Глава 40

О том, что проповеднику позволительно иногда снисходить легчайшим порокам, чтобы устранить важнейшие.

Часто случается и так, что душа поражается недугом двух пороков, из коих один действует слабее, а другой сильнее. В таком разе благоразумнее подать скорейшую помощь против того порока, который опаснее и быстрее ведет к погибели. И если спасти душу от близкой смерти нельзя иначе, как усилением противоположного порока, то проповедник в своем поучении, действуя с мудрой рассудительностью, может допустить усиление одного, чтобы спасти от близкой смерти, угрожающей другим. Поступая таким образом, он не увеличивает болезни, а между тем сохраняет жизнь врачуемого им больного, выжидая удобного времени для совершенного выздоровления. Так, немало видим примеров тому, что многие из нас, увлекаясь невоздержанием пресыщения разными приманками снедей и питья, почти уже готовы бывают всецело предаться влечению одолевающей их страсти, но когда от страха в этой борьбе силятся удержать себя в пределах воздержания, тогда они подвергаются искушению тщеславия. В таковых людях никак не истребится один порок, если не дать перевеса в пище другому, так что один как бы вытесняется и изгоняется другим. Какая же язва должна быть преследуема сильнее, как не та, которая поражает опаснее? Итак, можно допустить иногда, чтобы чрез добродетель воздержания усилилось между тем в человеке превозношение, лишь бы только роскошь не погубила его решительно невоздержной жизнью. Посему-то и апостол Павел, с глубоким вниманием рассуждая об отношении нашем к предержащим властям и в то же время снисходя к немощам нашим, когда мы или вдаемся в порочные дела, или же за дела благие домогаемся воздаяния славы человеческой, говорит: Хощеши же ли не болтайся власти? Благое твори, и имети будеши похвалу от него (ex ilia – от нее, то есть власти) (Рим. 13, 3). Конечно, не для того должны мы творить добро, чтобы нисколько не бояться мирской власти или чтобы пользоваться за то скоропреходящей славой: но когда человек при своей немощи не так легко может подняться на такую высоту совершенства, чтобы ему вдруг и от худых дел вовсе отрешиться, и никакой славы за дела добрые не искать, то святой апостол, как богомудрый проповедник в пример и прочим одно запретил, а другое допустил. И притом допущением меньшего уничтожает большее, с тем чтобы тот, кто не возрос еще до полного совершенства уничтожить все в себе зло, оставался бы пока с меньшим недостатком, лишь бы ему удобнее избавиться от большего порока.

Глава 41

О том, что проповедник не должен вдаваться в своих поучениях пред слушателями, слабыми и немощными, в рассуждение о предметах возвышенных, для них недоступных, пока они не будут к тому подготовлены.

Проповедник не должен сверх сил напрягать душевного внимания своих слушателей, чтобы при излишнем напряжении не порвать, так сказать, струн их мыслительной удобоприемлемости. Высокие истины, требующие предварительной подготовки, не вдруг должны быть раскрываемы: они должны оставаться до времени под покровом для многих и могут быть открываемы не многим. Посему-то и Сама Истина вещает: кто убо есть верный строитель и мудрый, егоже поставит господь над челядию своею (super familiam suam – над домашними своими) даяти (им) во время житомерие ? (Лк. 12, 42; ср.: Мф. 24, 45). Под житомерием можно разуметь здесь и меру слова, чтобы оно предлагалось благовременно и не рассыпалось всуе, когда душе маловместительной будет внушаемо что-либо недоступное для нее. Посему и апостол Павел говорил к коринфянам: И аз, братие, не могох вам глаголати яко духовным, но яко плотяным, яко младенцем о Христе. Млеко́м вы напоих, а не брашном: ибо не у можа́сте, но ниже еще можете ныне (1 Кор. 3, 1–2). И Моисей, сошедши с горы Синайской после тайновидения Божественного с отражением на лице образа славы Господней, возлагает на просиявшее лице свое покров пред народом, зане убояшася приступити к нему, бяше бо прославлен зрак плоти на лице его, яко не мощи взирати сыном Израилевым на лице его (ср.: Исх. 34, 29–35; 2 Кор. 3, 7, 13), а тем более непросвещенным (turbis – толпе) проникать в тайны внутреннего и совершенного света словес Господних. А между многими законоположениями, относящимися к различным житейским вопросам, в слове Божием чрез того же Моисея повелевается между прочим, чтобы тот, кто выкопает яму для стока воды (cisternam) и оставит ее непокрытой, в том случае, если в эту яму упадет чей-нибудь вол или осел, удовлетворил владельца их следуемой платой (см.: Исх. 21, 33–34); так и тот, кто, глубокомысленным умом своим достигши высокого знания, без разбору рассыпает недоступное сокровище знаний своих и пред не могущими вместить их, подлежит за то наказанию, если словом своим вводит в соблазн чистого или нечистого. По тому же самому и блаженному Иову сказано: Кто дал есть петелу разум? (ср.: Иов. 38, 36) – и божественный проповедник, благовествуя в покрытое мраком неведения время, как петел поет посреди ночи, когда говорит: час уже нам от сна востати (Рим. 13,11); и еще: Истрезвитеся праведно и не согрешайте (1 Кор. 15, 34). А петел в часы глубокой ночи обыкновенно поет громко; когда же приближается утро, тогда издает звуки слабые и тихие. И проповедник, право правящий слово истины, душам темным и непросвещенным должен возвещать только удобопонятные истины, ничего не высказывая пока о сокровенных тайнах, предоставляя раскрытие этих возвышеннейших небесных истин тому времени, когда они приблизятся к свету истины.