Непреодолимое отвращение

Один из участников игры «Общественное благо» был прав, когда закричал: «Знать вас больше не хочу!» Человек чувствует себя одураченным, и это наносит мощный удар по его отношениям с окружающими – начинается социальное отчуждение.

Страхи одураченного трудно сформулировать, и в них неприятно сознаваться. Люди не любят испытывать чувство сожаления и боятся быть униженными в глазах социума. В таком эгалитарном обществе, как наше, не принято открыто говорить о социальном статусе и иерархии, и мы касаемся этих вопросов косвенно или полушутя, однако обвинение в том, что человек свалял дурака, звучит крайне серьезно. Вряд ли на кого-то из нас выльют ведро свиной крови, и тем не менее нас могут оскорбить или обидеть. Никто не хочет попадаться на удочку телефонных мошенников, но все-таки большинство попадаются.

Есть в нашей жизни стимулы, воздействие которых ощущается сильнее. В 1951 году студент факультета психологии Джон Гарсия, прервав обучение в магистратуре, устроился работать лаборантом в Лабораторию противорадиационной защиты ВМС США в Калифорнии. На подопытных крысах он исследовал эффект двойного воздействия: животным предлагалась подслащенная вода, и одновременно они подвергались облучению. Крысы любят сладкое, однако облучение вызывает у них сильную тошноту. «Крысы Гарсии» отказывались от сладкого в течение нескольких недель после эксперимента.

Если вам знакомо состояние отравления или тяжелого похмелья, то вы поймете, что я имею в виду. Психологи называют такое стойкое отвращение, случайно формирующееся в ответ на тошноту, вызванную новыми вкусовыми ощущениями, «эффектом беарнского соуса». Учебные перегрузки тоже могут вызвать отвращение, похожее на похмельный синдром; в моем случае я не только отказалась от ликера Jägermeister, но мне еще долгое время был противен вкус алкоголя и лакрицы. Подобным образом действует социальная дискредитация. Унижение и сознание собственной вины мучительны. Мозг лихорадочно пытается объяснить произошедшее. Он выстраивает когнитивный механизм защиты от следующей угрозы. Он говорит вам: никаких сладостей, никакого спиртного, никакого взаимодействия. Помните? «Я не голодная, просто настороженная».

Глава 2

Вепонизация

Я выросла в глуши на юге штата Мэн. Это было местечко в сельской местности, хотя все же не такое захолустье, как может показаться на первый взгляд, и даже дороги вокруг нас были большей частью асфальтированными. Впрочем, дорога, около которой стоял наш городок, оставалась грунтовой, главным образом из-за сложившегося у местных жителей мнения, что, как только ее заасфальтируют, в наши дела начнут вмешиваться чужаки. Жители штата Мэн по складу характера очень недоверчивы – они предпочитают жить своим умом и скептически относятся к властям и высоким инстанциям, особенно к правительственным. Выслушав очередную историю о проделках мошенников или о сезонных отдыхающих, которым нельзя доверять, они, покачав головой, обычно говорят: «Вот так они нас и дурачат».

Этот типаж сразу всплыл в моей памяти, когда я подбирала материалы для университетского курса о завещаниях и наследствах и в сборнике прецедентов случайно наткнулась на имя Джорджа Фурнье из округа Арустук в связи с запутанным делом о наследстве. Округ Арустук известен как самый большой и самый северный округ штата Мэн, и поэтому внутри штата его часто называют просто округ, опуская само название, например: «Новый парень на работе приехал сюда из округа». Говорят, что еще до появления кабельного телевидения и интернета здесь был свой телеканал, посвященный выращиванию картофеля.

В регионе, где среднегодовой доход семьи составляет примерно 30 000 долларов, Джордж Фурнье, «весьма бережливый» холостяк, накопил несколько сотен тысяч долларов, которые он держал дома спрятанными в разных местах. Никто, включая его поверенного и бенефициариев, не имел представления о том, как ему удалось накопить такую сумму. К концу жизни он сложил все деньги в две коробки, по 200 000 долларов в каждую, и передал своим соседям, распорядившись, как следует поступить с деньгами после его смерти. Однако, когда пришло время, соседи вдруг оказались в замешательстве, не понимая, что делать с деньгами, и в конце концов дело дошло до суда – анекдотическая развязка, учитывая, что Джордж, который прослыл человеком трезвого ума и финансовой смекалки, всю свою жизнь старался не иметь дела с банками и юридическими посредниками. Как выяснилось, он не доверял финансовым организациям и предпочитал хранить свой капитал наличными и под рукой. Разумеется, он не доверял властям и надеялся, что они не сунутся в его дела о наследстве, раз он не оставил письменного пожелания о том, как им распорядиться. Он даже не пожелал рассказать своему поверенному о спрятанных коробках с деньгами. Джордж воздвиг вокруг себя крепость из собственных подозрений.

Как и большинство людей, я нахожусь где-то посередине между затворниками, которые предпочитают держаться подальше от банковских услуг, и блаженными простаками. Я понимаю, чего опасался Джордж Фурнье, и, хотя мы с ним по-разному распоряжаемся деньгами, я считаю, что его опасения серьезны и небезосновательны.

Я более легковерна, а может быть, более лояльна. Я пользуюсь соцсетями, но не всеми. Я доверяю свои пенсионные накопления компании Vanguard, но имею дело только с индексными фондами, потому что скептически отношусь к фондовым менеджерам. Я не думаю, что мой работодатель обманывает меня, однако не могу с той же уверенностью говорить о сенаторах. По-моему, когда мы боимся сильных мира сего (которые догонят и схватят) или Большого брата (который все время следит за нами), вашингтонских элит, мейнстримовых СМИ или теневого форума DarkMoney, наши страхи отнюдь не беспочвенны.

Рассказы об эксплуатации и злоупотреблениях всегда разнообразны и никогда не ограничиваются рамками конкретных классов и политических партий. Обозреватели Fox News могут заподозрить в уловках либеральные элиты, Энтони Фаучи и Джорджа Сороса, в то время как сторонники Байдена подозревают сам канал Fox News. Это знакомая и вполне понятная полемика, в которой речь идет об эксплуатации и влиянии: кому можно доверять, кто кому должен и кому обещали заплатить больше.

Мы без лишних слов поймем друг друга, когда речь идет о захвате власти: в шумихе вокруг фармацевтических гигантов или крупнейших табачных компаний мы слышим предупреждение о реальной угрозе. То же происходит и в поп-культуре. Взять хотя бы призыв Долли Партон, певицы, далекой от офисной жизни, обращенный к амбициозным служащим, которым она напоминает, что они «лишь ступенька на карьерной лестнице начальника». Это громкое обвинение в адрес американского общественного порядка, в котором изменения остаются лишь обещаниями, а на деле установленный порядок так и не меняется.

Как бы банально это ни звучало, но политические и материальные ставки всегда высоки, когда сильные используют слабых в своих интересах. Чей труд вознаграждается, а кто работает бесплатно? Кто принимает решения, а кто расплачивается за их последствия? Ответы на эти вопросы составляют основу чиновничьей вертикали, которая распоряжается материальными ценностями и властью. Дискурс эксплуатации – формирование общего знания о том, как сильные манипулируют слабыми, – важный социальный и политический инструмент. В сущности, это один из тех дискурсов, которые могут стать движущей силой социальных изменений и даже открытого протеста слабых против сильных. Вот так они вас дурачат! Эй, стадо баранов, очнитесь же наконец!

Впрочем, слом иерархической структуры в качестве психологической угрозы не столь действенен. Я думаю, что многие испытывают на себе бесцеремонное обращение властей, однако при этом не чувствуют себя одураченными – или знают, что их эксплуатируют на работе, однако не видят в этом обмана. Если исходить из нашей системы гражданских ценностей, то случаи злоупотребления доверием со стороны властей – серьезное нарушение, поскольку подрывается доверие незащищенных слоев общества. Тем не менее страх одураченного запускают другие триггеры. В действительности сугрофобия возникает тогда, когда есть скрытая угроза, что выскочки, мошенники или кто-то на ступеньку ниже собираются обойти вас и вы позволите это сделать.

Не страх перед тем, кто злоупотребляет доверием, а страх оказаться в дураках – вот причина, почему сугрофобия приводит нас в замешательство или ставит в тупик. Не страх перед агрессором, но страх стать жертвой агрессии. Это различие определяется тем, какой опыт запускает реакцию страха. Оказаться пешкой в игре власть имущих и богатых не столь унизительно, если учитывать привычный порядок или положение вещей. Однако если эту игру ведут мои коллеги или, что еще хуже, подчиненные, то кто тогда я в этой игре?

Патриархат, аристократию и даже меритократию можно считать формами государственной эксплуатации, в которых власть хотя бы отчасти держится на обмане слабых сильными. В случае с сугрофобией все наоборот: обман социальных и миграционных служб – это уловки, на которые идут слабые, чтобы одурачить сильных. Это менее явное проявление эксплуатации. Один из способов держать людей в подчинении – рассказывать им истории о замышляемых ими же махинациях, хитроумно пользуясь их страхом оказаться жертвой собственного обмана как орудием манипуляции.

Действительно, все недавние политические эксперименты, связанные с популизмом и сугрофобией, построены на использовании риторики одураченных. Начиная с 2011 года Дональд Трамп стал пропагандировать идею о том, что американцев дурачат, – впоследствии эта мысль легла в основу его доктрины. Та-Нехаси Коутc в статье 2017 года для журнала Atlantic характеризует его как «первого белого президента, чья политическая карьера построена на защите бертеризма». По сути дела, само направление бертеризма сложилось вокруг обвинений в адрес Барака Обамы в том, что он якобы пытался обмануть своих избирателей. Как пишет Коутс:

После того как Обама был вынужден предъявить свое свидетельство о рождении, Трамп потребовал подтверждения результатов академической успеваемости президента (предлагая за сведения 5 миллионов долларов), так как считал, что его умственные способности не соответствовали требованиям университета Лиги плюща, кроме того, он уверял, что знаменитая автобиография Обамы «Мечты моего отца» (Dreams from My Father) была написана за него Биллом Айерсом.

Трамп воспользовался широко распространенным страхом оказаться в дураках и надавил на самые болезненные точки. Он не просто обвинил Обаму в несоответствии занимаемой должности, своими изобличениями он дал понять, что президент одурачил население, соврав о своем американском происхождении и блестящих академических успехах. Трамп понимал, какой мощной силой можно овладеть, исподволь внушая своим избирателям, что их, представителей рабочего класса, может одурачить чернокожий выскочка.

Успех Трампа был основан не просто на недоверии к существующему правительству, он строился на предупреждении о том, что «ваше правительство (слабаки и неженки) приведет вас к краху, и вы превратитесь в жалких, ничтожных людишек, не способных постоять за себя». Любая тень, брошенная на Обаму, должна была заставить насторожиться тех, кто сохранял нейтралитет.

В понимании Трампа самые опасные мошенники – это амбициозные выскочки. Страх оказаться в дураках – это, по сути дела, страх потерять статус, причем социальная иерархия оказывается под угрозой, когда обман исходит от равных по положению и подчиненных. Эта тема, хотя и не столь явно, как избитые сюжеты про козни начальников, прослеживается во всех историях про мошенников.

Что представляет собой классический тип афериста? Как правило, это люди низкого статуса, которые обманным путем тянут деньги у лохов с более высоким статусом.

Черные облапошивают белых, женщины заманивают в ловушки мужчин: Уилл Смит в фильме «Шесть степеней отчуждения» (Six Degrees of Separation) или Элизабет Холмс и обманутые ей инвесторы из Кремниевой долины. Охотники за легкой наживой, аферисты, мошенники – это маргиналы, которые дурачат состоятельных граждан, чтобы завладеть их богатством. Когда люди во власти наживаются за счет других, это вызывает чувство отчаяния, гнева, протеста, впрочем, если взглянуть на это иначе, то это просто бизнес и ничего больше.

Среди классических примеров афер и махинаций – сюжеты о погоне за славой и успехом, о шарлатанах и самозванцах, пытающихся пролезть наверх и попасть в круг избранных; среди персонажей – Холли Голайтли из повести Трумена Капоте «Завтрак у Тиффани» или Том Рипли из цикла романов Патриции Хайсмит, который начинает свой путь наверх с того, что выдает себя за выпускника Принстонского университета. Чарльз Понци, создатель знаменитой финансовой пирамиды Понци, был итальянским иммигрантом, работал санитаром на угольной шахте и отсидел в тюрьме, прежде чем придумал одну из самых хитроумных финансовых схем. (В отличие от него Берни Мейдофф, его последователь, был инсайдером – он пользовался репутацией успешного и влиятельного финансиста, брокера, финансового консультанта, что, возможно, объясняет столь длительный успех его финансовой пирамиды.)