Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
О проповедании делом и словом.
Между тем, по влечению любви, возвратимся к тому, что уже выше сказано нами, именно, что каждый проповедник должен учить более делами, нежели словами, указывая своим последователям (не столько витиеватостью красноречия, сколько примером доброй жизни) путь и цель, куда они должны идти и к чему стремиться. Как тот петел, которого Господь берет в Своем слове для изображения хорошего проповедника, приступая к пению, потрясает сперва крыльями и, ударяя ими сам себя, возбуждается к бодрствованию, так и те, которые изрекают слово Божественной проповеди, должны прежде сами неусыпно упражняться в доброй деятельности, чтобы собственным примером не противоречить тому, к чему призывают и возбуждают других своим словом. Пусть же благовестники слова Божия прежде сами усовершают себя в высоких подвигах христианских добродетелей и тогда уже с неукоризненностью поучают других добродетельной жизни; пусть прежде себя ударяют крыльями помышлений, испытуя внимательным исследованием и строгим обличением исправляя то, что в самих себе находят вредного и пагубного, и в то уже время обличительным словом исправляют жизнь других; пусть и в наказаниях духовных сперва будут беспристрастны к собственным недостаткам, чтобы потом бестрепетно могли возвещать наказания другим за их преступления, – и вообще, возвышая голос слова в своих советах и наставлениях, все предлагаемое ими слушателям должны они подтверждать своими делами.
О том, что пастырь-проповедник, исполнив все должное в отношении к своим подчиненным, обязан обращать внимание и на самого себя, дабы ни жизнью, ни проповедью своей, ни званием своим не надмеваться.
Так как пастырь, право правящий слово истины, нередко подвергается опасному недугу гордости, когда успехом проповеди, достодолжным образом распространяемой, надмевается дух самого проповедника от потаенной радости о своем отличии и преимуществе, то он должен со всей заботливостью укрощать и обуздывать свое высокомерие смирением и страхом, чтобы, врачуя язвы других и призывая ко спасению, самому по небрежности своей не отпасть от собственного спасения, помогая ближним, не забыть и себя, восстановляя других, не пасть самому. Ибо бывают примеры, что и высота добродетели не спасает иных от гибельных последствий, когда они в самонадеянности, чрез меру полагаясь на собственные силы, предаются уже беспечности, в которой сверх чаяния и погибают. Когда добродетель противоборствует порокам, тогда душа невольно увлекается некоторым чувством самоуслаждения, а отсюда происходит то, что ум добродетельного отвергает благоговейный страх предусмотрительности, предаваясь покою в беспечной самоуверенности. Тогда-то хитрый и лукавый враг-искуситель исчисляет пред ним, предавшимся бездействию, все́, что он сделал доброго, и, выставляя в нем преимущественное отличие пред прочими, напыщает его помыслы гордостью. Отсюда выходит, что пред очами Праведного Судии воспоминание о собственной добродетели есть сеть для души, которой диавол уловляет ее; потому что тот, кому напоминают или кто сам любит вспоминать о добрых делах своих, гордясь ими пред другими и пред самим собой, тем самым теряет уже свои заслуги пред Небесным Учителем смирения. Посему-то горделивой душе говорится у пророка: кого лучши еси ты? Сниди и лязи с необрезаными (Иез. 32, 21). Этим как бы так пророк говорит: «Поелику ты надмеваешься красотой добродетелей своих, то самую эту красоту обращаешь ты для себя в толчок к падению». И в лице Иерусалима и дщерей его порицается душа, гордящаяся добродетелью, когда говорится: изыде имя твое во языки в доброте твоей, зане совершенно бе лепотою в красоте, юже учиних на тебе, глаголет Адонаи Господь. Ты же уповала еси на добро́ту твою и соблудила еси во имени твоем и излияла еси блужение твое на всякого мимоходящаго (Иез. 16, 14–15). И действительно, душа надмевается уверенностью в красоте и доброте своей, когда, восхищаясь заслугами добродетелей своих, тщеславится сама пред собой безопасностью положения своего. Но этой самой уверенностью она доводится до блужения, потому что когда уловленный ум обольщается самомнением, тогда духи злобы растлевают всю душу соблазнами бесчисленных пороков. Нужно еще заметить, что значит соблудила еси во имени твоем: когда ум, забывая отношения свои к Верховному Правителю, ищет собственной похвалы и начинает