Не на золото, а на Бога надейся!

Один огородник, именем Иоанн, до того был милостив к бедным, что весь прибыток от своей земли раздавал неимущим, оставляя себе только самое необходимое.

Пришло на этого человека искушение, по действию диавола. Огородник начал беспокоиться, что под старость он сам может дойти до нищеты, особенно если потеряет здоровье, и уменьшил он милость свою; откладывая себе более необходимого, он накопил таким образом немало сребреников.

Заболела нога у этого огородника, и сколько ни тратил он денег, раздавая врачам, не получал облегчения. Наконец врачи признали необходимым отнять ногу. Накануне этой операции вспомнил огородник поступок свой, раскаялся пред Богом и со слезами возопил к Нему:

– Помяни, Господи, прежние дела мои, как помогал бедным я!

И когда он говорил это, явился ему Ангел Господень и сказал:

– Где твои сребреники, которые ты накопил?

Покаялся тогда он и сказал:

– Согрешил я, Господи, отпусти мне; более не сделаю этого!

Тогда коснулся Ангел больной ноги его, и прекратилась тотчас болезнь ее. Наутро пошел он, чтобы опять работать в огороде своем. Между тем врач пришел, чтобы отнять его ногу, и когда узнал, что он обрабатывает совершенно здоровый свою землю, то удивился этому и прославил Бога, говоря: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф. 5, 7).

Пролог. 8 ноября

Святой Василий Великий о лихоимстве

Господь сказал: Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф. 5, 42), а сребролюбец, видя человека, который падает пред ним на колени, который у ног его умоляет и чего ни употребляет от унижения, чего ни говорит, – сребролюбец не сжаливается над бедняком, страждущим безвинно, не смотрит на подобное себе естество, не внимает мольбам, стоит непреклонен и неумолим; его не убеждают просьбы, не трогают слезы; он беспрестанно отказывается, божится и клянется, что не только не имеет денег, но будто и сам ищет человека, у которого бы занять: ложь утверждает божбою, к злой торговле бесчеловечия прибавляет клятвопреступление.

Когда же проситель упомянет о росте, только намекнет о закладе, ростовщик, несколько потупив глаза, улыбается, припоминает, будто бы отец несчастного был ему друг и любимец.

– А вот посмотрим, – говорит он, – нет ли у нас где завалившегося серебра, которое, помнится, положил у меня один человек с тем, чтоб отдать в рост. Правда, он назначил тяжкие проценты, но мы сколько-нибудь облегчим их и наложим поменьше.

Обольщая бедного такими вымыслами, он берет с него письменное обязательство и к отяготительной нищете отнимает у него и свободу.

Но скажи мне, пожалуй: неужели ты ищешь денег и прибытков у бедняка, который ничего не имеет? Если бы он мог сделать тебя богатым, чего бы ему искать у дверей твоих? Он пришел искать вспоможения – и нашел врага; искал врачевства – получил отраву. Где надобно было облегчить нищету, ты удвояешь ее, желая отнять и последнее имение. Как земледельцы молят Бога о дожде для умножения своих посевов, так ты ищешь скудости и нищеты человеческой, чтобы иметь больше прибытка от своих денег.

Пей воду из твоего водоема (Притч. 5, 15), то есть рассчитывай свое имущество; не ходи на чужие колодцы, а от своего, хотя малого, родника избирай способы для жизни; не ходи к чужим дверям, ибо чужой колодец в самом деле тесен есть (ср.: Притч. 23, 27). Не имей дела с заимодавцем, который притеснил тебя; не допускай, чтобы он искал тебя, как некоей добычи. Заем – начало лжи – бывает причиной неблагодарности и клятвопреступления. Иные речи бывают тогда, когда должник занимает; иные – тогда, когда от тебя требуют занятого. Тогда он говорит:

– Я почитаю себя несчастным, что занял у тебя; я мог бы в те поры и без тебя сыскать какую-нибудь помощь в моей бедности. Ты мне дал деньги почти насильно; золото твое было нечисто, а деньги поддельные.

Если заимодавец – твой друг, так не теряй дружбы; если не друг, не делай его подчиненным. Хотя ты теперь и беден, но свободен; взявши взаймы, не обогатишься, а свободу потеряешь. Должник есть раб заимодавца, и раб купленный. Псы усмиряются, когда им дают, а заимодавец, и получая, ссорится, непрестанно лает и все больше и больше взыскивает. Ты клянешься – он не верит, выпытывает, расспрашивает о твоих доходах. Выйдешь из дома, он тебя завлекает к себе и поносит; скроешься в доме, он стоит на дворе, стучит в двери, срамит тебя при твоей жене, обличает при друзьях, ни слова не дает выговорить на площади.

«Крайняя нужда, – скажешь, – и нет никакого иного способа достать денег, кроме займа». Какая же польза от того, что ростовщик дал тебе денег? Завтра опять явится к тебе нищета твоя, как некий скороход, и та же самая нужда усугубится. Не взявши взаймы, ты равно будешь беден и завтра, как ныне; а взявши, больший понесешь вред от нарастающей лихвы. Ныне тебя никто не осуждает за то, что ты беден: это – невольное зло; а если подвергнешься добровольным процентам, всяк будет смотреть на тебя, как на безумца.

Младенческий разум – не содержать себя в жизни тем, что есть; младенческий разум – пускаться в неизвестные надежды и терпеть явный, неоспоримый вред. Ты богат? Не бери взаймы. Беден? Опять не бери, потому что, если у тебя всего довольно, ты не имеешь нужды занимать; если ничего не имеешь, тебе нечем будет долг отдать.

Не предавай жизни своей на раскаяние, чтоб не похвалить тебе дни свои, бывшие прежде твоих долгов. Мы, бедняки, одним тем и разнимся от богатых, что у нас меньше забот: они покоя не имеют, беспрестанно суетятся, а мы смеемся над ними, будучи сами беспечальны и спокойны. Но входящий в долги вместе и беден, и в великом беспокойстве; всегда в раздумье, не спит ночью, не спит и днем: иногда ценит в мыслях свое имение, иногда – пышные дома и поместья богачей, одежды встречающихся, столовые приборы и украшения тех, у кого пирует. «Если бы все это было мое, – говорит он сам себе, – я продал бы за столько-то и освободился бы от процентов».

Одно и то же у него на сердце, одни и те же мысли занимают его днем. Если постучать в двери, должник прячется под кровать. Если кто нечаянно пришел, у него сердце содрогнулось. Залает ли пес на дворе, он обливается потом и озирается, куда бы ускользнуть. Когда наступает срок платежа, он заботится о том, как бы солгать, как бы ульстить заимодавца притворным извинением.

Ни один борец не убегает так от ударов противника, как должник от встречи с заимодавцем, укрывая свою голову за стены и столпы. Размышляет, не только как взять, но и как отдать.

Скажешь: «Как же пропитать себя?» Имеешь руки, знаешь какое-нибудь ремесло – нанимайся, служи: для жизни много промыслов, много способов. Ты немощен? Проси. Если же просить почитаешь за стыд, то еще стыднее, взявши взаймы, не отдать.

Впрочем, больше видим, что не те входят в долги, которые действительно бедны (да кто бы им поверил?), но занимают такие люди, которые предаются расточительности, бесплодной роскоши, – люди, рабски угождающие женским прихотям. «Мне нужно дорогое платье, – говорит жена, – золотые уборы, дети требуют хорошей и пристойной одежды, слуг тоже надобно одеть получше, для стола нужны сладкие кушанья». Оказывающий услугу жене, не успевши очистить первые долги, занимает вторично и, на короткое время похвалившись чужим, после рыдает о своем.

Ах сколько людей погубило чужое имение! Сколько таких, которые, быв обогащены на минуту как во сне, поверглись в бедствия и злоключения!.. «Однако многие и через займы обогатились», – скажешь ты. А я думаю, что больше таких должников, которые сами себя умертвили. Ты видишь обогатившихся, а не исчисляешь самоубийц, которые, не терпя срама от взысканий, предпочли жизни поносную смерть.

Видел я жалостное зрелище: детей свободных, влекомых на продажу за отцовские долги. Ты не в силах оставить имения детям? По крайней мере, не отнимай у них благородства. Оставь им свободу – одно это сокровище, один этот залог, который ты сам получил от родителей. За отцовскую скудость никто не был обвинен, а долг отцовский влечет в темницу. Не оставляй заемных писем, как проклятия отцовского, которое переходит на детей и внуков.

Слышите вы, богачи, какие мы даем советы нищим, по причине вашего бесчеловечия! Потому что, когда ты берешь огромный рост, это есть бесчеловечие, превосходящее все виды человеконенавидения: получаешь прибыль от злоключений другого, умножаешь сребро от слез, давишь нагого, бьешь алчущего; в тебе нет никакого сожаления, никакого уважения даже к родству страждущего. И такие прибытки называешь человеколюбивыми! Горе тем, которые горькое почитают сладким (Ис. 5, 20) и человеконенавидение именуют человеколюбием! Земледелец, сжавши колосья, не ищет семени под корнем, а ты и плоды имеешь, и вершин не покидаешь. Садишь без семян, жнешь, не посеявши. Неизвестно, кому собираешь.

Воскресное чтение. 1838