Сравнение между Джоном Ди, чья сомнительная елизаветинская репутация «чародея» обсуждается и по сей день, и Ньютоном, отцом-основателем современной науки, многим покажется несостоятельным или даже нечестным. Между смертью Ди и рождением Ньютона лежало целое поколение. Ди возмужал в царствование Генриха VIII и во время огромных перемен, вызванных Реформацией, и сам имел католические симпатии в некоторые моменты жизни. (Важно, что решающая критика католицизма протестантами заключается в том, что католицизм был магическим.) Ньютон помог создать модель мышления эпохи Просвещения, парадигматический пример силы разума для понимания работы Вселенной. Однако они были более похожи, чем могло показаться. Ди – маг, хорошо сведущий в математике, картографии и астрономии своего времени, был как в зеркале отражен Ньютоном, чьи три закона служили основой физики до Эйнштейна, но который, тем не менее, провел много времени, изучая алхимию, астрологию и библейские пророчества. Джон Мейнард Кейнс говорил, что Ньютон был не первым из ученых, а последним из магов. Ди в любом случае привлекает все больше положительного внимания в эти дни благодаря его волшебному оборудованию, которое выставляется в галерее Просвещения Британского музея, а также экспозиции его библиотеки и других материалов в Королевском колледже врачей Лондона и опере «Доктор Ди» Деймона Албарна и Руфуса Норриса.

Мне хочется указать на созвучия в практике и мысли Ди и Ньютона. Здесь есть один важный момент. Из эклектичной смеси мыслей и влияний, составлявших эпоху Возрождения, мы, как правило, выбираем несколько направлений, которые, по нашему мнению, являются наследственными до настоящего времени, причем истоки современной науки первичны в этом выборе, а магическая традиция низведена до чего-то странного и анахроничного. Ньютон – бесценный научный предок, а вот Ди двигался в тупик, то есть в сторону магии. Однако в мозгах и телах как Ди, так и Ньютона существовали верования и гипотезы, которые смешивали науку и магию так, что их невозможно было отделить. Например, они оба интересовались природой света и думали о преломляющих свойствах кристаллов и зеркал в физических терминах, которые нам сейчас так нравятся, или, наоборот, рассматривали свет как исходящий от работы ангелов, к которым мы теперь испытываем меньшую симпатию. Ньютоновское понятие гравитации было предвосхищено Ди, который положил в основу астрологии силу, объясняющую влияние звезд и планет на людей. Эпоха Возрождения была продуктивной для мыслителей благодаря своему удивительному богатству, плодородности и беспорядку. В сегодняшние, более ортодоксальные времена мы находим эти характеристики тревожными из-за их очевидных противоречий.

Конечно, мысли Ди и Ньютона, как и их культурные миры, не совпадали. Ди существовал в лихорадочном XVI веке, всегда на краю королевских дворов, начиная с Генриха VIII. Ди давал советы монархам и терпел столько же неудач, сколько получал преференций. Политическая нестабильность, постоянная корректировка своих мыслей и подходов в надежде завоевать королевскую благосклонность никогда не давали Ди уверенности в развитии последовательных линий размышлений или исследований. Его большие письменные работы пугающе разнородны. Ди был членом Тринити-колледжа в Кембридже, тогда относительно недавно основанного Генрихом VIII, но это обстоятельство никогда не приносило ему достаточного дохода. Ньютон, напротив, поступил в Тринити-колледж в качестве студента, и стипендия обеспечила ему безопасность, необходимую для создания его зрелых работ. Ньютон родился в нестабильном политическом мире, вызванном восстанием против Карла I, но вступил во взрослый возраст после Реставрации. Он постоянно поддерживался монархами, бастионом истеблишмента, Королевским обществом, опубликовавшим его «Математические начала натуральной философии». Нестабильность жизни и карьеры Джона Ди, а также его предполагаемая репутация мага, возможно, сдерживали его интеллектуальное развитие, и здесь нам важен контраст с жизнью Ньютона. Ньютону удалось выстроить более последовательную натурфилософию, в которой последующие поколения подчеркивали научный аспект. Более хаотичные мысли и сочинения Ди придавали ему меньшее значение в поздние времена, а наиболее магические части его мысли доминировали над влиянием, которым он обладал, и таким образом делали доктора Ди менее значимой фигурой для более поздних интеллектуальных сюжетов.

Работу и мысли Ди невозможно просто обобщить. Он был мотивирован желанием понять устройство Вселенной и необходимостью получить работу в королевских дворах, сначала в Англии, а затем в континентальной Европе. Магические практики и власть были связаны с монархами, заинтересованными в новых источниках богатства через алхимию или создание философского камня. Они надеялись приобрести военную мощь через вмешательство ангелов, жаждали иметь способность предсказывать будущее либо в форме отдельных событий, либо через предвидение биографии и карьеры отдельных людей. Во всех этих областях и даже больше Ди заявлял о некотором своем мастерстве. Ди нельзя было назвать шарлатаном, когда он делал такие заявления. Ди работал на основе теории и практики, которые, как он полагал, будут эффективными. Его практика всегда имела экспериментальный аспект. В основе философии Ди лежал неоплатонизм того времени, действовавший в согласии с христианством. Эта смесь помогала подчеркнуть единство конечной реальности, лежащей в основе иллюзорных видимостей жизни. Предполагалось, что философский камень соединит воедино четыре основных стихии – Землю и Воздух, Огонь и Воду в единственном элементе со свойствами всего в мире. Это позволило бы состояться алхимическому превращению свинца в золото, но также могло способствовать фундаментальному пониманию Вселенной.

Дальнейшее влияние на него оказало учение каббалы, вытекающее из еврейской традиции, которая искала единство, лежащее в основе всех мировых религий. Это единство само по себе было близко к мудрости бесконечности. Одна из ветвей каббалистических учений способствовала исследованию языка. Из нее взяты геометрия букв, в частности еврейского алфавита, и поиски более простых форм, которые также могли быть найдены в других письменах. Целью служила базовая геометрия человеческих письмен. Буквам также давали числовые значения, поэтому слова могли быть преобразованы в числа, как мы видели в главе 7. Последние тихие отзвуки слова Божьего все еще слабо слышались на человеческом языке, и слово Божье соответствовало реальной форме Вселенной. Для Ди и многих других исследователей, следующих этим бесконечно сложным путем мысли, знание даровалось Богом, а не открывалось эмпирически или было получено через теоремы или формулы. Поиск откровения являлся духовным и нравственным усилием, которое не могло быть приобретено только через познание.

Ди учился в бельгийском городе Лёвен. Он поступил в университет в августе 1548 года и сосредоточил внимание на астрологии вместе с картографом Герардом Меркатором (который создал наиболее часто используемую картографическую проекцию), среди прочего опираясь на арифметику, геометрию, перспективу и астрономию, знания по которым он приобрел в Кембридже. Ученый был заинтересован в небесном влиянии в принципе и в операциях, фактических в этой элементарной части мира и, в частности, при измерении лучей Небесной добродетели, исходящих от звезды вместе с их светом. Вычисление угла расположения звезд на небе, их движения и расстояния помогло бы объяснить их изменяющиеся влияния. Перпендикулярные лучи были самыми мощными. Затем Ди сделал тысячи измерений вплоть до 1555 года. Он использовал инструменты, разработанные в Лёвене. Ди чувствовал, что обеспечивает этим новую надежную эмпирическую основу для астрологии. Самой известной астрологической работой Ди стало определение наиболее благоприятной даты коронации Елизаветы I, которую он после долгих вычислений назначил на 15 января 1559 года. Сама суть и воплощение коронации для неуверенного в себе монарха, протестанта и женщины Елизаветы имели чрезвычайное значение. То, что дата коронации была определена астрологически, является признаком уважения к этому методу, как и к Ди. В Британском музее хранятся пять предметов, связанных с Ди, в том числе его хрустальный шар, восковые печати с гравировкой математических и магических устройств, обсидиановое зеркало ацтекского происхождения, золотой амулет (его связь с Ди несколько неясна) и восковая табличка с выгравированной сценой из видения, переданного ангелами его коллеге Эдварду Келли (рис. 9.3).

Ди искал откровения всю жизнь, что привело его к самому противоречивому аспекту деятельности – разговорам с ангелами. Он унаследовал от матери большой дом в Мортлейке, на Темзе, в котором мечтал основать научно-исследовательский институт. Для воплощения своей фантазии Джон безуспешно искал аристократического и королевского финансирования. Тем не менее в доме Мортлейка находилась его библиотека, ставшая знаменитой на всю Европу, а также комнаты для экспериментов различного рода.

На рис. 9.4 мы видим внушительную фигуру Джона Ди, высокого, бородатого, одетого во все черное, в своем доме в Мортлейке. Ди проводит эксперимент, который он назвал бы «действием», чтобы объединить два элемента – либо вызвать горение, либо погасить огонь, мы теперь не уверены, что именно. За происходящим пристально наблюдают королева Елизавета I и влиятельные члены ее двора.

Позади Ди сидит его неоднозначный помощник Эдвард Келли в шапочке с удлиненными ушами, чтобы скрыть, что его уши отрезали в наказание за подделку. Начиная с 1580‐х годов Ди пытался разговаривать с различными духами и ангелами, главным образом через Келли, своего главного прорицателя, и его беседы с этими сущностями записаны в «Пяти книгах тайны», названной так самим Ди. Ди и Келли пытались воспроизвести апокрифическую «Книгу Еноха», написанную на языке Бога, имевшую огромное влияние в мире. Келли общался со многими духами через хрустальные шары и ацтекское зеркало, в том числе с архангелом Михаилом, но также и с меньшими духами, такими как Уриэль и Анаэль, каждый из которых в разное время показывал не просто слова, а серию диаграмм и знаков, которые Ди пытался воспроизвести. Ди больше всего интересовали божественные формы и субстанции, лежащие в основе видимого мира, которые он называл «чистыми истинами»: евклидова геометрия, герметическая философия, неоплатонизм и алхимия – все это использовал Ди для достижения вечного под видимым. Вместе Ди и Келли путешествовали по Европе, наслаждались аудиенциями с императором Рудольфом II в Пражском граде и королем Польши Стефаном Баторием в замке Неполомице, недалеко от Кракова. В Праге Келли создал золото из земли, привезенной из аббатства Гластонбери в Сомерсете.

Рисунок 9.3. Восковые таблички, хрустальный шар, обсидиановое зеркало и золотой диск, принадлежащие Джону Ди.

Ди – прототип Просперо в «Буре» Шекспира, который был итальянским дворянином. Просперо научился волшебству, находясь на острове. Именно с помощью его духа Ариэль вызывает бурю в первом акте, которая дает название всей пьесе. Этот поступок отвергает намерения тех, кто хочет свергнуть Просперо. Ди всю жизнь боролся за то, чтобы ориентироваться в сложных интеллектуальных, религиозных и политических течениях в Великобритании и Европе конца XVI века. Он умирал нищим в Лондоне. Возможно, Джон Ди даже продавал некоторые из своих книг, чтобы купить еду. Его репутация после смерти была столь же низкой. Только в последние несколько десятилетий наука стала относиться сочувственно к идеям Джона Ди и привела к некоторому пониманию практики и обучения Ди в целом. Все это переместило ученого из эксцентричных окраин ранней современной Европы ближе к центру, хотя такое утверждение до сих пор является спорным. Репутация Ди при жизни и после смерти резко контрастирует с репутацией Ньютона, чьи магические практики, казалось, были единственным пятном на его репутации. Они бросали тень на его во всем остальном просвещенный интеллект.

Рисунок 9.4. Джон Ди, демонстрирующий эксперимент перед королевой Елизаветой I в своем доме в Мортлейке.

Хотя Ньютон занимался астрологией в ограниченной степени, одной из его главных страстей была алхимия. В некотором роде параллельно Ди и многим другим исследователям после него Ньютон искал единство материи и причинности, лежащее в основе видимого разнообразия мира. Ньютон, как и многие другие, искал философский камень (рис. 9.5) как ключ к единству, лежащему в основе Вселенной. Выше уже упоминалось, что в последнее время мысли об алхимических исследованиях Ньютона радикально перешли от рассмотрения этой работы как своего рода отклонения или смущающего недостатка в любом другом великом человеке к рассмотрению алхимии как центральной части работы Ньютона и мысли. Этот ученый потратил много времени на лабораторные работы. Сначала он установил две печи в своих комнатах в Тринити-колледже (интересно представить, что сделал бы сегодня сотрудник колледжа по охране труда и технике безопасности в этом случае), а затем сумел заселиться в сарай у входа в колледж. Таким образом он расширил свою деятельность. Многолетняя напряженная практическая работа дополнялась чтением огромного количества текстов – от герметической философии до Декарта.

Для Ньютона физика и алхимическая традиция были средствами для достижения фундаментальных истин о Вселенной. Возможно, Ньютон также искал основную теорию, которая позволила бы понять всю работу Вселенной. Эта теория была известна людям в их ранней истории, возможно, еще до грехопадения. Исаак Ньютон ощущал, что восстанавливает древнюю мудрость, а не разрабатывает что-то новое. Ньютон преследовал эти интересы и позже частично сосредоточился на трансмутации. Он проводил различие между механическими и растительными процессами, причем последние были одновременно направлены на достижение цели и способны мобилизовать компоненты растения как нечто, способное расти, созревать и умирать. Ньютон и другие алхимики искали материальные превращения, которые происходили на каком-то микроструктурном уровне материи и отражали бы растительный рост и мобилизовали составные части в совершенно новые формы. Алхимия обещала понять жизнь и возникающую механистическую Вселенную в одних и тех же терминах. Точно так же, как растения вырастают из семян, возможно, в материи есть крошечные «семины», которые позволят направленному росту химических веществ привести к качественным различиям.

Уильям Ньюман в качестве ведущего специалиста по идеям Ньютона прокомментировал это так: «Действительно, Ньютон зашел так далеко, чтобы разработать „теорию всего“, которая могла бы объяснить органическую жизнь, источник тепла и пламени, механические причины тяготения, сплоченности, формирование металлов и минералов и так далее, обратившись к процессам циркуляции, включающим взаимодействие металлических паров, атмосферы, и различных форм эфира». Более пристальный взгляд на алхимию Ньютона на основе недавно собранных или доступных документов «сразу обнаруживает ученого-текстолога, который стремится распутать загадки алхимического шифрования, ученого-экспериментатора, который стремится воспроизвести глубочайшие тайны искусства, и теоретика, который включает химические [то есть алхимические] объяснения в собственную теорию природы в целом». Более глубокие поиски Ньютона открывают не эксцентричную внутреннюю область его истинной мысли, а скорее центральную арену, на которой все исследования Ньютона встречались и смешивались. Сочетание старых и новых идей, изначально несовместимых, вполне могло подтолкнуть Ньютона к теориям гравитации, движения и оптики, которые стали столь фундаментальными для науки до Эйнштейна. Кажется очевидным, что, как бы ни были использованы работы Ньютона после его смерти, в его намерения не входило создание модели механистической Вселенной. В сознании Эйнштейна работа Вселенной была прочно встроена в более широкую цель, для которой люди, так же как и действия божества, являлись неотъемлемой частью. Алхимия и магическое мышление сформировали структуру, которую использовал Ньютон. Исаак Ньютон пытался создать полностью целостное понимание Вселенной. Мысли Ди и Ньютона, вероятно, были не так уж далеки друг от друга, как принято считать.

Рисунок 9.5. Набросок Ньютона свойств философского камня.