подкошенная.

Мэдлин подобрала ракетницу.

– Вытащи ее, – сказала она Шарлотте. – И Джесс тоже.

– Мэдлин…

– Давай, мать твою. И скажи ей, чтобы позаботилась о Рубене.

– Позаботилась о…

Мэдлин улыбнулась.

– Она поймет.

Стая преследователей завизжала так, что можно было оглохнуть. Шарлотта открыла рот, чтобы возразить, но тут же опять закрыла. Она ненадолго сжала плечо Мэдлин, затем подбежала к Элли и обвязалась вместе с ней запасным мотком веревки.

Мэдлин направилась ко входу в туннель. Запах газа стал сильнее, от него кружилась голова и тошнило. Она взвела курок ракетницы. Еще немного, еще чуть-чуть.

Забряцали кости. Мэдлин оглянулась и увидела, как Шарлотта и Элли исчезают в дыре в потолке. Тело Джесс, лежавшее на куче костей, дернулось: так вот откуда этот звук. Затем Джесс зашевелилась и стала рывками подниматься наверх.

Мэдлин попятилась от проходов.

Она подпустит тварей поближе. Самый верный способ – завалить как можно больше за один раз. Газ будет просачиваться вниз по туннелям. Оставалось надеяться, что взрыв вызовет обвал и запечатает чудовищ хотя бы до рассвета. Когда Пляска прекращена, а Спящие погружаются обратно в Бездну, остальное уже неважно.

Твари были уже здесь: бледные силуэты сгорбились в устьях туннелей, выжидая. Возможно, их отпугивал запах. Они почуяли неладное, но не могли понять, что это.

Мэдлин подумала о Шоне и Закаляке, о Рубене, который по крайней мере остался жив и обретет новый дом, и улыбнулась. Nunc dimittis, подумала она: ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, по слову Твоему, с миром.

– Fiat, мать вашу, lux, падлы, – проговорила Мэдлин, и они хлынули вперед. Она подняла ракетницу и выстрелила.

Сверкнула багряная вспышка и разлилась вокруг оранжево-голубой волной. А потом остались лишь ослепительно-белый свет и поцелуй сияющей боли, за которым последовал раскат грома, унесший Мэдлин Лоу куда-то далеко-далеко, за пределы досягаемости.