Старец Паисий занимает совершенно особое место в истории возрождения русского монашества и аскетической жизни. Он сам прошел длинный путь духовных исканий и внутренних колебаний и в течение своей более чем семидесятилетней жизни жил и действовал в различных местах. Может быть, именно эти скитания были знаком ослабления монашеской жизни в России.

Паисий происходил из семьи священника. Он родился в 1722 г. в городе Полтаве и уже с молодых лет тесно соприкасался с жизнью Церкви. Сперва он изучал Псалтирь и Часослов, однако скоро это показалось ему слишком мало. Он удалился из своей семьи и углубился в изучение Священного Писания и творений святых отцов. В его юной душе возникло стремление оставить мир и принять равноангельный монашеский образ. Он любил молчание; говорят, что даже его собственная мать могла с ним редко разговаривать. Онбыл стеснительным человеком, и не только перед чужими, но даже перед своими родными.

После смерти своего старшего брата — тогда Паисию было тринадцать лет — он благодаря покровительству Киевского архиепископа поступил в Киевскую духовную школу. В течение четырех лет он показал себя прилежным и одаренным учеником, но нашел очень мало внутреннего удовлетворения. В тишине все более укреплялось в нем желание монашества. С некоторыми своими единомышленниками и соучениками он беседовал об этом ночью, спрятавшись, и часто до раннего утра. Они говорили о далеких паломничествах в Иерусалим, на Святую Гору Афон, где процветал во всей красоте действительный христианский аскетизм, или на гору Синай, или в пустыни Египетские, духовную атмосферу которых он познавал через чтение писаний преподобного Ефрема Сирина, а Жития египетских святых запали ему глубоко в сердце, давая ему еще в юности мудрость, кротость и старческое настроение разума. Итак, однажды ночью он тайно покинул школу, ушел из Киева и отдался скитанию, подобно паломнику, ищущему своей Небесной родины.

Судьба направила его сперва в монастырь города Любеча на Днепре. Игумен принял его дружелюбно, присоединил его к обществу братий, предоставил келью и поручил различные работы.

Паисий почувствовал, как в нем возрастали глубокая благодарность и радость, когда он ежедневно наблюдал, с какой любовью относится братия к своему духовному отцу, который в благости и мудрости руководил ими, сознавая всю ответственность своей должности. Три месяца протекли так, в мире работающих братий, как вдруг произошло назначение нового игумена, который был твердого и властолюбивого характера, и вся жизнь монастыря как бы во мгновение ока изменилась. Страх и смущение овладели братией, многие убежали, а для Паисия жизнь с каждым часом становилась тяжелее. Зимней ночью он подошел к берегу реки и по льду перешел на противоположный берег.

И опять брел он через широкие степи на юг, пока в один прекрасный день не очутился перед стенами монастыря святого Николая, который был построен на острове посреди реки Тясьмин, уже в Молдавии. По его просьбе его приняли туда. Снова он стал выполнять различные работы и послушания, и притом с таким усердием, что через некоторое время игумен монастыря в день Преображения Господня постриг его в рясофор с именем Платон. Тогда ему было девятнадцать лет. Здесь ввиду оторванности Тясьмина от населенных мест его душа смогла отдохнуть и созреть. Однако произошли внешние и неожиданные события; возникло преследование Православия со стороны униатов. Церкви закрывались, и братия изгонялась из монастырей. Тогда он снова пошел назад, в Киев. В типографии Киево-Печерской Лавры нашел он приют и занятие и там овладел искусством чеканки икон на меди.

Однако все время горело в нем желание и стремление к отшельничеству, к тишине удаления от мира и к пребыванию под духовным руководством старца, которому он мог бы довериться на тяжелом пути аскетического обучения. Когда однажды два монаха отправились в паломничество, он присоединился к ним. После длительного странствия через Украину, Молдавию и Влахию они остановились, намереваясь в дальнейшем достигнуть и Афона.

