Совершенно необязательно быть экспертом в области социопсихологии, чтобы понимать, что мизогиния всегда связана с риском женской неверности. Быть обманутым женщиной – глубоко оскорбительно для мужчины, традиционно выступающего в доминирующей роли, поскольку это означает стать жертвой дурака. Угроза статусу столь огромна, что заставляет мужчин пристально следить за женщинами.
Причины повышенной бдительности на предмет женской неверности имеют как символическую, так и, вероятно, биологическую природу – гетеросексуальное воспроизведение потомства. С точки зрения эволюционной психологии неусыпный мужской контроль над женской сексуальностью объясняется тем, что мужчины, инвестируя ресурсы, желают получить свое собственное генетическое потомство. Мать знает, что ее ребенок наследует ДНК ее семьи; отцу же приходится верить ей на слово и проверять это на каждом последующем ребенке, во всяком случае, так утверждает теория. На языке эволюционной стратегии это означает, что беспокойство мужчины по поводу верности сексуального партнера естественным образом связано с его репродуктивным успехом. Чтобы победить в эволюционной борьбе, приходится включать страх оказаться в дураках на максимум.
Вне зависимости от того, действительно ли естественный отбор повлиял на возникновение мужской сугрофобии, эта идея глубоко проникла в представления о маскулинности. Роль слабого, доверчивого, впечатлительного – это явно немужская роль. Если мужчина будет подавлять и доминировать, его статус не пострадает, но вот дать себя обмануть – это абсолютно непозволительно в рамках роли, предписанной гендерным стереотипом маскулинности.
Кейт Манн, философ и автор книги «Послушная девочка: логика мизогинии» (Down Girl: The Logic of Misogyny), считает, что именно страх быть обманутым лежит в основе женоненавистничества. Социальная роль женщины предписывает ей быть опорой мужчине, любить и заботиться о нем, быть ему верной, поддерживать с ним сексуальные отношения, рожать и воспитывать его детей.
Она отмечает, что «поскольку женщине отводится обслуживающая роль, субординация в отношениях нередко принимает завуалированную форму: как будто никто не заставляет женщину подчиняться, а она делает это по собственному желанию, потому что так лучше для всех. Исполнять свою роль с искренней улыбкой, а не с гримасой притворства – вот девиз таких отношений». Однако, как утверждает Манн, оставляя женщине роль бескорыстного жертвователя, мужчина вынужден постоянно быть начеку:
Ему необходимо быть уверенным в ее (а) честности, (б) верности, (в) постоянстве, поскольку для него это гарантия надежности, стабильности и безопасности его существования… Он не чувствует себя в безопасности, если она в любой момент готова уйти или любит его только за его успехи, хорошую репутацию, известность или что-то подобное.
Женщине приходится играть роль дурочки, с улыбкой демонстрируя готовность подчиняться, однако мужчине при этом необходимо всегда быть настороже, потому что он не может быть до конца уверен, на самом ли деле она его уважает. Тот же сюжет, что и в теории естественного отбора: те блага, к которым более всего стремятся, труднее всего контролировать. Даже когда мужчина получает то, что хочет, он вынужден искать подтверждение подлинности достигнутого результата.
В учебниках по наследственному праву, к которым я периодически обращаюсь, когда читаю этот предмет на юридическом факультете, я обнаружила, что большинство дел касается семейных споров о наследстве. Те, кто судится за имущество умершего, – это, как правило, его ближайшие родственники, которые подозревают, что их обманули, если они получают не ту долю наследства, на которую рассчитывали. Чаще всего семейные споры о наследстве возникают из-за того, что в завещании фигурирует мачеха. Члены семьи обращаются в суд, потому что возмущены тем, что их близкий родственник – отец или дедушка (солидное наследство, как правило, оставляют мужчины) – позволил посторонней женщине вмешаться в семейные дела и отдал ей все деньги, поверив ее заверениям в любви. Это самый распространенный сюжет: муж и отец оставляет все имущество своей второй жене, женщине, которая моложе его и не является матерью его взрослых детей. Старшие дети обращаются в суд, утверждая, что на отца оказывали давление, пользовались его некомпетентностью или давали неверные рекомендации. Если бы он ясно представлял себе ситуацию, то, по их мнению, безусловно, оставил бы все деньги и имущество им. Какие бы претензии они ни предъявляли, подтекст всегда один и тот же: их родственник стал жертвой охотницы за деньгами. Он попался в ловушку, поддавшись ее обещаниям, соблазну и лести. Он никогда бы не оставил ей свое имущество, если бы вовремя понял, что его обманывают.
Обычно я стараюсь отметать такие явно сексистские интерпретации, но даже если бы кто-то попытался убедить меня в том, что эти женщины действовали из корыстных побуждений, я бы обязательно взялась проверить, не присутствует ли в этом иске двойственность интересов, прежде чем признать правомочность таких обвинений. Студенты в подобных случаях приводят в пример нашумевшее дело Анны Николь Смит и Джеймса Говарда Маршалла. Возможно, вы помните, какой ажиотаж в медиапространстве вызвал продлившийся всего один год брак молодой женщины и восьмидесятидевятилетнего миллионера. Но в действительности дела о наследстве гораздо сложнее (так же, как и это дело, оказавшееся куда более запутанным, чем его представляли в глянцевых СМИ). Иногда я бываю вынуждена приостановить дискуссию на эту тему и перенаправить ее в конструктивное русло, предлагая студентам обсудить факты более стандартных дел: пара состояла в браке тридцать лет! Покойному было 95 лет! Так называемая охотница за деньгами – пожилая женщина, которая заботилась о нем на протяжении долгих лет. Что, если в конце концов научиться отличать преданность от корыстных манипуляций, а истинную любовь от поддельной?