«Тише, ребята, тише…»

Подобно своему деду – Александру Освободителю, Государь считал своей обязанностью присутствовать на фронте, видеть, чувствовать, понимать, что происходит. Никто не мог запретить Царю бывать там, где сражаются его подданные.

Так было и апреле 1915-го, когда поезд Государя остановился у станции Хыров, откуда в автомобилях поехали к выстроенному по берегу вблизи Днестра 3-му Кавказскому корпусу. Командовал корпусом генерал Владимир Александрович Ирман. Маленького роста, коренастый, с седой бородой и в огромной папахе, с Георгием на шее и на груди, он производил впечатление лихого старого вояки. Таких солдаты любят. Государь объехал все части корпуса. В одном месте его тяжёлый автомобиль зарылся в песок, завяз. В один миг солдаты, как пчёлы, осыпали автомобиль и понесли его, как пёрышко, а Царь, не успев покинуть машину, встал в полный рост и, смеясь, говорил солдатам: «Тише, тише, ребята, осторожней, не попади под колёса». – «Ничего, Ваше Величество, Бог даст, не зашибёт», – неслось в ответ, и кто не мог дотянуться до автомобиля, тот просто тянулся руками к Государю: ловили его за руку, дотрагивались до пальто, гладили. «Родимый, родненький, кормилец наш, Царь-батюшка», – слышалось со всех сторон, а издали неслось могучее «У-рр-аа!».

Сравните с событием другой поры, когда на русскую землю шагнула демократия и «малодушного» самодержца сменил «великий патриот», «народный кумир», «человек железной воли» Александр Фёдорович Керенский. В Тарнополе (Тернополе) его хотели представить Забайкальской казачьей дивизии. Почётный караул, как положено, выхватил шашки. Жутко, тоскливо пискнул Керенский и бросился бежать, путаясь в полах пальто, чтобы спрятаться в ближайшем доме. Казаки не смеялись, они огорчённо провожали глазами это перепуганное существо, вообразившее себя их Главнокомандующим. Одна эта картина выдаёт всю пошлость и безнадёжность февральского переворота.

В самом начале битвы за крепость Осовец Государь приезжает туда, чтобы воодушевить своих воинов, певших:

 

Там, где миру конец,

Стоит крепость Осовец,

Там страшнейшие болота,

Немцам лезть в них неохота.

 

Гарнизон был в восторге от появления Государя, а комендант – генерал Карл-Август Шульман – совершенно растерялся. Он боялся за жизнь монарха, внезапно появившегося недалеко от передовой, в месте, по которому в любой момент могла «отработать» вражеская артиллерия. Царь, однако, посетил один из фортов и Покровскую церковь, пострадавшую при бомбардировке. Перекрестился перед образом святителя Николая Чудотворца, который сам же подарил этому храму в далёком и мирном 1897 году. При разговоре со священником спросил, было ли страшно во время обстрела. Тот ответил:

– Нет, Ваше Императорское Величество. Только мне скучно стало, когда снаряды стали ложиться близ церкви, и я пошёл в храм.

Государь улыбнулся и уехал из крепости очень довольный. У него было необъяснимое обыкновение посещать ключевые места русской обороны накануне их жесточайших испытаний. Так было и с посещением Саракамыша, где горсти наших воинов предстояло вскоре выдержать удар турецкой армии. Где Петербург, а где Саракамыш? Большинство генералов слыхом о нём не слыхивало. И вдруг там появляется – на виду у врага! – Царь, окрыляет бойцов, а вскоре после этого весь мир повторяет название этого заштатного, ставшего легендарным городишки.

* * *

Страх был Царю совершенно неведом. Не боялся он ни снарядов, ни покушений – в отличие от Керенского и большевистских вождей. От снарядов хранит Бог, от покушений – народная любовь.

«Однажды вечером при возвращении из Тарнополя, – вспоминал граф Дмитрий Сергеевич Шереметев, – автомобиль Государя, шедший, как всегда, очень быстрым ходом, в тумане отделился от нашего автомобиля и попал на узловую станцию, где к тому времени вся зала станционного вокзала была полна ранеными, вывезенными для эвакуации. Они лежали на полу. Среди персонала, сестёр милосердия и раненых неожиданное появление Государя произвело потрясающее впечатление. Никто не ожидал его тут увидеть. Государь обошёл всех раненых, милостиво разговаривая и расспрашивая, и во время этого обхода подошёл к одному умиравшему офицеру, который лежал на полу. Государь опустился возле него на колени и подложил руку под его голову.

Офицер узнал Государя. Государь сказал ему: "Благодарю Вас за службу. У Вас есть семья?" Он ответил тихим голосом: "Жена и двое детей". Государь сказал ему "Будьте спокойны, я их не оставлю". Офицер перекрестился, сказал: "Благодарю Ваше Вели…" и скончался». Как говорят, на руках у Царя.

Могла ли армия не любить и не почитать его? Могла ли она устоять в 1917-м, лишившись человека, которому доверяла?

Вот сцена, случившаяся на фронте после отречения Императора Николая Александровича и описанная генералом Антоном Ивановичем Деникиным: «Войска были ошеломлены – трудно определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифеста. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание. Так встретили полки 14-й и 15-й дивизий весть об отречении своего императора».

Армия, полностью готовая к наступлению, рассыпалась в считанные месяцы. Генерал немецкой армии Эрих фон Людендорф признавался: «В апреле и мае 1917 г., несмотря на одержанную победу на Эне и в Шампани, только русская революция спасла нас от гибели».