Никакой помощи

Если вы видели фильм «Молчание ягнят» или если вам приходилось слышать предостережения, обычно обращенные к женщинам и детям, о том, что следует бояться мужчин в белых фургонах, то вам знакомо и предостережение о том, что не следует особо доверять людям, которые якобы нуждаются в помощи. Само название «Молчание ягнят» уже рисует образ доверчивой жертвы: она помогает своему убийце и попадает в его ловушку – ничего не подозревая, сама оказывается в глухом фургоне. На плохо освещенной автомобильной парковке ничего не подозревающая молодая женщина видит, как человек с рукой в гипсе безуспешно пытается поднять кресло в фургон. Она хочет ему помочь, хотя у нее самой руки заняты пакетами с продуктами, и вдвоем им наконец удается справиться с погрузкой. Он просит ее задвинуть кресло подальше в фургон, и она снова послушно соглашается – забирается в фургон и проталкивает кресло вглубь. Далее следует удар по голове, а затем незнакомец снимает фальшивый гипс и она оказывается в тюрьме, которую он устроил в подвале своего дома. Он не был калекой и не нуждался в помощи, он сыграл не на алчности или тщеславии, а на ее отзывчивости и сострадательности.

В некоторых случаях, когда возникает обман доверия, речь идет не столько о том, чтобы извлечь выгоду, сколько о том, чтобы оказать кому-то помощь. Так же как в финансовых сделках, поддаваясь альтруистическим побуждениям, мы рискуем стать жертвой обмана. Не говоря уже о том, что из-за своей доверчивости можно стать жертвой серийного убийцы, банальное доверие к благотворительным организациям может привести к большим потерям как в финансовом, так и в личностном плане. Например, вы даете номер своей кредитной карты какой-то некоммерческой организации, а они оказываются мошенниками, или помогаете подняться оступившемуся человеку, а он оказывается карманным вором.

В сущности, страшны не столько потери, сколько риск того, что наши альтруистические мотивы будут неправильно истолкованы. Представим на минуту, что моя сестра отправляет мне деньги, когда я сообщаю ей, что моей машине требуется внеплановый ремонт. Позже она узнает, что я истратила эти деньги на покупку телевизора, а ремонт машины отложила на некоторое время и теперь езжу на автобусе. Чувствует ли она себя одураченной? Думаю, что да, хотя сама ситуация довольно курьезна. Она хотела как-то улучшить мою жизнь, и ей это удалось. Разве она не получила то, что хотела? Оказывается, нет, но дело даже не в деньгах, а в том, что во всем этом замешана ложь. Она чувствует себя обиженной из-за того, что я обманула ее, и из-за того, что она оказалась в дурацком положении, оплатив, ничего не подозревая, покупку телевизора; в следующий раз она явно не станет так охотно мне помогать.

Присутствующий во всех сферах жизни риск оказаться в положении человека, бескорыстно помогающего тем, кто этого недостоин, может существенно изменить поведение помогающего. Профессор социологии Калифорнийского университета в Беркли Арли Рассел Хокшилд в этнографическом исследовании истории американского права делает яркие зарисовки непримиримой борьбы между альтруизмом и подозрительностью. В книге «Чужие на своей земле» (Strangers in Their Own Land) она анализирует интервью, взятые в одном из округов штата Луизиана, жители которого активно поддерживают Движение чаепития и борются против загрязнения окружающей среды, вызванного неконтролируемым бурением нефтяных скважин. Один из героев ее интервью – Ли Шерман, активный борец за охрану окружающей среды и участник Движения чаепития. Хокшилд называет отношение Шермана к благотворительности недоверчивым проявлением щедрости:

Он знал, что либеральные демократы ждут от него более заботливого отношения к получателям социальных пособий, но воспротивился тому, чтобы правила политкорректности диктовали ему, кого выбирать объектом для проявления сочувствия. У него был свой собственный – продиктованный местными особенностями и личными предпочтениями – способ помогать бедным. Каждое Рождество на празднике, который устраивает местное благотворительное общество Beau-Care в округе Борегард, он и его жена, «Мисс Бобби», выбирали на рождественской елке семь конвертов с пожеланиями и делали подарки детям, имена которых были написаны на карточках в конвертах. («На карточке указывается размер обуви ребенка. Если размер слишком большой, мы понимаем, что обувь достанется взрослому, и не делаем подарка. Но вообще-то моя жена не жалеет на детей денег, пусть даже свободных средств у нас нет»).

