Глава 7
Вотчина Романовых
Военно-политический союз между Российской империей и Французской республикой во второй половине XIX века был обусловлен не столько географическим положением, сколько общностью геополитических интересов обеих держав, в первую очередь растущей военной угрозы со стороны Германии и Австро-Венгрии. Ступив на путь «догоняющей модернизации», Россия остро нуждалась в инвестициях для вложения в тяжелую и обрабатывающую промышленность и железнодорожное строительство.
Французские банки, после поражения Наполеона III во Франко-прусской войне еще не имея возможности осуществлять активную колониальную политику, оказались перед острой необходимостью экспортировать свои капиталы за рубеж под надежные государственные гарантии. Российская экономика, всегда функционировавшая под жестким военно-бюрократическим патронатом государства, представлялась устойчивым к потрясениям мирового финансового рынка аграрно-промышленным анклавом. Удельный вес французских инвестиций в российскую экономику возрастал в геометрической прогрессии. В течение 1871—1887 годов в России были основаны 17 крупных иностранных предприятий, из них 9 французских банков и заводов. В 1888 году на Елисейских Полях поддержали выпуск Парижской биржей облигаций «Русского займа» на сумму в 500 миллионов франков, за ним последовали два займа 1889 года на 700 миллионов и 1200 миллионов франков. Франция за короткое время стала основным кредитором России, потеснив Германию и Англию.
В правительстве и при царском дворе начала складываться профранцузская партия. Ее провозвестником стал герой освобождения балканских народов от турецкого владычества знаменитый «белый генерал» М.Д. Скобелев. В своей речи 5 февраля 1882 года перед сербскими студентами он заявил: «Если вы хотите, чтобы я назвал вам этого врага, столь опасного для России и для славян… я назову вам его. Это автор “натиска на Восток” – он всем вам знаком – это Германия. Повторяю вам и прошу не забыть этого: враг – это Германия. Борьба между славянством и тевтонами неизбежна. Война даже очень близка!» Генерал Скобелев спустя четыре месяца после этой знаменательной речи скоропостижно скончался от сердечного приступа.
В результате непростой и продолжительной борьбы мнений 17 августа 1892 года в Петербурге начальники Генеральных штабов Российской империи и Французской республики Н.Н. Обручев и Р. Буадефр подписали согласованный текст секретной военной конвенции, которая означала юридическое оформление военного союза между Россией и Францией. Главные условия конвенции сводились к следующему:
1. Если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия нападет на Германию, а если Россия будет атакована Германией или Австро-Венгрией, поддержанной Германией, то Франция выступит против Германии.
2. В случае мобилизации войск Тройственного союза или одной из его держав Россия и Франция немедленно и одновременно мобилизуют все свои силы и придвинут их как можно ближе к своим границам.
3. Франция обязуется выставить против Германии 1300 тысяч солдат, Россия – от 700 до 800 тысяч штыков и сабель. «Эти войска, – говорилось в конвенции, – будут полностью и со всей быстротой введены в дело так, чтобы Германии пришлось сражаться сразу и на Востоке и на Западе».
Конвенция вступила в силу после ее ратификации императором России Александром III и президентом Франции Ф. Фором.
Ее текст не подлежал широкой огласке, но его содержание стало известно резидентам германской разведки и журналистам, близким к окружению кайзера. В Берлине все еще надеялись воспрепятствовать дальнейшему сближению двух крупнейших европейских держав России и Франции пусть и ценой ухудшения русско-германских экономических связей. Прежде обожествляемому «отцу нации» рейхсканцлеру Бисмарку сложные дипломатические маневры с целью любыми средствами сохранить добрососедские отношения с Российской империей стоили отставки и опалы.
После воцарения Николая II «профранцузская партия» утратила свое былое влияние, как, впрочем, и все другие придворные политические группировки. С мнением членов Государственного совета царь перестал считаться, хотя с показным участием их выслушивал.
Недалекий по природе и вследствие этого болезненно самолюбивый, низкорослый, с нескладной фигурой император страдал агорафобией – навязчивым страхом перед большим скоплением людей. Он с детства избегал военных парадов и участия в масштабных маневрах. Случайно – по причине скоропостижной смерти старшего брата Георгия, – оказавшийся наследником престола, великий князь Николай Александрович попросту не осознавал нелегкой роли, которая уготована императору огромной евразийской державы. После кровавого «ходынского крещения», когда ему вздумалось бросать в толпу на базаре первые отчеканенные золотые червонцы из казачьей папахи, врученной для процедуры венчания на царство министром финансов С.Ю. Витте, в народе утвердилось мнение, что родившийся в день святого Иова император обречен на неудачи во всех начинаниях.
Царь получил неплохое домашнее образование – его наставниками были известные ученые, – но никогда не проявлял большого интереса к общественным наукам: политической экономии, социологии, философии и истории. Аккуратные дневники, педантично написанные гладким почерком, стандартные резолюции, лишенные эмоциональной выразительности, выдавали в нем человека средних способностей, но большого любителя гастрономических изысков: меню трапез им постоянно выписывается с большим тщанием. Николай II увлекался фотографией, тратил много времени на тематическое размещение фотоснимков по альбомам, с увлечением играл в домино, пилил дрова и, как нелюбимая российскими историками императрица Анна Иоанновна, стрелял ворон в парке Царского Села.
Занятия государственными делами и особенно публичные выступления, даже читаемые по заранее подготовленным текстам, были для него тяжелым бременем, и только гипертрофированное представление о задачах верховной власти и чувство долга вынуждали царя в начале правления добросовестно просматривать многочисленные официальные документы и правительственные проекты. Однако скоро это занятие царю наскучило. Он писал своей матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Трепов для меня незаменимый, своего рода секретарь. Он опытен, умен и осторожен в советах. Я ему даю читать толстые записки от Витте, и затем он мне их докладывает скоро и ясно. Это, конечно, секрет от всех!»
После убийства генерал-майора Д.Ф. Трепова боевиками-эсерами с проектами государственных законов и указов предварительно знакомилась его супруга императрица Александра Федоровна, которая, в отличие от покойного министра, всегда педантично вносила в них свои исправления.
Убежденный в божественном предназначении царской власти, Николай II был с пеленок приучен к неприятию любой формы конституционного строя. Принцип самодержавия основывался в его душе на вере, русском патриотизме и стремлении к духовному слиянию с воображаемым им народом. Либеральные газеты и журналы его раздражали, и избранные места из них пересказывали самодержцу многочисленные дети, каждый в зависимости от своего возраста и интересов.
В юности великий князь Николай Александрович не изнурял себя изучением фундаментальных дисциплин, ощущая себя «хозяином земли Русской» по праву рождения. Из преподавателей наибольшее влияние на него оказал обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев, прививший своему воспитаннику твердое убеждение в незыблемости самодержавия. В своей первой публичной речи, произнесенной 17 января 1895 года перед депутатами дворянских собраний, земств и городов, он во всеуслышание заявил, что ему «известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель».
Социально-экономические теории его раздражали: он верил в существование духовных эманаций и очищающего откровения, которые способны благостно воздействовать на окружающий мир.
«Царь отвечал перед совестью и руководствовался интуицией, инстинктом, то есть тем непонятным состоянием ума, которое ныне зовут подсознанием… Он склонялся лишь перед стихийным, иррациональным, а иногда и противным просвещенному разуму, перед невесомым, перед своим всевозрастающим мистицизмом».
Внешнеполитические проблемы, оказывается, можно было решить простейшим образом: совместными усилиями крупнейших цивилизованных государств юридически узаконить войну как явление!
В циркуляре правительства Российской империи от 12 августа 1898 года, написанном рукой Николая II, содержалось обращение к представителям всех держав. В нем были намечены две основные цели будущей конференции: «Во-первых, путем взаимного и миролюбивого обсуждения международных споров и условий ограничения вооружений предупредить войну и, во-вторых, посредством обмена мнениями выяснить те условия, при которых возникшая война могла бы быть поставлена в самые узкие рамки с точки зрения гуманности и общей пользы народов».
По его убеждению, «новейший милитаризм дает мощное орудие в руки растлевающей пропаганде социализма». Регламентирование методов ведения войны, независимо от ее масштабов, для царя представлялось только альтернативой подавления любой революции вооруженными средствами.
Когда С.Ю. Витте, будучи министром финансов, осторожно предупреждал царя о неотвратимых последствиях консервативной внутренней политики и рекомендовал ввести конституцию, Николай II отвечал: «Я никогда, ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо я его считаю вредным для вверенного мне Богом народа». Витте в этой связи заметил: «Ничтожный, а потому бесчувственный император. Громкие фразы, честность и благородство существуют только напоказ, так сказать, для царских выходов, а внутри души мелкое коварство, ребяческая хитрость, пугливая лживость».
Российская империя стремительно катилась в пропасть революции. Мнение престарелых членов Государственного совета для царя всегда было весомее, нежели проекты Совета министров, а материальное обеспечение армии и флота современными образцами вооружений осуществлялось после их утверждения статс-секретарем А.М. Безобразовым, казнокрадство которого вошло в поговорку. Естественно, что соразмерных бюджетных средств на проектирование боевых кораблей нового поколения, артиллерийских орудий и стрелкового вооружения не выделялось. Заказы на их производство размещались за границей, главным образом в Германии, США и Франции.
Николай II, провозглашая с трибуны Гаагской мирной конференции гуманистические принципы ведения войны, вероятно, не включал Японию в число цивилизованных стран. На повестке дня внешней политики России стояла «большая азиатская программа». Маньчжурия была фактически оккупирована после подавления восстания ихэтуаней в Северо-Восточном Китае, и там, по мнению царя, нужно было образовать «губернию Желтороссия». Среди китайского населения русским полковым священникам было приказано распространять православие любыми методами. Во время своей встречи в Ревеле с германским императором Вильгельмом II царь прямо сказал, что рассматривает укрепление и усиление влияния России в Восточной Азии «как задачу именно своего правления».
Основным препятствием к русскому преобладанию на Дальнем Востоке была Япония. Председатель Совета министров И.Н. Дурново, «представительный выездной лакей, попавший в силу злосчастной судьбы в министры», убеждал его, что соглашение с Австро-Венгрией и улучшение отношений с Германией обеспечит русский тыл, а завершение постройки Сибирской железной дороги и усиление эскадры в Порт-Артуре удержит Японию от агрессии.
В конце 1902 года С.Ю. Витте на собрании Государственного совета, «взывая к мудрости государя», просил «удержать державной своей волею требования ведомств на уровне соответствия тем ресурсам, которые может представить государство, без потрясения экономического благополучия населения». Признавая, что из народа налоговым прессом выжато все, что можно, предупреждал он царя, задолженность правительства достигла 6 629 миллионов рублей, половина которых падает на внешние займы. «Дальнейший рост расходов, и прежде всего – на гонку вооружений, подорвет не только финансовое благополучие [империи], но и ее внутреннюю мощь, и международное политическое значение».