Некоторое время он оставался в Трейстене, в скиту святителя Николая Чудотворца, и после в Кыркуле, который был знаменит своей красотою и плодородием почвы. Под руководством опытных старцев Василия и Онуфрия, также под отеческим покровительством Феодосия, игумена монастыря Кыркул, он быстро шел вперед и вскоре достиг настоящего монашеского молчания, которое, по словам святого Исаака, есть "мать покаяния и молитвы".

Около трех лет провел Паисий во Влахии и за это время в совершенстве изучил местный язык, потому что надеялся когда-нибудь позже перевести святых отцов на молдавский. Затем пришел день, когда его лучшее желание — достичь Святой Горы Афон — должно было исполниться. Тогда ему было 24 года. С другим монахом, Трифоном, имевшим священный сан, получив благословение отца, отправились они в путь. Это был самый определяющий момент его жизни. Наконец после разных приключений и лишений, которые естественно сопровождают путь по земле и морю, перед ним предстал Афон. Со своими спутниками он покинул корабль и поднялся к лавре святого Афанасия.

Ему разрешили поселиться в маленькой келлии. Вокруг него жили в полной нищете монахи, погруженные в безмолвие. В поисках подходящего для себя духовного отца посещал он их всех, но Богу не угодно было, чтобы он нашел там желаемое. Тогда он отдал себя в руки Божиего Провидения и остался один.

"Кто мог бы описать всю его борьбу, — сказано в Житии, — когда он один перед Единым Богом в пылающем усердии своей души стремился к совершенству. Он возложил на себя нужду, лишение, пост и жажду, сокрушение и покаяние. Как много вздохов и просьб исторгалось из глубины его сердца! Какая борьба с искушениями гнева, блуда и гордости, которую принять могут только те, кто обращаются к Богу! Какое сражение с немощью, которое постоянно посещает молчащего, и какие злые страсти, которые приходится преодолевать! Какие искушения души и тела, которые им сопротивляются! К тому же еще приходят сомнения разного рода, колебания и потеря надежды на то, что когда-либо можно будет восстать от этого бесовского состояния, и суровая и тяжелая борьба помышлений. Но все это преодолел молодой монах, обращаясь со всей любовью к Богу и ощущая Его помощь. Сколько благодарственных молитв послал он за эту победу из освобожденного сердца Христу Богу!"

Почти три года прошло в трудах счастливого отшельничества и плодоносного молчания. "Каждый день означал для него более высокую ступень восхождения, желание новой борьбы, происходящей из огня Божественной любви".

К этому времени на Афон пришел вышеупомянутый старец Василий из Влахии. И когда он с глубокой внутренней радостью увидел, какое развитие в духовной жизни получил юный Богоискатель, он постриг его в мантию и дал ему имя Паисий. Ввиду огромного недостатка в священниках и исповедниках на Афоне и после неоднократных просьб со стороны других монахов Паисия посвятили в иеромонаха. Теперь Паисий испросил у протоса Лавры старую пустую келью, посвященную пророку Илии, недалеко от монастыря Пантократор, и построил церковь, трапезную и шестнадцать келлий. Уважение и любовь, которые ему оказывали со всех сторон, были так велики, что его монастырь со дня на день рос. Скоро стало недоставать места, и монахи жили в большой тесноте вместе. Паисий стал думать о том, что не лучше ли было вернуться во Влахию и там в горах построить новый монастырь. Итак, он отправился вместе с шестьюдесятью братиями в Константинополь и Влахию, но, не найдя там подходящего места, пошел в Яссы и получил от Молдавского митрополита монастырь, названный во имя Сошествия Святого Духа (Драгомирна). Здесь отец Паисий, постриженный к тому времени в схиму, устроил киновийное житие по образцу, рекомендованному святым Василием Великим и преподобным Феодором Студитом. А для богослужений существовало правило, которое употреблялось на Афоне. Хор пел на Двух языках: русском и молдавском. Никто из братий не смел называть что-либо "мое" или "твое", все было общее, как Богом данное. Пища принималась совместно. Исключения делались только для больных и убогих. Все работы в монастыре исполнялись монахами, которые при этом не забывали страха Божия. Поскольку при общих работах могли возникать своеволие, непослушание, сопротивление, то внимательно следили за тем, чтобы этого не было и чтобы не нарушались Божии заповеди. Первейшей добродетелью было послушание, смирение, терпение, доброе отношение к другим, готовность к миру. Прежде всего требовалось отречение от собственной воли и самостоятельного мнения.

С молчанием на устах и молитвой в сердце каждый исполнял свою обязанность, служил игумену и братии всегда с одинаковой готовностью и любовью. В своей келье читали Священное Писание и творения святых отцов со слезами и коленопреклонениями Христу, Его Пречистой Матери, Которые с икон взирали на них и давали им силу. Преуспевающим старец давал благословение на духовную сердечную молитву. Новоначальные должны были каждый вечер исповедоваться у старца. По вечерам, между богослужениями, братия собиралась с горящими свечами в трапезную. Старец приходил и читал что-либо из святых отцов, как, например, аскетические слова святого Василия Великого, или Феодора Студита, или Симеона Нового Богослова. Чтения менялись: один вечер на церковнославянском языке, другой — на молдавском. Отсутствующие читали акафисты в церкви. Так строилась монашеская жизнь под руководством старца Паисия. Старчество получило в монастыре Драгомирна большое развитие.

Во всех аскетических добродетелях он сам был неутомимым примером. Часто он сам участвовал в общей жизни монастыря и говорил: "Никто не может оставаться бездеятельным, ибо от праздности происходит все злое". В течение длинных осенних и зимних ночей он работал вместе с двумя братьями, хорошо знавшими греческий язык, которые помогали ему переводить писания святых отцов на русский и молдавский. Это было его самым большим желанием: "мед, истекающий из уст святых отцов", собирать и передавать его все растущему монашеству. Так появился церковнославянский перевод "Добротолюбия", позже напечатанный с помощью Петербургского митрополита Гавриила.

В течение долгих лет дружной работы развивалась общежительная жизнь и достигла заметной высоты, после чего политические события принесли заметные изменения для монастыря и братии. В 1774 году закончилась шестилетняя война между Россией и Оттоманской Портой. По мирному договору часть молдавской земли перешла к Австрии, причем именно та часть, где находился монастырь Драгомирна. Старец, заботившийся о благополучии и будущем своей братии, просил у митрополита монастырь Секул, остававшийся в пределах Молдавии. Старец получил письмо от игумена Секула, в котором тот приглашал его и братию к себе. Старец Паисий получил разрешение, и скоро число братии так умножилось, что даже Секульский монастырь оказался мал. После тяжелых внутренних колебаний он решил, к счастью монахов, переселиться в большой Нямецкий монастырь, удаленный на два часа хотьбы от Секула. Теперь под его руководством оказались два монастыря. Вскоре в Нямеце появилась новая больница, были построены кельи для братий и трапезная, а также устроено особое помещение для паломников и для бедных. Четыреста братьев были в Нямеце, и сто осталось в Секуле.

Во время второй Русскому-турецкой войны (1786–1790) старец и его братия пережили тяжелые дни. Как раз к этому времени Паисий был возведен в сан архимандрита. В душе он остался равнодушен к этой чести. В простоте и кротости, как и раньше, он руководил своими двумя монастырями и посвящал дни заботе и руководству своими духовными детьми. По ночам работал он над переводами, чтобы довести их до конца. Часто видели его сидящим на своем ложе при горящих свечах, согбенным, как малое дитя, и окруженным кучами книг на различных языках. Так он писал переводы всю ночь. Житие сообщает, что иногда он изрекал пророчества, которые исполнялись, а также совершал чудеса исцелений. Это еще более возвышало авторитет и уважение, которыми он пользовался до глубокой старости.

Его скромная и деятельная жизнь закончилась 15 ноября 1794 г. в возрасте 72 лет.

Обычно в монастыре богомольцы собирались в большом количестве на престольный праздник Вознесения Господня. Еще большее стечение народа произошло, когда разнеслась весть о блаженной кончине старца. Каждый еще раз хотел увидеть своего отца. В течение его жизни дверь его кельи была открыта весь день и для каждого. Всех он принимал приветливо, каждому давал совет и поучение. Теперь любовь и духовная связь с покойным нашли свое новое выражение.