Шерман с женой сами жили очень скромно на социальные пособия и нередко прибегали к помощи родственников, чтобы продержаться какое-то время. Тем не менее они очень серьезно относились к благотворительности и иногда были готовы отдать последнее. Однако в их жертвенности чувствовалась нотка подозрений, они чаще делали пожертвования натурой, а не деньгами: дети с большим размером обуви вычеркивались из списка из-за опасений, что это может быть взрослый человек, хотя и взрослый мог отчаяться настолько, что отправил бы свои данные в рождественском письме с пожеланиями, а значит, вполне мог стать благодарным получателем помощи.

Те же инстинктивные страхи, которые мешают быть бескорыстно щедрыми отдельным людям, могут оказать разрушительное действие там, где помощь ближнему рассматривается как перераспределение богатства. «Самые серьезные претензии Ли касались налогов, – отмечает Хокшилд. – Эти деньги получают совсем не те люди – те, что живут на пособия, особенно бездельники, которые прохлаждаются целый день, а по ночам пьянствуют, и государственные служащие, которые и так неплохо устроились».

Осуществлению государственной политики перераспределения доходов существенно препятствуют опасения относительно паразитирующих «остальных», упорные подозрения в том, что недостойные бедные могут незаслуженно воспользоваться тем, что принадлежит достойным богатым. В итоге граждане самых разных политических убеждений нередко поддерживают такие меры социальной поддержки, которые являются малоэффективными и идут вразрез с их собственными нравственными ценностями. Страх, что добропорядочные налогоплательщики могут оказаться в положении одураченных, в то время как мошенникам и тунеядцам будет позволено жить за их счет, уже давно преследует тех, кто занимается социальной политикой.

Недоверчивая щедрость наблюдается повсюду. Подобное отношение обнаруживается даже в таких популярных проектах благотворительных организаций, как сбор игрушек, продуктов питания и детской одежды. Не вызывают сомнений только продуктовые пожертвования; мало кто станет возражать против того, что голодных надо накормить. Поскольку люди охотно готовы помогать продуктами, такие благотворительные акции собирают много пожертвований. Однако здесь незаметно возникает некоторое противоречие: если бы люди делали денежные пожертвования в размере тех сумм, которые они тратят каждый раз, покупая самостоятельно банку фасоли или коробку макарон, то они бы затрачивали куда меньше ресурсов. Действуя самостоятельно, людям приходится тратить время и деньги на покупку в розницу тех продуктов, которые они сочтут необходимыми. Пойти в магазин и потратить 10 долларов на банку овощных консервов, пакет фасоли и пачку риса – достойный вклад в благотворительность, но гораздо выгоднее отдать те же 10 долларов в благотворительную столовую или непосредственно в руки получателя – пользы будет больше. Денежные пожертвования, поступающие в бесплатные благотворительные столовые, позволяют собирать значительные суммы, а затем по оптовым ценам закупать продукты, из которых легко составить полноценное меню. Получив 10 долларов в качестве благотворительного пожертвования, человек может купить в магазине продукты по своему усмотрению, будь то детское питание или продукты для подростков или для людей с непереносимостью лактозы. Звучит парадоксально, но люди, которые изо всех сил стараются помочь, начинают сомневаться, когда дело доходит до конкретной помощи, – хотя расходы те же, а тратить время на покупки не нужно.

Делая благотворительные пожертвования продуктами, вы не рискуете стать жертвой мошенников: купленная вами пачка риса может накормить голодного, при этом на нее вряд ли удастся купить наркотики или алкоголь. Ее точно нельзя перепродать. Следующий аргумент может показаться спорным, но пачка риса – едва ли та вещь, отдав которую, чувствуешь себя облапошенным. Слишком уж невелик выигрыш, чтобы ради него затевать козни против дарителя; ну только разве что для того, чтобы обменять его на пакет сушеной фасоли.

Социологи Колин Кэмпбелл и С. Майкл Гэддис более последовательно подошли к изучению этого явления. Они отмечают любопытное расхождение в американском общественном мнении о мерах социальной поддержки. Американцы выступают за «помощь бедным», но неодобрительно относятся к «социальным программам помощи». Исследователи обратили внимание на то, что люди считают, что социальная помощь – это денежные пособия и жилищные программы, в то время как «помощь бедным» – это благотворительные продовольственные фонды, бесплатные столовые и приюты. Авторы решили проверить свою гипотезу экспериментально. Они придумали следующую историю:

Майклу и Джессике по тридцать с небольшим. Они снимают жилье в рабочем квартале и имеют один автомобиль. Они воспитывают восьмилетнюю дочь и тринадцатилетнего сына. Майкл – генподрядчик, но его бизнес не очень успешен. Джессика работает в детском саду неполный рабочий день. Их совокупный ежемесячный доход составляет 1700 долларов. Они стабильно тратят каждый месяц 700 долларов на аренду жилья, 100 долларов на оплату коммунальных услуг, 200 долларов уходит на оплату кредита за машину, 50 долларов на автомобильную страховку, 100 долларов на бензин, 100 долларов на медицинские услуги, 400 долларов на продукты, 100 долларов на прочие траты – итого их ежемесячные расходы составляют 1750 долларов. В те месяцы, когда Майкл и Джессика получают меньше или в случае непредвиденных расходов, они задерживают оплату по счетам, занимают деньги у родственников или у местного благотворительного общества или оплачивают расходы кредитной картой.

Кэмпбелл и Гэддис задали участникам эксперимента следующий вопрос: каким должен быть размер материальной помощи Майклу и Джессике? Опрашивая участников, они произвольно меняли форму помощи: денежные пособия или ваучеры (например, продовольственные талоны) или натуральная помощь в виде товаров и услуг (например, субсидии на оплату жилья или детские субсидии, которые поступали бы непосредственно поставщику услуг). Все опрошенные отдали предпочтение денежной помощи, отличалась лишь форма, в которой средства должны поступать от государства к получателю.

Участникам эксперимента принципиально важен был способ предоставления помощи – наличные деньги или натуральная помощь, – и ваучеры оказались более предпочтительными. Те, кто был не против ежемесячно отдавать более 250 долларов в виде продовольственных талонов, наличными были готовы жертвовать не более 210 долларов. Как прокомментировал один из участников опроса: «Я против помощи наличными – это может легко привести к злоупотреблению привилегией».

Полемика вокруг мер социальной поддержки возвращает нас к вопросам, мучающим человека, который боится оказаться одураченным. «Мы нуждаемся в помощи!» – слышит он от сограждан, и его первый порыв – отнестись к этому заявлению серьезно, вспомнить свой гражданский долг перед обществом, оценить свои перспективы и подумать, что можно сделать. Но затем возникает чувство, что здесь кроется какая-то опасность: а что, если это волк в овечьей шкуре? Неожиданно вполне обоснованные требования, касающиеся питания, здравоохранения, иммиграционных реформ, жилищной политики, предстают в более мрачном свете, и тогда попробуйте доказать, что это система мер социальной поддержки, а не сети, расставленные для наивных простаков.

Здравоохранение. В словах Мо Брукса, члена палаты представителей конгресса США от Республиканской партии от избирательного округа Алабамы, слышится риторика одураченного, когда он заявляет, что система здравоохранения использует тех, кто ведет здоровый образ жизни, вынуждая их платить такие же большие взносы на медицинское страхование, как и тех, кто не заботится о своем здоровье. «Они здоровы, для этого они старались поддерживать себя в хорошей форме. И вот сейчас именно они – те, кто поступал правильно, – именно им приходится видеть, как стремительно растут их расходы». Суть претензий Брукса ясна: проблема всеобщего медицинского страхования заключается в том, что, будучи организованным по принципу равенства, оно лишает преимуществ тех, кто играет по правилам (правильно питается, не курит, регулярно занимается спортом), в пользу тех, кто ленится вести здоровый образ жизни и обманывает систему (питается неправильно, убивает себя никотином, игнорирует хронические заболевания). Те же темы звучат в общенациональных спорах, возникающих при обсуждении правил медицинского страхования: почему именно я должен оплачивать ваши расходы на регулирование рождаемости, если самый доступный способ решения этой проблемы – элементарное воздержание? Почему именно я должен оплачивать услуги акушерки, если иметь детей было вашим выбором?

Жилищная политика. Казалось бы, предоставление бесплатного жилья без каких-либо ограничений – достаточно дешевый и эффективный метод борьбы с хронической бездомностью, однако на деле очень трудно убедить граждан в эффективности политики, которая, на их взгляд, только поощряет безработицу и зависимость от наркотиков и алкоголя. В статье, опубликованной в еженедельном издании New Yorker в 2006 году под названием «Миллионер Мюррей» (Million-Dollar Murray) – именно так звали бездомного алкоголика, жителя города Рено, чьи годовые расходы на лечение достигали семизначной цифры, – автор, Малкольм Гладуэлл, точно и живо отобразил противостояние эффективной социальной политики и подозрений на почве сугрофобии. Экономисты утверждают, что гораздо дешевле было бы обеспечить таких, как Мюррей, бесплатным жильем. Даже если бы это обходилось городу в 10 000 долларов в год, это все равно была бы существенная экономия по сравнению с расходами на экстренную медицинскую помощь. Даже в менее серьезных случаях, чем у Мюррея, возникает разница более чем в пять раз. Предоставление бесплатного жилья, утверждают экономисты, поможет предупредить случаи обращения за экстренной медицинской помощью со стороны наркоманов и лиц без постоянного места жительства, которые могут замерзнуть на улице, упасть, попасть под машину. Однако, по странной логике, исполненной страха, давать бесплатно жилье тем, кто так дорого обходится городу, означает «поощрять» тех, кто не следует правилам, в ущерб тем, кто им следует.

