Два крестьянина-соседа собирались побывать в Иерусалиме – поклониться гробу Господню. Помехи по дому никакой у них не было: у обоих были уже взрослые дети, распоряжавшиеся всем хозяйством. Совсем собрались наши богомольцы и назначили день, когда отправиться в путь. Наконец настал этот день – и что же? Один из них – и тот именно, который первый вздумал идти в Иерусалим, – вдруг объявляет своему товарищу, что он раздумал идти и остается дома. А что заставило его изменить принятое решение, этого он не объяснил.
Удивился и огорчился сосед, стал уговаривать его, но упрямец настоял-таки на своем и остался. Делать нечего, пришлось отправиться одному.
Благополучно добрался он до Иерусалима и стал обходить святые места. Вспоминая частенько своего оставшегося дома соседа, он осуждал его в душе за неверность своему слову, да еще в таком святом и великом деле. Но каково же было его удивление, когда в числе богомольцев в Иерусалиме он увидел и своего соседа, оставшегося дома. И везде, где ни приходилось ему бывать на поклонении святым местам, – везде решительно встречал он своего приятеля, который всегда был впереди, на глазах его. Но сколько он ни старался, никак не мог сойтись с ним: толпа постоянно оттирала его. Вот-вот еще немножко, и он доберется до него, – глядь, а уж тот опять далеко впереди него. Еще более огорчился наш странник на своего соседа, думая, что тот обманул его, пришел в святой город один и теперь нарочно бегает от него.
Наконец он отправился домой вместе с другими странниками. А сосед как в воду канул. «Знать, он раньше меня отправился домой», – думал паломник про себя.
Дома стал расспрашивать домашних, воротился ли из Иерусалима сосед, не захотевший путешествовать с ним. Те удивились его вопросу и сказали, что сосед и не думал вовсе ходить в Иерусалим, а все время был дома. Не поверив, он сам пошел к соседу, который встретил его радостно и спросил, как Бог помог ему побывать в Иерусалиме.
– А нехорошо, соседушка, так делать, – сказал на это с упреком гость хозяину.
– Что такое? – спросил тот в недоумении.
– Да как же, братец ты мой, ты не захотел идти со мной в Иерусалим, пришел один, а там все бегал и прятался от меня.
– Не понимаю я, друг любезный, что ты такое говоришь.
– Не морочь меня, пожалуйста, ведь я сам своими глазами видел тебя в Иерусалиме – и не один раз и не в одном месте.
– Бог мне свидетель, что, пока ты был в Иерусалиме, я был здесь и никуда решительно не отлучался. А если уж ты не веришь мне, так спроси других.
Соседи единогласно подтвердили слова его. После этого странник наш не знал, что и думать. Крестьянин мучился сомнениями и часто вступал в беседу со своим соседом. После многих и долгих расспросов последний признался наконец, почему он не пошел на богомолье, а остался дома.
В то самое время, когда они должны были отправиться в путь, умер знакомый ему крестьянин, оставивший после себя малолетних детей в горькой нужде. Жалко ему стало бедных бесприютных сирот, так жалко, что он не знал покоя. И вот он решился, как ни сильно хотелось ему побывать в Иерусалиме и поклониться святым местам, отказаться от этого святого дела, чтобы припасенными на дорогу деньгами оказать помощь несчастной семье.
Открылись теперь глаза у нашего странника, понял он, что значат слова Господни: милости хочу, а не жертвы (Мф. 12, 7); понял, что милостью к ближнему угодишь Богу не меньше, если только не больше, чем усердием к странствованию на богомолье, и что за милостыню Господь принимает и одно намерение поклониться святым местам, все равно как самое дело.
Пензенские епархиальные ведомости. 1894. № 20
Никому из заимодавцев не возвращается так верно его сокровище, как тем, кои одолжали бедным. Долг их платится рукой Промысла Божия невидимо и в этой жизни, но видимо и торжественно по смерти. Вот доказательства сего последнего воздаяния.
Славный просвещением и пастырскими добродетелями Синезий, епископ Птолемаидский, живший в V веке, после многих усиленных стараний успел, наконец, обратить ко Христу язычника-философа Евагрия, друга своего, с которым он, быв еще сам язычником, провел лета юности в занятиях науками. Сомнения в некоторых истинах веры христианской, несовместность их с гордым умом мыслителя, долго преграждавшие путь Евагрию ко вступлению в Царство Христово, не оставили его вовсе и по вступлении.
– Милосердие к бедным есть моя обязанность, – сказал он однажды епископу, беседуя с ним уже по принятии крещения, – награда же за благотворение – светлая радость, сладостное утешение души, но вера говорит, что благотворящий бедному дает взаймы Господу (Притч. 19, 17), получит от Него долг свой на небесах. Как можно убедиться в этом? Чем докажешь, что сокровище, розданное мной бедным при крещении, уплатится мне на небе? Поручишься ли мне письменно за верность сего воздаяния?
– Даю собственноручное свидетельство в том, что сокровище твое будет уплачено, – сказал святитель Евагрию, – только веруй, что все обетования святой нашей религии непреложны.
Евагрий, получив желанное рукописание, хранит его с возможным тщанием и, почувствовав наконец приближение кончины, приказывает детям тайно положить его с ним в гроб.
Через три дня по смерти умерший является епископу, просит открыть его гроб и взять свое рукописание, уверяя, что сокровище, которое отдал он бедным, ему уплачено, во свидетельство чего он собственноручно подписался на свитке, с ним положенном. Святитель не знал, что с умершим положено его рукописание; призвавши детей, он узнает от них о сей тайне, потом рассказывает им о сновидении своем; и призвав клир, пригласив честнейших граждан и сановников, идет в сопровождении их ко гробу Евагрия и, открыв его, находит собственноручный свиток, под строками его – слова, только что написанные рукой умершего, заключавшие свидетельство в том, что долг, на получение которого из сокровищ небесных он брал сие рукописание, ему действительно уплачен.
Писатель сей истории говорит, что он слышал о сем происшествии в Александрии от Леонтия, приходившего туда для рукоположения в епископа Церкви Киринейской – места рождения и воспитания Синезия, и что во свидетельство достоверности сказанного он указывал на свиток, найденный во гробе Евагрия, дотоле еще хранимый в Киринее, в ризнице церковной.
Будем уделять от сокровищ своих бедным братиям, дабы и нам по смерти получить долг свой от Господа.
Воскресное чтение. 1839