На четвертый день после его кончины было совершено торжественное погребение.

Оба монастыря, в которых отец Паисий действовал как игумен и как старец, развились в значительную школу аскетической жизни. Не только в ближайших окрестностях, но также и в весьма отдаленных областях чувствовалось влияние старца и его деятельности. Через свою жизнь на Афоне и через свое отношение к нововыросшему монашеству Паисий обновил то духовное родство, которое всегда существовало между русской религиозной жизнью и Афоном. Хотя бы на этом основании можно считать деятельность Паисия для русского монашества и старчества такой великой и значительной.

Подражателю деяний Авраама, усердному исполнителю Божиих заповедей, моему вседражайшему другу, господину и отцу священнику Димитрию. Да будет радость Господня всегда с ним!

Ты должен знать, мой возлюбленный друг, что Святой Дух через святых отцов разделил монашескую жизнь на три вида, именно: отшельничество в одиночку, житие вместе с двумя-тремя братиями и общее житие.

Отшельничество надо так понимать: вдалеке от людей, в пустыне свою жизнь проводят и заботятся о спасении своей души, заботы же о питании, одежде и другие земные нужды предоставляют Божиему Провидению, крепко держась веры в Единого Бога, потому что только Он есть помощь и утешение в этом мире.

Житие вместе с одним или двумя братиями нужно представлять так: старший, старец, опытный в Священном Писании, живет отдельно и имеет одного или двух учеников, находящихся в полном послушании и повиновении душею и телом.

Общее житие подражает жизни Господа Иисуса Христа и Его учеников, как пишет Василий Великий. Число учеников должно быть не менее двенадцати, но может с Божией помощью возрасти до очень большого числа, притом даже разноязычных. Смысл этой жизни состоит в том, чтобы живущие во имя Христово братия имели одну душу и одно сердце, один ум и одну волю исполнять ради Христа Божии заповеди, взаимно помогать нести тяжести каждого. При этом каждый проявляет взаимную любовь и взаимное подчинение, и все вместе подчиняются предстоятелю монастыря, который искусен в знании Священного Писания и через слово и пример их поучает. Его братия должна почитать как отца и учителя, ему, как будто он Сам Господь, полностью подчиняется при совершенном отвержении и умерщвлении собственной воли и собственного мнения. Все, что служит телесным нуждам, должно быть общим.

Во всех этих трех видах монашества, так как они Святым Духом установлены, благоугодили Богу многие святые отцы и просияли духовными дарованиями, как солнце. И для всех трех видов и порядков приводят отцы доказательства из Священного Писания.

О первом виде, т. е. об отшельничестве: показывают высоту этого жития, но также и многочисленные искушения, с ним связанные.

Житие вместе с одним или двумя братиями отцы хвалят, называют его "царским путем" и применяют к нему следующие слова Священного Писания: "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди их" (Мф. 18, 20).

Для общего, киновийного жития отцы приводят следующее место Священного Писания: "Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе!" (по-русски: "Как хорошо и как приятно жить братиям вместе!" (Пс. 133, 1).

Хотя монашеская жизнь бывает трех видов, но святой Иоанн Лествичник советует тем, кто из мира вступает в монашество, не уклоняться ни налево, ни направо, но идти царским путем. Это означает, что не надо удаляться в пустыни, которые требуют ангельской силы. Так же советуют и другие отцы…

Для старца Паисия было нелегкой задачей соединить старчество с киновийным житием. Даже монахи, понимавшие важность старчества, не желали давать место старчеству в своей киновийной жизни, потому что считали, что старчество свойственно только скитскому или отшельническому житию.

Во времена старца Паисия нагорья и леса Молдавии были мало посещаемы и оттого очень подходили для скитского жития. Поэтому не только опытные монахи, но и многие молодые приходили для того, чтобы жить по-скитски.