Великий князь Александр Михайлович вспоминал, что «очередная японская нота от 31 декабря 1903 года была больше похожа на ультиматум: Россия должна исключить Корею из сферы своих интересов и признать территориальную неприкосновенность Маньчжурии и Китая. Мы сидели после завтрака в кабинете государя, курили и разговаривали о незначительных вещах. Императрица была беременна, и Ники надеялся, что на этот раз родится мальчик. Он ни слова не говорил о положении на Дальнем Востоке и казался веселым. Это была его обычная манера избегать разговоров на неприятные темы. Я насторожился. “В народе идут толки о близости войны, – сказал я. Государь продолжал курить. – Ты все еще намерен избегнуть войны во что бы то ни стало?” – “Нет никакого основания говорить о войне!” – сухо ответил он. “Но каким способом ты надеешься предотвратить объявление войны японцами, если ты не согласишься на их требования?” – “Японцы нам войны не объявят”. – “Почему?” – “Они не посмеют”. – “Что же, ты примешь требования Японии?” – “Это становится, наконец, скучным. Я тебя уверяю, что войны не будет ни с Японией, ни с кем бы то ни было”. – “Дай-то Бог!” – “Это так и есть!”»
Царское легкомыслие дорого обошлось России…
Если Николай II и был одержим абстрактной идеей морального одухотворения внешней политики, то председатель Совета министров И.Н. Дурново намеревался сохранить существующее соотношение вооруженных сил в мире без новых финансовых издержек, покрывать которые в силу сохранения самодержавия становилось невозможно. Любые, пусть и ограниченные, экономические реформы повелительно требовали структурных изменений в незыблемой вертикали государственной власти Российской империи. Современная армия, формируемая согласно техническим требованиям XX века и управляемая образованными офицерами, сама по себе таила опасность для царизма. Движение декабристов первой четверти XIX века, пошатнувшее российское самодержавие, стало серьезным уроком для Александра II Освободителя, который начал процесс радикального реформирования социально-экономического устройства Российской империи. Контрреформы Александра III Миротворца преследовали цели форсированной индустриализации страны, осуществление которых было возможно при сохранении международной стабильности. Модернизация армии и военно-морского флота в это время не прекращалась, но была связана главным образом с их техническим обновлением. Николай II подобно Гамлету поклонялся тени своего отца, но не понимал его гибкой внешней политики, а деда вообще вспоминать не любил. Злые языки утверждали, что Николай II не мог простить ему продажи Аляски! В этом смысле царя никоим образом нельзя считать продолжателем политики последних великих императоров.
Вооруженные силы России к активным военным действиям не были готовы. Имея под ружьем 1,1 миллиона человек, Генеральный штаб располагал на Дальнем Востоке к январю 1904 года 98 тысячами солдат и офицеров, 148 орудиями и 8 пулеметами. Тихоокеанский флот уступал японским военно-морским силам по количеству артиллерийских и минных кораблей. Пропускная способность Сибирской железной дороги составляла 4 пары поездов в сутки из-за паромной переправы через Байкал. Переброска одного армейского корпуса из Центральной России на Дальний Восток занимала 26 дней в летнее время.
План ведения войны с Японией, составленный военным министром генерал-адъютантом Н.А. Куропаткиным, был явно списан с учебников русской военной истории. Он предусматривал упорную оборону Порт-Артура в тесном взаимодействии с флотом и последовательный маневренный отход русских корпусов и дивизий вдоль КВЖД с тактическими боями к Харбину, где к тому времени должны быть сосредоточены главные силы Маньчжурской армии. По существу, царю был представлен перелицованный вариант летней кампании 1812 года – отступление Барклая де Толли к Смоленску, и Кутузова к Бородину. Искушенный царедворец знал, что «царскосельский затворник» втайне преклонялся перед гением Александра I. Естественно, Николаю II план понравился, пусть в нем совершенно не учитывались ни малая пропускная способность КВЖД, ни географическое расположение Порт-Артура, ни боевые возможности Тихоокеанской эскадры.
Русско-японская война стала первым глобальным прецедентом обратного воздействия локального вооруженного конфликта на состояние всей европейской политической системы.
Поражение России в корне изменило международную ситуацию в Европе. Русская революция 1905—1907 годов ускорила подготовку и государств Антанты, и монархий Тройственного союза к мировой войне, так как Россия утратила роль крупного политического и силового фактора на мировой арене. Образно говоря, потеря военно-морского могущества грандиозной евразийской державой и, соответственно, исчезновение крупнейшего геополитического центра влияния в мире, пусть и ненадолго, привели в движение все государства в глобальном масштабе. Проигранная с позором «маленькая победоносная война» Николая II привела к Великой войне, которая коренным образом изменила политическую карту мира и впоследствии привела к многообразным пароксизмам цивилизации в форме тоталитаризма.
Председатель Адмиралтейства великий князь Алексей Александрович создал на флоте неповторимую атмосферу благодушия. «Светский человек с головы до ног – le beau brummell, – которого баловали женщины, Алексей Александрович много путешествовал. Одна мысль о возможности провести год вдали от Парижа заставила бы его подать в отставку. Но он состоял на государственной службе и занимал должность ни много ни мало генерал-адмирала Российского Императорского флота. Трудно было себе представить более скромные познания, которые были по морским делам у этого адмирала могущественной державы. Одно только упоминание о современных преобразованиях в военном флоте вызывало болезненную гримасу на его красивом лице… Это беззаботное существование было омрачено, однако, трагедией: несмотря на все признаки приближающейся войны с Японией, генерал-адмирал продолжал свои празднества и, проснувшись в одно прекрасное утро, узнал, что наш флот потерпел позорное поражение в битве с современными дредноутами микадо. После этого великий князь подал в отставку и вскоре скончался».
