Против страсти корыстолюбия

Что такое страсть корыстолюбия, иначе сребролюбия, любостяжания? Это – неудержимое желание и стремление, неутомимая алчность к наживе, обогащению, приобретению денег, земли, домов, угодий, лесов, лугов и вообще всякого движимого и недвижимого имущества.

Поэтому не богатые ли только и подвержены страсти корыстолюбия?

Нет, все – и бедные, и нищие.

«Не токмо тот сребролюбец есть, который самою вещию всяким образом богатство собирает и хранит у себя, не уделяя требующим, – говорит святой Тихон Задонский, – но и тот, кто хотя не собирает и не имеет, но ненасытно желает его. <…> Не всяк богатый есть сребролюбец, но кто любит сребро, кто сердцем к сребру приложился, кто к богатству прилагает сердце (ср.: Пс. 61, 11). Нищий хотя бы и ничего у себя не имел, но имеет к богатству любовь, истинный есть сребролюбец. <…> Многие были, как и ныне имеются, богатые и славные, но Богу угодили, и потому сребролюбцы не были», например: ветхозаветный патриарх Авраам, прозванный отцом верующих и другом Божиим, Иов Многострадальный и другие. «Сребролюбец угодить Богу не может, ибо не Богу, но своей страсти угождает. “Не худая вещь есть богатство, – глаголет Златоуст святый, – но худая вещь есть сребролюбие… лихоимство. Иное есть лихоимец, а иное богатый”».

Кто любит серебро, тот не насытится серебром (Еккл. 5, 9). У ненасытимости две дочери, из которых одна говорит: «давай!», и другая: «давай!», и ни одна не скажет: «довольно!», как преисподняя (ср.: Притч. 30, 15–16).

Слово Божие любостяжателей называет прямо идолослужителями, не имеющими наследия в Царстве Христа и Бога (ср.: Еф. 5, 5), а любостяжание – идолослужением (ср.: Кол. 3, 5) и корнем всех зол (ср.: 1 Тим. 6, 10). Любостяжание не должно даже именоваться у вас, как прилично святым (ср.: Еф. 5, 3).

Смотрите, – говорит Сам Господь, – берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения (Лк. 12, 15).

Желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу (1 Тим. 6, 9). Горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете (Лк. 6, 24–25); плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания (Иак. 5, 1–5).

Таким же образом относятся к корыстолюбию и корыстолюбцам и святые отцы. Ничто так не порабощает человека диаволу, по словам святителя Иоанна Златоуста, как ненасытное лихоимство и сребролюбие. Лихоимец не отличает друга от неприятеля. Лихоимец, как ад, все хочет поглотить, все пожрать. «Лихоимцы и хищники худший зверей. Ибо звери, насытившись, престают похищать, а сии никогда насытиться не могут». Ничего нет беззаконнее лихоимца. Сребролюбие все беды на свет производит.

Смотри на сребролюбивого богача: где у него сердце? «Богач сребролюбивый там всегда сердце свое имеет, – говорит святитель Тихон Задонский, – где сокровище его: сегодня приходы, утро расходы считает, на третий день о новых приходах думает. В доме сидя, печется, чтобы товары, в торг пущенные, не пропали; вне дома боится, чтобы сокровище в доме не окрадено было. В церкви стоит – и тут не покоится сердце его, – и тогда то к сундукам, то к лавкам, то к прочим местам, где товары ходят, мыслию бросается; днем о том печется, ночью печется и во сне печется. Мучительная и бесполезная забота!» Какому тут быть о душе попечению, когда маммона сердцем овладела?

«Сребролюбец и лихоимец хотя истинного Бога исповедует, но самою вещию отступил от Него, устами бо только Его почитает, но сердцем другому господину, то есть маммоне работает, служит, покоряется. Никто не может служить двум господам… Не можете служить Богу и маммоне (Мф. 6, 24), – глаголет Христос. Бог и маммона суть два господина, но весьма противоположные и противное повелевающие.

Бог повелевает: просящему у тебя – давай (Лк. 6,30); маммона: что имеет – возьми. Бог повелевает: «алчущего напитай» (см.: Рим. 12, 20); маммона – оставь его; Бог глаголет: нагого одень (Ис. 58, 7); маммона – вопреки: и последнее совлеки. Бог глаголет: продай имение и дай милостыню (ср.: Мф. 19, 21); маммона говорит: собирай и береги ради себя. Бог глаголет: не укради (ср.: Мф. 19,18); маммона говорит: доставай как можешь. Бог глаголет: помилуй бедного (ср.: Зах. 7,10); маммона: что тебе до него нужды? Лихоимец, оставляя Бога, маммону слушает, убо тем самым как заповеди Божией, так и Бога заповедавшего отвергается».

Похоть богатства не только сама собою вредна, но и всему злу виновна. Она против всех заповедей Божиих вооружает человека и научает нарушать их. Лихоимание – опаснейшее из всех прочих беззаконий. «Никто так не вредит обществу, – по словам святителя Тихона Задонского, – как лихоимец и корыстолюбец. От сих оно более стонет, воздыхает и изнемогает, нежели от иноплеменных врагов».

Никто другой отечеству так не вреден и Богу и человеком ненавидим, как лихоимец. «Сребролюбец, – говорится в Прологе, – не милуя ближнего, Иисуса отреклся есть, и идолам работает, и твари поклоняется паче Творца».

Относясь с такой строгостью к корыстолюбцам и корыстолюбию, слово Божие и святые отцы тем самым предостерегают нас от этой гибельной страсти, побуждают к борьбе с ней, представляя к тому и сильные побуждения.

Так, слово Божие, полезное для исправления и наставления в праведности (ср.: 2 Тим. 3, 16), живое и действенное и острее всякого меча обоюдоострого (ср.: Евр. 4, 12), возвещая, что нельзя служить Богу и маммоне (Мф. 6, 24), что дружба с миром есть вражда против Бога (Иак. 4, 4), что все в мире есть суета сует и всяческая суета (ср.: Еккл. 1,2), что нет пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить (Лк. 9, 25), что нагие мы рождаемся и ничего не приносим с собой в мир, явно, что и вынести из него ничего не можем (см.: Еккл. 5, 14), что не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего (Евр. 13, 14), – тем самым оно ясно показывает нам, как безрассудно и гибельно предпочитать маммону Богу, Творцу – тварь, вечному – скоропреходящее, небесному – земное, потому что любостяжание служит для странников и пришельцев на земле чуждой лишь излишним отяготительным бременем к Небесному отечеству, лишь большим грузом во дно адово, и, сколько ни собирай, ни копи сокровищ, ничего не унесешь с собой, все оставишь здесь на погибель, пожалуй, и другим.

Еще слово Божие, живое и действенное, воочию представляет нам, например, евангельскими притчами о богатом и Лазаре, об управителе дома, о талантах, изобильном урожае, что богатство тем особенно гибельно, что порождает многие зловредные похоти и искушения, как-то: непомерную скупость и крайнюю безжалостность к бедным или роскошь, мотовство, распутство, самонадеянность, чванство, гордость, забвение Бога и воли Его – и, таким образом, составляет такую чрезвычайную трудность ко спасению, как трудно пройти верблюду сквозь игольные уши (ср.: Мф. 19, 24), и через то убедительно внушает отнюдь не прельщаться им, не прилагать к нему своего сердца (ср.: Пс. 61, 11), считать его не своим добром, но чужим – Божиим, а себя – не собственниками и полновластными хозяевами его, но лишь временными и готовыми всегда к строжайшему отчету приставниками, как бы управляющими или приказчиками, либо раздаятелями нищим и убогим, богатеющими не в себя, а в Бога, на всякую щедрость (ср.: Лк. 12, 21; 2 Кор. 9, 11), и этим, единственно верным, путем возвращающими имение Домовладыке и Доверителю своему, помимо земных кредитных учреждений, так часто банкротящихся, в сокровищницу Небесную, где все будет сохранно и умножено сторицей.

Еще, наконец, слово Божие, представляя Господа Бога Небесным Отцом, любвеобильно и предусмотрительно пекущимся о полевых цветах и о птицах, так что ни те, ни другие не падут без воли Его, тем более о нас – чадах Своих, знающим все наши нужды прежде прошений наших (см.: Мф. 6, 26–32), тем самым побуждает нас надеяться не на богатство погибающее (1 Тим. 6,17), а на Него Единого, прибегать к Нему в своих нуждах с дерзновенной молитвой, вроде следующей из Книги Притчей Соломоновых: нищеты и богатства не давай мне, Господи, питай меня насущным хлебом, дабы, пресытившись, я не отрекся Тебя и не сказал: «кто Господь?» и чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе (Притч. 30, 8–9).

А святые отцы в своей собственной жизни представляют и многочисленные примеры успешности такой молитвы, всецелого упования на Промысл Божий и полнейшей нестяжательности.

Авва Моисей Скитский, поселившись в одном безводном месте, по указанию воли Божией, вскоре стал сильно нуждаться в воде, которой оставалось у него всего одна кружка, да и та вся вышла на сварение чечевицы для посетителей его. Восскорбел старец и все, как бы в тревоге и задумчивости какой, выходил из келии и входил в нее, пока не пошел дождь и не наполнил водой все его сосуды.

– Для чего ты, отче, все выходил и входил, как будто беспокоясь о чем? – спросили его посетители.

– Я имел прю с Богом, молился Ему про себя так: «Для чего Ты, Господи, привел меня в такое место, где нет и воды, чтобы утолить жажду рабов Твоих, гостей моих?». И вот Он, Премилосердый, не замедлил услышать мою прю и исполнить молитву, ниспослав обильный дождь.

Некоторые добрые люди пришли в один город для раздачи милостыни бедным людям и, узнавши про одного изувеченного, предлагали ему подаяние. Но он не захотел принять, сказав:

– Вот я тружусь, плету молодые прутья и ем хлеб от трудов своих.

Постучались после этого благотворители в двери хижины одной бедной и семейной вдовы, бывшей на тот раз в отлучке, и, на отклик изнутри дочери ее, предложили ей одежду и деньги, но та отказалась принять, сказав:

– Когда мать моя пошла, то сказала: «Будь покойна, Бог посылает нам ныне работу, от которой будем иметь себе пищу».

Когда тотчас возвратилась мать, они стали и ее просить о принятии подаяния, но она не приняла, ответив:

– Я имею покровителем моим Бога, а вы теперь хотите отнять Его у меня.

Принес некто убогому старцу денег и сказал:

– Возьми на свои нужды, ты состарился и находишься в болезни.

Но старец отвечал:

– Ты пришел отнять моего Питателя – Бога, Которым я живу в продолжение шестидесяти лет? Вот сколько я страдаю и ни в чем не имею нужды, потому что Бог вспомоществует мне во всем, – и отказался наотрез от денег.

– Я – раб Господень, – говорил авва Силуан, – и Господь мой сказал мне: «Ты делай Мое дело, и Я буду кормить тебя; а откуда возьму пищу, об этом не спрашивай; ты только делай, а Я буду кормить тебя».

Когда один брат, с разрешения своего старца, оставил у себя, на случай болезни, всего две монеты и после стал сомневаться: вправду ли, не для испытания ли его бескорыстия это ему дозволено, и вторично спросил, то старец отвечал ему уже прямо:

– Поелику я видел твое желание удержать у себя монеты, то на время и дозволил, хотя и нехорошо удерживать что-либо свыше нужды телесной, чтобы не возложить надежду свою на две монеты и чрез то, в случае лишения, не лишиться попечения Божия.

Когда один брат просил авву Серапиона сказать ему слово назидания, то услышал от него следующее:

– Что я могу сказать тебе? Разве то, что ты удержал у себя достояние вдов и сирот, положив его на этом окне.

А на окне-то лишь лежало несколько душеспасительных книг. Значит, и стоимость их должна быть достоянием нуждающихся, по наставлению святого Серапиона, который и сам-то был такой жаяливый бессребреник, что, увидав однажды дрожавшего от стужи нищего, отдал ему последнюю свою мантию, чтобы не стать, рассуждал он, убийцей, если замерзнет бедняк.

Когда спросили Серапиона:

– Ты что без мантии?

То он отвечал, указывая на Евангелие, которое всегда носил с собой для чтения:

– Вот эта книга раздела меня.

А потом вскоре продал и самую эту книгу, чтобы откупить одного должника от тюрьмы.

Когда Серапион возвратился в свою келию без мантии и Евангелия, то на вопрос ученика своего: «Куда девалась мантия?» отвечал:

– Я отослал ее туда, откуда получу другую вместо нее – лучшую.

– А где Евангелие?

– Оно беспрестанно твердило мне: пойди, продай твое имение и раздай нищим, и я так и сделал.

Авва Феодор Фермейский, купив себе три хорошие книги, говорил авве Макарию, что он и сам получает от них назидание, и братия немало пользуется.

Макарий сказал, что такие дела хороши, но нестяжательность всего лучше.

Авва Иоанн Персиянин, заняв однажды златницу у брата, купил льна себе для работы, но, когда тот, и другой, и третий приходили к нему просить этого льна, он раздавал каждому просимое с радостью и уплатил свой долг лишь найденной им златницей же, и то только тогда, когда, по объявлении в окрестности, не выискался потерявший.

Достойно замечания, что этот Иоанн такой был враг любостяжания, что никогда своими руками не отдавал что-либо в долг, не принимал обратно, а только говорил: «Возьми себе нужное там-то», или «Положи взятое на прежнее место»; если же долг не платили вовсе, то никогда никому и не напоминал о том.

Преподобный Лука Елладский шел однажды в поле сеять пшеницу и раздал ее почти всю нищим, которым подать другого чего не случилось тогда у него, так что только остальную малую часть посеял. И что же? Господь воздал ему сторицей: урожай был у него далеко обильнее, чем в прежние годы, хотя семян выходило тогда больше.