Всем известно, что многие города, в частности Денвер в штате Колорадо, пытались провести реформы, которые были встречены градом обвинений в несправедливости. «Тысячи жителей Денвера перебиваются от зарплаты до зарплаты, вынуждены работать на двух или трех работах и действительно нуждаются в помощи, но никто не предлагает им ключи от квартиры. Зато их получает тип, который грязно ругается на улице и пьет Dr. Tich… – пишет Гладуэлл. – В данном случае под справедливостью понимают организацию бесплатных столовых и приютов для бездомных, но этим не решить проблему бездомности». Приюты и бесплатные кухни – это временная помощь, и такие, как Мюррей, все равно вынуждены жить на улице.

Гладуэлл видит в этих противоречиях конфликт между моральными принципами – мы должны оказывать помощь тем, кто ее заслуживает, – и проблемой, требующей больших расходов, разрешить которую можно, только нарушив эти принципы. Однако поскольку в обоих случаях замешаны деньги, похоже, мы совершаем нравственную ошибку, поддавшись страху быть обманутыми. Если город тратит миллион долларов на Мюррея, то это те самые деньги, которых не хватает на помощь тем, кто ее «действительно заслуживает». Единственный довод в пользу того, чтобы отказать Мюррею в помощи и сократить расходы, заключается в том, что не придется с сожалением лицезреть, как он вновь и вновь переступает черту. Джон Хикенлупер, который некогда занимал пост мэра Денвера и проводил жилищную реформу, с грустью отмечает, что до сих пор, придя в магазин за покупками, ему приходится выслушивать обвинения жителей города в том, что он выделял средства на помощь «этим бомжам».

Подобные противоречия существуют во всем. Страх, что вас обманут те, кому вы помогаете, во многом объясняет, почему мы делаем выбор в пользу малоэффективных мер поддержки, в то время как могли бы воспользоваться более эффективными методами. Учет материального положения, требования трудоустройства, всевозможные проверки и даже бюрократические процедуры – все те меры, которые должны служить достижению цели, как оказалось, только увеличивают расходы на реализацию социальных программ. Вместе с тем предполагается, что они гарантируют защиту от злоупотреблений, и это примиряет с ними.

Мартин Гиленс, социолог и автор книги «Почему американцы ненавидят социальные пособия» (Why Americans Hate Welfare), утверждает, что мы зачастую неверно интерпретируем отношение американцев к социальной политике. На самом деле большинство американских граждан высказываются скорее в пользу увеличения помощи нуждающимся. В контексте сказанного выше кому-то это может показаться неожиданным, но Гиленс отмечает, что «опросы общественного мнения из года в год подтверждают, что большинство американцев считает, будто правительство делает недостаточно (или направляет недостаточно средств) для развития образования, здравоохранения, социальной поддержки детей, престарелых, бездомных и бедных». Почему же тогда финансирование социальной сферы вызывает такое сопротивление? «Ключевая причина – распространенное убеждение в том, что большинство тех, кто получает социальную помощь, предпочитают сидеть дома и полагаться на помощь государства вместо того, чтобы работать». В США социальная поддержка бедных имеет расовый подтекст, означающий приоритетную помощь чернокожим гражданам, и поэтому далеко не всегда приветствуется. Многие склонны видеть обман даже в популярных мерах социального обеспечения.

На более глубинном уровне оказание помощи, как ни странно, воспринимается как нечто постыдное. Нам как будто неловко и совестно помогать публично. Сама перспектива того, что кто-то заметит ваше проявление сочувствия, пугает, поскольку такое поведение могут счесть глупым. В том, что американцы, делая пожертвования на благотворительность, уверяют всех, что они делают это для себя, скрыто двойственное понимание щедрости и готовности сотрудничать. Если вас когда-нибудь называли сердобольным, вы знаете, что это обидное название, за которым кроется недоверие к тем, чья душа болит от переживаний за других. Впервые этот эпитет в современном значении был использован как оскорбительное название либеральных политиков в 1938 году в газетной статье Уэстбрука Пеглера. «Я ставлю под сомнение человеколюбие любого сердобольного политика или поддерживающих его, кто… хочет остановить весь законодательный процесс, пытаясь протащить любой ценой собственный законопроект, цель которого – спасение жизни в лучшем случае четырнадцати человек в год», – писал он. Законопроект, который он счел нелепым и смехотворным, был направлен против линчевания. Законы о гражданских правах – ловушка для дураков.