После него шефство над российским военно-морским флотом возложил на себя лично полковник лейб-гвардии Преображенского полка император Николай II, до венчания на царство исполнявший должность младшего офицера кавалерийского эскадрона. Для удобства царя как пожизненного председателя Адмиралтейского Совета, негласно присвоившего себе почетный титул «адмирала Тихого океана», чин «генерал-адмирал» был исключен из Положения о воинской службе.
Дальневосточная авантюра подорвала российский экономический потенциал и нанесла невосполнимый урон престижу империи. Потери русской армии только во время осады Порт-Артура составили 28 тысяч человек убитыми. Маньчжурская же армия в совокупности лишилась 52 501 солдата и офицера.
В результате поражения в Цусимском бою Россия фактически осталась без военно-морского флота. В ходе войны было потоплено или взято в плен 15 броненосцев, в том числе 6 новейших эскадренных броненосцев типа «Бородино», 2 броненосца береговой обороны, 11 крейсеров, из которых 5 кораблей относились к крейсерам 1-го ранга, 5 морских канонерских лодок, 22 эсминца, 22 миноносца, 4 военных транспорта и 8 портовых судов. Общая стоимость этих кораблей составляла 230 миллиона рублей золотом, а вместе с артиллерийским и минным вооружением, хранившимся в Порт-Артуре и тоже доставшимся японцам в качестве трофеев, прямые материальные потери флота составили 255 888 951 золотой рубль.
Черноморский флот был закупорен, так как проход через Босфор и Дарданеллы запрещали международные договоры, в то время как в его составе находилось 6 эскадренных броненосцев, 2 крейсера 1-го ранга, 17 эсминцев, 12 миноносцев и 4 подводные лодки. В Сибирской флотилии по условиям Портсмутского мирного договора оставались наскоро отремонтированные крейсер 1-го ранга «Аскольд», одна канонерская лодка и 13 миноносцев. Прославленные броненосные крейсеры «Россия», «Громобой» и «Богатырь» с океанскими обводами и водоизмещением переводились в Кронштадт, чтобы ржаветь на якорной стоянке в мелководной для их осадки с боевым водоизмещением Балтийской акватории.
Великий князь Александр Михайлович вспоминал: «14 мая 1905 года флот наш был разбит под Цусимой японцами, но это не имело влияния на Николая II. Слава его царствования еще не приобрела определенных очертаний. Он проходил через стадии своей жизни и верными шагами шел в том направлении, которое было указано его многочисленными комплексами. Он потерял во все веру. Хорошие и дурные вести имели на него одинаковое действие: он оставался безразличным. Единственной целью жизни было здоровье его сына… Если бы Николай II родился в среде простых смертных, он прожил бы жизнь, полную гармонии, поощряемый начальством и уважаемый окружающими. Он благоговел пред памятью отца, был идеальным семьянином, верил в незыблемость данной им присяги и прилагал все усилия, чтобы остаться честным, обходительным и доступным со всеми до последних дней своего царствования. Не его вина была в том, что рок превращал его хорошие качества в смертоносные орудия разрушения. Он никогда не мог понять, что правитель страны должен подавить в себе чисто человеческие чувства».
Национальный позор, сравнимый с поражением в Крымской войне, России пришлось пережить вновь, только в несравнимо большем масштабе. «Не Россию разбили японцы, не русскую армию, – писал С.Ю. Витте, – а наши порядки, или, правильнее, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением в последние годы».
Поражение в Русско-японской войне стало национальной катастрофой.
Революция, оказавшаяся неизбежным следствием поражения в Русско-японской войне, надломила Николая II.
Уже 13 октября 1905 года в Петербурге на всех фабриках и заводах произошли выборы в Совет рабочих депутатов. Ночью состоялось первое заседание Совета. Вслед за Петербургом организуется Совет рабочих депутатов в Москве. Совет рабочих депутатов Петербурга, как Совет крупнейшего промышленного и революционного центра России, столицы царской империи, должен был сыграть решающую роль в революции 1905 года.
Избранному руководству Совета в лице меньшевиков Г.С. Хрусталева-Носаря, Л.Д. Троцкого и А.Л. Парвуса удалось убедить депутатов Петербургского совета отклонить большинством голосов предложение большевистской фракции начать подготовку к вооруженному восстанию. Вместо того чтобы сблизить солдат с Советом и связать их в общей борьбе, они потребовали удаления армейских полков из Петербурга, оставив в столице только гвардейские батальоны для охраны императорской семьи. Исполком Совет обратился к Николаю II с предложением реформировать Россию с тем, чтобы превратить ее в конституционную монархию. При этом Совет должен был стать нижней палатой парламента.
По призыву Троцкого впервые в России на всех фабриках и заводах Петербурга был введен восьмичасовой рабочий день. Предприниматели объявили массовый локаут, выбросили на улицу свыше 100 тысяч человек. Но и это не заставило рабочих отступить, отказаться от своих требований. Царское правительство, парализованное всеобщей политической стачкой, безучастно наблюдало за развитием событий. В Петербург были введены 17 казачьих сотен. 14 октября на улицах столицы было расклеено объявление генерал-губернатора Д.Ф. Трепова, в котором полиции отдавался приказ: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть». Но Исполком Совета повода к карательным действиям против рабочих не дал, памятуя о жертвах Кровавого воскресенья!
Влияние Советов было огромно. Несмотря на то что они часто возникали стихийно, были не оформлены и расплывчаты в своем составе, они действовали как власть. Советы явочным путем осуществляли свободу печати, устанавливали 8-часовой рабочий день, обращались к трудовому народу с призывом не платить налогов царскому правительству. В отдельных случаях они конфисковали деньги царского правительства в кассе городских дум и обращали их на нужды революции.
Бессмысленное по замыслу и неграмотное по исполнению Декабрьское вооруженное восстание в Москве привело к осуждению Особым совещанием при МВД Российской империи всех руководителей Петросовета. Троцкий и Парвус были приговорены к пожизненной ссылке, но с этапа бежали и покинули Россию.
В результате 17 октября 1905 года появился Высочайший манифест, который Николай II высокопарно называл «конституцией». Когда граф С.Ю. Витте сказал ему, что в лице Государственной думы он нашел верного помощника и опору, царь, скрывая раздражение, заметил: «Не говорите мне этого, Сергей Юльевич, я отлично понимаю, что создал себе не помощника, а врага. Но я утешаю себя мыслью, что мне удастся воспитать государственную силу, которая окажется полезной для того, чтобы в будущем обеспечить России путь спокойного развития, без резкого нарушения тех устоев, на которых она жила столько времени».
Он заявлял: «Все это время меня мучает чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти, которую я от них получил. Борьба во мне продолжается. Я еще не пришел к окончательному выводу… Искренне говорю вам, верьте, что, если бы я был убежден, что Россия желает, чтобы я отрекся от самодержавных прав, я для блага ее сделал бы это с радостью. Акт 17 октября дан мною вполне сознательно, и я твердо решил довести его до конца. Но я не убежден в необходимости при этом отречься от самодержавных прав и изменить определение верховной власти, существующее в статье 1 Основных законов уже 109 лет. Мое убеждение, что по многим соображениям крайне опасно изменять эту статью и принять новое ее изложение».
Между тем Витте, тщательно готовя проект манифеста, был убежден в том, что «не будь неограниченного самодержавия, не было бы великой Российской империи».
Создание законосовещательной Государственной думы никоим образом не подрывало основ монархии в России, так как всем непопулярным среди депутатов правительственным законопроектам можно было придать силу законов, утвердив их в Государственном совете или, как в случае с денежной реформой, в наскоро созданном ради этого финансовом комитете под началом царя, который после этого не созывался. Недаром современники величали его «макиавеллистым Витте».
Парадоксально, но главным препятствием на пути реформ стали неглубокий ум и упрямство Николая II. «Ни один государственный деятель России не был предметом столь разнообразных и противоречивых, но упорных и страстных нападок, как мой… муж, – писала впоследствии Матильда Витте. – При дворе его обвиняли в республиканизме, в радикальных кругах ему приписывали желание урезать права народа в пользу монарха. Землевладельцы его упрекали в стремлении разорить их в пользу крестьян, а радикальные партии – в стремлении обмануть крестьянство в пользу помещиков».
Презрение ко всему семейству Романовых, распространившееся среди широких кругов интеллигенции, растерянность крестьянства, связанная с разрушением тысячелетней общины, которая позволяла им выживать в самые тяжелые неурожайные годы благодаря круговой поруке, и разорившей хозяйства денежной реформой, в рабочих кварталах вырастали в ненависть к монархии.
Философ Н.Н. Розанов первым понял, что это явление не имеет ничего общего с позитивистским нигилизмом, отрицавшим духовные императивы как недоказуемые опытным путем. Он попытался объяснить его тем, что «Гоголь заворожил литературу и общество карикатурами», что привело к потере чувства реальности и уважения к русскому национальному характеру и породило демократический критицизм. Вершиной последнего стало творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина, который, впрочем, был «около Гоголя как конюх около Александра Македонского». Однако при этом сам Розанов был невысокого мнения о личности русского самодержца и всем клане Романовых.
Спасение здоровых основ российской государственности он видел в «сближении интеллигенции с церковью», которая волею Петра Великого и Екатерины II оказалась за «железным занавесом».
По этой причине Розанов в 1914 году был публично исключен из членов Религиозно-философского общества с формулировкой: «Выражая осуждение приемам общественной борьбы, к которым прибегает Розанов, общее собрание действительных членов общества присоединяется к заявлению Совета о невозможности совместной работы с В.В. Розановым в одном и том же общественном деле».
На Гаагской международной конференции 1907 года была по инициативе Николая II принята лицемерная «Конвенция о правилах и обычаях сухопутной войны», когда всякий вооруженный конфликт объявлялся нормой международного права. Как часто бывает в России, гора родила мышь!
Поражение России в Русско-японской войне в корне изменило международную ситуацию в Европе. Русская революция 1905—1907 годов ускорила подготовку и государств Антанты, и монархий Тройственного союза к мировой войне, так как Россия утратила роль крупного политического и силового фактора на мировой арене.
