Глава 11 
     Визирование 
    
    — Такое может произойти, — неохотно согласился император, — Но не само по себе, а если этот Ваш Юба проявит агрессию.
    — Дело не в поводе. А в последствиях. Другие лидеры Степи решат, что империя как всегда кровожадна, а эволюция и конституция, вместе со всеми словами с таким же окончанием — это зло. И останутся жить в своей дикости.
    — А если этого вообще не произойдёт? Если окажется, что Кречет не кровожадный правитель, алчный до крови соседей? — с лёгкой улыбкой спросил император.
    — Тогда нападения устроят англичане. Наверняка. Им не понравится эта тенденция. И раз не нападаем мы, значит это наш сателлит и надо попробовать на нём зубы.
    Я намеренно использовал «мы» в переговорах, чтобы подсознательно показать, что нахожусь с императором по одну сторону баррикад и, кажется, этот ход себя оправдывал.
    — Оптимистично же Вы, Аркадий, их оцениваете, — усмехнулся Кречет.
    — Буду рад ошибиться. Но допустим, что Юба отобьётся от нанятых англичанами соседей. И не сам, а при поддержке казаков и оружия, которое получит в долг от империи.
    — И долг потом придётся отдавать, — продолжил мою мысль император.
    — Да. И тогда все подумают… М… А дружить с империей не так и плохо! Вы посмотрите на Юбу, он отбился от соседей, у него есть деньги, товары, железная дорога, он богат и здоров.
    — Позитивный опыт?
    — Да, он. Таким образом, Вы обошлись без вторжений и военных действий, сохранили лицо и создали хороший фундамент для того, чтобы спустя годы и годы интегрировать Южное Алы Тау в состав империи без единого выстрела и сохраняя местную власть элит и потомков Юбы. А также то, что десятки других ханов сравнительно скоро захотят повторить этот положительный опыт.
    — Нам тоже нужен самовар, железная дорога, пряник с конфетой, сахар и имперское ружьё, произведённое в Туле? — император задумчиво смотрел в окно. По пруду никто не плавал, только слуга ходил по берегу и что-то бурчал себе под нос. — А как Вы до всего этого додумались, Аркадий?
    — Честно говоря, это не я придумал.
    — А кто? — спросил император таким нетерпеливым тоном, как если бы был намерен вызвать этого человека «на ковёр», причём очень скоро.
    — Древние египтяне.
    — Кто⁈
    — Древний Египет был первой цивилизацией, окружённой менее развитыми и не всегда дружелюбными народами.
    — Да, между пирамид тоже бушевали войны. Например, гиксы, — козырнул Кречет.
    — Египет заключал мирные договоры с местными вождями. Одним из условий было то, что сын вождя будет жить в столице Египта.
    — Заложник?
    — Нет. Его отправляли учиться. И он жил среди египтян годы и годы. Учился, пил пиво, бегал от полицейских патрулей, дружил с египтянами и египтянками. А спустя годы, когда он возвращался в свой родной народ…
    — Становился проводником египетских идей — заключил Кречет. — Так же делают англичане, учат сыновей пашей и прочих беев. И этим только помогают грабить колонии и не более того.
    — Да, но англичане учат «в англичан», а наши будут учить в наших. Разница менталитетов. Я не даю гарантии, что всё будет ровно и складно, — это я сейчас царю институт Патриса Лумумбы изобретал. — Но сын Юбы, когда выучится в просвещённом культурном Петербурге, вернётся домой и спустя годы станет каганом. Естественный ход вещей. А потом к нему приедет его приятель, с которым они вместе пили водку и играли в карты, прячась от злых преподавателей и скажет: «А давай построим тут завод?», или «Тут прямо нужен военный форт!» или «Я могу продать тебе пулемёт!» или «Давай, я куплю у тебя руду?».
    — Англичане придут к нему ещё раньше.
    — Придут. Но так значительно более высока вероятность, что он именно нашему человеку скажет — строй свой завод. И плюсом, забацай школу. Знаете, что я дал Южном Алы Тау, кроме конституции, но что никто пока не заметил?
    — Что же?
    — Язык на основе русского. Письменность, если точнее. И русский, как второй язык в каганате. И я построю школу, а в качестве учебников возьму имперские, которые попросту переведу вместе с тем, что там правильно и грамотно написано про современную политику и историю.
