Глава четвертая
Первый «дохтур» всея Руси
При Петре I за границу для изучения медицины в тамошних университетах стали посылать молодых людей, но поначалу исключительно детей иностранцев (родившихся, правда, уже в России). Первым русским, поехавшим для этой цели за границу (и первым русским, получившим степень доктора медицины в Падуанском университете) стал Петр Васильевич Постников (1666–1710).
Жил-поживал в Москве во второй половине XVII века дьяк (должность по тем временам немалая) Посольского приказа Василий Тимофеевич Постников (очень часто его фамилия пишется и без буквы «т»). Человек далеко не простой, один из наиболее заметных дипломатов допетровской эпохи, весь образованный. С важными дипломатическими поручениями объездил всю Европу, побывал в Китае и в Турции, где участвовал в заключении серьезных международных договоров.
Естественно, этот человек, прекрасно знавший цену знаниям и образованию, должным образом позаботился о воспитании детей – самостоятельно обучил их нескольким иностранным языкам, а старшего, Петра, вдобавок определил в недавно открывшуюся Славяно-греко-латинскую академию – первое в России высшее учебное заведение, где впоследствии учились знаменитые поэты Кантемир и Ломоносов. Петр учился отлично, проявив недюжинные способности даже в изучении предметов, не входивших в обязательную программу обучения. Как отличного ученика в канун Рождества 1691 года академическое начальство именно его с несколькими соучениками отправило поздравить Патриарха всея Руси. О Рождестве Петр говорил с Патриархом на латыни, Патриарх остался доволен и не просто похвалил способного студента, но и наградил тремя золотыми.
Одновременно с занятиями в Академии Постников поступил в ученики к иностранному врачу Ивану Комнину (судя по фамилии, потомку выходцев из Византии). И благодаря знанию нескольких языков частенько бывал переводчиком у только что приехавших других иностранных врачей, не освоивших еще русского. Видя несомненную тягу способного юноши к медицине, Комнин ему и посоветовал отправиться изучать медицинское дело в Европу, конкретнее, в итальянскую Падую (он сам был доктором медицины тамошнего университета).
И Петр, выправив соответствующие разрешения, отправился в Италию, точнее, в Венецианскую республику (до создания единой Италии из разрозненных королевств, герцогств, республик и «вольных городов» оставалось еще более полутора столетий). Куда добрался лишь через два месяца – вполне нормальные сроки для того времени.
Падую Комнин ему присоветовал (и сам в свое время выбрал для обучения) не зря. Падуанский университет, основанный в 1222 году, очень долго был одним из лучших и престижных «вузов» Европы, располагал богатейшей библиотекой, где Постников просиживал сутками. Два года он успешно изучал анатомию, хирургию, фармакологию, прослушал и курс философии. Потом состоялся экзамен – весьма пристрастный: в Падуанском университете учили на совесть и к экзаменам подходили серьезно.
Все прошло отлично. Молодой московит приятно удивил строгих профессоров познаниями в медицине, иностранных языках (латыни, греческом, итальянском и французском), находчивостью в ответах и складностью речи. 9 августа 1694 года русский студент был признан доктором медицины и философии с правом преподавать эти науки и удостаивать ученых степеней.
Известно, что эта церемония происходила в университете крайне торжественно. Исторической точности ради следует упомянуть, что у Постникова был предшественник, почти соотечественник. Еще в 1515 году степень доктора медицины в Падуанском университете получил Георгий-Франциск Скорина. Как происходила церемония, мы знаем достоверно: один из магистров университетской коллегии зачитал многословное и витиеватое послание: «Мессер Франциск, сын покойного Луки Скарины из Полоцка, русский, был строго проэкзаменован и на этом специальном экзамене держал себя в высшей степени похвально и хорошо, повторяя названные пункты и отлично отвечая на сделанные ему возражения, что ответы его были одобрены всеми присутствующими докторами единогласно, и на этом основании он провозглашается почтеннейшим доктором в науках медицинских». Потом на Скорину надели черную шелковую мантию, на голову – четырехугольный докторский берет, опоясали черным кожаным поясом и в завершение надели на палец широкое серебряное кольцо – «перстень Гиппократа». Именно так выглядела «парадная форма» доктора.
У меня нет точных сведений, но Постников наверняка прошел схожую процедуру: вековые традиции средневековых университетов сохраняются долго, иные из них кое-где сохранились до сих пор. Кстати, случай со Скориной ничуть не нарушает приоритет Постникова: во-первых, Скорина был чуточку другим – не московитом, а подданным Великого Княжества Литовского. Во-вторых, после окончания университета он практически никогда не занимался медициной: увлекся зарождавшимся типографским делом и стал одним из прославленных европейских первопечатников. Так что Постников остается первым великороссом, получившим за границей степень доктора медицины.
Молодой доктор одного из старейших в Европе университетов возвращается на родину, можно смело сказать, триумфатором. Блестящая карьера, слава, богатство? Увы… Так уж грустно сложилась жизнь, что Постников после возвращения в Россию до самой смерти занимался чем угодно, только не медициной – в отличие от Скорины, не по своему желанию…
Сначала он вообще-то пытался стать именно медиком. Но столкнулся с яростным противодействием иностранных врачей из Немецкой слободы, увидевших в новичке серьезного и опасного конкурента…
Вообще-то русский народ, от простолюдинов до бояр, в массе своей испокон веков относился к лекарям, что своим, что иностранным, с некоторой опаской, предпочитая всем снадобьям баньку с веничком да водку с хреном. Да и память о Бомелии и подобных ему субъектах сохранялась долго. Вдобавок иностранных врачей недолюбливали еще и за то, что они сплошь и рядом по-русски говорили скверно, а на пациентов смотрели свысока – московитские варвары, ага… И тем не менее пациентов было достаточно, чтобы иноземные «дохтура» катались как сыр в масле. А потому, как это случалось во многих областях человеческой деятельности, и тогда, и позже составилась этакая «медицинская мафия», сплоченная, горластая, зубастая, накрепко спаянная денежным интересом.
Моментально начались стычки, склоки, интриги… Дошло до Петра I. Тот, без особых на то оснований полагавший себя большим знатоком медицины (в коей отметился разве что зубодерством), все эти склоки прекратил быстро и незатейливо – приписал Постникова к знаменитому Великому посольству в Европу. Официально во главе его стоял любимец Петра Франц Лефорт, а сам Петр конспирации ради (впрочем, мало кого обманувшей) числился скромным «десятником Петром Михайловым». Постникова он назначил своим помощником и переводчиком. Доктор медицины переводил при беседах «десятника» с иностранцами, был квартирмейстером, подыскивая квартиры для членов посольства, закупал медицинские инструменты, лекарства, научные книги. Потом Петр отправил Постникова, опять-таки в качестве квартирьера, в Венецию. Именно туда собрался направиться было Беликов, но эти планы сорвал знаменитый стрелецкий бунт в Москве. Петр срочно уехал в Россию усмирять и наказывать бунтовщиков («Утро стрелецкой казни»…), а Постникова отправил в Вену для переговоров с турками. Переговоры Постников провел блестяще, а потому Петр, не раздумывая, так и оставил его при Посольском приказе, где он и проработал, в основном переводчиком, почти десять лет. Правда, в конце марта 1701 года, казалось, вновь открылась медицинская карьера: именным указом Петр назначил Постникова доктором в Аптекарский приказ с годовым жалованием в 500 рублей (немало по тем временам) – правда, с обязанностью в случае необходимости переводить с латинского, французского и итальянского «нужные письма», опять-таки по линии Посольского приказа. А буквально через полгода Постникова форменным образом сдернули с места – Петр решил, что ученый доктор будет ему гораздо полезнее на «загранработе», и велел срочно отправляться в Париж для «сообщения о тамошних поведениях». Называя вещи своими именами, Постникову предложили разведывательную работу.
Чехов сказал как-то (по-моему, изрядно преувеличив): «Русский за границей если не шпион, то дурак». Постникова дураком никто не считал. После встречи в Париже известный дипломат Андрей Матвеев отзывался о нем так: «Муж умный и дела европского и пользы государевой сведомый и в языках ученый».
Выражаясь современным языком, Постников стал резидентом русской разведки в Париже. Правда, разведки как таковой в России не существовало – уже не существовало. Это в Англии, первой в мире, еще при Елизавете в середине XVI века была создана контора, на постоянной основе занимавшаяся разведкой и контрразведкой. Россия, правда, была второй в этих интересных начинаниях – с отставанием на столетие с лишним, но все же второй. В 1672 году царь Алексей Михайлович создал Приказ тайных дел. Это грозное учреждение, как писали еще дореволюционные историки, занималось «наблюдением за управлением вообще и за точным исполнением царских повелений для производства следствия по важнейшим государственным преступлениям». Добавлю от себя: Приказ ведал еще дворцовым «подсобным хозяйством»: рыбными прудами, где выращивалась деликатесная рыба для царского стола, посадками овощей и теплицами с фруктами, предназначавшимися опять-таки для стола самодержца. Задолго до НКВД-КГБ отправляли с русскими посольствами «прикрепленных», чтобы присматривали за дипломатами (отчего «тайнодельцы», надо полагать, особенной любовью в Посольском приказе уж точно не пользовались, но приходилось терпеть, против царской воли не попрешь). И, наконец, Приказ серьезно и обстоятельно занимался заграничной разведкой и контрразведкой.