Державные решения Николая II отныне определялись нравственными стереотипами супруги, императрицы Александры Федоровны, которую французский посол Морис Палеолог характеризовал следующим образом: «Ее воспитание, ее обучение, ее умственное и моральное образование также были вполне английскими. И теперь еще она – англичанка по своей внешности, по своей осанке, по некоторой непреклонности и пуританизму, по непримиримой и воинствующей строгости ее совести, наконец, по многим своим интимным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается все, что проистекает из ее западного происхождения. …Моральное беспокойство, постоянная грусть, неясная тоска, резкая смена возбуждения и уныния, постоянные рассуждения о неосязаемом и потустороннем, легковерие, смешанное с суеверием, были свойственны характеру царицы».
Влияние императрицы на царя было не только беспрецедентным, но и губительным. Великий князь Александр Михайлович с горечью описывал свою последнюю встречу с венценосным племянником: «Я докладывал ему об успехах авиации, но видел, что он хочет только, чтобы я поскорее ушел и оставил его одного с его мыслями. Когда я менял тему и пытался обсуждать политическую жизнь в стране, пустота и холодность появлялись в его глазах – выражение, которого я никогда ранее не видел на протяжении четырех десятков лет нашей дружбы. “Вы, кажется, не поддерживаете ваших друзей, Ники?” – сказал я полушутливо. “Я не верю никому больше, чем моей жене”, – ответил он ледяным тоном и отвернулся к окну».
Император по-прежнему был деликатен в общении с окружающими, будучи замкнутым и упрямым по характеру человеком. Он терпеть не мог решительных объяснений и открытых конфликтов, что создавало ему репутацию уклончивого и непредсказуемого партнера как в дипломатических переговорах, так и в обсуждении любых внутриполитических вопросов.
Начальник Императорской канцелярии генерал-лейтенант А.А. Мосолов писал: «Он увольнял лиц, долго при нем служивших, с необычайной легкостью. Достаточно было, чтобы начали клеветать, даже не приводя никаких фактических данных, чтобы он согласился на увольнение такого лица. Царь никогда не стремился сам установить, кто прав, кто виноват, где истина, а где навет… Менее всего склонен был царь защищать кого-нибудь из своих приближенных или устанавливать, вследствие каких мотивов клевета была доведена до его, царя, сведения… Император Николай II был, несомненно, лично выдающимся человеком, но самодержавным он, конечно, не был. Он был в плену. Его возможности были весьма ограничены – несмотря на его “неограниченную власть”. И если при императоре Николае I Россией правили “сто тысяч столоначальников”, то при императоре Николае II их было “триста тысяч”. Таким образом, обе линии совпадали – линия монарха и линия нации. И все шло более или менее гладко до военных катастроф Японской войны».
Оставим в стороне авторские оценки личности последнего самодержца, тем более что они писались в эмиграции. Всякая монархия невозможна без сословно-бюрократической вертикали господства и подчинения, хотя чрезмерное количество чиновников с высшими должностными полномочиями способно сделать ее неуправляемой. Она всеми средствами способствовала будущему низложению преданного своими военачальниками, непредсказуемого в своих поступках коварного царя.
Он оставался предельно искренним только с супругой императрицей Александрой Федоровной, которую любил самозабвенно. «Если государь, – писал сенатор В.И. Гурко, – за отсутствием у него необходимой внутренней мощи, не обладал должной для правителя властностью, то императрица, наоборот, была вся соткана из властности, опиравшейся у нее к тому же на присущую ей самонадеянность».
Императрица Александра Федоровна в девичестве с отличием окончила Гейдельбергский университет, защитила научную работу и получила степень бакалавра философии. Царь робел перед ней, когда слышал из ее уст цитаты из трудов Аристотеля, Канта или Фихте. И в то же время она обожала читать средневековые фолианты о ведовстве, черной магии и мировоззрении розенкрейцеров.
В России Александра Федоровна окунулась в атмосферу всеобщей тревоги, которая царила во всех просвещенных слоях общества. Поражение в Русско-японской войне и революция угнетали царицу, а ее настроения сказывались на муже. Опасность хаоса грозила элите России ввиду отсутствия гражданского общества, стабилизированного рационально осознанными интересами, и сильной власти. Все русские интеллигенты и творческая богема стали искать выход как в языческих верованиях, так и в патриархальных традициях русского народа. Ф.И. Тютчев в свое время писал западнику П.Я. Чаадаеву о православных обрядах: «В этих обрядах, столь глубоко исторических, в этом русско-византийском мире, где жизнь и обрядность сливаются и который столь древен, что даже сам Рим, сравнительно с ним, представляется нововведением, – во всем этом для тех, у кого есть чутье к подобным явлениям, открывается величие несравненной поэзии… Ибо к чувству столь древнего прошлого неизбежно присоединяется предчувствие неизмеримого будущего».
Александра Федоровна искала путь, чтобы преодолеть средостение царя и народа. И такой «посланец от крестьянства» нашелся. Его ввел в семейные покои в Царском Селе великий князь Николай Николаевич. Он хотел приободрить и развлечь племянника. Но Александра Федоровна увидела в бывшем сибирском конокраде Г.Е. Распутине носителя искомого «гласа народа» и православного целителя больного гемофилией наследника российского престола цесаревича Алексея Николаевича. Скоро сама императрица попала под влияние своего протеже благодаря бесспорному врожденному дару гипнотического внушения «святого старца» – из марионетки умный Распутин превратился в самого авторитетного тайного советника при царе.
По воспоминаниям близких людей, Распутин, вопреки распускаемым о нем слухам и публикациями «желтой прессы», был малопьющим, умным и волевым человеком, который не отличался никакими патологическими наклонностями. Однако он великолепно играл роль малограмотного и невежественного русского мужика, обладая незаурядными артистическими способностями.
