Учеба подходила к концу, впереди маячил отпуск. Накопилась усталость и надо было планировать поездки по родным местам, в горы, к морю, туда, где можно отвлечься от надоедливой суеты напряженной учебы. Москва изнемогала от жары: плавился асфальт, не хватало прохлады и денег. Впрочем, последних не хватало всегда. Нужно было всегда что-то планировать, изыскивать, мараковать.

Но отпуск – это отдых, который нужно ещё заслужить. Сдать сессию, отходить все положенные наряды, привести в порядок дела и мысли. Всё это укладывалось в рабочий недельный распорядок Валентина. Оставалось сдать один зачет, сдать секретную литературу и сходить в наряд по автопарку. За время учебы он ходил помощником дежурного по академии, дежурным по факультету, по различным номерным корпусам, а по автопарку как-то не приходилось. По отзывам бывалых товарищей, было в этом дежурстве что-то унизительное. Во-первых, расположение автопарка вдалеке от основной территории требовало определённого времени на то, чтобы туда самостоятельно добраться. Во-вторых, сама служба там представлялась рутинной, скучной. Что называется, «на отшибе». Ну, и, в-третьих, бытовые условия, как в любом наряде, к комфорту не располагали. В автопарке их не было вовсе.

Подготовка к наряду и развод караула и внутреннего наряда прошли штатно. Полдня Валёк отсыпался, готовил обмундирование, чистил сапоги и представлял, как в них по такой сильной жаре будет сам страдать и мучить состраданием москвичей и москвичек. На разводе старшим дежурным был проведен опрос знаний своих обязанностей заступающими в наряд, осмотр их внешнего вида, и после команды: «По караулам, шагом марш!» все дружно убыли на свои объекты. Убыл и Валентин, на метро – в портупее, сапогах, по жаре и с пистолетом. Хотя по значению слов, определяющих в данном случае картину этого перемещения, трудно определить последовательность их употребления.

Главное, он добрался до автопарка, где его с нетерпением ждал тот, кого предстояло менять. Уже в процессе приёма дежурства – при осмотре территории, уяснении особенностей несения службы (на что следует обращать особое внимание), ознакомлении с документацией, сличении слепков печатей на дверях хранилищ – Вальке стало тоскливо от всех этих подробностей, и он мысленно включил внутренний хронометр отчета своей службы. А служба состояла в том, чтобы после возвращения водителей в парк отправлять их в свои подразделения и утром принимать обратно. Организованно осуществлять выезд автомашин, согласно утверждённому наряду и путевым документам. Ну, и контролировать, чтобы ничего не пропало и ничего не сгорело. «Надо выстоять!» – было сказано самому себе, и Валентин, бодрый и подтянутый, включился в дежурство.

В помощниках у него было два дневальных, которые, по всей видимости, не вылезали из нарядов, жили здесь, совмещая службу в наряде с выполнением своих должностных обязанностей – техников, механиков. Словом, мастеровых людей – всё знающих, умеющих и подсказывающих ежедневно меняющимся дежурным, где, что и как должно быть. Казалось, такое подспорье позволяло немного расслабиться. Тем более наступала вечерняя прохлада, начальство убыло и телефоны молчали. Но Валентин уже убедился по предшествующей службе в войсках, что именно такие знающие помощники могут быть первым источником повышенной опасности. А потому им были уточнены вопросы смены дневальных, их места нахождения и время отдыха.

Вечерело. Валентин пошел прогуляться по автопарку, осматривая хранилища и рифмуя приходящие на ум строчки. Было уже не так жарко и не так всё печально. Всё-таки дежурство-то последнее. Ночь простоять и день продержаться! В кейсе – бутерброды, в дежурке – чай. Жаль, телефон связан только с коммутатором, а то можно было бы поговорить полночи с некоторыми товарищами. Осмотр территории завершен, на очереди ужин, доклад дежурному и отдых с двух до шести часов. Четыре часа – как положено в наряде.

