Глава 3

Беги

Благодаря своему новому статусу матери двух подростков я за последнее время узнала много нового и увлекательного о социальных группах и о том, как они называются на молодежном сленге. Из последних фаворитов слово «трайхард» (от англ. tryhard – «стараться изо всех сил») – уничижительное прозвище для тех, кто в буквальном смысле из кожи вон лезет, чтобы добиться результата. Для непосвященных трайхард – это примерно то же, что и задрот, только еще более одержимый. Словно кодовое обозначение, оно дипломатично характеризует пренебрежительное отношение подростков к ревностным стараниям родителей; по мнению подростков, самые большие неудачники – это те, кто стараются быть первыми во что бы то ни стало.

По большому счету человек, которого легко одурачить, тоже старается изо всех сил. Он вкладывает деньги, «высовывается», постоянно во что-то ввязывается и полностью этому отдается. Он неискушенный игрок, из тех, что всегда готовы действовать по правилам, в то время как выигрывают другие.

Само название «трайхард» подсказывает, как избежать этого обидного прозвища. Стараются дураки, если не хочешь быть дураком, не старайся. Если ты отказываешься быть втянутым во что-то, ты точно не пополнишь ряды облапошенных. Для тех, кто боится, что его одурачат, и чувствует эту угрозу, всегда есть возможность осторожно отойти в сторону, уклониться и избежать ее. Иногда мы делаем это осознанно и намеренно. В спаме, приходящем на мою электронную почту, нередко можно встретить заманчивые предложения от международных финансовых компаний, международных сайтов знакомств и благотворительных организаций. Пусть я и питаю интерес к финансовой прибыли и благотворительности (внебрачные романтические отношения интересуют меня значительно меньше), я предпочитаю удалять эти сообщения. Конечно, можно было бы ответить, чтобы узнать все подробности, но я понимаю, что мои шансы получить деньги из фонда какого-нибудь молдавского князя, которому не терпится доверить их мне, весьма сомнительны. Даже в предложениях, более соответствующих моим интересам, – энергия ветра! Биткойн! – угадывается стиль великого махинатора Чарльза Понци, а это серьезный аргумент против.

Впрочем, иногда нас удерживает более примитивный импульс, инстинктивная реакция на угрозу – «бей или беги». Мои дети любят вспоминать один случай из нашей поездки по западной части штата Мэриленд, когда я, будучи за рулем нашего минивэна, заметила длинную черную змею, которая, свернувшись в кольцо, лежала на обочине грунтовой дороги. Я увидела, как она начала разворачиваться, когда до нее оставалось метров девять. Я резко ударила по тормозам и… закрыла все окна. (Потом, немного придя в себя, я медленно проехала мимо ничего не подозревавшей змеи, а мой муж и неблагодарные дети без тени сочувствия обсуждали мое поведение целых три часа, пока мы возвращались домой в Филадельфию.) Выброс адреналина, возникающий при встрече с опасностью в дикой природе – будь то пума, медведь или змея, – может также произойти, когда мы чувствуем приближение мошенника. Хотя во фразе «бей или беги» на первом месте – «бей», в реальной жизни нам более свойственна реакция «беги», пробуждающая древний инстинкт и внутренний голос: «Забери меня отсюда».

В повседневной жизни мы спасаемся бегством от назойливых организаторов благотворительных акций и интернет-мошенников не в буквальном смысле. Мы не убегаем от них и не переходим на другую сторону улицы, наше бегство выражается в решительном выходе из игры, отказе подыгрывать или просто в пассивном неучастии. Мы просто отступаем назад, поддавшись охватившему нас страху. В игре «Общественное благо» осторожный игрок отказывается вкладывать деньги в общую копилку, на сайте знакомств недоверчивый пользователь может пропустить кандидатуру с подозрительно хорошими анкетными данными.

Однако, когда инстинктивная реакция на сугрофобию заставляет нас избегать любых точек соприкосновения с опасностью, это наносит серьезный ущерб как самой личности, так и социальной структуре. Дело не в том, что вы отказываетесь инвестировать в биткойн, – вы таким образом отказываетесь принимать участие в мерах социальной поддержки и в общественной жизни. Страх оказаться одураченным мешает нам сделать правильный выбор как в личной жизни, так и в политике.