Выдающийся русский юрист А.Ф. Кони писал о царе: «Его взгляд на себя, как на провиденциального помазанника Божия, вызывал в нем подчас приливы такой самоуверенности, что он отвергал все советы и предостережения тех немногих честных людей, которые еще обнаруживались в его окружении… Трусость и предательство прошли красной нитью через всю его жизнь, через все его царствование. В этом, а не в недостатке ума и воли надо искать некоторые из причин того, чем закончилось для него и то и другое… Отсутствие сердца и связанное с этим отсутствие чувства собственного достоинства, в результате которого он среди унижений и несчастья всех близко окружающих продолжает влачить свою жалкую жизнь, не сумев погибнуть с честью».
Кони намекал на скоропостижную смерть Николая I в феврале 1855 года, напоминающую самоубийство. Тогда поражение России в Крымской войне стало неизбежным следствием необдуманной великодержавной внешней политики России.
К радикальным социально-экономическим реформам Николай II психологически не был готов. С появлением Государственной Думы Россия только формально становилась представительной монархией. При отсутствии такого единого нормативного акта, как конституция, судьба государства оставалась по-прежнему в руках многочисленных Романовых и разветвленного бюрократического и полицейского аппарата. Чиновные бюрократы и депутаты либеральных фракций Государственной думы оставались упорными противниками любых крупных социально-экономических реформ, поддерживая их исключительно на словах.
Серьезным препятствием был Совет государственной обороны, возглавляемый великим князем Николаем Николаевичем. Адмиралтейским советом Морского министерства руководил великий князь Алексей Александрович. Во главе главных управлений Генерального штаба находились исключительно члены императорской семьи. Так, Главным управлением военных учебных заведений руководил великий князь Константин Константинович, Главным Артиллерийским управлением – великий князь Сергей Михайлович, а Главным инженерным управлением – великий князь Петр Николаевич, в ведении которого находились и воздухоплавательные подразделения.
Правящая элита представляла собой семейный клан, живший в ином, средневековом измерении вотчинников, совершенно не понимающих, что такое частная собственность, личная свобода подданных и экономические интересы сословий. Она была параллельной реальному миру, в котором пребывало большинство населения. Социальный кризис был неизбежен, как и крах династии Романовых.
Религиозный философ В.В. Розанов тогда очень точно обрисовал «идеальное Российское государство», реформированное с точки зрения властей: «Я бы, например, закрыл все газеты, но дал автономию высшим учебным заведениям, и даже студенчеству – самостоятельность Запорожской Сечи. Пусть даже республики устраивают! Русскому Царству вообще следовало бы допустить внутри себя 2—3 республики: например, Вычегодскую республику (по реке Вычегде), Рионскую республику (по реке Рион на Кавказе). И Новгород с Псковом, “Великие Господа” с вечем… Князей бы восстановил: Тверских, Нижегородских с маленькими полупорфирами и полувенцами. “Русь – раздолье всего есть”. Конечно, над всеми Царь с “секим башка”. И пустыни, и степи, Ледовитый океан и (дотянулись бы!) Индийский океан с Персидским заливом. И прекрасный Великокняжеский Совет с ½ венцами и посадниками; а внизу – голытьба Максима Горького. И все прекрасно и полно, как в подводном царстве у Садко!»
Закономерно, что всех великих князей объединяла вера в необходимость сохранения авторитарного режима с узаконенным произволом по отношению к интеллигенции, плохо скрываемым презрением к ученым и унаследованной со времен Николая I генетической милитаристской психологией. Исключением из этого сплоченного строя неистовых в своем «соборном единстве» Романовых оказались два вольнодумца – нелюбимый брат царя «государь-наследник» Михаил Александрович и его дядя Александр Михайлович, ставший «моряком без корабля» и шефом Воздушного флота.
История его представляется типичной для характера Николая II. В 1899 году после назначения заместителем командующего Черноморским флотом, будучи контр-адмиралом, великий князь Александр Михайлович, чтобы положить конец казнокрадству, обратился к царю с рапортом о реформировании Морского министерства. Николай II, по своему обыкновению, оставил все как есть, ограничившись смещением с должности одного из новаторов модернизации военно-морского флота, ученого с мировым именем и ничем не запятнавшего себя министра генерал-адмирала Н.М. Чихачева под предлогом неудачных испытаний нового эскадренного броненосца «Адмирал Апраксин». Царь таким способом избавлялся от неугодных ему инициативных государственных деятелей, которые были назначены на свои посты его неукротимым отцом, но здравомыслящим императором Александром III. Из родственных побуждений он назначил «непутевого дядю» на почетную должность начальника Главного управления торгового мореплавания. Впрочем, это назначение дало царю законное право присвоить ему чин вице-адмирала запаса.
Самое печальное для обороноспособности России состояло в том, что все великие князья не ладили друг с другом, но каждый из них умел добиваться от Николая II подписи под своими проектами и прожектами. Военный бюджет империи Романовы перекраивали с завидной настойчивостью, по-разному представляя себе будущую оборону Отечества. «Эти люди, во-первых, мешали, а затем они снимали с военного министра ответственность, и не было известно, кто начальник. С Редигером я не раз говорил на эту тему. Первое время с Сухомлиновым тоже. Они [говорили] очень лояльно, не выдавая секретов ведомства. Я убедился, что они тяжко страдали от этой организации», – вспоминал А.И. Гучков.
