Справедливый мир

Однажды я присутствовала на лекции профессора договорного права в Чикагском университете Омри Бен-Шахара, который рассказывал о чудовищно нелепых формах эволюции типовых договоров. В качестве иллюстрации он привел пример с бедолагой Кристофером Потребителем, который потратил целый день на то, чтобы прочитать все пункты пользовательских соглашений, и у него не хватило времени на остальные дела. Другими словами, он не смог сделать себе тост, потому что был слишком занят чтением предупреждающей надписи на вилке тостера, не смог насладиться любимым фильмом, потому что ему пришлось искать ссылку на прокатное удостоверение и так далее. История про Кристофера Потребителя вызвала всеобщий смех, что нечасто бывает на семинарах на юридическом факультете, поэтому выступление запомнилось – а еще для меня оно стало поворотным моментом в моей исследовательской работе.

С того момента вот уже на протяжении десяти лет я пытаюсь найти ответ на вопрос: что заставляет людей мириться с таким положением дел? Ни один нормальный человек не способен усвоить все нюансы договорных обязательств; это несовместимо с его функциями в экономической и социальной жизни. Я – штатный профессор договорного права, и каждый год я говорю студентам, что не стоит тратить время на изучение пользовательских соглашений, которые они заключают. Однако в судебной практике и в межличностных отношениях периодически возникают споры из-за того, что кто-то пострадал от нечестной сделки только потому, что не удосужился вникнуть во все детали договора, а в них, как известно, кроется дьявол. Регулярно встречаются сообщения о вопиющих фактах злоупотреблений, происходящих из-за безответственности потребителей. (Вы не ожидали, что банк потребует комиссию за операцию? Не ожидали увидеть в трудовом договоре пункт об отказе от конкуренции? Транспортная компания выставила на аукцион вашу собственность? И все из-за того, что вы не удосужились прочитать текст, напечатанный мелким шрифтом!)

В своих исследованиях я рассказываю людям о примерах злоупотреблений в отношении потребителей и прошу их порассуждать о возможных последствиях. Так, в одном примере идет речь о том, как компания по аренде автомобилей увеличила плату за свои услуги в три раза для тех клиентов, которые получали штрафы за неправильную парковку, даже если они сразу же их оплачивали. Согласно моему сценарию, предупреждение о штрафных санкциях было очень трудно найти – оно скрывалось в рекламном проспекте компании на странице, где оговаривались особые условия.

Респондентам я задавала прямые вопросы: насколько этично требовать от клиентов дополнительной оплаты? Является ли законной такая практика деловых отношений? Действительно ли клиенты соглашались на такие условия? В своих сценариях я специально утрировала условия соглашений и не давала веских юридических обоснований – тем не менее большинство опрашиваемых полагали, что это обычная практика. Судя по всему, они считали, что рядовые потребители, такие же как они сами, иногда соглашаются на невыгодные сделки, но при этом невыгодная сделка не считается игрой не по правилам. В ней нет потерпевших или одураченных, она предполагает разумный риск, в результате кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает.

В игре «Ультиматум» у игроков есть мотив принять предложенные им деньги; обычно они заинтересованы в том, чтобы им предложили больше. Результаты моих опросов постоянно наводили меня на мысль о реальных мотивах, которые заставляют людей видеть добровольное согласие там, где оно очевидно вынужденное. Мне всегда казалось это странным. Что движет этими людьми, которых вряд ли можно найти в списках крупнейших бизнесменов, – если бы они там были, они бы не принимали участия в моих онлайн-опросах – когда они встают на сторону компании, а не рядового потребителя?

Убежденность в том, что мир устроен несправедливо, приводит к тяжелым психологическим последствиям, которые дестабилизируют и подавляют, поэтому люди пытаются адаптировать свою систему убеждений и поверить в справедливый мир. Ощущение, что ты часть системы, где все шатко или зависит от случая, вселяет страх и опасения, которые пугают больше, чем ситуация, когда ты проигрываешь и вынужден признать, что сам в этом виноват. Люди соглашаются на кабальные условия взаимодействия с компаниями-контрагентами по той же причине, по которой они мирятся с повседневной эксплуатацией со стороны властей: проще признать, что ситуация неразрешима, чем ввязываться в противостояние.

Мотивы, заставляющие искать подтверждения существующему порядку вещей, достаточно сильны и способны оправдать многочисленные нарушения со стороны власть имущих даже в подвергающемся всеобщей критике мире контрактов, где условия напечатаны мелким шрифтом. Профессор на факультете менеджмента Университета имени Бен-Гуриона в Израиле Уриэль Харан написал замечательную статью о том, что бывает, когда компании нарушают свои обязательства по договорам. Его интересовало, в одинаковой ли степени нарушение договоров недопустимо как для корпораций, так и для отдельных людей. Полученные им ответы сводились к тому, что подобное недопустимо для частного лица, однако вполне допускается в случае корпораций.