    — Культурное влияние?
    — Да. К тому же, если обратить внимание, то и сам Юба в юности учился где-то в Омске или Челябинске. Пару лет, но всё же. Пример того, что сотрудничество — вопрос, связанный с культурой.
    — Этого в моих донесениях нет, — нахмурился Кречет. — Так что там детская школа?
    — И это часть моей идеи «лоскутного одеяла». Учиться по традиции пойдут самые талантливые, которые через годы станут управленцами. Но если глобально, то кто-то должен разобраться с национальным разнообразием народов Степи, чтобы мы перестали воспринимать их как ордынцев. И такой маленький человек, как я, не осилит глобальную задачу. Я потяну только своё Южное Алы Тау.
    — Которое размером со Швейцарию?
    — Земли у нас обширные, Ваше величество.
    Он усмехнулся.
    — Ну, допустим некоторые Ваши слова, Аркадий, мне кажутся разумными. Давайте попробуем. Чем император может помочь министру?
    — Может, — с готовностью ответил я. — Я подготовил прошение. Вот оно.
    Кречет пробежал глазами.
    — … Оказать содействие в строительстве нитки железной дороги в каганат, беспошлинной торговле, основанию малого алтайского казачества, подчинённого уральскому, всемерную поддержку в оформлении прав, регистрации, допусках, наследовании… А почему наследования?
    — Я под посольство использую бывшее имение Филиновых, которым мой род владел двести лет назад.
    — А… Личные мотивы. Не осуждаю, — довольный своей внимательностью, отметил император.
    — Могу тогда я попросить наложить визу?
    Император достал из стола шикарную ручку словно созданную из единого куска жемчуга и написал твёрдым красивым почерком: «Всем лицам империи и за её пределами, до отмены распоряжения — поддерживаю и ожидаю того же. П. А. Кречет».
    …
    Несмотря на кажущуюся лёгкость встречи, назад я трясся в машине, тяжело дыша и развалившись в кресле, как после разгрузки вагона с углём.
    Баранов посматривал на меня, одновременно контролируя дорогу и вполголоса разговаривая с кем-то по мобилету.
    — Аркадий Ефимович, с сожалением сообщаю что обратно Вы полетите на обычном планере.
    Он так и сказал планЕр, то есть без «Ё» в произношении и это, наверное, что-то профессиональное, вроде «запасный» на флоте.
    — Без проблем. Долго лететь?
    — Восемь часов с дозаправкой в Челябинске.
    — А можно там меня и оставить? Кое-какие небольшие дела. Тем более что в Кустовом, насколько мне известно, полосы нет. Приходится садиться на поля.
    — Приходится? Вы что-то смыслите в авиации?
    — Так получилось, что да… Что-то смыслю, — не знал стоит ли говорить, что у меня есть свой, не вполне законно полученный самолёт. — Но у нас в Кустовом пока с этим туговато.
    — А мне нравится, — удовлетворённо кивнул Баранов.
    — Челябинск? Кустовой?
    — Нет, — отмахнулся он. — Я про Вас. Вы с государем общались, я столько людей видел, чтобы после аудиенции задирали нос до средних слоёв атмосферы, разговаривали сквозь зубы и презрительно. И эта печать затмевающего всего величия, которую на них поставила встреча… Я-то ладно, по своей линии отработал и живу дальше, а они своё раздувшееся до космических масштабов эго будут нести по жизни годы и годы. А вы ничего, крепкий, хотя и молодой.
    — Я, господин полковник… Не то, чтобы своё место знаю, так говорить было бы не верно, я как раз-таки своё место в жизни ищу. Но, собственно, в ходе встречи… А можно я предположу, что Вы полковник по линии именно министерства обороны, ведь подтверждения или опровержения я не слышал.
    — Ну, чего уж там. Да, министерство, а что?
    — Так вот, я думаю, что Ваше министерство занималось моей скромной персоной не просто так.
    — Поясните, Аркадий.
    — Предположу, что было заседание правительства, где обсуждали мою маленькую страну. И мнения там разделились. И Ваш руководитель, Орлов, занял нейтральную позицию. Как нейтральную сторону, ему и поручили доставить меня.
    — Вы не так далеки от истины. Скажем, отличие только в том, что явочного заседания не было, была подковёрная возня.