Вот об этой стороне деятельности Приказа (в отличие от других «подразделений») мы не знаем абсолютно ничего и никогда уже не узнаем. То ли сам царь, то ли глава Приказа дьяк Иван (он же Данило) Полянский придумал нехитрую, но, нужно признать, эффективнейшую систему отчетности. «Отчеты о проделанной работе» были стандартными и состояли из одной-единственной фразы: «То, что ты приказал исполнить, великий государь, исполнено». Ни один самый хитроумный вражеский агент, попади ему в руки такое вот донесение, попросту и представить не мог бы, о чем идет речь, – вот и мы и сегодня представить не можем…
Первую в России спецслужбу, занятую разведкой и контрразведкой, уничтожил Петр I. В свое время он преобразовал Приказ тайных дел в Преображенский приказ, занятый исключительно внутренним политическим сыском, – а впоследствии добавил к нему созданную для тех же целей Тайную канцелярию.
Разведкой с тех пор (как и повсюду в Европе, за исключением Англии) в России стали заниматься не организованные в контору профессионалы, а попросту доверенные лица самых разных профессий. Повторяю, в точности так обстояло дело по всей Европе. Шпионили все: путешественники, купцы, выезжавшие в другие страны медики, монахи… да вообще все, кого считали пригодными к этому ремеслу. Творческая интеллигенция не отставала: знаменитый драматург Бомарше занимался заграничной разведкой – политическим сыском, Даниэль Дефо (знающие люди среди своих иногда рассказывают интересные вещи о некоторых сторонах жизни во Франции знаменитого писателя И. С. Тургенева и деятельности поэта Афанасия Фета, в свое время служившего в русском посольстве при дворе миланского герцога…).
Одним словом, с точки зрения XVIII века новое назначение Постникова было делом житейским, даже скучным. Все так делают…
Постников собирал сведения о жизни и настроениях королевского двора, интриговал в пользу России, распространял среди дипломатов других стран нужную информацию (а при необходимости и дезинформацию) – одним словом, был классическим резидентом. А вдобавок подыскивал французских врачей для работы в России, закупал лекарства, медицинские инструменты и медицинские книги, анатомические диковинки для петровской Кунсткамеры. В подобных хлопотах он провел девять лет. Вполне возможно, нередко грустнел оттого, что вместо медицины был вынужден заниматься разведкой, но и в качестве резидента работал безукоризненно. Из Франции он писал отцу: «Ни деревень, ни придатков не желаю, токмо служить в чину честном и потребном всячески… За излишними деньгами для моего особливого приобретения не гоняюся, слава Всевышнему, пренебрегаю их, весьма устремляя мои намерения и покушения к честному и полезному услужению его величествия и государственным публичным интересам и делам».
В 1710 году Постникову велели вернуться домой и определили в Посольский приказ рядовым переводчиком. Известен его перевод с французского книги Викфорта «О послах и министрах чужестранных и о должности дел их, и что есть посол, и честь ево».
Это было последнее завершенное им дело. Шалая и бурная жизнь двора Петра I Постникова почти не касалась. Подозреваю, там далеко не сразу и заметили, когда он умер в том же 1710 году за добросовестным переводом очередного французского трактата, потребовавшегося Посольскому приказу. Вот и вся его недолгая жизнь. Чинов не выслужил, орденов не имел, деревенек не получил, богатства не обрел, наоборот, оставил в Париже немало неоплаченных по причине скудости собственных средств долгов.
По какому-то полумистическому совпадению в тот же год умер его отец Василий Тимофеевич – умер в бедности. А ведь это был крупный и искусный дипломат своего времени. Немало сделал для заключения мира с Польшей в 1686 году, завершившего долгую и, в общем, бесполезную для обеих сторон войну, был посланником в Лондоне, Флоренции, Амстердаме и Берлине, склонил Пруссию к союзу против Турции, в 1639 году заключил в Пекине выгодный для России договор с китайским богдыханом, в 1710 году недолгое время управлял Посольским приказом. Не зря на Руси издавна говаривали: от трудов праведных не наживешь палат каменных. Есть что-то глубоко неправильное и несправедливое в кончине в бедности отца и судьбе сына, так и не успевшего ничего сделать в медицине. Некоторое сомнительное утешение в том, что судьбы многих других людей Петр искорежил гораздо круче, вплоть до плахи или сибирской ссылки при отсутствии всяких вин и прегрешений…
…По многовековой традиции Падуанского университета, после того, как новоиспеченный доктор наук предстанет в мантии и берете, с перстнем Гиппократа на пальце, вся коллегия встает и низко кланяется новому собрату.
Наверняка так было и с Постниковым. Оставшимся в истории не только первым русским доктором медицины европейского университета, но и, пожалуй, первенцем той породы русских интеллектуалов, что всю жизнь посвятили служению России, так и не получив, по выражению давнего биографа Постникова, «в жизни сей награды на труды свои, пожертвования и упражнения в науках».