Эту ночь в наряде он запомнил на всю жизнь. Было душно, кусали мухи, из окна в дежурку бил свет фонаря на столбе, который никак нельзя было выключить. Окно как-то занавесить тоже не получалось. И мысли дурацкие – о карточном долге, об Ирке с соседней улицы (ошибочный звонок по телефону и три месяца метаний между чувством и другим долгом), об отпуске, наконец, – не способствовали нормальному проведению узаконенного времени отдыха.

Не выспавшийся, злой, не нравящийся себе и людям, Валентин вышел во двор автопарка. Можно было ещё поспать, но спать было невозможно. Из-за хранилищ-боксов вставало солнце, предвещая жаркий день. Город в округе автопарка просыпался, и до этого захолустья доносились приглушенные звуки цивилизации. Вдруг Валентин услышал и другие звуки. Они исходили из соседнего с его дежуркой помещения. Он знал, что параллельно с войсковым нарядом в автопарке имелся пост военизированной охраны – ВОХРа. Знал, что их смены нарядов по времени не совпадали, что там были свои правила, свои начальники, свои зоны ответственности и порядка. И так как это не входило в круг его обязанностей, служба вохровцев его никак не интересовала. Но им самим внезапно кто-то заинтересовался.

Эта «кто-то» появилась в общем коридоре, куда выходили двери двух дежурных помещений и посередине которого висели на стене зеркало и часы. Перед зеркалом вертелась бодрая женщина неопределённого возраста, в свалявшемся парике, с ярко накрашенными губами. Она искала внимания, тем для разговоров – не важно, о чём – и была заряжена на позитив. С позитивом у Вальки как раз не выходило: бессонная ночь, мухи, долгий день до смены не располагали вообще к какому-то общению.

– Товарищ капитан, вы так внимательно на меня смотрите, что я смущаюсь, – неожиданно было сказано в его сторону. – Меня зовут Нина Николаевна.

– Боюсь вас обидеть, но я смотрел на территорию парка, – буркнул он.

– А вы ершистый парень, – она стала старательно поправлять парик и подкрашивать губы.

«Лишь бы этим утро и запомнилось», – подумал Валентин и кинул взгляд вдоль хранилищ.

– А как вы думаете, сколько мне лет, – неожиданно для Валентина продолжила разговор охранница.

– Знаете, с некоторых пор я перестал ориентироваться в женском возрасте, – не желая продолжать разговор, ответил Валентин. – Иногда примешь женщину за взрослую тетку, а выясняется, что она тебя намного моложе. А иногда бывает и наоборот.

– Не бойтесь, меня вы не обидите! Скажите честно, сколько, по-вашему, мне лет? – она кокетливо поправила искусственную прическу и покосилась на не очень разговорчивого капитана.

А капитан смотрел вдоль хранилищ, где ничего не менялось, и думал, как медленно течёт время и как долго ещё ждать своей смены. Он суетливо похлопал себя по карманам, что-то проворчал про своих дневальных и вышел на территорию парка.

Потом приехала дежурная машина с водителями и уборщиками территории. Началась суета с подписями путевых листов, заполнением журналов, ответами на телефонные звонки. Одним словом – служба. Или её видимость.

За стеной тоже закипела своя жизнь: запахло какой-то вкусной едой, кофе и постоянно шел телефонный разговор. Причём, явно неслужебного характера. Фразы о том, как кто-то спал, что ел и понравился ли кому-то завтрак – всё говорило о большом заботливом сердце новой коллеги по наряду Валентина. Не ясным было лишь то, кому уделялось столько внимания с утра и в таком количестве.

Когда из парка выехали все машины и были выданы ключи пришедшим на работу различным специалистам, Валентин перекусил привезенными с собой бутербродами, подобрел и вышел в общий коридор посмотреть на часы. Время неумолимо двигалось к желанной смене. Вспомнилось солдатское выражение, слышанное неоднократно в прошлом: «Дембель неизбежен как крах капитализма!» Вот-вот, всё имеет свой предел.