    — И вот, — продолжил я, — мне и показалось, что есть вероятность, что по результатам переговоров меня отвезут в Ваше ведомство, где я, как министр иностранных дел, среди прочего подпишу бумагу, под гарантии личной безопасности, и это ещё в лучшем случае, объявлю войну против империи и Ваше ведомство, в качестве ответа на официальный повод проведёт военную операцию, чем закроет мой юридический эксперимент по внедрению конституционной монархии самым кардинальным способом.
    — Не могу подтвердить или опровергнуть Ваше предположение, — уклончиво ответил полковник, не дрогнув ни одной мышцей.
    — Принимаю такой ответ с пониманием. Но я-то попал в ситуацию, когда один человек решает мою судьбу.
    — Не самый простой человек, — поправил меня Баранов.
    — Да, несомненно.
    — И что же Вы сделали?
    — Ну, я поступил так, как должен поступать матёрый юрист.
    — А именно? Не говорите деталей, это Ваше с Петром Алексеевичем дело, но… в целом, как Вы поступили?
    — В целом… Знаете, юрист берёт и убеждает судью.
    — Судья, как мне кажется, от слова судьба? — предположил Баранов.
    — Полагаю, что так.
    — Вам довелось спорить с государем?
    — О нет, обошлось. Тут концепция тоньше. Чем отличается спорщик-любитель от профессионального?
    — Расскажите.
    — Любители спорят друг с другом и пытаются убедить друг друга. Профессионалы так не делают. Им плевать на мнение оппонента, они не пытаются убедить друг друга.
    — А как же поиски истины?
    — Это для философов или алкоголиков. Юрист пытается убедить только судью и получить нужное решение. Он не убеждает оппонента. Зачастую он даже сам может не верить в защищаемую собой точку зрения.
    — Иронично. Получается, что судебный спор — это спор, где обе стороны не только не верят друг другу, но и осознают ложность своих точек зрения?
    — И тем не менее пытаются победить. Вот что делают профессионалы!
    — И Вы убедили государя?
    — Убедил, что внедрение конституционной монархии в каганате, так сказать, в отдельно взятой степной монархии может быть полезно сразу в нескольких аспектах и способно давать отдачу, начиная уже с первых дней и на многие годы. И это, заметьте, без привлечения Вашего ведомства.
    — У нас нет самоцели, — машина стала поворачивать, так что он наклонился ко мне и говорил отчётливо слышным шёпотом, — участвовать в каждой такой ситуации. Будем рады, если обойдётся без нас. Искренне рады. Поэтому рад, что познакомился и помог в Вашей этой авантюре.
    — Это прогресс, осторожный такой, локальный, но прогресс.
    — Если государь с этим согласился, значит и я спорить не буду. А что за бумагу Вы сжимаете?
    — Это как раз по каганату, — прижал к груди прошение, рефлекторно опасаясь, что «мою прелесть» отнимут.
    — Я дам Вам папку, чтобы не помялась. Всё же это служебная машина.
    Он открыл какую-то плоскую панель в двери и оттуда на него посмотрели два воронёных ствола пистолета.
    — Пардон, не та дверца. Всё же это машина министерства обороны. Специфика профессии. Канцелярия в другом месте.
    …
    Водитель был другой, так что ехали мы неспешно, да и куда теперь было торопиться? Я попросил разрешения купить что-то, чтобы перекусить, всё же со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.
    Баранов сжалился надо мной, мы притормозили около какой-то блинной, и он терпеливо подождал, пока я хоть немного поем блинов. Всё это время я не выпускал и рук папки, что, судя по взгляду полковника, было правильно и ответственно.
    — А если мне для нужд республики понадобится купить оружие? — убедившись, что посторонних ушей рядом нет, спросил я. — Это по Вашему ведомству обращаться или через министерство иностранных дел?
    — Теоретически, это вопрос дипломатии.
    — А мне надо практически. Мне же не теоретическое оружие нужно будет.
    — На кой Вам, Аркадий, наше оружие? — отечески спросил Баранов.
    — Как минимум мне нужно забацать пару казачьих постов.
    — Казаки и сами оружие добывать умеют, — отмахнулся он. — К тому же они не используют ничего из запрещённых списков.