Никакого сотрудничества

С точки зрения общественных наук довольно трудно установить различия между нормальным стремлением избежать опасности и бегством, к которому нас подталкивает сугрофобия.

Одна из задач, которые решают экспериментальные общественные науки, и в частности психология, заключается в том, чтобы исключить противоречащие друг другу объяснения одного и того же наблюдаемого явления. Это прежде всего касается тех ситуаций, когда «объектом наблюдения» становится некто, не совершающий каких-либо действий, – в этом случае может возникнуть много убедительных объяснений того, что (не) происходит. Представим себе ситуацию, в которой я получаю на электронную почту сообщение от коллеги из другого университета с предложением написать главу для книги по договорному праву, над которой он сейчас работает, а я оставляю это сообщение без ответа. Допустим, что деньги за книгу должен получить он, а не соавторы; допустим, у меня есть подозрение, что меня пригласили поучаствовать только потому, что среди авторов должна мелькнуть и пара женских имен, а не потому, что его интересуют мои научные достижения. Я не ответила на его письмо, потому что была слишком занята? Или потому что не люблю писать отдельные главы? А может быть, из-за смутного предчувствия, что меня собираются обмануть? Трудно объяснить, что мною двигало, но что еще труднее – я не уверена, смогла бы я точно описать свои внутренние мотивы. Частично обработка информации происходит на уровне подсознания, поэтому мне трудно дать однозначный ответ.

Хорошо организованный рандомизированный эксперимент сводит на нет все возможные объяснения и, несмотря на разнообразные мотивы, позволяет сделать однозначный вывод – например, даже если бы меня заинтересовало предложение и я располагала бы достаточным количеством времени, я бы все равно отнеслась к нему с недоверием.

Руководствуясь такими соображениями о причинно-следственных связях, психолог Норберт Керр в 1983 году поставил эксперимент, который показал, как обмен еле заметными сигналами между членами группы может сорвать участие в совместной работе человека, подверженного сугрофобии. В качестве рабочей модели Керр выбрал классическую дилемму лоха. Если вы когда-нибудь принимали участие в групповом проекте, вам должен быть знаком принцип поведения членов команды. Вы с одноклассниками или коллегами получаете совместное творческое задание, например создать презентацию. Лично вы стараетесь изо всех сил и нацелены на хороший результат. Но в какой-то момент вы оглядываетесь по сторонам и видите, что всю основную работу делаете вы, в то время как остальные не прилагают особых усилий. Вам хочется получить хорошую оценку за эту работу или заслужить профессиональное признание, однако при этом вы не можете удержаться от вопроса, что лучше: сделать всю работу самому и чувствовать себя круглым дураком или расслабиться, как остальные, просто из принципа? Если все бросить, то проект, в который вы так много вложили, провалится, но может быть, это чему-то научит тех, кто не прочь прокатиться за чужой счет?

Разумеется, такая смена приоритетов не очень убедительна. Есть что-то нелепое в том, чтобы отказываться вносить свой вклад в общее дело «из принципа» только для того, чтобы проучить других. В ходе эксперимента Керр постоянно сопоставлял плюсы и минусы активного участия и отлынивания, чтобы понять суть эффекта ослабления активности.

Поскольку Керр посчитал неэтичным предлагать участникам группового проекта произвольно менять стиль поведения только для того, чтобы оценить реакцию партнера, он придумал альтернативный вариант задания, более пригодный для контролируемого эксперимента.

Эксперимент проходил следующим образом. Керр пригласил участников в лабораторию и рассадил их по отдельности в зашторенные кабины. Он сообщил им, что они могут заработать деньги за выполнение задания на моторику, и, отдернув шторы на кабине, продемонстрировал подготовленное оборудование: «микрокомпьютер» (не следует забывать, что все это происходило в 1983 году), звуковую аппаратуру и специальный ящик с табличкой «расходомер». Ящик представлял собой весьма хитроумное приспособление, напоминавшее машину Голдберга. С каждой стороны было прикреплено по цветной трубке, на конце которых имелись резиновые груши (наподобие спринцовки для промывки носа детям). За каждым участником была закреплена своя трубка, после чего партнеров представили друг другу. Самое главное, что один из партнеров выступал в роли «сообщника» – он участвовал в эксперименте, но при этом был посвящен в его детали и четко следовал заранее прописанному сценарию.

Участников эксперимента попросили взять в руки резиновые груши и начать сжимать и разжимать их так, чтобы за тридцать секунд накачать как можно больше воздуха. Чем активнее они это делали, тем больше воздуха накачивалось, как будто они накачивали велосипедную шину. На специальной подставке над каждой трубкой имелись две лампочки желтого света, по одной для каждого участника; лампочка вспыхивала каждый раз, когда с заданием «справлялись успешно». По правилам эксперимента задание считалось успешно выполненным, если участнику удавалось накачать 350 мл воздуха, это служило контрольным показателем, от которого зависел размер призовой суммы. Каждый участник видел сигнал своей лампочки и лампочки партнера и таким образом мог отслеживать весь процесс, в том числе вклад каждого в общее дело.

Участникам было предложено провести четыре пробных раунда, после чего предполагалось приступить к этапу с розыгрышем денежного приза. Те испытуемые, поведение которых было предметом исследования и от которых ожидались спонтанные реакции, действовали по инструкции. «Сообщники» между тем разыгрывали свой сценарий. Некоторые из них ответственно выполняли задание и показывали максимальный результат в трех из четырех пробных раундов. Другие, которые по сценарию должны были действовать неэффективно, показывали максимальный результат только в одном из четырех пробных раундов.

Таким образом, половина участников, не посвященных в истинные обстоятельства эксперимента, вступила в настоящую игру в полной уверенности в том, что их партнер способен успешно выполнить задание, в то время как другая половина считала, что им достался слабый партнер. И вот, когда у каждого сложилось свое представление о расстановке сил, участников познакомили с правилами реальной игры, в которой можно было получить денежный приз.

От обоих партнеров требовалось попытаться одновременно добиться максимального показателя 350 мл за 30 секунд, при этом теперь игра должна была проводиться в 10 раундов. Примечательно, что за каждый раунд, в котором одному или обоим участникам удавалось добиться максимального результата, выигрышный бонус получали оба. Таким образом, будь я одним из участников, я бы получила денежный бонус в любом случае: если бы я добилась максимального результата, если бы это удалось моему партнеру и, наконец, если бы мы оба справились с поставленной задачей. Единственный вариант остаться без приза – если оба партнера не справятся с заданием.

Итак, по условиям эксперимента, чтобы выиграть, достаточно было накачать определенный объем воздуха. Когда студентов оставили одних, попросив при этом приложить все усилия, процент успешных попыток составил более 90 %. Таким образом, независимо от того, насколько эффективно вкладывался партнер, большинство участников почти каждый раз получали бонус, поскольку все решали результативные действия только одного партнера. Однако Керр предположил, что поведение партнера может заставить участников изменить свою тактику. Чтобы проверить эту мысль на практике, он попросил всех, кто был посвящен в детали эксперимента, перестать помогать партнерам, то есть намеренно не справляться с заданием во время денежных раундов.

Теоретически предполагалось, что, раз каждый может, приложив усилия, получить бонус, роль партнера не столь существенна. Однако Керр исходил из того, что на реакцию участников на поведение своих партнеров будет влиять эффект сугрофобии – заподозрив обман, они начнут недооценивать собственные усилия.

Некоторым участникам достались слабые партнеры, неудачно проявившие себя как в пробных раундах, так и в раундах с выигрышем. В других случаях партнеры, хорошо проявившие себя в пробных раундах, не справлялись с задачей в реальной игре. Как бы вы объяснили причину такого поведения вашего незадачливого партнера, если бы оказались на месте участника эксперимента?

Интуиция Керра его не подвела. Участники, которым достался слабый партнер, все равно почти всегда выигрывали бонус, как если бы они действовали в одиночку. Но если им попадался партнер, который бездействовал, они даже не пытались выиграть, интуитивно избегая ситуации, в которой победить – значит дать себя одурачить. Когда по вине ленивого партнера задание на моторику превращается в схему обмана, денежный бонус обесценивается, участник теряет интерес к игре и выходит из нее. Хватит качать воздух, сворачивайтесь. Я выхожу из игры.