Граф С.Ю. Витте писал, что «когда появилась Государственная дума, то, прежде всего, выяснилось, что не может существовать безответственное перед законодательными собраниями учреждение, в виде комитета обороны, комитета, который концентрируется в особе великого князя Николая Николаевича, человека неуравновешенного. А с другой стороны, не может существовать независимый от военного министра Генеральный штаб (генерал Палицын), который, в сущности, находился под полным влиянием всесильного в военных и морских делах того же великого князя».
Существовал еще и Главный Императорский штаб, который подчинялся непосредственно царю. Он имел право первоочередной инициативы в принятии решений по вопросам обороны.
Стройная концепция первоочередных социальных преобразований в Российской империи – при всей ее сословной ограниченности – председателя Совета министров П.А. Столыпина была ими целенаправленно разрушена с первых шагов по ее осуществлению.
Учитывая наступающий цикл урожайных годов, российскому правительству приходилось либо искать новые рынки экспорта своей сельскохозяйственной продукции, либо допустить падение цен на зерно внутри страны. Столыпин пошел на крайнюю меру – денежную эмиссию, отрицательно сказавшуюся на золотом стандарте империала. Это в свою очередь было чревато конфликтами с финансовой олигархией и промышленными кругами.
Финансовая система серьезно была подорвана Русско-японской войной и революцией, поскольку реформа Витте привела к резкому обнищанию населения. Тот когда-то заверял царя, что «непосредственно от преобразования денежной системы никто не должен ни обеднеть, ни разбогатеть, она должна лишь под всякую оценку, под всякое имущество, под всякий доход и заработок подвести уже подготовленный прочный, устойчивый фундамент. Она не может изменить ни существующих цен, ни денежных их обозначений. Она лишь навсегда закрепляет то соотношение кредитных рублей к металлу, которое ныне установилось». Этого не случилось потому, что ради увеличения ассигнований в тяжелую и обрабатывающую промышленность пришлось принести в жертву экономические интересы крестьянства и индустриальных рабочих: Россия оказалась на 29-м месте в мире по уровню товарного потребления! Витте знал о популярности социалистических идей, но считал, что общественное устройство, проповедуемое этими учениями, совершенно несовместимо с гражданской и экономической свободой и убило бы всякую хозяйственную самостоятельность и предприимчивость».
Столыпин, исправляя ошибки Витте, стал объектом критики всех фракций Государственной думы.
Причину такого единодушия таких, казалось бы, противоположных по политическим целям государственных структур доходчиво объяснил депутат от фракции октябристов Н.В. Савич. Он заявил, что большинство Думы не удовлетворено представленными правительством новыми законопроектами, ибо наряду с косвенными налогами, которые должны были дать львиную долю новых поступлений, предусматривался «подоходный налог и налог на наследство, построенные чисто на социалистических началах!».
Особенно их раздражало предложение Столыпина повысить розничные цены на алкогольную продукцию, в чем их полностью поддерживал Николай II, в часы похмелья бредивший идеей искоренения пьянства в народе. Сблизившийся с Распутиным, он увлеченно писал по совету августейшей супруги высоконравственные проекты «морального оздоровления общества», главным из которых стала борьба с пьянством русского народа. Алчные народные избранники из недавнего «подлого сословия» вместе с мечтавшими о получении неограниченной власти в своих губерниях правительственными временщиками начинали дележ пирога, пока еще именуемого Российской империей.
Английский профессиональный разведчик Б.Р. Локкарт вспоминал, что «в январе 1916 года генерал Алексеев, один из самых опытных и талантливых русских генералов, утверждал, что “с императором все в порядке. Проблема в том, что все его окружение состоит из мерзавцев”. Но император был не “в порядке”. Бесспорно, его намерения были самые искренние, но, как любая слабая личность, он терялся в сложных ситуациях, когда возникала необходимость действовать твердо и решительно. …Император находился под сильным влиянием жены, императрицы Александры Федоровны, и еще задолго до переломного 1915 года за ней прочно укрепилось прозвище “немка”. Не способный управлять страной и не хотевший подписывать позорного мира, Николай II продолжал войну, которая становилась все более непопулярной. И скоро император потерял преданность и поддержку своего народа… Царь распустил на каникулы Государственную думу, сменил несколько премьер-министров и, сместив непопулярного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, занял его пост. Приняв командование армией, царь тем самым подписал свой приговор. За восемнадцать месяцев русские солдаты и офицеры познали множество поражений и одержали только несколько побед. Вера в скорую победу улетучилась. Император большую часть времени проводил в далекой Ставке [в Могилеве], а Распутину общественное мнение приписывало усиливающееся влияние на императрицу. Москва наполнялась беженцами и ранеными, чьи рассказы только усиливали пессимизм. Продовольствие исчезало».
Финансовая система Российской империи, базирующаяся на, казалось бы, незыблемом «золотом стандарте», не выдержала потрясений Русско-японской войны. В 1903 году курс рубля по отношению к другим валютам составлял 9,46 рубля за фунт стерлингов, 1,94 рубля за доллар США, 0,46 рубля за немецкую марку, 0,37 рубля за французский франк. Спустя всего четыре года за один российский рубль международные банки давали 2,16 немецкой марки и 0,51 доллара США. Имперский банк Германской империи сознательно занижал курс своей национальной валюты для поглощения российских оборотных средств, тогда как Франция и Великобритания искусственно поддерживала прежний высокий курс российского рубля для привлечения инвестиций из России. Начался отток русского капитала в Западную Европу.