Из этих ответов складывается такое впечатление, что корпорациям, в отличие от рядовых граждан, позволено скрывать информацию о невыгодных условиях или предлагать приемлемые условия, а затем нарушать их. Это порочная практика; большие компании определенно должны как минимум придерживаться тех же этических норм, что и простые люди. (Я бы даже сказала, что они заслуживают меньшего снисхождения, учитывая их ресурсы и власть.) Когда сторона, наделенная полномочиями, пользуется преимуществом, это не считается обманом. Это не считается обманом потому, что иначе нам бы пришлось признать, что нас постоянно дурачат, а жить с этим ощущением довольно неприятно.

В 1950-х годах, в период расцвета грандиозных психологических теорий общественной жизни, психолог Мелвин Лернер тоже пытался найти ответ на вопрос про мотивацию: что заставляет людей добиваться охлаждающего эффекта? Теория Лернера получила название «гипотеза справедливого мира» (англ. just-world hypothesis). Он утверждал, что у людей существует сильная мотивация верить в то, что они живут в справедливом и правильно организованном мире. По мнению Лернера, подобная предвзятость объясняет феномен, который он наблюдал и в жизни, и в лабораторных условиях и который неизменно вызывал в нем глубокую тревогу: отказ признавать сложность и несправедливость реального мира. По теории Лернера, вера в справедливый мир или, как он говорил, «искаженное представление о справедливости» оказывает сильное влияние на оценочные суждения людей и заставляет во всем видеть подтверждение справедливого мироустройства.

В одном из первых экспериментов Лернер и его коллеги пригласили студентов принять участие в опытах, цель которых якобы состояла в том, чтобы измерить индивидуальные реакции на стресс. Один из участников эксперимента – посвященный в его детали – должен был выполнять задание на запоминание, за допущенные ошибки наказывали ударами электрического тока (удары тока были ненастоящими). Пока испытуемый пытался что-то запомнить в условиях стресса, его снимали на камеру и показывали остальным участникам, которым предстояло ответить на ряд вопросов о способности человека адаптироваться к стрессу.

Лернер хотел выяснить, как участники эксперимента будут объяснять тот факт, что одного из них случайным образом выбрали для исследования. Ученый разделил испытуемых на две группы. Одни могли прервать процесс на середине, другим же была предназначена роль наблюдателей без права вмешиваться. Лернер предполагал, что беспомощные наблюдатели с «искаженным представлением о справедливости» будут обвинять жертву; когда мы видим, что происходит что-то плохое, чему мы не в силах помешать, мы начинаем придумывать оправдание этому злу, убеждая себя, что все делается во благо и с разумной целью. Действительно, те участники, которые могли только наблюдать, ниже оценивали личные качества жертвы – этот человек казался им менее привлекательным, обладающим слабым характером. Став свидетелями того, как один из них оказался субъектом виктимизации, они невольно решили, что жертва это заслужила. Те участники, которые имели возможность вмешаться в ход эксперимента, были менее склонны считать, что это справедливое наказание.

Подытожив свои наблюдения в книге «Вера в справедливый мир: фундаментальное заблуждение» (The Belief in a Just World: A Fundamental Delusion), Лернер говорит о том, что люди испытывают настолько сильную потребность в разумном и справедливом устройстве мира и готовы так стойко сопротивляться очевидному, что вера в справедливый мир превращается в заблуждение. Мы склонны считать, что другие сами виноваты в своих неудачах, и с таких же позиций судим себя. Перекладывание вины на жертву, или виктимблейминг (от англ. victim blaming), порой превращается в самобичевание, какой бы странной ни казалась психологическая мотивация человека брать на себя роль жертвы.

В ХХI веке теория Лернера послужила основой для новых экспериментов и гипотез. Психологи Джон Йост и Мазарин Банаджи предлагают более широкий взгляд на внутреннюю логику виктимблейминга. По их мнению, возникает не просто мотивация поверить в то, что хорошие события происходят с хорошими людьми, но и куда более сложное социальное явление: стремление реабилитировать систему. Ради оправдания «существующего общественного устройства» или «системы» некоторые готовы пожертвовать личными интересами и интересами своего ближнего круга. Йост сформулировал цели и задачи своего исследования в виде вопроса, послужившего названием целой статьи: «Почему мужчины (и женщины) протестуют и отказываются протестовать?» Независимо от того, что лежит в основе общественного устройства – патриархат, меритократия или закон, – социальные принципы настолько незыблемы, утверждает Йост, что протест оказывается бессмысленным и деморализующим. Именно об этом говорил Гофман, когда писал о социальном оздоровлении, имея в виду, что социальной нормой должно стать «убеждение людей в том, что надо не падать духом и стойко переносить несчастья… а отчаявшихся и поддавшихся депрессии следует обязать держать себя в руках».