    — Император предположил, — зашёл с козырей я, — что на нашего кагана нападут соседи. Отогнать их проще всего было бы пулемётами.
    — Пулемёт — штука серьёзная. Прижмёт, зови нас, пулемёт будет идти с обслугой. Продать тебе какое-то количество могут только по согласованию с государем, так что пиши прошение на него. Но много не жди, они нам самим нужны. К тому же пока что твоим степнякам доверия нет. А ну как продадут их на сторону? Ты можешь за них поручиться?
    — Пока нет, поэтому планирую пару казачьих постов. Да и вообще, я в военном деле не шиша на смыслю.
    — Трезвая оценка себя — это уже хорошо. Ну что, поехали? Нам ещё самолёт выбивать, ждать его и так далее.
    — Без Вас полечу?
    — Ну, я Вас в надёжных руках оставлю. Если хотите какой сувенир купить, говорите сразу, чтоб мы больше не тормозили, время у нас с водителем казённое.
    — Да я как-то не продумал этот визит. Он слегка импровизированным был.
    Полковник понимающе усмехнулся. Хотя он был сильно старше меня, держался бодро, в то время как я буквально валился с ног.
    — Значит, двигаем в аэродром.
    …
    Баранов провожал меня, что называется, до трапа, то есть со мной не летел.
    Я искренне пожал ему руку, осторожно прижимая у груди папку с единственным, но таким ценным для меня документом.
    Самолёт был маленьким, экипаж кроме меня вёз огромную партию каких-то запечатанных ящиков, наваленных так плотно, что мне практически не оставалось места в хвосте и состоял из трёх человек — первый пилот, второй пилот, он же штурман и бортмеханик.
    — Уважаемые лётчики, пустите посмотреть на настоящую кабину пилота?
    — А Вы, господин хороший, нам тут всё не облюёте? А то были уже печальные ситуации.
    — Нет.
    — Откуда знаете? Летали прежде?
    — Летал и даже за штурвалом, то есть второго пилота на малой одномоторке. Понятно, что взлетал и сажал настоящий пилот. Но я тогда по крайнем мере не заблевал землю внизу и даже не звал мамочку со страху.
    Они рассмеялись.
    Переглянувшись, экипаж с пониманием отнёсся к моему интересу к полёту и пустил на выдвижное кресло в кабину пилотов.
    А через час, когда они решили, что я не шпион и не информатор, принялись травить и травили их до самой посадки — байки и анекдоты, в том числе про лётное дело и авиацию.
    Несмотря на смертельную усталость, до самого прилёта я не сомкнул глаз.
    — Аркаша, — прокричал в мою сторону бортмеханик, самый веселый и разбитной член экипажа, который к тому же, как мне кажется, уже успел хлопнуть спиртного. — Куратор сказал, что тебе вроде бы надо до Кустового. Нам даже маршрутный лист согласовали с таким расчётом. Но ты дескать не против и в Челябе остаться?
    — Ну да, у меня там дела по бизнесу.
    — То есть, договорились, дальше не летим, до места доберёшься сам?
    — Именно так.
    — Тама уже поздняя ночь, хочешь к нам в гостиницу?
    — Нет, мне бы извозчика, дальше разберусь.
    — Ну как знаешь.
    Они действительно нашли мне извозчика, потом тот озвучил цену в двадцать рублей. Лётчики, не переставая широко улыбаться, очень прозрачно намекнули, что такой жадный человек больше никогда не будет работать возле авиаотряда, если будет и дальше пробовать раскрутить государева человека на его скромные командировочные и водитель кобылы стушевался и снизил цену за дорогу до четырёх рублей.
    …
    Через двадцать минут я стоял на пороге отеля с многозначительным названием «Трансвааль».
    Местные часы в фойе отеля показывали без четверти час ночи.
    Навстречу мне вышел приветливый, насколько может быть приветливым коротконогий, похожий на грабителя с большой дороги бородатый крепыш, презрительно смерил меня с головы до ног, зафиксировал в своей голове, что багажа у меня с собой нет, плюнул под ноги (спасибо что себе, а не мне) и пробурчал, что постоялец нонче пошёл никчёмный. Развернулся и ушёл, разочарованный что раз багажа нет, то и чаевых не будет.
    Так началось моё знакомство с городом Челябинск.