Преподобный Вениамин был сначала богатым купцом, но, услыхавши однажды в церкви слова Писания, что погубит Господь вся глаголющия лжу (Пс. 5, 7) и что трудно богатому войти в Царство Небесное (Мф. 19, 23), сказал сам себе: «Если Господь погубит глаголющих ложь, то погубит и купцов, потому что купечество без лжи обойтись не может», и потому раздал все свое имение нищим и на церкви Божии и стал иноком, угождая Богу в посте и молитве до смерти.

Преподобный Никита Столпник, будучи долгое время сборщиком податей, угнетателем жестоким и корыстолюбцем ненасытным, перестал быть таковым и отличался милосердием, особенно после того, как на дружеском у себя обеде видел с женой в пище то кровь, то руку, то ногу, то голову, из чего понял, что корыстолюбие есть то же, что и грабеж, и убийство.

Нанялись некогда трое иноков сажать шестьдесят участков полевых. Но один из нанявшихся в первый же день захворал и возвратился домой.

Вот один из оставшихся здоровым и говорит другому:

– Давай жать и долю заболевшего в полной надежде на Бога, что, при помощи Его и по молитвам товарища, успеем управиться.

Согласились и, действительно, выжали все своевременно, получили полную плату на троих и, придя домой, позвали прохворавшего за получением причитающейся ему доли наравне с ними; но тот решительно отказался от нее, говоря:

– Какую мне получать плату, когда я и одного дня не трудился с вами?

А те говорили, что, если бы и все трое жали, и тогда с большим трудом едва могли бы осилить дело; по молитвам же твоим мы и двое выжали скорее и легче, чем трое.

Так и спорили бессребреники, покуда их старец, к которому они обратились за решением спора, не присудил взять свою долю и хворавшему, который хотя и взял ее, но единственно из одного послушания и пошел в свою келию со скорбью и слезами.

Преподобный Феодор Печерский, раздавши все свое имение бедным, стал, по наваждению диавола, тосковать по нему и уж близок был к отчаянию. Но один из иноков вразумил его следующим образом:

– Прошу тебя, брат Феодор, – говорил он, – не теряй своей награды небесной. Но если хочешь опять жить в земном довольстве, то я отдаю тебе все мое добро только с тем, чтобы все розданное тобой было подаянием моим.

Страх Божий пробудился в душе Феодора, и со слезами покаяния спешил он загладить свое малодушие. Но страсть корыстолюбия еще не погасла в его сердце.

В отсутствие вразумителя своего, инока, он, по указанию искусителя-диавола, нашел в пещере клад и хотел было совсем уж оставить монастырь и вести жизнь мирскую и грешную. Но возвратившийся инок открыл ему искушение бесовское, и Феодор усиленными подвигами иноческими довел себя до такого бесстрастия, что самые драгоценные сокровища мира считал за ничто.

После стольких примеров полнейшей несостоятельности и молитвенного упования единственно на Отца Небесного обратимся к себе и спросим: есть ли между нами такие, например, земледельцы, которые бы, как Лука Елладский, уже идя в поле с семенами для посева, разделяли бы их неимущим так щедро, что оставляли бы про себя лишь самую малую часть? Необходимо сознаться, что мы, братия, не подражатели этим и подобным бессребреникам; что житейское попечение влечет нас от предмета к предмету, от занятия к занятию, от заботы к заботе, поглощает все наши силы дни и ночи; желания и страсти шумят, как ветры, как волны; мы мятемся всуе, волнуемся на свою погибель; все житейское ставим на первом плане, считаем главным, повседневным своим делом и занятием и только разве когда урывками, между делом, как бы мимоходом, вздумаем о едином на потребу, о единственно истинно благой своей части – о вечном спасении.

Между тем это великое дело вечного спасения должно первенствовать между всеми прочими нашими делами, должно господствовать и в наших мыслях, желаниях, стремлениях; оно одно есть в собственном смысле дело, а все земные дела лишь поделья, как сказал святой авва Иоанн.

Итак, полно нам, братие, только и жить для наживы, только и заботиться изо дня в день об одних житейских приобретениях и выгодах. К чему такая неугомонная суета, многопопечительность, ненасытность?

Одно должно быть нашим главным делом и существенной, повседневной заботой всей нашей жизни – это дело спасения души, забота о приобретении Царства Божия и правды Его (Мф. 6, 33), а все прочее – не только прихоти, но и самые потребности телесные – лишь подельем.

Виждь, имений рачителю, к чему привело сребролюбие и одного из двенадцати апостолов Христовых. Привело к христопродавству и потом к отчаянию и самоубийству. А что может быть страшнее такого преступления и такой участи Иудиной?

Что погубило и одного из древних пророков – Валаама? Корыстолюбие.

«Пока сохранял он себя в бескорыстии, то имел частые видения и пророчествовал. Но когда совратился от оного, тогда тайно-хранитель и пророк сделался учителем разврата и погиб в общем наказании с развратными» (святитель Филарет, митрополит Московский).

Душеполезное чтение. 1892