До середины XVIII столетия в Молдавии и Влахии "добродетель умной молитвы" была мало известна. Из Жития старца Паисия мы узнаем, что, вводя Иисусову молитву, он иногда встречал сопротивление со стороны монахов. Уже в монастыре Драгомирна он был вынужден написать сочинение в защиту духовной молитвы. Там он с доказательствами от святых отцов Церкви своевременно обезвредил опасное мнение своих противников. Кажется, что, по крайней мере, на некоторое время его аскетические взгляды насчет непослушания победили и сопротивление было сломлено. Но спустя двадцать лет появилось писание старых монахов, проживавших в Буковине, в котором были жалобы на Иисусову молитву. Тогда, будучи глубоким старцем, Паисий вынужден был еще раз в сокращенном виде повторить свое сочинение. В этих двух сочинениях Паисий дает очень ценные сведения о борьбе вокруг исихазма в XIV столетии и защищает умную молитву. В то же время эти сочинения важны для познания личности старца и его аскетических взглядов, а также для понимания значения умной молитвы в религиозно-воспитательном отношении.

Борьба вокруг Иисусовой молитвы, закончившаяся победой старца Паисия, сыграла большую роль в центре духовного руководства и воспитания старцами монахов, в особенности молодых. Она является существенным "инструментом" для нашего спасения, который мы "каждый час, каждую минуту имеем в своих руках", о чем неоднократно говорил впоследствии и преподобный Серафим Саровский.

"Я, земля и пепел, в духе преклонив колена своего сердца перед недоступным великолепием Твоей Божественной славы, умоляю Тебя, Сладчайший Иисусе, Единородный Сыне и Слово Божие, блеск славы и Образ Ипостаси Отчей; Ты, Который слепорожденного сделал видящим, просвети мой помраченный ум и помысл, и даруй моей падшей душе Свою благодать. Да будет этот мой труд во славу Твоего Пресвятого Имени и в пользу тем, которые желают через умное и священное молитвы делание умно прилепляться Тебе, Богу нашему, и Тебя, бесценную жемчужину, всегда в своем сердце носить; и соделай также и обращение тех, которые по своему неразумию этим Божественным деланием пренебрегают и на него клевещут.

Какое основание имеете вы поносить эту молитву? Неужели вы находите бесполезном призывать Имя Иисусово? Неужели заслуживает такого поношения ваше сердце, то сердце, на котором, как на престоле, ум тайную жертву молитвы Богу священнодействует?

Ум и сердце суть творения Божии и, как все человеческое тело, по своей природе прекрасны. Что тут дурного, если человек из глубины своего сердца призывает Имя Сладчайшего Иисуса и ожидает от Него благодать? Или, может быть, вас смущает умная молитва потому, что вы думаете, будто Бог не слышит тех молитв, которые произносятся втайне, но только те, которые произносятся устами? Это — клевета на Бога.

Я опять спрашиваю вас: порицаете ли вы эту молитву на том основании, что она является причиной какого-либо вреда для вас? Это не так. Святая умная молитва, которая действует через Божию благодать, очищает человека от всех страстей, приводит его к исполнению Божиих заповедей и защищает от всех искушений, посылаемых стрелами искусителя. Кто дерзнет молиться по собственной воле, причем не так, как святые отцы учат, и без совета опытного руководителя, тот, вероятно, — и я утверждаю это — попадет в сеть бесовскую. Как так? Разве молитва — причина падения? Да не будет! Твое самомнение и гордость и самостоятельные действия являются причиной того, что ты попался на приманку искусителя.

Божественная умная молитва имеет непоколебимую основу в словах Господа нашего Иисуса Христа: “Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно" (Мф. 6, 6). Эти слова Господа Иисуса приводит и святой Иоанн Златоуст — уста Христовы, всемирное светило, вселенский учитель — в своей, ему от Святого Духа уделенной мудрости, не о молитве, произносимой устами и языком, но о той, которая исходит из глубины сердца. Святой Василий Великий — огненный столп и огненные уста Святого Духа — говорит, что человек имеет в глубине своего сознания духовные уста, которыми он может наслаждаться Божественными словами. И святой Григорий Богослов говорит об умной молитве: "Держи всегда свой ум так, чтобы он был храмом Божиим, в котором твое сердце имеет духовное пребывание с Царем".