Но вдруг за его спиной раздался голос Нины Николаевны:

– Не стесняйтесь, товарищ капитан! – она продолжила «допрос военнопленного». – Вы не сказали, что вы думаете о моём возрасте.

– Да, я, в общем-то, и не стесняюсь. И не думаю ничего о вашем возрасте. На мой взгляд, вам лет пятьдесят четыре – пятьдесят шесть. Если вас интересует моё мнение.

– Вот всегда так! Мне почему-то дают именно столько лет, – радостно стала прихорашиваться перед зеркалом новая знакомая.

– Наверное, люди реально оценивают ваш возраст по внешнему виду, – сказал Валентин.

– Да, но мне семьдесят четыре года! – она так искренне выражала своё удивление, что Валентин в очередной раз подумал: ему не дано разобраться в их возрасте, логике мышления, во всём этом космосе под названием – женщина.

– А кого это вы так старательно опекаете с утра? Внука, внучку? – теперь уже Валентин лениво поинтересовался, чтобы как-то заполнить возникшую паузу.

– Ну, что вы? Это Володя, мой третий муж.

Тема браков и разводов была Валентину близка. Поэтому стало интересным продолжить разговор, и он бесцеремонно спросил:

– А где же предшествующие мужья-то? Куда подевались?

– С первым мы пожили мало, – скорбно поджала губы Нина Николаевна. – Началась война, он пошел воевать и больше я его не видела. Второй был жадный. И вот только с Володенькой я счастлива уже много лет. Он у меня бывший детский глазной врач, офтальмолог, высококлассный специалист. Ему сейчас 83 года, но он, как и я, не сидит дома и работает в киоске «Союзпечать», продает газеты. Работа интересная, с людьми, на виду. Но очень нервная, из-за денег. Особенно трудно было поначалу. Нужно было всё успевать запоминать, учитывать и подсчитывать. А сегодня у него выходной, он дома, и я руковожу им, чтобы он вовремя принимал лекарства, готовил завтрак. Вернее, разогревал – я ему всё сама заранее приготовила. Только разогрей!

Из всей услышанной информации Валентин обратил внимание на то, как невзначай, мимоходом, был упомянут второй муж. «Обо мне скажут – был лысый», – подумал он. И стало так обидно за незнакомого ему второго мужа этой недалёкой молодящейся женщины, что захотелось ей сказать что-то резкое или, по крайней мере, уточнить: неужели кроме жадности ничего не запомнилось во Втором? Но, видя её счастливый вид, Валентин спросил о другом.

– А в чём ваше счастье с третьим-то – с Володей? Где вы его находите? – он не сказал «в вашем возрасте», но смысл вопроса сводился именно к этому.

– Молодой человек, – голос её стал растерянным, даже каким-то заискивающим. – Товарищ капитан! Конечно, мы уже не молоды и здоровье наше, можно сказать, не очень крепкое. Но мы находим массу причин, чтобы радоваться жизни и радовать друг друга. Мы вместе смотрим телевизор, читаем газеты, обмениваемся мнениями. Нам интересно вместе пить чай и обсуждать новости. За день с нами происходит столько событий!

Валентина поразила простота и незатейливость рассуждений Нины Николаевны. Её мудрость и спокойствие, уверенность и открытость заставили его перестать о ней думать плохо из-за второго мужа. Просто что-то не сложилось…

И ещё на ум пришли неожиданные мысли, которые всегда беспокоят мужскую половину человечества: как жить, когда выходит лимит их возможностей и наступает половое бессилие. Оказывается, стреляться не обязательно! Жизнь может продолжаться в различных формах существования белковых тел, как говаривал Фридрих Энгельс. Можно просто пить чай и быть довольным жизнью. Выходило как-то упрощенно, буднично: без страданий, без пафоса, без надрыва.

Валентин вышел на солнцепёк и пошел по территории парка, не ощущая жары. Было легко шагать по плавившемуся асфальту, и в голове весело звенела мысль: «Сегодня, по приходу с наряда, нужно срочно обменяться мнением со своей подругой».

Солнце было в зените, и до развода караулов оставалось четыре часа.