присваивать себе все доброе, вместо того чтобы воздавать хвалу Подателю всех благ, тогда он, желая распространить свою славу, старается удивить собой всех. Таким образом, блудит ум во свое имя вследствие своего тщеславия (in laudis appetitu), когда оставляет ложе законного супружества и блудодействует с обольстителем своим, предаваясь ему на растление. О сем говорит Давид так: предаде в плен крепость их, и доброту их в руки врагов (Пс. 77, 61). Предается в плен крепость и доброта в руки врагов, когда исконный враг овладевает умом, уловленным надменностью от превозношения добрыми делами. Такое, впрочем, превозношение добродетелью, хотя и не всегда и не вполне побеждает добродетельных, несмотря, однако ж, на то, часто искушаются этим недугом душевным и самые избранные Божии. Но когда они, подвергаясь таковому искушению, как бы оставляются Богом, тогда, чувствуя и сознавая себя оставленными без помощи Божией, с предоставлением самим себе, они приходят в смущение и снова обращаются к страху Божию, сознавая немощи свои и прибегая к высшей помощи. Так, Давид опять говорит: Аз же рех во обилии моем: не подвижуся во век (Пс. 29, 7). Но поелику, положившись на свою добродетель, он впал в превозношение, то вслед за тем присовокупил: отвратил еси лице Твое (а те – от мене), и бых смущен (Пс. 29, 8). Как бы так говорит он: «Я считал себя сильным в добродетели, но теперь узнал, какой немощи подвержен я без Тебя». И посему еще говорит: Кляхся и поставих сохранити судьбы правды Твоея (Пс. 118, 106). Но так как не был он в силах устоять и в клятве, то тотчас в смущении подтвердил совершенную немощь свою и немедленно прибег к помощи молитвы, взывая: Смирихся до зела (usquequaque – во всем), Господи, живимя по словеси Твоему (Пс. 118, 107).
Иногда и Верховная Премудрость, прежде нежели возвышает человека по службе на занимаемых им должностях, сообщая ему для того и соответственные дарования, возбуждает в душе его памятование слабостей и немощей человеческих, дабы он не надмевался высоким положением и полученными совершенствами. Посему-то пророк Иезекииль каждый раз, когда призывается к созерцанию небесных видений, предварительно называется сыном человеческим. Господь этим как бы явственно говорит, вразумляя его: не гордись тем, что ты видишь, но будь внимателен к себе, кто ты; проникая в горняя, помни, что ты человек, и, когда бываешь в восхищении, обращайся к самому себе с заботливой мыслью, как уздой, о своей немощи. И потому надобно вести себя так: когда обольщает нас мысль о богатстве наших добродетелей, тогда око ума нашего должно обращаться к обозрению своих греховных поступков и спасительно преклонять себя долу, имея в виду не то, что мы хорошего сделали, но то, что пренебрегли сделать или сделали худого, дабы таким образом сердце, сокрушенное памятованием немощи, сильнее укреплялось в добродетели пред Божественным Учителем смирения. Для сего-то и Всемогущий Бог почти всегда, с одной стороны, наделяет пастырей Церкви и вообще правителей (rectorum mentes) многими совершенствами, а с другой стороны, оставляет или допускает в них и некоторые несовершенства, дабы держащие в руках своих кормило правления, отличаясь блистательными дарованиями, в то же время смирялись скорбью и о своих недостатках, не превозносились великим, когда не в состоянии бороться и против малого, и по тому самому, не будучи в состоянии препобедить в себе и малозначительных слабостей, не дерзали бы гордиться и чрезвычайными подвигами.
Вот вам, благосклонные читатели (ессе, bone vir), и книжица моя о пастырском служении (Liber Regulae Pastoralis)! Будучи вызван необходимостью на защиту дела против упреков и порицаний и стараясь представить, каков должен быть пастырь духовный, я, подобно живописцу, изобразил человека с возможным для него совершенством (pulchrum depinxi hominem), будучи художником, не соответствующим художественному произведению (pictor foedus), так что, указывая другим путь к пристанищу совершенства, сам доселе влаюсь, обуреваемый греховными волнами. Но среди плавания по этому морю житейскому прошу и молю вас: поддержите и сохраните меня от кораблекрушения своим участием (tabula – как бы подаваемой доской) в ваших молитвах, да спасуся общими заслугами вашими, подавляемый тяжестью собственных грехов, паче же всего беспредельными заслугами Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.
Войти с помощью соц. сетей: