Глава 5

Обман на почве сексизма

Судье Уильяму Пирсу оставалось пять лет до выхода на пенсию, когда ему пришлось рассматривать самое громкое дело в его карьере – иск об обмане потребителя. Профессиональная карьера судьи Пирса началась, когда ему было четырнадцать лет и он, не окончив школу, начал работать на сортировочной станции железной дороги. Он окончил вечернюю юридическую школу в Атланте. Проработав тридцать лет юристом в Министерстве сельского хозяйства, Пирс получил должность в апелляционном суде штата Флорида, где ему, к его великому неудовольствию, пришлось разбираться в споре между домохозяйкой миссис Воукс и ее инструктором по танцам мистером Дэвенпортом.

Дело «Воукс против школы танцев Артура Мюррея» (Vokes v. Arthur Murray, Inc.) запечатлело его раздражение в веках, подобно мухе в янтаре. Все его высказывания в кавычках являются точными цитатами из судебного заключения:

Истец миссис Одри Воукс, вдова, 51 год, без семьи, страстно желала «овладеть искусством танца» и надеялась таким образом обрести «новые жизненные интересы». Итак, 10 февраля 1961 года роковой случай и рекомендация одной небезразличной особы привели ее на «вечер танцев» в студию, где она провела немало приятных часов, в том числе и в кабинете мистера Дэвенпорта, где он, искусно применяя тактику продаж, сумел внушить ей, что полученные уроки танцев помогут ей развить природные способности и достичь того уровня мастерства, который приблизит ее к исполнению ее мечты – «овладеть искусством танца». И в этот момент будущее предстало перед ней в живых и ярких красках. В ходе этой интерлюдии ему удалось продать ей восемь получасовых уроков, которыми надлежало воспользоваться в течение календарного месяца, на общую сумму 14,50 доллара наличными – приманка сработала, хотя, безусловно, это было только начало.

Так началось постижение искусства Терпсихоры, которое продолжалось почти 16 месяцев, в течение которых она купила 14 «курсов танцев» общей продолжительностью 2302 часа и общей стоимостью 31 090,45 доллара – эту сумму она должна была выплатить заведению.

В конце концов Одри Воукс заплатила 31 000 долларов, что с учетом инфляции сегодня составило бы 250 000 долларов! – и это за тысячи часов функционально бесполезных занятий.

Как оказалось, чтобы соответствовать высоким стандартам школы танцев Артура Мюррея, необходимо было приобретать специализированные программы уроков, дающие право на посещение различных клубов, мероприятий и на получение квалификационного статуса. Покупка бесполезных танцевальных уроков – это, пожалуй, то же самое, что покупка миль в авиакомпаниях с целью получения платинового статуса, с той лишь разницей, что результаты в первом случае не столь ощутимы. В своем иске Воукс заявила, что танцевальная студия обманула ее; понимая, что она бездарна, но стремясь продать ей дополнительные уроки, Дэвенпорт убеждал ее в том, что она делает успехи. Ее обвинение отличалось от стандартных обвинений в мошенничестве и несоблюдении условий договора тем, что обман был не столь очевиден и носил скорее личный характер. Дело было не в том, что студия отменяла уроки или обещала постоянным клиентам исключительные права на посещение больших мероприятий и не держала слово; по сути дела, Дэвенпорт цинично пускал в ход лесть, когда продавал Воукс уроки и положительно оценивал ее успехи. Все инструкторы студии знали, что она не только не держит ритм в танце, она его вообще не чувствует. (Помните: «Пойдем танцевать? Да нет, я сказал, что тебе надо поменьше ЖРАТЬ».)

Одри Воукс была из тех женщин, у которых нет ни мужчины в доме, ни работы, ни внутреннего детектора лжи. Судья Пирс с трудом мог заставить себя всерьез относиться к такому занятию, как танцы, он не мог понять, как за обучение танцам можно платить и как у пятидесятиоднолетней женщины может появиться какое-то новое хобби. Ее увлечение возникло из «страстного желания», а прилежное посещение занятий было обусловлено необходимостью чем-то занять время, чтобы не сидеть без дела. Я не очень понимаю, что имел в виду судья, говоря о том, что, находясь в кабинете Дэвенпорта, она поддалась внушениям инструктора, который, «искусно применяя тактику продаж», сумел ее уговорить. Нет, в целом я, конечно, могу представить – и это ужасно, – но мне очень трудно понять, какими нормами руководствовался судья Пирс, когда писал следующее: «Иначе говоря, если сначала она испытывала некую эйфорию оттого, что снова почувствовала “прилив молодой энергии”, то в конце ей пришлось признать, что никакой “молодой энергии” нет ни в ее жизни, ни в ногах».

Вряд ли судья Пирс смог бы выразиться еще более надменно и саркастически, вот почему его решение кажется особенно странным. Нельзя сказать, что закон был полностью на стороне Одри Воукс; ее единственная существенная претензия состояла в том, что Дэвенпорт врал о ее способностях. С точки зрения закона такая ложь не расценивается как введение в заблуждение. Если я, примерив в магазине платье, слышу от продавца, что оно мне идет, и покупаю его, я уже не могу вернуть это платье обратно только потому, что, надев его дома, я поняла, что оно так себе.

Судья Пирс имел полное право не удовлетворять иск женщины, к которой он отнесся с таким пренебрежением, однако он это сделал. По его мнению, она вела себя глупо, и тем не менее он постановил, что она может претендовать на защиту от хищнических посягательств таких заведений, как упомянутая школа танцев.

Размышляя о том, чем руководствовался суд, принимая решение по делу Воукс, я вспомнила о другом судебном преследовании, имевшем место в 1940-х годах, когда Федеральная торговая комиссия США обвинила популярный бренд женской косметики в распространении ложной рекламы и заставила владельцев изменить название крема для лица. Крем назывался «Омолаживающий» (англ. Rejuvenescence), и суд усмотрел в этом названии ложный посыл, рассчитанный на то, чтобы женщины действительно поверили в омолаживающий эффект этого чудо-средства. Суд постановил следующее:

Закон действует не в целях защиты интересов профессионалов, он рассчитан на массовую аудиторию – на то подавляющее большинство, в котором есть люди несведущие, легкомысленные и легковерные… [как, например,] среднестатистическая женщина, которая привыкла верить рекламе в журналах и на радио о чудодейственных витаминах, гормонах и бог знает о чем еще.

Мне никогда не приходилось брать дорогих и бесполезных уроков танцев, однако дорогую и бесполезную косметику я покупала не раз. Как и большинство женщин, я попадалась на этот крючок хитроумной тактики продаж: вы будете выглядеть привлекательно в глазах мужчин; наш продукт или услуга гарантируют это; дело в том, что у вас серьезный дефект, и поэтому наше средство не дает желаемого результата; вы поступили очень глупо, потратив на это деньги, – о чем вы только думали??? Кремы для лица, уроки танцев, джинсы с низкой посадкой, «горячая йога», готовые завтраки для похудения. Рекламный ход танцевальной студии Артура Мюррея, возможно, был организован сложнее, но принцип тот же.

Когда мне было двадцать с небольшим, я переехала в Нью-Йорк. Как и другие представительницы моей демографической группы, я постоянно становилась объектом назойливой уличной рекламы двух видов: распространители предлагали либо (1) купоны на косметические процедуры и массаж в ближайшем спа-салоне, либо (2) приглашения на пробы в модельном агентстве. В чем заключались эти «пробы», я не знаю, поскольку я никогда не питала никаких иллюзий на этот счет. Скорее всего, те, кто попадался на эту удочку, должны были заплатить предварительно за собственные портретные фотографии или что-то в этом роде. Но однажды случилось так, что я шла по улице одна и не удержалась, взяла купон на косметические процедуры, поддавшись на уговоры назойливого распространителя, щедро одаривавшего комплиментами всех попадавших ему на глаза женщин.

По какой-то причине купон необходимо было использовать немедленно, что я послушно и сделала. Косметические услуги, предлагавшиеся в спа-салоне, который на самом деле оказался маникюрным салоном, состояли в том, что в течение десяти минут мне неумело и больно мяли лицо, после чего все остальное время настойчиво пытались навязать «дополнительные услуги» вроде «мелирования на полголовы» или французского маникюра. Когда я вместо этого попросила что-то из списка, предлагавшегося в купоне, косметолог смерила меня презрительным взглядом. (В какой-то момент, отчаянно отбиваясь от их коммерческого натиска, я продемонстрировала им свои ногти, которые я еще со времен начальной школы обкусывала до мяса – как будто этим я хотела доказать, что я не глупее их. Ха! Ничего у вас не получится с маникюром, как бы вы ни старались!) Все закончилось тем, что я все-таки заплатила лишнего, оставив чаевые и покорно купив какой-то отшелушивающий скраб.

Когда на обратном пути я перешла улицу и оглянулась, вся эта ситуация предстала передо мной в новом свете. Зазывалами были подростки, бесшабашные и дерзкие, они, не смущаясь, раздавали листовки с кучей орфографических ошибок и неприкрытой лестью пытались привлечь внимание таких, как я, молодых помощников юристов и редакторов.

Я приехала в Нью-Йорк, заряженная оптимизмом и полная амбициозных планов относительно будущей карьеры. Мелким мошенникам из спа-салона не составило труда с беспощадной точностью определить мой социальный статус: младший сотрудник отдела персонала в аудиторской фирме с окраины города, одетая в вещи марки Banana Republic с распродажи и, похоже, без особых планов на вечер.

Меня, как, вероятно, и Одри Воукс, подкупили физически ощутимые, гетеронормативные уловки – комплименты, касания. В этой связи вспоминается высказывание двух именитых социопсихологов Лори Рудмана и Питера Глика: «Убедительным аргументом в пользу того, что гендер, сексуальность и статус тесно связаны между собой, может служить пример использования сексуальных эвфемизмов (например, “поиметь”, “меня поимели”) в значении быть ограбленным или одураченным. Одураченному метафорически приписывается женская роль в сексе».

Провокационность этого утверждения предполагает, что образ потерпевшего, которого ввели в заблуждение, обманули, предали, одурачили, ассоциируется с женским стереотипом поведения, независимо от того, к какому полу относит себя условная жертва. Стать жертвой обмана могут как мужчины, так и женщины, однако в некоторых особенностях поведения одураченного угадывается женское начало. В свою очередь обвинения в женских слабостях могут подразумевать разное, в зависимости от того, против кого они направлены: если это мужчина, то это всегда воспринимается как оскорбление статуса (представьте, как обидно звучат слова «Дамы, за мной!», если их произносит военный командир или спортивный тренер, желая подшутить над своими подопечными-мужчинами); однако если обвинения адресованы женщине, они воспринимаются не столь однозначно. Нельзя понять психологию одураченного, не затрагивая при этом гендерный вопрос, и, что может показаться еще более спорным, нельзя понять, что такое сексизм, если не принимать во внимание сугрофобию.