Моральная ответственность

У меня аналитический склад ума: мне нравится проводить оценку экономического эффекта; я думаю, что, когда мы пропускаем информацию и цифры через внутреннюю систему обработки данных в нашем мозгу, на выходе мы получаем более четкую картинку. Страх оказаться одураченным отвлекает и искажает восприятие, снижая эффективность наших действий. Однако я думаю, что проблема гораздо глубже, во всяком случае с точки зрения нравственной сущности. Страх свалять дурака сдерживает нравственное воображение. Да, я хочу делать свое дело хорошо, но я также хочу делать его правильно. Я хочу, чтобы работа, которой я занимаюсь, отличалась целостностью и соответствовала моим моральным принципам.

Пример с расстроенной студенткой поучителен на глубинном уровне. Если, вспомнив этот случай, обратиться к нравственным ценностям, то обычно в таких ситуациях, когда кто-то из тех, за кого я несу ответственность, сообщает мне о своем горе, моя первая реакция – сочувствие. Однако допустим, что раньше у меня были проблемы с этой студенткой. Есть все основания полагать, что она может преувеличивать масштаб трагедии, я знаю, что она отстает в учебе и легко впадает в истерику. Она уже задерживала сдачу работ. Вероятность того, что мое требование представить подтверждающие документы может удержать ее от дальнейших попыток обмануть меня, выше среднего. В этом случае математические выводы, полученные с помощью MAUT, могут оказаться сомнительными и легко ввести в заблуждение.

Мое служебное положение дает мне большие полномочия в плане взаимоотношений со студентами. Я отвечаю за их аттестацию, пишу рекомендации; пожизненный контракт с университетом защищает меня от увольнения в случае конфликтов. Если кто-то из студентов обращается ко мне со своей проблемой, какой бы сомнительной она мне ни казалась, я стараюсь действовать, исходя из моральных принципов. Я всегда готова дать шанс. У меня есть много способов помочь; и для этого необязательно требовать подтверждающие документы. Возможно, моя студентка решила, что ей проще воспользоваться такой уважительной причиной, как утрата в семье, чем объяснять истинную причину своих проблем, может быть, это что-то глубоко личное, о чем она стыдится говорить. Возможно, она попала в какую-то нехорошую ситуацию и не знает, как из нее выбраться.

Я должна не просто отстаивать профессиональные приоритеты, в данном случае моя цель – моральная целостность. К сожалению, нередко, когда я тревожусь по поводу того, что меня могут обмануть, я поддаюсь мелким эгоистичным порывам, а нравственные нормы отходят на второй план. С сугрофобией трудно справиться потому, что это страх, который поглощает наше внимание, однако он не заслуживает того, чтобы мы жертвовали своими моральными принципами.

В теории договорного права существует презумпция добросовестности (англ. duty of good faith) и понятие честной сделки. Это нередко вызывает удивление студентов-первокурсников, поскольку в их представлении договорное право – исключительно формальная система закрепленных обязательств. Презумпция добросовестности подразумевает примерно следующее: достигнутая договоренность характеризуется моральной целостностью. Стороны соглашения не просто действует в своих интересах, они связывают себя взаимными моральными обязательствами. Эта доктрина используется как основание для аннулирования принципа, согласно которому покупатель несет ответственность за проверку товара на дефекты (лат. caveat emptor). В качестве примера приведу случай с Орвиллом Форченом, произошедший в 1960-х годах. Форчен был принят на работу в компанию NCR, а затем уволен. Он занимался продажей кассовых аппаратов организациям и работал в качестве внештатного сотрудника, а это значит, что работодатель мог в любой момент по собственной инициативе уволить или сократить его. Форчен получал небольшой базовый оклад и комиссию с продаж: процент при заключении сделки и некоторую сумму после того, как товар был доставлен, установлен и оплачен. При заключении больших контрактов весь процесс мог занимать несколько месяцев.

Когда стаж его работы в NCR приближался к десяти годам, Форчен заполучил крупного клиента: он договорился о продажах кассовых аппаратов в отделения Первого национального банка. Вскоре после заключения сделки он был уволен, потеряв при этом не только вторую часть комиссионных, но и возможность продолжать в дальнейшем торговые отношения с банком. По условиям трудового договора ему не на что было рассчитывать. Он попросту оказался в дураках: честно и преданно работая на благо компании в течение многих лет, в ответ он не имел никаких гарантий. Однако суд рассудил иначе. В решении суда говорилось, что трудовой договор NCR не должен быть эксплуататорским. По условиям договора компания действительно вправе уволить сотрудника в любой момент, но контракт также подразумевает – и это касается обеих сторон, – что они должны действовать по отношению друг к другу, руководствуясь принципом добросовестности. Cуд постановил: NCR действительно может уволить внештатного сотрудника в любой момент, за исключением тех случаев, когда они используют силу договора для того, чтобы отобрать то, что оговорено условиями договора. Если договор предусматривает компенсацию в виде комиссионных, это означает, что компания обещает сотруднику, при прочих равных условиях, дать возможность довести сделку купли-продажи до конца.

Этические принципы позволяют одержать верх над нарративом одураченного. Презирать Форчена легко, однако это чувство может нивелировать важный факт: NCR действовала из конъюнктурных соображений, и ее мошенническая деятельность заслуживает особого расследования.

Мне то и дело приходится сталкиваться с подобными ситуациями в частной и профессиональной жизни, и каждый раз я с трудом представляю, как мне поступить, главным образом потому, что я испытываю неловкость, признавая, что сама согласилась на роль дурака. Несколько лет назад я получила приглашение от комитета по найму посетить юридические факультеты других университетов. «Посещение» в данном случае звучит довольно неформально; на самом деле это профессиональное испытание, которое заключается в том, что вы в течение семестра или учебного года – речь не о нескольких днях, а о нескольких месяцах – проводите занятия для студентов и взаимодействуете с коллективом другого учебного заведения. Потом вы уезжаете домой и ждете, когда вам дадут оценку: понравились вы или нет. Такое внимание со стороны профессионального сообщества весьма лестно, хотя требуется немалая самоотдача в исполнении обязанностей. Приходится все время быть во всеоружии – использовать все имеющееся обаяние, остроумие, проявлять активность и вовлеченность. А пока вы в течение нескольких недель работаете на новом месте, ваша семья, которой вас так не хватает, либо ждет дома (что довольно трудно), либо наезжает в город поблизости (что тоже трудно).

Я работала приглашенным преподавателем трижды и не получила ни одного предложения о работе. В итоге я чувствовала себя полной идиоткой. Университеты, подыскивающие новых сотрудников, обычно не скупятся на хвалебные отзывы: вы прекрасно работали, вы – восходящее светило и так далее. Однако практика подобных испытаний такова, что либо вы получаете предложение о трудоустройстве, либо о вас забывают. Отказ проявляется в том, что вас просто игнорируют. В конце последнего такого визита я знала, что все напрасно, еще до того, как все закончилось, и это было унизительно. Дело в том, что это публичная процедура и все, с кем вы работаете, знают, что вам отказали. Почему я оказалась такой жалкой неудачницей? Я сама согласилась на это, а теперь не могу справиться с тем, на что добровольно согласилась.

Прошло несколько лет, и от других я узнала, как нелегко им дался их собственный опыт работы в качестве приглашенного преподавателя, насколько деморализованными они себя чувствовали и сколько времени им потребовалось, чтобы восстановиться. Мне было плохо оттого, что я делала вид, будто все идет хорошо, хотя на самом деле я знала, что это не так. Я решила быть честной и признаться себе и всем, чего мне это стоило и какие чувства я испытывала. Какой бы уязвимой я себя ни чувствовала, сталкиваясь с унижением в различных ситуациях от публичных собраний до деловой переписки, я должна признаться, что это всегда чистый эгоизм. Вообще говоря, я не настолько беззащитна, чтобы не иметь возможности высказываться открыто. У меня бессрочный контракт с университетом, а это значит, что меня не так-то просто уволить. Я даже думаю, что в тот момент я не столько стремилась сменить работу, сколько хотела иметь возможность сказать, что у меня было право выбора – факт, бросающий глубокую тень на мою личность.

Дискомфорт, который я испытывала, в какой-то степени дал мне возможность остыть и прийти в себя – тот самый случай, когда, отвечая на вопросы окружающих, приходится придумывать что-то вроде: «Да, не получилось, но зато я приобрела полезные связи!» или «Мы пока в режиме ожидания». Однако пока одураченный приходит в себя, манипулятор продолжает действовать. Я думаю, очень важно суметь вовремя сказать: «Мне стыдно, что я поддалась на эту уловку, но в этом виновата не только я. Мне стыдно, что я невольно оказалась причастной к ситуации, в которой кто-то меня использовал в своих интересах». Одна из привилегий современного общества позволяет нам открыто говорить о том, в чем неудобно сознаваться.