Надо знать, что, по писаниям святых отцов, имеются две умные молитвы: одна — для начинающих, употребляемая в практическом делании (праксиск), другая — для совершенных, которая соответствует созерцанию (теория). Первая есть начало, вторая — конец, ибо делание есть восхождение к созерцанию. В этом и заключается весь аскетический подвиг, когда кто-нибудь с Божией помощью подвизается в любви к Богу и ближнему; для умиления, терпения и кротости и для всех других заповедей Божиих и отцов, для полного послушания души и тела, для поста и бдения, для сокрушения, коленопреклонения и для прочих удручений плоти; для внимательного присутствия на богослужении и для творения келейного правила, для тайного духовного упражнения и для памяти смертной — все это подвиг, называемый "праксис". Это ни в коем случае не созерцание.

Когда человек с Божией помощью пройдет через все эти подвиги, особенно через глубочайшее смирение, и очистит свою душу и сердце от страстей, тогда благодать Божия, наша общая мать, берет его просвещенное сознание, как дитя, за руку, ведет его вверх ступень за ступенью и открывает ему, в соответствии со степенью его чистоты, неизреченные и непостижимые Божии тайны — и это называют верно и действительно духовным созерцанием (теорией).

Эта созерцательная молитва, или "чистая молитва", как ее называет святой Исаак Сирин, есть благоговейное созерцание Бога.

В это созерцание нельзя войти по собственной воле, но только тогда, когда Бог кого найдет и через Свою благодать поведет. Если кто посмеет попытаться войти в него без света Божией благодати, тот должен знать, говорит святой Григорий Синаит, что то, что он увидит, не будет созерцанием, но ложными представлениями, которые ему предлагает архилжец.

Нужно знать, что Григорий Синаит различает восемь родов созерцания. Он говорит: "Мы насчитываем восемь основных видов созерцания: во-первых, Бога, т. е. невидимую безначальную и несозданную Причину всего существующего, единство во Святой Троице и все превосходящее Божество; во-вторых, порядок и иерархию Умных Сил; в-третьих, строение творения; в-четвертых, промыслительное снисхождение Слова; в-пятых, воскресение всего мира; в-шестых, второе и страшное пришествие Христово; в-седьмых, вечные муки; в-восьмых, Небесное Царство, не имеющее конца".

Это Божественное делание святой умной молитвы было достоянием наших богоносных отцов и, как солнце, сияло у тех монахов, которые жили везде: в пустынях и монастырях, в Египетских скитах, на Нитрийской горе, в Иерусалиме и окружающих монастырях — одним словом, на всем Востоке и далее — в Константинополе, на Святой Горе Афон, на многих островах, а в последнее время, через Божию благодать, также в Великороссии. Многие наши богоносные отцы, горящие серафимским огнем любви к Богу и ближнему, удостоились стать строжайшими хранителями Божественных заповедей и сосудами Святого Духа, после того как они очистили свое сердце и душу от всех пороков ветхого человека. Многие из них, озаренные Божественным вдохновением и исполненные мудрости Святого Духа, писали об этой Божественной умной молитве в согласии со Священным Писанием Ветхого и Нового Завета. И они благодаря особенной предусмотрительности Божией писали об этом, чтобы в будущее время это не было забыто. Никто из православных не посмел похулить это делание, это хранение рая сердечного. Напротив, встречали его с большим вниманием и высочайшим благоговением как дело, заключающее в себе великое духовное преуспеяние.

Но сатана, начальник всякого зла и враг всякого доброго делания, видел, как монашество через это умное делание молитвы в непоколебимой любви припадало к ногам Христа и все более совершенствовалось в исполнении Его заповедей; тогда он применил все свои козни, чтобы это душеспасительное делание было оставлено. Он, архилжец, нашел на итальянской земле калабрийскую змею — еретика Варлаама, и когда он всей своей силой вселился в него, то внушил ему поносить нашу православную веру. Подобно Господу нашему Иисусу Христу, Который с самого возникновения православной веры и до сего дня является для неверующих камнем преткновения, а для верующих — Спасителем душ, и Иисусова молитва у некоторых неверующих находится под сомнением и сделалась камнем преткновения и основанием для ошибок, хотя до этих еретиков никто открыто — ни в словах, ни в писании — не порицал умного делания молитвы.

Варлаам был первый клеветник. Как змея, вылезающая из пещеры, пришел он из итальянской области Калабрии в Грецию и сперва поселился в Фессалониках, недалеко от Святой Горы Афон. Там он узнал о святогорцах и о той молитве, которую они творили. В гордости своего философского мудрования начал он испускать убийственный яд своей клеветы сперва на монахов, потом на молитву и затем на всю Божию Церковь и ее учение. Свет Христова Божества, не сотворенный и вечно сущий, он назвал сотворенным. Это тот свет, который на горе Фавор снизошел от Его пречистой преображенной Плоти на святых Его учеников и апостолов.

Этот еретик вместе со своим учеником Акиндином, как и многие их последователи, считал сотворенным и многое другое, что на самом деле принадлежит существу и природе Пресвятой Троицы и исходит из Нее, подобно лучам солнца, именно: действие, власть, благодать, свет и сияние, дары и все прочее, что даже перечислить невозможно. Все православные христиане, знающие, что в Боге нет ничего сотворенного и все, что в Нем, не сотворено и было в Нем во все времена, охарактеризовали еретиков как сторонников многобожия, которые сами являются безбожными.

Святогорцы собрались на Поместный Собор и изрекли анафему на клевету Варлаама. Потом было четыре Собора в Константинополе, в Святой Софии, которые и анафематствовали всех этих еретиков и их сторонников. На первых двух Соборах присутствовал святой Григорий Палама в сане иеромонаха, на третьем он был уже архиепископом Фессалоникийским. Четвертый Собор имел место уже после его смерти. Все эти Соборы произнесли анафему на еретиков, если они не пожелают покаяться. Афонских монахов эти Соборы признали чистыми и невинными в клевете и лжи.

Итак, святая Иисусова молитва, творимая умом в сердце, а не только устами, осталась непоколебимой от еретических нападок. Светясь подобно солнцу, она была прославлена во всей Святой Церкви.

А теперь я прошу вас: имейте страх Божий и непоколебимую веру в писание святых отцов и их учение, будьте едины со Священным Писанием и исповеданием Вселенской Церкви, ибо во всех них действует Тот же Самый Святой Дух. Он действует как во вселенском учении, так и в учениях святых отцов и руководителей монашеского жития, и им открыл Он, ввиду их богоугодной жизни, тайны Царства Божия и глубины Священного Писания, и потому в писаниях отцов заключается истинное учение для монахов, желающих спастись. Держитесь крепко этого учения. Бегите далеко от всяких наветов и клеветы, ибо они построены на песке безбожным разумом.

Вы же, которые являетесь верными и истинными сынами Православной Божией Церкви, стоите на твердом камне веры. Вы имеете для следования заповедям Божиим и для святой Иисусовой молитвы наших святых и богоугодных отцов. Следуйте их святому учению, стремитесь телом и душою ко всякому хорошему и богоугодному делу с помощью благодати Божией. Аминь".

Деятельность старца Паисия не ограничилась только Молдавией. Уже в первые годы своей деятельности в молдавских монастырях он был хорошо известен некоторым прилежным аскетам в центральной России, которые были разочарованы в современных им монастырях.

В течение немногих лет Паисий построил около своих монастырей приюты для паломников. Через паломничества молодая поросль старцев пришла в непосредственное соприкосновение со старцем Паисием и принесла новую жизнь во многие маленькие скиты их родины. Объединенные одинаковой целью жизни, они общались между собою и образовали духовную сеть, распростершуюся по большим областям России.

Последующая биография старца Феофана вводит нас в их среду. Это было время цветения, плоды которого должны были созреть в течение нескольких последующих десятилетий.