Пол пещеры покрывала пыль вперемешку с костяным крошевом; тут и там из него выглядывали части скелетов. С каждым шагом пропановый баллон на спине наливался тяжестью, сапоги по щиколотку тонули в пыли, отчего Элли передвигалась до одури медленно.

Во всяком случае, пыль приглушала шаги, хотя из-за какофонии дудок и барабанов, которая становилась все громче, твари прослушали бы даже марш кованых сапог по голому камню. Жрецы и Плясуны находились в экстазе, поглощенные заключительными этапами своего ритуала.

До алтаря оставалось каких-то пятнадцать метров, когда дудки смолкли; Элли замерла, выставив руку, чтобы удержать Шарлотту. Но барабанный бой продолжался, и по-прежнему раскачивались Плясуны.

Один из Дудочников повернулся к огню и наклонился вперед. Элли показалось, что его лицо приблизилось прямо к ней, лишь завеса серебристого пламени разделяла их. Маска находилась так близко, что Элли могла разглядеть швы, скрепляющие ее. Никакое это не дерево: вблизи материал напоминал задубевшую кожу или высохшее мясо. Ну конечно, это кожа, маска из кожи. Благо хоть в прорезях белела гладкая плоть: тварь не сможет их увидеть. Элли на всякий случай затаила дыхание.

Дудочник погрузил инструмент в серебряное пламя; изжелта-белая кость чернела и обугливалась. Второй Дудочник терпеливо ждал рядом. Барабанщики отбивали ритм. Раскачивались Плясуны.

Дудочник выпрямился и отвернулся. Элли выдохнула; от нехватки воздуха у нее уже гудело в голове. Она бросила взгляд на Шарлотту, и они снова двинулись вперед.

Первый Дудочник преклонил колени, протянув на ладонях дудку. Второй забрал ее, повернулся к стене и медленно, тщательно вывел на камне символ почерневшим концом. Треугольник, похожий на обращенную назад заглавную букву “D”: dālet, так его назвала Мэдлин. Дверь.

Пока Дудочник выводил второй символ, Элли с Шарлоттой проползли по-пластунски по костям и пыли. «На животе ползать ты будешь и всю жизнь прах будешь есть…» Да, Элли, самое время вспомнить уроки в воскресной школе. Пыль оседала в горле. Кости. Люди. Она боролась со рвотой и кашлем. Рядом сдавленно чихнула Шарлотта. Элли покосилась на нее; Шарлотта, в ужасе вытаращив глаза, зажимала рот ладошкой. Когда Элли снова посмотрела на тварей, те по-прежнему были заняты ритуалом.

Дудочник закончил второй символ и начал рисовать третий. Второй символ Элли запомнила лучше всего: вертикальная линия с диагональю, направленной вниз и влево. Gīml. Заслуженное воздаяние; награда и возмездие.

До огня оставалось три-четыре метра; Элли начала возиться с застежкой, крепившей лямки рюкзака у нее на груди.

Дудочник завершил третий символ, и Элли нисколько не удивило, что это hē – вертикальная линия с тремя поперечными, наклоненными влево. Ликование. Тот, что они нашли на месте гибели Тони Харпера, тот, с которого все началось.

И на котором, возможно, все и закончится. До круга подать рукой. Только вот треклятые застежки не поддаются, будто нарочно пытаются помешать…

Дудочник прижал обугленный инструмент к стене пещеры под первым символом, прочертил на камне длинную горизонтальную линию и бросил остатки дудки в огонь. Его товарищ заиграл снова. Элли почувствовала, как мелодия вибрирует в ее теле, во внутренностях и костях. Пол задрожал, выпустив спиральные клубы пыли, с потолка посыпались тонкие струйки. В памяти всплыла еще одна цитата из Библии: «И будут глады, моры и землетрясения по местам».

Задняя стена пещеры начала трескаться по угольной линии, прочерченной Дудочником. Трещина расползлась одновременно в обе стороны, а затем расширилась. Посыпались куски известняка.

– Твою мать, – простонала Шарлотта. А может, и прокричала, все равно Элли почти не слышала ее, как и твари, погруженные в экстаз. Новая часть стены обвалилась, клубы пыли вспухли и заволокли пещеру дымной завесой. Элли задыхалась и кашляла; на какое-то время она почти ослепла, но потом сквозь дым пробилось серебряное свечение.

Пыль оседала. Серебристое пламя превратилось в сияющий столб, достигнув потолка. Плясуны пали перед стеной на колени; Барабанщики с Дудочниками тоже, причем Барабанщики продолжали отбивать ритм.

Обвалилась почти вся стена, открыв за собой другую. Эта другая была покрыта коростой, а может, просто облеплена каменной крошкой. Поверхность была каменисто-серой, но не каменной и не металлической. Что же это такое?

Элли успела заметить что-то вроде шва, проходящего по второй стене примерно на том же уровне, что и угольная линия, проведенная Дудочником, – но лишь мельком. Потому что и эта стена треснула.

Трещина становилась все шире и шире, материал, из которого состояла вторая стена, собирался складками, сползая с блестящей поверхности. В ней мелькали проблески белизны, но в основном она отливала золотом. А посередине это самое золото толстой горизонтальной чертой прорезывала чернота.

Словно зрачок в овечьем или козьем глазу…

Щель сомкнулась, чтобы раскрыться вновь, шире прежнего. Веко поднялось, огромное око глянуло на Элли – сквозь Элли, – и мелодия Дудочников взвилась к потолку в исступленном восторге.

Под ликование пробудился первый из Спящих.

Рев, глухой удар и треск, затем – вспышка света. Отвал трактора врезался в существ, окружавших группу Милли. Некоторые твари попадали с ног, остальные с визгом бросились врассыпную от горящих фар.

– За мной! – крикнул кто-то сверху. – За мной! – Ошеломленная Милли поняла, что из кабины трактора высовывается Фил Робинсон. Второй трактор Харперов. Фил развернул машину и поехал через луг, включив задние фары.

Выжившие заковыляли за ним. Фил ехал не слишком быстро, и Милли поняла, что он пытается удержать ее и остальных в защитном сиянии огней. Однако ехать еще медленнее он не мог, иначе твари разобьют фары. А Милли со своими короткими ногами порядком отстала.

Ноэль обхватил ее за талию, оторвал от земли и побежал, стиснув зубы; когда они поравнялись с трактором, он ухватился за дверную раму, крикнул:

– Залазь!

Сама не зная как, Милли ухитрилась влезть в кабину. Фил, склонившийся над рулем, едва взглянул на нее, когда она плюхнулась на пассажирское сиденье. Она обернулась, ища Ноэля, но тот отпустил дверной косяк и исчез в толпе.

– Джонс! – заорала она. – Джонс!

Кто-то еще вскарабкался в кабину. Милли с надеждой обернулась, но это был Эрни Штазёлек с дробовиком в руках.

– Подвинься, – скомандовал он, и она безропотно повиновалась. Что-то садануло в лобовое стекло, и Эрни ответил выстрелом в темноту. Кто-то завыл от боли.

– Решил, что тебе не помешает помощь, – сказал Эрни Филу. Позади полыхнул огонь: бутылки с зажигательной смесью прикрывали отступление.

Фил не ответил; лишь бормотал что-то себе под нос, словно бы обращаясь к кому-то невидимому за окном. Милли вроде бы расслышала «Я займусь этим, Джуль», а потом он гаркнул «Держись!» и нажал на газ.

Трактор накренился и перевалил через дренажную канаву на краю Луговой рощи, зацепив отвалом ограду из колючей проволоки и выворотив ее из земли. Подскочив, он вырвался на дорогу. Милли испугалась, что он опрокинется, но трактор восстановил равновесие и помчался вперед, к перекрестку Вышней, Храмовой и Кузнечного. Не успей она схватить Эрни за ремень, его бы вышвырнуло из кабины.

Она слышала крики, видела испуганные лица бегущих и тощие белые силуэты, мчащиеся за трактором. Джош Пидкок споткнулся и упал; как только он очутился вне света, твари в кожаных плащах навалились на него. Эрни пальнул в них ракетой, но без толку. Джош и его крики затерялись в темноте.

Фил свернул на обочину, сделал круг и переключился на задний ход, направляя фары в поле. Чтобы выиграть время, хотя бы секунды.

С поля доносился шум. Крики и треск сдираемой кожи. Тех, кто, как Джош Пидкок, оказался недостаточно быстр или удачлив. Тех, кто отстал. Но некоторым удалось выжить. Правда, немногим. Неужели это все, кто остался? Милли показалось, что она видит Ноэля… а может, ей просто хотелось, чтобы это был он. Она не могла быть уверена.

– Церковь! – крикнул Фил. – Бегите в церковь!

Оставшиеся в живых побежали мимо трактора. Твари отпрянули от света фар, но в лобовое стекло угодил кирпич, забелив его паутиной трещин.

– Блядство, – буркнул Эрни, перезаряжая дробовик.

Теперь Милли ничего не оставалось, кроме как ждать, надеяться и молиться. Она коснулась крестика на шее, но слова не шли на ум. Трактор медленно двинулся задним ходом по Храмовой улице, прикрывая отступление выживших.

В пещере густо клубилась пыль. Шарлотта лежала, кашляя и задыхаясь, пытаясь протереть слезящиеся глаза, а Мэдлин со своего места ничего не могла разглядеть. Так что только Элли видела огромный козлиный глаз, сверкающий жутким золотом и глядящий сквозь пыль.

Сражаясь с ремешками и застежками, она каким-то образом смогла-таки снять рюкзак.

– Шарлотта. – Она схватила девушку за руку. – Шарлотта! – Та подняла голову, не переставая кашлять, посмотрела мимо Элли на стену пещеры, и у нее отвисла челюсть. Элли дернула ее за руку. – Шарлотта! – Девушка уставилась на нее, моргая. Элли указала на рюкзак. – Помоги. Быстрее.

Плясуны и остальные до сих пор были поглощены священнодействием. К тому же они слепы. Но стоит им услышать сквозь барабанный бой и содрогание земли хоть один звук, стоит Оку уловить угрозу и каким-то образом оповестить свою паству – ни у Элли, ни у Шарлотты не будет ни единого шанса.

У них оставались считаные секунды.

– В огонь! – крикнула Элли Шарлотте в ухо. Ухватившись за одну из лямок рюкзака, она наполовину оторвала его от земли. Шарлотта взялась за другую лямку, и они стали раскачивать его взад-вперед.

– По моей команде! – кричала Элли, вглядываясь в бесстрастное Око (видит ли оно их? Видит ли?). – Строго по моей команде!

Шарлотта дрожала, белая от пыли. Неужели Элли выглядит так же? Наверное. Два привидения в пещере, кишащей монстрами.

– Пли! – гаркнула Элли. И они отпустили рюкзак.

Милли увидела, как в лобовое стекло трактора врезался еще один кирпич. Теперь все впереди было как в тумане. Но это не имело значения, когда едешь задним ходом. Однако за лобовым стеклом яркий свет фар померк: одна из них была разбита. Фил вдавил педаль газа. Затем разбилась вторая фара, и остались только монстры и темнота. Эрни Штазёлек разрядил дробовик вхолостую и с проклятиями отшатнулся, когда мимо его головы пролетел булыжник.

– Приехали! Вылезай, живее!

Он вытащил из кабины Милли, затем Фила, который шатался, как зомби, уставившись в одну точку. Эрни втолкнул их в ворота, повернулся и метнул в трактор бутылку с зажигательной смесью. Она разлетелась о машину, и ту охватил огонь.

– Вперед! – крикнул Эрни.

Милли подхватила Фила под руку и потащила через церковный двор. Эрни шел следом, на ходу перезаряжая ружье, а позади них в черное небо взлетали вопли чудовищ, полные боли и ярости.

В церкви Милли рухнула на колени, задыхаясь, и услышала знакомый голос: Ноэль. Подняв глаза, она увидела его – взмокшего, черного, как трубочист, но живого. Он протянул руку, и Милли ползком бросилась к нему.

Между ним и столь же измученной Лорой Кэддик лежали Тара и малютка Джоэль; очевидно, остаток пути Ноэль и Лора практически несли их на руках. Но они добрались, они здесь. И это не могло не радовать.

В церкви не было больше ни дверей, ни окон, не было света, кроме фонариков у нескольких выживших да пары свечей с алтаря, которые сейчас кто-то лихорадочно пытался зажечь. От них не будет никакого толку.

Что-то маленькое и светлое влетело в церковь, и кто-то закричал, но это оказался всего лишь Рубен, волочивший за собой оборванный поводок. Он подбежал к Милли, и она крепко обняла их с Джонсом.

Эрни попятился в разбитый дверной проем, паля из дробовика, пока не кончились заряды. Он отступил в церковь, роясь в карманах в поисках новых. Но ничего не нашел.

Фил Робинсон сжался в комок и прижал колени к груди, бормоча что-то себе под нос и раскачиваясь взад-вперед. Тара Кэддик плакала, прижимая к себе малыша Джесс и что-то шепча ему. Малыш не плакал. Неужели умер? Наверное, оно и к лучшему: не попадет в когти тварей.

От усталости Милли трясло, в пересохшем горле бушевал пожар. Интересно, успеет ли она глотнуть вина для причастия, если оно, конечно, осталось? Забавно, какие вещи приходят в голову в последний час…

Вильнув несколько раз хвостом, Рубен метнулся к окнам, остановился в паре метров от них и залаял как бешеный. Лора с Ноэлем взялись за оружие, скорее по привычке; Эрни перевернул разряженный дробовик как дубинку, но тут же с криком выронил его – ствол раскалился. Эрни натянул рукава на ладони и снова поднял ружье.

В одну из пустых оконных рам забралась бледная паучья фигура. За ней еще одна, и еще. Что-то вползло в пустой дверной проем и застыло на корточках.

Все кончено, думала Милли. Все кончено.

А у нее нет ни дыхания, ни слов, чтобы помолиться.

Рюкзак полетел к алтарю. С мгновение казалось, что он упадет прямо в серебристый огонь, но рюкзак не долетел и приземлился на самом краю, грянувшись с оглушительным треском, который был слышен даже сквозь бой барабанов и гул земли.

Музыка оборвалась. Плясуны и Жрецы стали медленно оборачиваться на шум. Земля стонала и ревела, все окутывала пыль.

Разумеется, баллон покорежился от удара, но, если и случилась протечка, серебряное пламя не подожгло газ, хотя брезентовая ткань рюкзака уже чернела и расползалась.

– Пошли. – Элли подтолкнула Шарлотту. Девчонка ошалело посмотрела на нее. – Пошли! Бежим!

Плясуны поползли к краю алтаря. Жрецы в своих масках из дубленой кожи стояли безмолвно. А чернеющий рюкзак так и валялся возле огня.

Земля трещала и стонала. Элли услышала топот убегающей Шарлотты и медленно попятилась, держа «Итаку» на уровне бедра; взмокшие руки облепила пыль. Жми на спуск. Жми на проклятый спуск. Но выстрел привлечет тварей. Трусливая, предательская мыслишка: если не двигаться и не шуметь, они погонятся за Шарлоттой.

Жми на спуск, Элли. Но палец не двигался. Одна из тварей спрыгнула с алтаря и припустила по Шарлоттиным следам.

Давай. Давай.

Не могу. Это самоубийство. Надо. Не смею. Она досадливо хмыкнула, и это помогло: тварь замедлила свой ползучий бег и механическим движением повернула голову к Элли. Ту передернуло от этого зрелища, и наверное, именно поэтому палец на спусковом крючке пришел наконец в движение; во всяком случае, «Итака» дернулась в руках, глухо рявкнув, и огненный залп метнулся к рюкзаку.

Несмотря на обрезанный ствол, прицел оказался удачным; ракета угодила точно в рюкзак, и Элли ничком кинулась в пыль, приготовившись к взрыву. Но ни грохота, ни вспышки не последовало, а открыв глаза, Элли увидела, что клыкастое рыло чудовища тянется к ней.

Ее крик был защитной реакцией, рефлексом, который нельзя побороть, как нельзя остановить сердце, но в ту же секунду Элли поняла, что подписала себе приговор. Она отползала на спине по грязи, сражаясь с затвором дробовика, когда первая тварь бросилась к ней. Элли видела, как другие Плясуны спрыгивают с алтаря и бегут в ее сторону. А за ними навытяжку застыли Жрецы и взирало Око; Элли понятия не имела, видит ли оно ее, понимает ли, кто она такая.

Но затвор «Итаки» отошел наконец назад, и стреляная гильза выскочила из казенника. Элли передернула затвор, досылая новый патрон, и, как только страшные лапы потянулись к ней, ткнула ружьем в ненавистную морду и нажала на спуск. Дробовик рявкнул, толкнув отдачей. Сверкнула вспышка, полыхнул огонь, и тварь опрокинулась навзничь, молотя когтистыми лапами и вздымая пыльные вихри; Элли откатилась назад, чтобы избежать когтей. Сквозь пыль она увидела, как остальные Плясуны со страшной скоростью мчатся к ней.

Бежать или сражаться – итог один, но теперь она спокойна, паника отпустила. Элли передернула затвор, выстрелила в другую тварь, повернулась и снова выстрелила. Обе цели рухнули, корчась, извиваясь и крича от боли. Повсюду лежала пыль; Элли кашляла и задыхалась, натягивая шарф на рот и нос.

Серебристый свет пламени узкой полосой пробивался сквозь дымку раскрошенных костей. Если определить, где лежит рюкзак, возможно, в него удастся попасть очередным выстрелом. Но уже приближались другие Плясуны, а сколько в дробовике осталось зарядов? Сколько их изначально было? Шесть? Семь? Плюс один в патроннике?

Элли повернулась, чтобы бежать, уже зная, что не получится: что-то вцепилось ей в воротник пальто.

И тут баллон взорвался.