Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В предыдущих двух книгах мы показали тот путь, по которому человек может достигнуть познания воли Божией и сообразования с ней собственной воли; в этой же книге объясним, какая происходит польза от соглашения человеком своей воли с волею Божиею.
Так милостив и щедр Господь в излиянии на нас Своих даров и богатств, что не только предопределил Он обогатить нас в будущей жизни вечным блаженством, но как бы предупреждая время, предназначенное для вечных нам наград, посылает нам и здесь, в течение временной нашей жизни, сладкий хлеб и повелевает вкушать его, как бы малейшую частицу будущего нашего блаженства, желая ободрить нас этим и укрепить в нас надежду получения вечных благ и соделать нас к тому доброхотнейшими и предуготовленными. Таким образом не забывает нас Бог и в сем многомятежном, многотрудном и неприглядном по своим мерзостям мире земном; и здесь мы не лишаемся и как бы предвкушаем небесную вечерю, живя еще в этой земной юдоли плачевной, и находим в ней некоторое успокоение и посылаемые Небом утехи. Для этого не требуется от нас больших издержек, достаточно для сего одной нашей воли, не противоречащей воле Божией. Приводим к тому примеры.
На горе Фаворской святой апостол Петр ощутил в себе едва малейшую часть или как бы отражение небесного блаженства, не мог удержаться от восторга и воскликнул: Хорошо нам здесь быть, сделаем три палатки: Тебе одну, Моисею одну и одну Илии, ибо от изумления не знал, что говорил (ср.: Мк. 9, 5). О, святой Петр! Не настало еще время вкушать здесь полного удовольствия, оно будет даровано в другом, лучшем мире, но не сейчас.
Святой Иоанн говорит в своем Откровении: Когда Он (Агнец, сказавший: Я есмь Первый и Последний) снял седьмую печать с книги судеб Божиих, сделалось на небеси безмолвие как бы на полчаса (ср.: Откр. 8, 1). По толкованию святого Григория, этим безмолвием означается внутренний мир или успокоение душевное тех, которые здесь, на земле, исполняют волю Божию так же, как исполняют ее небожители, а потому исполняющие вполне волю Божию люди, продолжая еще земную жизнь, живут как бы на небе. Царственный пророк Давид, утружденный многомятежною и непостоянною мирскою жизнию, сказал со вздохом: Кто даст мне крылья, чтобы мне полететь и найти успокоение? (ср.: Пс. 54, 7). Где ж найти можно место совершенно покойное, кроме Бога и нашей покорности Его святой воле? Действительно, только эта святая покорность Божией воле, принятая нами по здравом рассуждении с самим собою, может усладить и успокоить здешнюю нашу жизнь, ибо по любви к Богу нет ничего вожделеннее исполнения Его святой воли: да будет воля Твоя, и на земле, как на небе (ср.: Мф. 6, 10). Из всех средств, могущих успокоить нашу душу и ее волю, есть первое и вернейшее: предать себя всего от всей души и всего сердца в волю Божию для постоянного Ему служения и исполнения заповедей Его. Знаменитый наставник благочестия Фома Кемпийский учит: «Желай и всегда молись так: "Иисусе Благий! Ниспосли мне благодать Твою, да будет она неразлучна со мною до конца моей жизни. Положи на мне волю Твою так, чтобы я никогда не мог желать ничего иного, кроме того, что Тебе приятно. Пусть воля Твоя будет и моею волею. Сделай, чтобы желание и нежелание мое было всегда согласно с желанием и нежеланием Твоим". Такой человек найдет в своем духе мир и успокоение». Каждый, желающий со святым царем Давидом лететь и почить, может вознестись этими крыльями на высокую гору выше всех смут и треволнений мирских и творить чудные и славные дела.
Один достоверный писатель упоминает в своих письмах о богодухновенном муже монашеского чина, которого одежды многих больных оздоровляли чрез одно прикосновение к ним; поэтому сей муж был в великом почтении и уважении между больными, а между своею братиею производил немалое удивление и недоумение тем, что в нем братия не замечала особенно выдающихся аскетических (монашеских) подвигов: он вел жизнь в монастыре равную жизни других монахов, ничем особенно не отличающуюся от жизни прочих, и не обнаруживал ни одного умерщвления своего тела (например, строгим постом, малоспанием, усиленными трудами и т. п.); одно только правило выполнял он строго, именно – никогда не имел он пристрастия (сильного влечения) ни к чему другому, кроме того, чего хочет Бог, то есть он все, что случалось с ним, принимал охотно и благодарил за то Бога. Однажды, когда он лечил больных без всяких врачебных медикаментов, спросил у него начальник монастыря о действующей причине в исцелении больных, им пользуемых. «И я сам удивляюсь тому, что я могу возвращать здоровье им, – отвечал монах-врач, – и мне становится стыдно, что моя одежда имеет такую силу, ибо я ни постом, ни другими подвигами монашескими не заслужил такого дара у Бога и едва ли равняюсь в этом отношении с прочею братиею, но ни в каком случае не превосхожу других». – «Это истинно так, – сказал начальник, – мы видим, что ты – человек обыкновенный и не имеешь в себе ничего излишнего против других». И начал старейшина монастыря еще подробнее расспрашивать исповедуемого им, желая узнать и о других его качествах и раскрыть тайну самого сердца его. На эти расспросы начальника сказал оный искусный в добродетельной жизни муж: «Я вспомнил о данной мне от Бога благодати (милости) той, по которой я постоянно нахожусь в согласии с волею Божиею обо мне, чтобы мне никогда и ни о чем таком не мыслить, что противно было бы воле Божественной. Я никогда не ужасаюсь всяких приключений возмутительных, могущих поколебать мой ум, расслабить во мне сердце, с тем чтобы я на что-либо пожаловался кому или открыл мою печаль, а равно и встречающиеся мне благополучные для меня происшествия не услаждают меня до такой степени, чтобы я ради них более веселился, чем в прочие дни моей жизни. Я все принимаю равно, что посылает мне рука Божия, как благополучное, так и сопротивное мне, и не молю Бога о том, чтоб все сбывалось по моему желанию, но желаю, чтобы все сбывалось по воле Божией, то есть так, как совершается оно в самих происшествиях. Таким образом, ничто меня особенно не услаждает, ничто не сокрушает печалью и не смущает, ничто не делает меня благополучным (счастливым), как только одна и та же воля Божественная. Поэтому во всех моих молитвах без исключения только о том одном прошу Бога, да воля Божественная всегда во мне и во всех созданиях Его всецело совершается». Начальник монастыря весьма удивился всему этому и, обращаясь к монаху, спросил его: «Любезный брат! Скажи мне, каково было твое мышление вчера, во время бывшего у нас пожара? Неужели ты вместе со всеми нами не поскорбел, когда злой человек поджег наши монастырские постройки, когда скотские хлева и гумно, в которых сгорело много пшеницы и скота, все погибло?». На этот вопрос отвечал инок (монах): «Желаю, чтобы [ты] узнал, святый отче, что вся эта монастырская потеря не причинила мне ни малейшей скорби, потому что я имею обыкновение (я привык) за все, и за скорбное, и за приятное благодарить Бога и равнодушно принимать то и другое и уверен, что все, сбывающееся с нами, попущением Божиего Промысла и для нашей пользы бывает. А потому не забочусь о том, мало или много имеем хлеба и прочего для нашего пропитания, будучи твердо уверен, что Бог может каждого из нас насытить так же одним укрухом, как бы и целым хлебом. И таким образом весело и доброжелательно без смущения провожу свою жизнь». При этом игумен начал много ему противоречить и предлагать различные вопросы с тем, чтобы таким образом заставить брата высказать свой образ мыслей и свои умоположения. В числе многих ответов на вопросы настоятеля, слушай, любезный читатель, что ответил ему смиренный инок: «Вседневным приношением самого себя воле Божественной я так преуспел в покорности ей, что если бы я наперед узнал (предусмотрел), что Бог непременно предустановил послать меня в преисподнюю (во ад), я не сопротивился бы и в этом Богу, только я точно знал бы, что Богу это угодно и что Он этого хочет; при этом скажу, что если бы мне возможно было переменить это Божие определение (изречение) одним моим произношением Господней молитвы: "Отче наш", истинно говорю, я не смел бы (не желал бы) этого сделать, но еще сильнее молился бы Богу, чтобы Он сотворил со мною согласно Его всесвятейшей и всеправеднейшей воле и даровал бы Свою благодать, могущую укрепить меня на веки вечные не думать даже ни о чем противном Его святой воле». Игумен ужаснулся такого ответа и как бы окаменел; и после обоюдного непродолжительного молчания сказал, наконец, иноку: «Иди, возлюбленный, иди, отче, и прилежно исполняй высказанное тобою мне твое обещание Богу: ты нашел небо вне неба, и пойми, что такая благодать немногим даруется от Бога, немного найдется таких, которых бы никто не мог растревожить или оскорбить. Тот огражден в жизни своей крепкими и неприступными стенами, кто всегда и во всем, что ни встречается с ним в жизни, согласуется с волею Божиею, то есть принимает оное как посланное ему Богом».
Войти с помощью соц. сетей: