Глава 33

Каким образом должно наставлять тех, которые живут беззаконно и тем еще тщеславятся, как – тех, кои осуждают пороки, между тем сами ведут жизнь порочную.

Наставление 31

Иначе должно наставлять тех, которые живут так, как бы для них не существовало никаких законов, и этим еще тщеславятся, восхваляя таковую жизнь; иначе – тех, кои осуждают пороки и сами в себе, и в других, между тем ведут жизнь порочную. Совершающим и вместе одобряющим противозаконные и порочные действия надобно указать главным образом на то, что они грешат словом гораздо более, нежели делом; ибо делом они погрешают только сами пред собой, а словом располагают ко греху и других, внимающих им и заимствующих от них ложное и нечестивое понятие о грехе. Если они не расположены к искоренению зла в себе, то пусть, по крайней мере, не посевают его между другими: довольно бы для них ограничиться собственной личностью. Затем, если они не боятся быть злыми, то пусть, по крайней мере, устыдятся являться пред лицом других такими, каковы они сами в себе. Греха, скрываемого нами от других, мы нередко сами гнушаемся, ибо душа наша, стыдясь являться такой, какой не страшится быть, очень часто начинает стыдиться и быть тем, чем казаться избегает. А когда грешник бесстыдно обнаруживает свои грехи, то чем открытее совершает их, тем дерзновеннее считает их чем-то позволительным; а смотря на всякий грех таким образом, он уже тем свободнее предается ему и тем глубже погружается в бездну греховную. Так, пророк Исаия говорит об израильтянах: грех… свой яко содомский возвестиша и явиша (пес absconderunt – не скрыша) (Пс. 3, 9). Если бы содомляне скрывали свои грехи, то это значило бы, что они не совсем еще потеряли стыд и страх; но они совершенно сбросили с себя эту обуздывающую грешника узду, когда для совершения греха не укрывались даже от взора других. Посему-то Господь сказал: вопль Содомский и Гоморрский умножися ко Мне (Быт. 18, 20). Грех гласный есть грех, в который впадает грешник волей или неволей, как подверженный слабостям и поползновению; а грех вопиющий есть грех, совершаемый наделе с необузданной вольностью и наглостью.

Сознающим же и осуждающим грех, но предающимся порочной жизни и не перестающим грешить, нужно внушить, чтобы они наперед и внимательно размыслили, что скажут они на Страшном Суде Божием в оправдание свое, если они и на собственном суде своем признают себя виновными. Итак, они сами свидетельствуют против себя и своими делами доказывают свою виновность. Светильник разума и понимания освещает их душу, чтобы она видела грех; что же душа? Она видит грех, но не старается превозмогать его и одерживать над ним победу, так что, чем яснее она видит, тем большей подвергается вине и ответственности. Не пользуясь, как должно, этим светом внутренним, открывающим грехи, и пренебрегая этим знанием, они обращают его в доказательство обличения самих себя; таким образом, этот свет разумения, который дан им в пособие к предотвращению греха и, следовательно, к избежанию наказания, обращается у них в усиление преступления и увеличение наказания. Их собственное еще в жизни настоящей осуждение усугубит только ожидающее их осуждение в будущей жизни. Раб ведевый волю господина своего, и не уготовав, ни сотворив по воли его, биен будет много, – говорит Сама Истина, – неведевый же, сотворив же достойная ранам, биен будет мало (Лк. 12, 47–48). И псалмопевец взывает: Да приидет же смерть на ня, и да снидут во ад живи, яко лукавство в жилищах их (Пс. 54, 16). Ибо живые знают и чувствуют все то, что совершается вокруг них; а мертвые ничего не могут ни чувствовать, ни знать. Если бы грех их не сопровождался сознанием, то они нисходили бы во ад мертвыми; но так как они творят его с полным сознанием, то с таковым же сознанием несчастные и отходят во ад беззакония и злочестия живыми.

Глава 34

Каким образом должно наставлять согрешающих по внезапному увлечению и как – тех, которые грешат с намерением.

Наставление 32

Иначе должно наставлять тех, кои впадают в грехи нечаянно по мгновенному увлечению ко злу, а иначе – тех, кои грешат намеренно и обдуманно. Внезапно увлекающимся прелестью греха надлежит представить, что они в настоящей жизни должны вести непрестанную борьбу со врагом своего спасения и потому должны ограждать себя, так сказать, щитом постоянного бодрствования и страха от тех непредвиденных ударов, какие могут быть наносимы им врагом, и в этой трудной борьбе должны сосредоточиться и укрепиться внутри самих себя, как в укрепленном стане своем. А без того можно остаться как бы в открытом поле, со всех сторон ничем не защищенном от вражеских нападений, и враг тем удобнее может поражать свою жертву, чем беззащитнее находит ее в беспечности. Притом нужно побуждать их к умерению забот о благах земных: ибо, когда мир сей и земные блага его поглощают все внимание наше, тогда мы и не замечаем, и как бы не чувствуем тех уязвлений греховных, которые поражают и усыпляют нас, так что мы готовы повторять слова пораженного и усыпленного вином, как сказано у премудрого Соломона: бита мя, и не поболех, и поругашася ми, аз же неразумех (traxerunt me, et ego non sensi – тащили и влачили меня, но я был бесчувствен): когда же поднимусь и снова примусь за вино? (Притч. 23, 35). Так, засыпающих среди беспечности греховной поражают, но они не сознают своих уязвлений, потому что как не замечают угрожающих им зол, так и не хотят знать содеянных ими. Так, беспечный грешник влечется грехом и не чувствует того, потому что его обуяла прелесть греха, и он ничем не возбуждается к бодрствованию над собой. Конечно, он еще пробуждается для забот мирских, еще ищет удовольствий греха в усыпленном бодрствовании над собой, но он усиливается бодрствовать там, где гораздо уместнее и спасительнее было бы покоиться глубоким сном. Посему-то и сказано пред тем у того же Премудрого: и возляжеши яко в сердцы моря (in medio mari – среди моря) и якоже кормчий во мнозе волнении (amisso clavo – без кормила) (Притч. 23, 34). Возлегать и засыпать в сердце моря – значит не обращать внимания среди моря мирских искушений на стремление разрушительных волн греховных; и тот, кто оставляет всякую заботу об управлении своим кораблем, плавающим в этом море житейском, подобен кормчему, усыпленному во мнозе волнении, который бросает кормило и предоставляет корабль на произвол судьбы. Бросать кормило среди моря – значит не предпринимать никаких мер против случайностей и подвергать корабль всяким опасностям. Когда же кормчий не дремлет над своим кормилом, тогда он мастерски, смотря по обстоятельствам, то направляет нос корабля прямо против волн, рассекая их таким образом, то ставит паруса наискось против ветра, чтобы ослабить его напор, то надувает их при ветре попутном и всячески лавирует, управляя кораблем по усмотрению обстоятельств. Так и душа, недремлено бодрствующая и строго наблюдающая за собой, одни трудности подвижнически препобеждает, другие искусно облегчает, а от иных с благоразумием уклоняется, чтобы и в действительной борьбе выйти победительницей и против угрожающих опасностей наперед укрепиться и обеспечить себя. То же говорится еще у того же Премудрого и в «Песни песней» его о мужественных сподвижниках небесного отечества, что у каждого из них оружие (ensis – меч) при бедре его от ужаса в нощех (Песн. 3, 8). Меч же препоясывают они при бедре, чтобы всегда быть в готовности острием благовестил (acumine sanctae praedicationis) отражать и рассекать греховные искушения и наущения плоти; а под молью выражается слепота нашей немощи при нашем непостоянстве, так как мы не знаем, что с нами может случиться ночью. Таким образом, у каждого полагается меч при бедре его из опасений ночных, и потому святые мужи, опасаясь того, чего не видят, всегда являются готовыми вступить в борьбу. И далее в обращении к невесте говорится: нос твой яко столп Ливанский (Песн. 7, 4) Многие вещи, которых не видим, узнаем по обонянию: так, посредством органа обоняния (носа) различаем вещи благовонные от зловонных. Что же изображается здесь под этим органом носа Церкви Божией (per nasum Ecclesiae), как не чуткое обоняние святых Божиих (provida discretio sanctorum), коим они так верно распознают и отличают добро от зла? Поэтому и уподобляется он столпу Ливанскому, что это чутье их так высоко и так глубоко проникает вещи, что наперед видит угрожающие им искушения, и когда они наступают, то они являются уже против них готовыми к отпору. И действительно, всякая вообще опасность, какой бы она грозной ни казалась в своем будущем, не так поразительна бывает в настоящем своем, если она заранее предусматривается; потому что всякий, видя наперед грозящую ему беду, предпринимает со своей стороны для отвращения оной соответствующие меры, а враг, думавший поразить противника своего неожиданностью, усмотрев, что он постигнут им, приходит от того самого в уныние и теряет энергию.

Не так должно поучать согрешающих намеренно и обдуманно. Их надобно вразумлять, что они тем строжайшему подвергнутся суду, чем с большим сознанием грешат, и чем упорнее предаются греху, тем большей подлежат ответственности. Они скорее могли бы очистить свои грехи покаянием, если бы совершили их по одному увлечению; но когда они закрепляют их в себе собственными размышлениями, то им труднее уже отрешиться от них. Даже можно сказать, что предающиеся греху с полным сознанием пагубы его тем и отличаются от согрешающих неумышленно, что они большей частью решительно отпадают от добра, теряют всякую надежду и впадают в отчаяние. Поэтому Господь, обличая грешников, грозит потреблением не столько за неумышленные грехи, сколько за умышленные. Так, говорит Он чрез пророка: да не зажжется яко огнь ярость Моя и возгорится, и не будет угашающаго, ради лукавых умышлений ваших (Иер. 21, 12). И в другом месте с негодованием на пастырей, пасущих самих себя, а не овец паств своих, обращается к ним: Оле, пастырие Израилевы!…Се, Аз посещу на вас по лукавству умышлений ваших(Иез. 34, 3; Иер. 23, 2). Итак, вследствие такового различия грехов умышленных от всех других грехов Господь и преследует не столько действие греховное, сколько самое умышление, ибо дело греховное часто может зависеть или от немощи, или от нерадения и невнимательности, или увлечения, а греховная умышленность всегда проистекает от намеренной и закореневшей злобы. В противоположность таким грешникам верно изображается у царя-пророка муж праведный, о котором между прочим говорит он так: Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не cede (Пс. 1, 1). На седалище (cathedra) в совете обыкновенно восседает судья или начальник председательствующий. Сидеть же на седалищи губителей — значит грешить по зрелом обсуждении греха, значит грешить с размышлением и сознанием, значит доходить до такого состояния греховного, в котором грех совершается умышленно. И кто возносится до такого нечестия, что решается грешить с намерением, тот как бы заседает в совете нечестивых, ходит по путям грешных и восседает на седалищи губителей. Таким образом, сколько председательствующий, занимая первое место (qui cathedrae honore fulciuntur) в собрании, выше всех других присутствующих (assistentibus turbis), столько грехи умышленные превышают соответственной тяжестью своей бремя всех других грехов неумышленных. Пусть же те, которые грешат намеренно и обдуманно, заключают из сего, каким они подвергают себя наказаниям в будущем, если в настоящем являются не только сообщниками, но, так сказать, и председательствующими начальниками грешников.